Вопрос времени

Моим последним воспоминанием была темнота. Ничего отталкивающего и пугающего в темноте не было, я ее никогда не боялась. Но жизнь бы в ней провести не хотела. Наверное. Воспоминания возвращались медленно, в голове стоял шум, всё тело было настолько тяжелым, что сложно было пошевелить даже пальцами, а боль в сердце не утихала. В груди кололо. Как будущий врач, я помнила, что сердце не может колоть. Оно болит, будто слишком сильно сжимается, ноет, но не колит. Невралгия. Скорее всего, межреберная невралгия. Это она колет так, что тяжело вдохнуть. А, еще мешают бинты. Стоп, бинты?! Конечно, бинты. А чего я еще ждала? Операция на сердце в 22, что может быть проще. Коарктация аорты, или, проще говоря, небольшой перегиб. Врождённый порок сердца, который должны были обнаружить еще при рождении, но нашли только сейчас. Такое часто бывает. Родители быстро организовали операцию в частной клинике, долгая подготовка к операции, куча анализов, визиты младших сестер и вот результат. Я очнулась, всё прошло успешно и никакой темноты. Надежды на то, что в палате кто-то еще, было мало, но я решилась тихонечко попросить воды. Пить хотелось подозрительно сильно. Ответ мне не понравился. Прозвучало всё странно, будто на китайском. Потом я включила голову и поняла, что это японский. Откуда тут японцы? Врач был русским. Я судорожно открыла глаза. Непонятный мужской голос продолжал что-то говорить на непонятном мне языке, будто так и должно было быть. Не должно. Мир перед глазами расплывался, но я уже понимала, что это не больница: нет в моей московской больнице деревянных потолков. Голос продолжал что-то шептать, а его хозяин гладил меня по волосам. Когда картинка мира немного прояснилась, хоть я и не очень четко всё видела, я решила повернуть голову в сторону псевдоврача. На врача этот мужик не походил от слова совсем. Длинные черные растрепанные волосы (похоже еще и не совсем чистые, какая антисанитария!), чуть раскосые черные глаза, так что не разглядеть зрачок, под глазами мешки, будто он не спал не одну неделю, неестественно бледная кожа, узкие губы. -Кто Вы? – не поленилась из последних сил задать вопрос я. И сразу закашлялась. В груди стало больнее. Незнакомец очень юрко подал мне стакан с водой. Нет, стоп, это была кружка. Не очень изящная, но меня это мало волновало. Я осушила ее полностью. И послушала еще немного нерусской речи в его исполнении. -Изуна? – Стоп, это он ко мне обращается? Какая еще Изуна? Я решила осмотреть себя. Руки были не мои. Бледные и тонкие с короткими неухоженными ногтями. Я никогда не была такой бледной. Ногти не мои. Совсем. На мне какой-то халат и бинты на груди. Я накрыта сомнительным одеялом, которое больше похоже на сомнительное большое полотенце. Я в каком-то деревянном доме: стены, пол, потолок – всё из дерева. В углу что, керосиновая лампа? За окном лес? Почему я вообще на полу?! Руки нащупали собственные волосы. Они точно мои, я тяну за них и чувствую боль в затылке. Это моя коса. Длинная и черная. Но я же всегда была блондинкой. У меня в жизни не было таких длинных волос! В груди поселился страх. Страх, что что-то идет не так. Что что-то произошло, и я забыла, что. Обо всём я решила спросить лохматого парня, повернулась к нему в испуге, но он что-то начал бормотать на своем языке. Он всё звал меня Изуной. Это было не мое имя! Не моё! Я почувствовала, что задыхаюсь. Бинты мешали, а содрать их с груди мешал мужик, который схватил меня за руки и не давал доступа к бинтам. Он что-то говорил и, наверное, это звучало убедительно, если бы я понимала по-японски. Но я не понимаю. Я попыталась успокоиться и понять, что происходит. Я всмотрелась в мужика повнимательнее и поняла, где я могла видеть его раньше. - Мадара? – шепотом спросила я. Мужик что-то ответил. В его взгляде появилась теплота, которая выдавала его с головой. Он радовался, что я его узнала. Даже стало жаль, что его не существует. Голова заболела с новой силой. Я потеряла сознание.

