Oackland

Их расписания медленно, но верно грозились пересечься и объединиться в одно общее. Они и так проводили обеденное и свободное время вместе, так как находились в одном тюремном блоке, но теперь, когда Нил вступил в команду, приходилось делить еще и школу, а со следующей недели — групповая терапия тоже становилась общей. Эндрю не хотел этим делиться. Дело не в том, что он переживал насчет того, что Джостен мог услышать что-то, чего бы ему не следовало — Эндрю так часто игнорировал обсуждение, что его не раз отправляли в одиночку. Вся загвоздка состояла в дополнительном времени и месте, где Нил сможет наблюдать, хмуро глядя из-под бровей, где Нил сможет отвлекать его. Эндрю это не нравилось. Но день был хороший. Один из тех, когда Миниярд проснулся и почувствовал способность горы свернуть — будто черная пропасть депрессии проиграла ему и сгинула навсегда. Сегодня его ничего не могло остановить. Эндрю, конечно, был достаточно умен, чтобы особо не радоваться и понять, что эта акция недолговременна, но, по крайней мере, он мог наслаждаться своим состоянием настолько долго, насколько получится. Завтрак по своему обыкновению был отстойным, школа — бесполезной тратой времени, а в общей комнате Эндрю ничего не оставалось, как упасть на стул перед телевизором и бездумно пялиться на людей вокруг, потому как Нила тут не было, а он — единственный, кто делал жизнь чуточку интересней. Довольно быстро устав от такого времяпрепровождения, Миниярд поднялся и подошел к одному из охранников, стоявших у лестницы. — Библиотека, — бросил ему Эндрю, кривовато ухмыляясь. Охранник сощурился и пристально осмотрел парня с ног до головы. — Миниярд. Эндрю. Имею пару привилегий. Обожаю ими пользоваться, — рявкнул Эндрю, с трудом удержавшись, чтобы не закатить глаза. Этот идиот включил рацию и недолго советовался с начальством, прежде чем сказать: — Хорошо. Иди. Нил сидел за компьютером в дальнем углу. Эндрю нетерпеливо стиснул зубы, ожидая, пока библиотекарь запишет номер и назначит ему место. Как назло, оно оказалось рядом с Джостеном. Эндрю взял свой пропуск с таким взглядом, что парню, работавшему за стойкой, едва ли хватило душевных сил, чтобы за ней не спрятаться. Затем он неслышно прокрался к Нилу и встал у того за спиной, протянув руку. Он был готов ударить его или коснуться его плеча, или наклониться так низко, чтобы Нил мог почувствовать его дыхание, и что-нибудь прошептать на ухо, заставить его подскочить или… — Прекрати пялиться, — пробормотал Нил, даже не обернувшись. — Я не… — нахмурился Эндрю. — Ага. Ты пялишься. Он все еще не сдвинулся с места, поэтому Миниярду пришлось наклониться, через плечо Нила изучая содержимое экрана компьютера №5, за которым так пристально следил его сосед по комнате. — Испанский? — Ради Бога, тебе нечем заняться? — Нил скрестил руки на груди и в кои-то веки повернулся на стуле лицом к Эндрю, давя ледяной синевой глаз. Это была именно та реакция, которую Миниярд и ожидал: стиснутые зубы, прищуренные глаза, полные разочарования, доставляли ему особенное удовольствие. Он усмехнулся, отсалютовал Нилу и плюхнулся на стул рядом с ним. — Ты сейчас серьезно? — недоверчиво спросил Нил. — Я бы сел на другое место, — подарил ему еще одну усмешку Эндрю, — но тогда мне бы пришлось нарушить правила, — он поднял руку с зажатой в ней цифрой «6». — Здесь написано, что я должен сидеть здесь. Не хотелось бы лишних неприятностей. — Ладно, — пробурчал Нил. — Без разницы. Мне действительно нужно сконцентрироваться, окей? — На испанском. — На испанском, — подтвердил Нил. — Сбежишь в Южную Америку, когда выберешься, Роджер? — Знаешь, в какой-то момент у тебя закончатся все кроличьи имена. Тогда тебе нужно будет постараться. — Мммм, не думаю. Тогда я просто переключусь на что-нибудь другое. Ящерицы. Крысы. Газели. — Ящерицы? — Нил непонимающе