Дважды в одну реку

Изменения — это всегда больно. Мэб из последних сил доползла до ступенек парадного входа дворца Джарета, коснулась их рукой и просто рухнула навзничь. Тело болело зверски. Стертые до мяса колени сочились кровью — идти Мэб последнюю милю уже толком не могла, полуоторванная щиколотка не давала встать на ступню нормально, и фея ползла на четвереньках, прыгала на одной ноге, опираясь на сломанную ветку, ковыляла и шла, шла, шла... Как могла. Это смертным дурочкам Джарет иногда, издеваясь, открывал пути, рассчитанные на младенцев, перед тем, как затравить зверями, Мэб же он развлек по полной программе. Никогда еще ей не приходилось так сражаться за собственное выживание. Впрочем, раны тела зарастут, и быстро — щиколотка, укусы и вырванные оружием гоблинов куски мяса уже начали исцеляться, важнее было то, что и сама Мэб тоже изменилась, и сейчас, валяясь на пороге дворца короля гоблинов, фея ощущала, как эти изменения встраиваются в ее сознание, личность, перекраивая и сшивая заново. Теперь она поняла, что имел в виду Джарет: фея не чувствовала себя прежней, той Мэб, что стремилась достичь успеха, а сама наделала фатальных ошибок. Ушло дурное самомнение, теперь она знала, и чего именно хочет, и как этого достичь, и какими именно ресурсами обладает. Фея чувствовала себя... взрослой, вылупившейся из кокона и расправившей крылья. Стальные руки с обманчиво изящными пальцами вздернули ее в воздух, поднимая. Длинный шлейф раскинулся тяжелой грозовой тучей, языки тьмы обвили тело, шевелясь сами по себе в воздухе. Глаза Джарета казались бездонными дырами, ведущими в хаос. — Приветствую королеву! — зычно выкрикнул он, и фея гордо вскинула голову. — Приветствую Маб, королеву Воздуха и Тьмы! — Приветствуем! — карканье, рык и шипение подданных Джарета доносилось со всех сторон. — Приветствуем! Фея гордо кивнула: той, прежней Мэб, она больше не являлась. Джарет протянул руку, Маб положила ладонь сверху, позволяя вести себя. Пространство плавно переместилось, и король с гостьей снова очутились на холме, с которого открывался прекрасный вид на Лабиринт. — Иди, — подтолкнул ее в спину Джарет. — У тебя есть тринадцать и три и один год. Как ты и хотела. Цена выплачена. Долгов нет. Иди. Маб, не оглядываясь, направилась вперед, спускаясь с холма, и стеклянные шары, слетевшие с ладони Джарета, один за другим взмывали в небо, рассыпая звезды. *** Горменгаст встретил свою хозяйку вечным буйством стихий. Маб прошла в купальню, вымылась, отскребая с себя кровь, грязь и чужие слюни, разорила кладовые и, как была, голой завалилась на свою любимую кучу шкур с гусиной ножкой в зубах: плевать ей было на манеры. Острые зубы перемалывали мясо и кости, Маб выплевывала осколки в огонь, напряженно размышляя о камне преткновения всего плана — Мерлине. На этот раз Маб не собиралась позволять глупостям верховодить, на этот раз она будет умнее. И начнет она с основы — с семьи. В прошлый раз Мерлин был крестьянином, сыном деревенской ведуньи: роковой просчет, стоивший думавшей непонятно чем Мэб всего. На что она рассчитывала, позволяя расти своему Чемпиону в грязи и нужде? Естественно, он не понимал и не хотел понимать тех, кто выше по положению! Да и слушать бывшего свинопаса заносчивые благородные, сами потомки смердов, совершенно не собирались. Поэтому данный просчет требовалось исправить сразу же и кардинально. Мерлин еще даже не зачат, требовалось подобрать ему таких родителей, что, с одной стороны, дадут статус, который невозможно потерять, а с другой — данный статус не должен отвлекать от поставленной перед ним задачи. Маб поскребла спутанные волосы, перебирая в уме все подходящие кандидатуры, пока не остановилась на той, на которую вроде как и заглядываться не стоит. Хотя... — Начнем! — азартно махнула рукой Маб. Скупиться не стоило — фея лучше многих знала, что Удача любит щедрых и никогда не осыпает скупцов своими дарами. Так, отца она выбрала, птицу высокого полета. Мать? Тут стоило подумать еще тщательней. Простую крестьянку не подсунешь, нужна как минимум равная. И где такую взять? Конечно, можно подсунуть благородную даму, с радостью согласившуюся согреть