***

Очнулась я, когда за окном было темно. Попыталась понять, что происходит, и ничего не поняла. Не знаю, сколько я лежала, просто смотря в потолок и беззвучно рыдая, пока первый шок не отпустил. Я поняла и попыталась принять для себя за те, казалось, бесчисленные ночи несколько вещей. Во-первых, это не сон, и я в мире шиноби. Объяснить по-другому мужика Мадару не получалось. И веер-знак клана Учиха на стене тоже по-другому ну никак не объяснялся. Во-вторых, я умерла от той операции. И родилась здесь. Просто не помню, что было до этого момента. Я подумала, что та жизнь с родителями и сестрами была прошлой. Или параллельной. Что, если Изуна очнулась там? Так даже логичнее. Мы просто поменялись местами. При воспоминании о семье слезы полились с новой силой. Конечно, шансов на то, что эта девка очнулась там слишком мало! Я успокаиваю себя. Знаю, что семье было бы проще, если бы вместо меня была хотя бы она, а не пустое бездушное тело! Смириться с этим оказалось намного сложнее. В груди стягивало до невозможности, дышать было слишком больно, а этот ужасный свист, который я издавала был просто невыносим. Он выходил из грудной клетки сам и терялся в безмолвном крике, потому что орать в голос было нельзя. Наверное, тогда я ухудшила свое состояние настолько, что позже врачи дивились, как за одну ночь мне могло настолько поплохеть. Первую ночь я так истерила, что не смогла сдержать крика. На него сразу прибежал Мадара. И Учихи. Мне что-то вкололи, и я проспала до утра, а утром слушая голос Мадары и других врачей-Учих, стараясь разбирать слова, но никак не реагируя. Стеклянным взглядом рассматривала потолок, в котором интересного ничего не было. Нелегко оказалось смириться со смертью всей семьи, хотя по факту умерла я. И только через два дня полного игнорирования мира, до меня это дошло. Я умерла там, а Изуна здесь. Родители справятся, они очень сильные. Мои сестры тоже справятся. Они остались друг у друга и будут помогать друг другу. А я должна быть здесь, потому что именно здесь и сейчас для чего-то нужна. Иначе не может быть. Иначе зачем это всё. В-третьих, я – Учиха Изуна, младшая сестра, с какого-то сестра, а не брат, Учихи Мадары. Аниме Наруто я интересовалась где-то в 12-13 лет. Всё посмотрела и забила. Точнее, не всё. Оно так долго выходило, что я успела переболеть аниме, пару лет поучить на этой волне японский, поучаствовать в парочке сходок, поставить сценку на фестивале в другом городе и успокоиться, завещав досмотреть «Наруто» своим внукам. До внуков я не дожила, что втройне обидно. Но, к счастью, аниме закончилось раньше. Я досмотрела про Четвертую Мировую войну шиноби, пропустив все филлеры, но не испытала особого восторга. Выросла, наверное. Бред, конечно, куда я там выросла. Мне было лет 18. Просто учеба в медицинском университете, где мне предстояло оставить много нервов, чтобы всё-таки стать педиатром, новые друзья, далекие от аниме, и заботы, любезно упавшие на мою славную блондинистую головку, не позволили ничему меня заинтересовать. А зря. Мои младшие сестры, которые открыли для себя сей жанр не так давно, предлагали мне пересмотреть всё аниме, но я отказалась. И теперь жалела. Очень жалела. И главное какое время я выбрала, чтобы попасть! Именно про основателей Конохи я знала меньше всего. Безумно влюбленная в Итачи и Джираю, я была бы звездой канона, помнящая практически всё. Никогда меня не интересовали эти основатели! Знал бы кто, как я удивилась, когда Мадара появился на Четвертой Мировой войне. И историю Хаширамы