уставился на него. — Полагаю, они не такие быстрые. Просто сбрасывают свои хвосты, чтобы отвлечь преследователя. — Что… — нахмурившись, Нил медленно выдохнул и вернулся к экрану своего компьютера. — Я даже не хочу знать. Могу я закончить этот тест прежде, чем нас загонят обратно в камеру? — Загонят, как…. Погоди-погоди, — вскинул руку Миниярд, видя, что Джостен собирается вернуться к изучению языка. Он откашлялся, добавляя моменту трагичности. — Как оленей. Они довольно быстрые, когда бегут. Может быть, даже быстрее кроликов. Тогда я смогу называть тебя Рудольфом. Нил проигнорировал его, поэтому Эндрю вернулся к заданию и включил компьютер. Загрузка заняла очень долгое время, потому как оборудование в тюрьме не отличалось особенным новшеством, но он не жаловался. Рядом послышался тихий голос Нила, Миниярд на секунду бросил на него взгляд, всего на одну секунду, наблюдая за тем, как Джостен полностью сосредоточился на экране, как его губы бесшумно повторяли написанное, когда он пытался выбрать правильные ответы. — Пялишься, — наконец, заметил Нил. — Слишком громко бормочешь, — возразил Эндрю. — Невозможно громко бормотать. — Я думал, ты проходишь невероятно важный тест, требующий сосредоточенности и всей энергии, мистер Знаю-Два-Языка. — Три, — рассеянно вставил Джостен, поморщившись, и снова посмотрел на экран. — Немецкий, французский, английский. Этот будет четвертым, — он внезапно застыл, тяжело сглотнув. Эндрю следил за ходом его кадыка, а затем попытался притвориться, что не делал этого. Еще, как назло, чертов экран завис, поэтому он щелкнул мышью еще раз, и снова, снова, снова, снова. — Только… Никому не рассказывай, — тихо попросил Нил. Эндрю не собирался смотреть на него снова, потому что это оказалось очень и очень опасным: — Твой секрет в безопасности, беглец. Наконец-то экран прогрузился и он щелкнул по иконке тестирования, чтобы сдать тест по математике. Тот был куда более низкого уровня, чем составляли знания Эндрю. Нил молчал, Эндрю тоже молчал, единственными звуками между ними были чередующиеся щелчки кнопок при выборе ответов.

***

— Хорошо выглядишь, — улыбнулась ему через стол Бетси. Эндрю прекрасно понимал, что в этот момент он мог бы запросто скинуть все ее бумаги со стола, закинуть ноги рядом с ее компьютером или откинуться на спинку стула и вообще отказаться говорить, но день сегодня был хорошим и у Бетси оставался запас горячего шоколада. Быть может, если он заговорит, она даст ему две чашки вместо одной. — Я всегда отлично выгляжу, — невозмутимо сказал он и улыбнулся женщине. Би улыбнулась в ответ и потянулась за пластиковыми стаканчиками, налила в них воду, высыпала пакетик шоколада и передала один Эндрю, который тут же принялся помешивать напиток, разбивая сухие комочки. — Как дела? — О, ты же знаешь. Все по-старому, все по-старому. Просыпаюсь, иду в туалет, завтракаю, иду в школу, игнорирую школу, обедаю, наверное, снова иду в туалет, иду на тренировку, ужинаю, принимаю душ, снова иду в туалет, ложусь спать. Она бросила на него совершенно холодный и равнодушный взгляд. — Хочешь начать с хорошей части или с плохой? — раньше она называла это «шипом и розой», но это была лишь наполненная чушью метафора, и Эндрю указал Би на это. Теперь же терапевт перешла сразу к делу. Ему это понравилось. — Сдал тест по математике. — Это замечательно, Эндрю… — Все задания буквально состояли из сложения и вычитания, я смог бы решить его в шесть лет. — Ладно, но я все еще горжусь тобой за приложенные усилия. — Окей, — он пожал плечами. Бетси выжидательно сцепила перед собой руки, прекрасно зная, что Эндрю в любой миг заполнит пустоту, если дать ему достаточно времени. Миниярд отхлебнул немного горячего шоколада из своего стакана и почувствовал маленький шарик нерастворенного порошка на языке. — Нил принялся за изучение испанского, — Би