***
В Катамарановске они задерживаются ненадолго, но Инженер так рад снова иметь возможность увидеться со своей Особой. Любой. Даже потерянной и разрушенной, как и сам город. Девушка всегда была молчалива, но после оккупации и вовсе перестала говорить. Инженер всё спрашивал, пытался понять, что случилось, но раскрыть эту тайну ему, видимо, не суждено. В свободное время, иногда вместо ужина, он забегал к Рае. Проявлял свои фотографии и без конца их показывал. Где, кроме как не у него она увидит такие пейзажи? Не зря же Иннокентий столько времени провёл в поездах, пока руководство перекидывало его с точки на точку. Но были среди фотографий и три другие. Две с сослуживцами и одна с офицером, в честь родителей которого и хотели назвать Катамарановск, но потом решили не называть никак. — Особа, смотри, — тихо говорит он лежащей на коленях девушке. Взгляд у неё пустой, словно у мёртвой. Инженер ласково проводит по её волосам, наклоняется и целует в макушку, — Всё у нас хорошо будет, только подождать надо немного. Война эта бессмысленная закончится. Тогда поженимся, заведём себе каких-нибудь деток много. Девушка не реагирует, а Инженер всё не замолкает, описывает их приятное совместное будущее, да фотографию в руке сжимает, где три его мимолётом знакомых товарища — Роза, Шершень и Связист. Первые двое ещё счастливые, свежие, готовые к боям, а последний поддатый. Что же случилось с ними теперь? Иннокентий узнает, когда всё это закончится. Может быть, однажды встретит их. Но не сейчас. Фотография офицера размыта, как Инженер изначально и предполагал. Красного цвета больше, чем ожидалось. Не только фуражка, но и глаза, а местами и форма, как фотография дикого зверя, а не человека. Иннокентий долго вглядывается в неё, видит там абсолютно всех животных: от маленьких ондатр до огромных медведей. Он поднимает руку и бросает быстрый взгляд на внутреннюю сторону запястья, оценивая время на часах, а после тяжело вздыхает, медленно откладывая голову Раи на диван и вставая. — Мне пора идти, поздно уже, ну, ты сама понимаешь, — Инженер смотрит в невероятные глаза девушки, прикусывает губу и вздыхает, — Я так не хочу прощаться, но завтра я уезжаю. Но я буду тебе писать. Каждый день буду. Особа лишь молчаливо кивает, будто не слушая. Писем с фронта она ещё не получала ни разу. — Война закончится, — голос твёрдый, уверенный. Но судьба зависит не от уверенности в ней.***
Проститься трудно. Игорь долго сидит, пытается принять его смерть, но не может. Слишком уж сильно отдаёт в сердце этот слабый уставший полковник. Тогда уж Катамаранов и выбирает другой план действий. Всё же он капитан, должен иметь при себе несколько вариантов действий в зависимости от ситуации. Игорь подзывает лису. Та подходит ближе, а сам он достаёт ножик, подсаживаясь к телу полковника, и начинает расстёгивать его форму, обнажая обстрелянный торс. Тело ледяное, неприятное наощупь, но действовать приходится. Сердце. Катамаранов достаёт сердце Жилина. Подбитое, но такое необходимое. — Это тебе, — только и говорит Игорь, отдавая его лисице. От чего-то приходится отказываться, даже если «что-то» — это его единственная подруга. Животное проглатывает его, не жуёт, а на Игоря смотрит долгим взглядом. Кажется, умей она говорить, точно бы сказала что-то про приоритеты её товарища, но ничего ей не остаётся. Катамаранов тянется к ней, берёт на руки, словно в последний раз, и прижимает к себе так ласково, как только может, пока та не начинает вырываться. — Ну, здравствуйте, полковник, — он ухмыляется уголком губ, поправляя свою форму и поднимаясь с земли. Зверь лишь обнюхивает тело Жилина, словно и не видел его несколькими секундами ранее. — Пойдём, — говорит Игорь спокойно, когда лис вновь обращает внимание на него, а сам направляется глубже в лес. Дорога в этот раз труднее, словно идут они в тайге, деревья замедляют ход, иногда закрывают собой солнце, но всё также безмолвны. Тишина здешних мест свела бы любого человека с ума. Хорошо, что ни один из путников не был человеком. Вёл Катамаранов его к реке. Чистейшей лесной реке, к которой приходил отдыхать вместо сна. Обливался местной водой, наслаждался природной свежестью, но никогда и никого сюда не звал. Река появляется раньше ожидаемого, она пробивается по камням и земле между деревьев, ищущая выход отсюда, но никогда не находящая. Как и раньше, Игорь подходит к ней и опускает туда ладонь, отчерпывая немного и устало умывая собственное запачканное налипшей грязью лицо, но чище оно не становится. — Даже её испортили, — говорит капитан обречённо, снимает с себя форму, оставаясь в майке и штанах, и присаживается на берегу, потирая лоб. Лицо неприятно пахло бензином. Похоже в истоки реки сливали отходы. Лис оказывается рядом в один момент, выдерживая расстояние. Он молча ложится на землю, уставший, затерявшийся. Через берег видно такой же густой лес. Выбраться отсюда без помощи Катамаранова было бы невозможно. Ветер планомерно поднимался, шевеля шерсть и волосы, заставляя Игоря надеть китель обратно, а лиса придвинуться ближе к нему и положить голову на колено, греясь. Катамаранов чуть усмехается про себя, проводя ладонью по такой знакомой шерсти, а после поднимает животное на руки, засовывая под китель и обнимая, чтобы согреть. Лис не сопротивляется и даже прикрывает глаза. Уставший сидеть Игорь ложится на землю, устремляя свой взор к небу. Ветер понемногу стихает, но лис остаётся на его груди. Все животные так поступают — остаются с ним. В небе слышен рёв моторов, а позже чистота нарушается вкраплениями самолётов, летящих в сторону СССР. — Снова начинается, — произносит Игорь едва слышно, а после выдыхает. Это не скоро кончится.