постель высокому гостю, но... Тогда результат получится незаконнорожденным. С одной стороны, отлично, не будет возни с наследованием и прочим, с другой... Бастардов режут, как кур, кто гарантирует, что мать не избавится от плода или малыша потом не удавят где-нибудь в леске? А кто у нас равная? Маб начала перебирать кандидатуры девушек, когда до нее неожиданно дошло. Фея даже замерла, не донеся очередную гусиную ножку до рта. Опять. Опять она полезла не в те дебри. — Что я делаю? — задумчиво пробормотала королева, вгрызаясь в жестковатое мясо. Острые зубы перемололи его вместе с костями, фея выплюнула в огонь недогрызенное, сполоснула руки в чаше с ароматной водой, вытерла белоснежным вышитым полотенцем и свалилась на шкуры, заворачиваясь в меховые одеяла. — Опять. Пора отучаться. Пора мыслить глобальнее. Маб уставилась в потолок, вороша оставшиеся от пересекшего время и пространство смертного воспоминания. Максвелл знал не все, но фее и этого было достаточно для выводов. И сейчас, пересматривая и перетряхивая знания, фея все больше понимала, что пора выйти на следующий уровень. Да, она решила дать Мерлину благородных родителей. Но это сразу же добавляло столько проблем, что впору за голову схватиться. Благородные потомки не обучаются колдовству. Никто не отдаст малолетнего колдуна в обучение ведьмам или друидам, скорее его бросят монахам, и что тогда? В лучшем варианте мальчишку определят в пажи, потом дослужится до рыцаря, будет исполнять волю сюзерена и никуда не рыпнется. В самом лучшем случае будет крутиться возле короля, надеясь на подачку. Вспомнив про Утера, Маб заскрежетала зубами. Именно он начал кампанию против друидов и прочих, именно он поспособствовал укреплению христианства, именно он стал еще одним камнем преткновения. Артур и Мордред только довершили разгром того, что Маб надеялась укрепить... Не выдержав, фея вылезла из-под одеял, забегав по комнате. Языки пламени плясали в очаге, тени метались по стенам, белоснежная кожа феи матово сияла в отблесках, словно самый дорогой мрамор. Маб шагала, перебирая и перебирая варианты, заменяя одно нежизнеспособное начинание другим, но интуиция подсказывала, что результат будет один. Тот, который ее не устраивает. В конце концов Маб злобно махнула рукой и отправилась спать, надеясь, что ее осенит. Осенило ее только дней через десять, когда совершенно зашедшая в тупик королева сидела в ванной, безуспешно пытаясь расслабиться. Над курильницами вился ароматный дымок, Маб размеренно водила пальцами по поверхности воды, пляшущие по купальне саламандры поддерживали комфортную температуру, но фея все равно не могла сказать, что наслаждается купанием. Мысли крутились вокруг одной и той же темы, Маб в сотый раз буркнула нелестную характеристику Утера, когда ее буквально пронзило осознанием, что она зашла не с той стороны. — Вот же ж... — потрясенно протянула фея, одним коротким жестом выгоняя саламандр. Маб поднялась по ступенькам, заворачиваясь в ткань, и чем больше она размышляла, тем безумнее становился ее оскал. Человек ведь дал ей все подсказки! Надо было только обратить внимание на эти теории, и она уже давно бы решила свою проблему. — Действительно. Фея промчалась в зал, хлопком вызывая помощников. Вороны закружились, вылетая в окна, из непонятно какой щели вылез Фрик, все это время не показывавшийся на глаза. — Мне нужна вся информация о Пендрагонах, — властно вскинула руку Маб. — Немедленно. *** Поездка была долгой и монотонной. Не тяжелой — все-таки встречали их с комфортом, да и на постоялых дворах можно было передохнуть, но монотонной, выматывающей похуже долгого боя. Амвросию казалось, что объезд королевства никогда не закончится, что он так и умрет в пути, рассыплется в пыль, и его прах затопчут боевые кони очередного войска, идущего в поход, и колеса крестьянских телег. Утер угрюмо нахохлился в седле, бросая на него полные праведного негодования взгляды: отъезд оторвал принца от очередной горячей леди, радующей своего сюзерена несколько ночей подряд, и выковыривать его из кровати пришлось едва ли не силой. Утомленный Амвросий, которому было не до жарких взглядов всех попадающихся на глаза