слегка наклонила голову. Больше она ничего не сказала, но Эндрю знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что удивил ее своими словами. Ему редко случалось это сделать, так что он добавил это в список маленьких побед. Эндрю бы усмехнулся, но настала его очередь удивляться. — Ему нравятся языки? — спросила женщина. — Похоже на то. — Ты спросил его об этом? — Нет. — Хорошо. Изучение Нилом испанского — причина, из-за которой день перешел в плохую часть? — Я этого не говорил, — она снова улыбнулась и отпила из яркой розово-фиолетовой кружки в горошек. — Да, не говорил, но мы начинали с плохого и хорошего, а хорошее ты мне уже рассказал, — если бы она сказала так раньше, то Эндрю бы закрылся, выстроил все стены, которые только имел, стиснул зубы и наотрез отказался вымолвить хотя бы слово. Теперь же он знал ее лучше. Он знал, что Би придерживалась очень четкого представления о том, как будут разворачиваться события каждого их сеанса, ровно как знал и о том, что она делала именно так потому, что Эндрю нужны были эти барьеры, ему нужно было знать, что может случиться, чего от него ждут. Эндрю менял терапевтов быстрее, чем приемные семьи, и это, если честно, говорило о многом. Бетси была тем, кому он еще не полностью, но доверял. Иногда ему не нравилось играть по ее правилам, но он ценил тот факт, что правила есть вообще. — Ладно, — сказал он, снова отпивая. — Это меня удивило. Думаю, не в плохом смысле, просто… — Удивило, — докончила она фразу, поставив кружку на стол и поправив сползшие на нос очки. — Ты хотел бы выучить какой-нибудь язык? — Я даже не знал, что это входит в местные услуги. — Ты спрашивал? — Миниярд стиснул зубы. Ему было настолько наплевать, что никакого смысла в том, чтобы спросить, не оставалось, но червячок сомнения внутри не давал покоя. — Мне все равно, — сказал он, почти не солгав. — Ничего страшного, если тебе это не интересно. Напомни, какой язык изучает Нил? — Испанский. — Что ж, полезно! — Полагаю, да. — Если бы тебе пришлось выбирать другой язык, что бы ты выбрал? — Зачем? — нахмурился Эндрю, допивая свой шоколад. — Ради удовольствия, конечно же! — Я бы не стал это делать. — Тогда… Что, если бы ты выбирал место для путешествия. По всему миру. Что бы это было? — Эндрю замер. Он не… он не знал. Он не хотел никуда ехать. Не хотел находиться здесь так же сильно, как и быть там, где был до этого, и он стопроцентно не желал оказаться дома, в то время, как не имел и малейшего понятия, что это такое. Сомнение росло внутри, хлестало по органам все сильнее, сильнее и сильнее. Он сглотнул и посмотрел на свои колени, где лежали сцепленные руки. Ногти впивались в кожу запястья. Боль была недостаточно сильной, чтобы что-то с ней сделать. Недостаточно сильной, чтобы завладеть его вниманием, чтобы вывести его из себя. — Эндрю? — подталкивала Бетси. — Этот вопрос тебя расстроил. — Нет, — выдавил он. С трудом заставил себя поднять руки и опустить их на столешницу, где бы она могла их видеть, где он мог их видеть. Где бы у него не возникло соблазна расковырять подсохшие раны. — О чем ты думал? — Кролики, — фраза вылетела из его рта прежде, чем Эндрю успел себя остановить. Он знал, что Би не поймет ничего, чего понимать ей бы не следовало, но его щеки запылали. — Эндрю, — позвала она тише. — Я не знаю, — Бетси промолчала, но морщинка на ее лбу сделалась глубже. Эндрю понимал, что она разочарована. Его хорошее настроение растворялось, исчезало между кончиками пальцев. Миниярд не знал, как это исправить. — На минутку я бы хотела вернуться к Нилу, — сказала она. Нил — чертов кролик, хотел прокричать Эндрю. Нил — это все, о чем я могу думать, я и ненавижу его, я так сильно его ненавижу. Вместо этого он снова опустил взгляд на свои колени. — Я думала о твоем последнем соседе. Знаю, мы немного говорили о нем несколько сеансов