я просмотрела вскользь. Ну как можно было так облажаться?! Я помнила, что Изуна был пацаном и умер от руки Тобирамы. От катаны, если быть точнее. Потом на этой почве Мадара свихнулся. Создал Коноху и свихнулся. Ему помогал в этом черный Зецу, который влиял на сознание. На этом пока всё. Будем исходить из этого. Честно признаться, попаданцы были моим нелюбимым жанром. Как себя вести я не представляла. И не было никаких чудо-плюшек в виде воспоминаний прошлой Изуны или скажем понимания японского хотя бы. Я что, многого прошу? О том, какой я шиноби говорить даже не стоило. Смех да и только. Единственное что, за те три дня, что я тут валяюсь, я начала понимать кое-какие слова. Мадара приходил ко мне каждый день и всё время что-то говорил, не затыкаясь. Я даже не подозревала, что он такой болтливый. Тем не менее, это помогало мне вспоминать язык. Правда, я не знаю, всплыли ли мои старые знания по японскому или это от Изуны осталось. В любом случае, я уже могла вести простой бытовой диалог. И это было потрясающе в моей ситуации. Историю я придумывала недолго. Тобирама плохой, я хорошая. Из-за него всё забыла, еле дышу вообще. Тебя даже вон не сразу признала, помнишь? Я думала, что Мадара ни за что в это не поверит. В конце концов, у Изуны были какие-то привычки и вкусы, манера речи, тон голоса, жесты, которые были свойственны только ей. Мадара должен был что-то заподозрить. Но я его переоценила. Он так любил свою младшую сестру и был так счастлив, что она выжила, что был слишком слеп, чтобы раскусить меня. Мне это было на руку. Он был настолько слеп, что спросил, не холодно ли мне, раз я так сильно дрожу. А дрожала я от страха, что он меня с первых слов расколет и прибьет. - Как ты себя чувствуешь, Изуна? – спросил он на восьмой день моего пребывания в мире шиноби. Вообще он спрашивал это каждый день, но к разговору я была готова только на восьмой. Могу поспорить, он отметил этот день в календаре семейным праздником. - Хорошо. Мне немного больно дышать, но мне лучше, нии-сан, - сказать, что он удивился, это ничего не сказать. Его глаза расширились, он тихонько присел рядом со мной, стараясь не делать резких движений, и продолжил диалог. - Рад, что тебе лучше, имото. Прости меня. - За что? – удивилась я. Это ты меня прости. Я притворяюсь твоей сестрой, чтобы спасти свою жизнь. - За то, что не спас тебя. - А ты мог меня спасти? - Я должен был быть рядом, чтобы не случилось. Тогда этот Тобирама не смог бы тебя так ранить. - А Тобирама – это…? – многообещающе спросила я. Я решила, что забыть все техники, лица родителей и братьев, всех друзей, наше общее с Мадарой прошлое, но помнить, кто такие Хаширама и Тобирама, а также знать, что у них еще двое братьев было, было бы странно. Если и забывать, то всё. А потом медленно вспоминать. Типа вспоминать. А что-то так никогда и не вспомнить. Вот такое серьезное ранение. Будто не в сердце, а в голову. Надеюсь, Тобираме будет совестно. - Ты не помнишь, кто такой Тобирама? – осторожно спросил брат. Он говорил со мной так, будто боялся спугнуть. - Я много чего не помню, брат, я бы даже сказала, почти ничего, - грустно опустила взгляд в пол и начала теребить край рукава, потом поняла, что это выдает волнение и пришлось исправляться, - я боялась тебе сказать, думала, что ты разозлишься. Я надеялась, что что-то вспомню, но ничего не вспомнила. Прости меня. Краем глаза заметила, как Мадара сжал руки в кулаки. Знать бы еще, хороший это знак или не очень. - Что ты помнишь, Изуна? - Сначала я не помнила