Тыковка

      Флёр познакомилась с Корбаном Яксли в тот же год, что приехала работать в Англию. В новой негостеприимной стране каждый знакомый казался даром мерлиновым, а уж такой, как он, — и подавно.       Их знакомство было чистой случайностью, неожиданной прихотью судьбы, которая внезапно вспыхнула из ниоткуда кричащими яркими красками, фейерверком эмоций, которые просто-напросто зашкаливали! Флёр на тот момент уже около месяца работала в Гринготтсе под началом Билла Уизли. Чужой язык давался ей нелегко, а отношения, на удивление, совсем не строились: Билл использовал её в качестве девочки на побегушках, подай-принеси-уйди-не мешай, а она, исправно выполняющая самые мелкие идиотские поручения, только сжимала зубы в бессильной злобе, будучи практически беспомощной под гнетом не особо удачных обстоятельств. Ей так хотелось вернуться домой, лишь бы больше никогда не видеть эти самодовольные и наглые рожи мерзких англичан, которые считали своим долгом брезгливо морщиться даже на ничтожные ошибки в её речи. Самодовольные индюки, которых она ненавидела всей душой.       А потом она совершенно случайно пролила свой любимый тыквенный латте на посетителя. Флёр провела целую бессонную ночь над кипой старых отчётов за последний год, убирая очередные ошибки своих коллег и со слезами на глазах пытаясь расшифровать кривые непонятные строчки, что никак не желали складываться в связные слова. Она так и проревела половину ночи над пергаментами, а вторую провела в обнимку с чернильницей, посему теперь походила скорее на встрепанное неопрятное чудовище, чем на привлекательную девушку. Гадство какое!       — Ох, Мерлин, простите… Мне так жаль! — Флёр потерянно замерла около облитого мужчины с испуганным видом, судорожно сжимая в задрожавших пальцах бумажный стаканчик, а тут, как назло, из-за поворота выскочил недовольный Билл, который, конечно же, всё понял.       Правда, его чрезвычайную бледность это никак не объяснило, но всё же. Билл подскочил к незнакомцу с такой прытью, будто намеревался самолично отстирать испачканную мантию прямо здесь и сейчас; Флёр испуганно отшатнулась в сторону.       — Простите, мистер Яксли, она новенька…       — Извините, я не хотела!       Волшебник, который по нелепой случайности стал жертвой её неловкости, уже собирался что-то сказать, как внезапно замолк и неожиданно хмыкнул. А потом улыбнулся — с вежливым заинтересованным дружелюбием. На секунду она углядела в его усмешке оскал.       — Ничего страшного. Мне редко попадаются такие красивые ведьмы, которые обливают меня холодным кофе, так что… Всё в порядке, мистер Уизли, это я виноват.       Флёр издала какой-то полузадушенный всхлип, то ли от счастья, то ли от очень большого счастья, и звонко выдохнула.       Мистер Яксли улыбнулся ей — по-мальчишески ясно, насмешливо и хулиганисто.       Это был ужин вежливости. Кажется, вроде бы. Точнее, Флёр на это надеялась: стоило Биллу оставить её в покое, а ей — извиниться перед мистером Яксли за испорченную мантию, как он тут же потребовал ужин в качестве прощения. Флёр, собственно, была не против — с такой работой у неё не было сил ни на прогулки, ни на рестораны, ни на кавалеров, и пускай мистер Яксли подходил по всем категориям, она предпочитала лишь первые две.       — Кофе, красавица? — Он поставил локоть на лакированную столешницу и поднес к губам зажжённую сигарету, не сводя с неё пронизывающего взгляда ярко-голубых глаз; Флёр в ответ рассеянно улыбнулась.       — Да, конечно.       — Тыквенный латте? — Словно забавляясь, протянул мистер Яксли, явно чувствуя себя в своей тарелке, и даже успел ослепительно улыбнуться молчаливой официантке в белом фартучке, которая уже минут пятнадцать ждала заказ — кто виноват, что эти жуткие английские десерты выглядели так отвратительно?       Флёр только улыбнулась кончиками губ, разглядывая его из-под полуопущенных ресниц.       Он был красивым и, кажется, далеко не бедным, раз привёл её в такое роскошное место. Во Франции Флёр только по таким и ходила, а кавалеры, чьих средств было недостаточно на такой ужин, быстро оказывались за дверью. Мистер Яксли был не из таких.       Он наблюдал за ней с жутковатым исследовательским любопытством, а блюда заказывал, не глядя на цену — в любой другой момент Флёр бы восхитилась или, наоборот, напряглась, но явно не в этот раз. Ей так хотелось расслабиться!       И не было ничего удивительного в том, что той же ночью она оказалась в его постели.       Мистер Яксли оказался превосходным любовником, хотя в этом Флёр как раз-таки совершенно не сомневалась: он был достаточно нежен, достаточно напорист и достаточно приятен, чтобы она осталась даже на утро, не спеша убегать на работу. Секс с ним был хорош, а его последствия — ещё лучше.       — Полагаю, тыковка, можешь называть меня Корбаном, — рассмеялся мистер Яксли, которого утром она застала на кухне; полуобнажённый, с мокрыми светлыми волосами, он сосредоточенно курил, стряхивая пепел в позолоченную пепельницу, стоящую на подоконнике. Флёр осторожно обняла его со спины, будто боялась, что он оттолкнёт, но Корбан, конечно же, этого не сделал. Наоборот, он накрыл своей рукой её ладони, сцепленные на его животе, и тонко улыбнулся, прежде чем затушить сигарету и повернуться, чтобы поцеловать её. Его поцелуй на вкус напоминал дым.       — Как мило. Сделаешь мне кофе?       Он, естественно, сделал. Флёр, нагло усевшаяся на стол в распахнутой мужской рубашке, пахнущей его одеколоном, следила за его манипуляциями почти восхищённо. Что такое готовить кофе Корбан знал весьма посредственно, раз вместо зёрен и заварки просто-напросто залил всё коньяком, но она не стала жаловаться. Её всё устраивало. Ровно как и последующий секс на этом самом столе — что могло быть лучше?       В скором времени Флёр и вовсе забыла, что такое засиживаться допоздна: она уходила с работы раньше и приходила позже всех, но никогда — одна. Утром Корбан провожал её почти до кабинета и целовал на прощание, не обращая внимания на зрителей. А вечером ждал её у входа в банк каждый день после своей работы — чаще всего он уже не был идеально-приглаженным, а, наоборот, дожидался её взлохмаченным и уставшим, но Флёр, виснувшая у него на шее и перемежающая сплетни с поцелуями, совершенно этому не удивлялась.       Он работал на какой-то очень важной должности в Министерстве, но она в это особо не вдавалась. Какая ей была разница? Флёр было достаточно и того, что Билл перестал нагружать её дополнительной работой, а её рабочий график был сокращен до минимума, принимая во внимание то, что она совершенно не тратила деньги с зарплаты. Корбан оплачивал любые её капризы. Кажется, деньги он не считал совершенно. Или делал вид, что не считал; она не знала.       Флёр и сама не могла связно понять, почему всё произошло так быстро: вот они встретились, вот переспали, вот начали встречаться, вот он дал ей ключи от квартиры, а вот знакомит со своей мамой.       Если предпоследний пункт её устраивал — она наконец-то съехала со своей второй съемной квартиры (да, в центре Лондона, и да, он её оплачивал, а она и помнить забыла о первой скудной мышеловке, в которой жила целых два месяца на последние копейки), то последний не радовал от слова совсем.       Ключи, кстати, были красивые. Корбан протянул ей их спустя полгода отношений. Флёр собирала вещи после бурной ночи и мурлыкала себе под нос приставучую французскую песенку, прихорашиваясь рядом с зеркалом. Волосы были ужасно растрепаны. Корбан, задумчиво курящий в постели (слава Мерлину, что в пепельницу, а не на себя) вдруг поднялся, затушил окурок и поднял свои брюки с пола, что-то ища в карманах. А после вынул оттуда связку ключей с красивым белым брелоком.       — Оставайся, — предложил он, протягивая ключи ей, — или приходи, когда захочешь.       И Флёр осталась.       Правда, когда она узнала, что он хочет познакомить её со своей мамой, то едва ли не поменяла своё решение, но не успела. Как оказалось, Корбан позвал свою маму на ужин в тот же вечер, так что сбежать она не успела, хотя очень хотела. Не повезло.       — Флёр, это мама. Мама, это Флёр, — Корбан поднес руки Флёр к лицу и с нежностью поцеловал дрожащие от нервов пальцы, пока его мать, очень красивая белокурая женщина в бирюзовой мантии, изумлённо и одновременно довольно улыбалась.       — Восхитительно, — улыбнулась мама Корбана мягкой тонкой улыбкой, глаза её — точно такие же ярко-голубые, как у сына — заблестели, — можешь звать меня Марго, дорогая. Или сразу мамой? Корбан ещё никогда не знакомил меня со своими девушками!       Она взглянула на сына с немым укором, но тот полностью проигнорировал её недовольство, не отводя взгляда от смущенной Флёр. Та всё ещё чувствовала себя не в своей тарелке, но вскоре это прошло. Марго была безукоризненно вежливой, бесконечно заинтересованной и чрезвычайно корректной даже в своих вопросах; за весь вечер Флёр не услышала от неё ни одного дурного слова с негативной окраской и потому успокоилась.       И правильно сделала. Марго не вмешивалась в их жизнь или в их отношения, но исправно приглашала на воскресные ужины, а Корбан никогда ей не отказывал. Казалось, он вообще не умеет говорить матери «нет». Пару раз Марго даже ждала Флёр в их с Корбаном квартире с бутылкой красного полусладкого вина и хорошей историей на вечер.       Всё было так чудесно и так хорошо складывалось, что она окончательно расслабилась и даже уволилась с работы. Ей так надоела эта вечная морока с бумажками! Билл очень расстроился и отказывался подписывать заявление на увольнение, но Флёр надавила, и он с горем пополам выписал ей двухнедельный отпуск. Мол, отдохнёшь, развеешься и вернёшься. Нам нельзя терять такого ценного сотрудника. Флёр на это лишь снисходительно улыбнулась: работать она не собиралась.       Она в тот день вернулась немного раньше, чем сам Корбан — он задерживался на работе, но Флёр особо не волновалась на этот счет. Вот только она очень удивилась, когда вместо Марго нашла дома совсем другую женщину.       Она, безусловно, знала, что у Корбана должны были быть бывшие любовницы, и, кажется, он говорил, что был женат, но это было давно, в его юности, так что неожиданная визитёрша вызвала у неё мало положительных чувств. Да, она его не любила в прямом смысле этого слова, но делиться уж точно не собиралась!       — Ты ещё кто такая? — рявкнула Флёр разъярённо, бросая на пол блестящую сумочку и пиная её в сторону мыском золотистой туфли.       — Ну здравствуй, тыковка. Я давно хотела с тобой познакомиться.