назад. Просто он уезжает. И у тебя еще есть немного времени. Эндрю не нравилось то, о чем она говорила. — Можно мне еще горячего шоколада, — попросил он. — Давай обсудим это, а потом — да, конечно! — Бетси разводила его, словно четырехлетнего ребенка, и он ненавидел тот факт, что ее уловка срабатывала. — Вы были близки, — продолжила женщина. — Нет. — Ладно, — она повернулась и снова включила чайник. — Не так уж близки. Но были же границы, которые оказались пересечены? Эндрю выводила ее манера останавливаться после каждого предложения в ожидании, что он заполнит пробел. Би уже знала все гребаные детали, возможно, даже лучше его самого. Эндрю посмотрел на свои ноги и глубоко вдохнул. — Это был просто эксперимент. — Только и всего? — Ага, — пальца впились в бедра. — Хорошо. Каково это было? Целовать его? — пять минут назад Миниярд был в хорошем настроении. Ничто не могло его остановить. Ничто не могло встать на его гребаном пути. Эндрю жалел о своем решении зайти сюда с улыбкой на лице и не столкнуть ее чертов компьютер с чертового стола. — Я об этом не говорю. — Мы уже разбирались с этим, Эндрю. Нет ничего такого, о чем бы не говорили раньше. — Тогда нет никакой надобности в том, чтобы услышать это еще раз. — Ты ударил его. Полагаю, сломал ему нос? Как и Нилу. Эндрю не мог дышать. Он терзал нижнюю губу зубами до тех пор, пока не ощутил привкус крови во рту. Его предательский мозг все это время вопил — опасность, опасность, опасность. Краем глаза он заметил, как Би смотрит на лежащие перед ней листы бумаги — документы из его досье, в которых подробно описаны вещи, которые он никогда не должен был говорить, вещи, о которых он никогда не должен был рассказывать ей. — Я бы очень не хотела, чтобы они использовали одиночную камеру в качестве наказания, — мягко и тихо заговорила она. — Я все еще считаю, что это было несправедливо. — Это было более, чем справедливо, — прорычал Эндрю. — Я сломал ему нос, руку в трех местах, ребро и отшиб почку. Его отправили в больницу. За пределами колонии. Он не возвращался три недели. И да, я бы сделал это снова. — Это очень конкретные детали, Эндрю… — Я помню все, — с горечью сказал он. — Ты знаешь это. — И зачем ты это сделал? — У меня проблемы с контролем гнева, и я склонен к насилию. Это есть в моем файле. Поищи, — пальцы сильнее сжимали ткань штанов на бедрах. — Не думаю, что это чистая правда, и не думаю, что ты считаешь это правдой. — Это гребаная правда, — прорычал он. Чайник щелкнул, и она потянулась через стол за его стаканчиком, после чего осторожно наполнила его горячей водой. Он слышал, как журчит вода, когда она высыпала туда смесь для горячего шоколада, слышал, как пластиковая ложка ударялась о бока стакана, когда Би перемешивала напиток. Эндрю не поднял глаз, даже когда она передала его обратно. — У тебя есть правила. У всех они есть. У каждого свои границы. И даже если это был эксперимент, он не имел права их нарушать. — Все нормально, — и близко не было, и никогда не будет. Они поцеловались, потому что Эндрю хотел, они сделали это снова, потому что Эндрю так захотел. Он поставил одно единственное условие — не трогай — он сказал это, он сказал это… Никто никогда не слушал, и каждый раз все катилось по пизде. — Мне не следовало этого делать. — Да, — согласилась она, — не следовало. Но он должен был уважать твои границы. Между ними воцарилась тишина — израненная и давящая. — Все нормально, — повторил Эндрю, потому что не знал, что еще сказать. Потому что раздражение охватило каждую клеточку тела, каждый нерв чувствовался так, будто его вырвали, каждое движение — будто разряд тока. Переключатели установить на убийство, не проходить мимо, не собирать двести долларов, не смотреть на терапевта, который понимает тебя лучше тебя самого, не думать о кроликах и о том, как быстро они бегают. — Не