ничего, словно белый лист. Ты называл меня Изуной. Я долго не могла понять, кто это. Потом поняла, что это я. Я с трудом вспомнила тебя. А после не очень много всего. Помню, что мы часто дрались. Друг с другом и с другими людьми. Почему мы дрались? Мы не ладим с тобой? – Идея о том, что про законы местные я тоже особо ничего не знаю, пришла спонтанно, но вовремя, и это главное. Правда уже после этой феноменальной речи я поняла, что в глазах Мадары я буду выглядеть полной дурой. Зато на тренировку в ближайшем будущем он меня не потащит. Самое главное – представляю, с каким количеством ошибок я это сказала. Все те фразы были заготовлены и обдуманны заранее с учетом всего, что я могла вспомнить о японском. А эта импровизация была еще одним поводом для Мадары подозревать меня. Я испугалась. Но снова недооценила его любовь к сестре. Разве можно вообще кого-то так любить? Мадара долго молчал, усваивая эту информацию, а потом ответил: - Мы очень хорошо ладим. Мы – шиноби, наш долг – сражаться за клан и за семью. - У нас есть клан? А мы сильные? - Клан – это большая семья. И мы очень сильные. - Я, наверное, не очень, раз так проиграла какому-то Тобираме, - я непроизвольно фыркнула на его имени и заметила, как Мадара едва улыбнулся уголками губ. Похоже, это был рефлекторный жест той Изуны, и мне крупно повезло, если он утвердил в голове Мадары образ этой странной забывчивой девушки в качестве сестры, - А у нас есть родители? Братья или сестры? - У нас было три брата. Сейчас никого нет. Только мы с тобой. - И клан? - И клан. - Понятно, - я хотела начать расспрашивать его о Сенджу, но Мадара заговорил раньше, не дав мне сформулировать мысль. - Тебе нужно поесть, а после отдохнуть. Врачи говорят, тебе становится лучше. Скоро ты сможешь выходить на улицу. - Ты не злишься, что я ничего не помню? - Конечно, не злюсь. Ты ни в чем не виновата. Но я думаю, скоро ты вспомнишь всё. А сейчас отдыхай, ты очень устала. - Я не устала! – попыталась возмутиться я и вытянуть больше информации из Мадары. - Нет, ты устала. Знала бы ты, с какими ошибками ты стала говорить под конец разговора. Ты в детстве не коверкала общий язык так, как сейчас, - Мадара тепло улыбнулся и потрепал меня по волосам, а потом легонько положил мои руки на плечи, стараясь уложить на футон. - Я никогда не коверкала слова и всегда говорила грамотно! – искусственно возмутилась я, надеясь, что эта фраза вышла грамотной. Мадара рассмеялся. Наверное, неграмотной. Пора кончать это, пока Мадара не стал задаваться вопросом, почему Тобирама ударил меня в сердце, а отшибло мне мозги. - Ты и в детстве так возмущалась, убеждая всех, что твой язык с ошибками самый верный и правильный, - ну надо же, то ли мне везёт, то ли у нас с Изуной много общего. Показательно надула губки и легла, надеясь, что выгляжу мило, - Не волнуйся ни о чем, Изуна, теперь всё будет хорошо. Рано или поздно ты всё вспомнишь. Врачи говорили, что после всех тех техник, что на тебе использовали, ты вряд ли вообще будешь... неважно. Всё будет хорошо, теперь я защищу тебя от всего, чего бы мне это не стоило. И Мадара ушел. Так, а что там за техники они на мне использовали? Там не было ничего про переселение душ, а? Мысленно поставила себе на заметку выяснить, как меня воскресили. Но сначала надо тупануть и спросить, что за техники используют шиноби. Или наоборот, резко вспомнить про Великий огненный шар? Потом об этом подумаю. Мадара прав, этот разговор выжал из меня всё. Я слишком устала, чтобы думать. Сил хватало только на сон.