нормально, Эндрю. — Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, — выпалил он. — Думаешь, все так же, как с Нилом? Думаешь, его я тоже хочу поцеловать? Думаешь, это был не просто эксперимент, я был не просто засранцем и все будет радужно, цветочно, красиво и идеально, если я откроюсь и впущу внутрь любовь? — Эндрю сердито схватил с трудом заработанную вторую чашку шоколада и одним глотком осушил ее, а затем со злостью швырнул в мусорное ведро. — Черта с два. Я ненавижу его. Это был эксперимент. Я вообще не должен был делать это. Это был мой проеб, я проебался. Нил — ничто, я и его ненавижу, и нахуй тебя за то, что ты приплела его к этой ситуации, ведь они даже отдаленно не связаны. Нахуй тебя. Она подкупала его, как четырехлетнего ребенка, а теперь он закатил истерику, как все тот же ребенок, и это выглядело не просто хреново. Би смотрела на него, приподняв брови, потянулась к своей кружке так, будто ничего не произошло. — Не связаны? Даже отдаленно? — Пошла ты, — пробормотал он. — Не связаны. — Ладно, — Бетси еще несколько минут наблюдала за ним в полной тишине, а затем завела разговор о Японии и о том, как хотела туда съездить, и том, что японский язык, вероятно, потребует гораздо больше времени и сил, чем ей хотелось бы. Но разве он не звучал красиво? Она не говорила о Ниле, но Эндрю мог думать только о том, как его губы шептали испанские слова, округляли гласные, кусали согласные, как ледяные голубые глаза смотрели на экран компьютера, как будто он содержал ответы на все вопросы вселенной.

***

Всю дорогу до камеры Эндрю хватался за остатки хорошего настроения, с каким он проснулся утром. Нил мерил шагами комнату, на этот раз в его вытянутых руках лежала книга Шекспира. Он не остановился, когда Миниярд вошел, просто продолжил свои глупые семь шагов вперед, семь шагов назад, повторяя реплики из «Короля Лира». Он выглядел как идиот. И Эндрю не преминул сказать это. Нил даже не вздрогнул, только вскинул палец, призывая к тишине, и продолжил, на секунду сморщив брови, а затем снова их разгладив, когда развернулся и пошел обратно к тумбочкам. Прошла еще минута, прежде чем он загнул краешек страницы, закрыл книгу и бросил ее на кровать, прислоняясь к стене и скрестив руки перед собой. — Что? — Ничего. — Видно же, что это не так. Перестань пялиться на меня. Эндрю опустился на его кровать и подобрал потрепанный экземпляр пьесы, хмурясь, листая страницы. Шекспир, по его мнению, — полный отстой. Он ненавидел его. В нем не было никакого смысла, лишь нелепые, вычурные слова с кучей дерьмовой драматургии, завернутые в красивую обертку, на которую велись только придурки. — Почему? — спросил он наконец. Джостен посмотрел на него так, если бы у него выросла третья голова. — Э… Английский. Ты должен знать. Класс, в котором ты учишься? Мы должны представить отчет о сцене из пьесы Шекспира. В библиотеке есть только «Ромео и Джульетта», «Гамлет» и «Король Лир». Эндрю швырнул ему книгу и рассмеялся, когда тот пригнулся. — Никто не делает это дерьмо. Никто не выполняет задания и тесты, всем плевать. — Тебе нет. — Я… — Эндрю нахмурился, мечтая о еще одной книге, которую он бы мог бросить Нилу в голову. — Ты прошел тест по математике. Этим утром. Так что тебе не плевать. — Иногда, — уступил Миниярд. — Но я не выступаю перед классом с презентацией. И мне дважды плевать на Шекспира. Пожав плечами, Нил опустился на колени и поднял потрепанный и измятый экземпляр, затем долистал до того места, где он загнул страницу. — Из тебя бы получилась годная Гонерилья, — усмехнулся он так, будто это было смешной шуткой. Вернулся к книге и принялся ходить по камере. Каждый раз, как он сбивался, Джостен морщил нос и начинал жевать край рта. Иногда он шевелил губами, безмолвно повторяя реплики, иногда нет. Эндрю залез в кровать, повернулся к стене и больше не смотрел. Даже изредка.