особей женского пола, лишь порадовался, что за его братом не волочится отряд бастардов, потому как если бы понесла каждая пятая облагодетельствованная принцем дама, то из потомков Утера можно было бы собрать маленькую армию. Хоть еще одно королевство основывай... Или завоевывай. Покосившись на ставшего резко мечтательным брата, масляно поблескивающего глазками — явно одну из своих дам вспомнил, — Амвросий только горестно мысленно вздохнул: не готов его брат править. Не готов. Сам Амвросий воспринимал управление королевством как тяжкий труд, а вот Утер, недаром названный Ужасным, полностью оправдывал свое имя. Он, словно кошмарный дракон, любил войну, любил повергать и завоевывать, любил пиры, женщин и власть, но не любил вникать в проблемы и разбираться в законах. Плохой выбор для королевства — король-воитель. Время завоеваний закончилось, теперь наступило время строительства, а с этим у Утера было туго. Амвросий все больше впадал в тоску, понимая, что, скорее всего, ему наследует именно брат: он все не мог определиться с кандидатурой супруги, а бастардов не было. Совсем. То ли проклятие, то ли еще что... Даже Утер, пашущий поле наслаждений постоянно, не мог похвастать обильными ростками дикого овса — два потомка, и те девочки. Впрочем, об этом Амвросий еще подумает, а пока что у него впереди гораздо более животрепещущие проблемы образовались: принц Канин и возможный с ним союз — Пендрагон очень хотел видеть этого затворника своим если не вассалом, то союзником, ведь их владения соприкасались. Визит к престарелому принцу прошел забавно: Канин хмурился, супил мохнатые брови и все время зорко, не по возрасту, следил за высокими визитерами, особое внимание уделяя Утеру, как раз с удовольствием повалявшему на сеновале дородную дальнюю родственницу-приживалку принца. Амвросия повеселило еще и то, что дочерей Канина видно не было, а ведь их у него было несколько, и только лет пять назад родился долгожданный наследник. Они гостили здесь уже неделю, переговоры все никак не могли стронутся с мертвой точки, когда как-то ночью Амвросий, страдая от духоты, вышел в сад, привлеченный скрипучим голосом хозяина, и пропал. Канин сидел в окружении родни, что-то эмоционально рассказывая, а у его ног на низком стульчике сидела богато одетая девушка, перебирающая пальцами вплетенные в толстую косу золотые цепочки. Амвросий увидел ее... и пропал. В глазах все расплылось, король сморгнул выступившие слезы, одновременно схватившись руками за грудь. Если древние и говорили, что любовь вызывают стрелы Амура, то сейчас этот крылатый засранец использовал целое летающее копье, не меньше. Девушка обернулась на шум, смущенно улыбнулась... Амур явно выбрал дубину потяжелее, от души отоварив уворачивающегося от его даров короля. В этом Амвросий тоже не сомневался. Канин снова нахмурился, поджимая губы, и Амвросий понял еще кое-что: легко не будет. Так и оказалось. Девушка была дочерью Канина от королевы одного из диких кельтских племен. Рожденная пусть в кратком, но законном для дикарей браке, однако имеющая совершенно особый статус — остальные этот брак не признавали. Рожденная ведьмой, она унаследовала колдовской дар матери, и окрестные благородные не хотели впускать в свой дом ту, что может повелевать совершенно неподвластными им силами. Канин по этому поводу расстраивался — все его дочери были пристроены крайне удачно и выгодно, — но не слишком. Этуэлл была потрясающе красива, умна, а также обладала даром предвиденья, помогая отцу в делах, получила великолепное образование и совершенно не торопилась замуж, ожидая принца на белом коне. Конь у Амвросия был нужного цвета, принцем он не был, являясь королем, и ввести в свой дом ведьму он не боялся. Пусть он не мог назвать ее женой, это не мешало назвать ее наложницей: был оформлен договор со всеми правами и обязанностями, такой, что ему могли позавидовать все благородные невесты Альбиона. Амвросия, пораженного страстью, не остановил даже тот факт, что дети, рожденные Этуэлл, не смогут претендовать на престол. Так что? Статуса незаконнорожденных у них не будет. Титул они унаследуют, так же как и приданое или лен. Этуэлл даже не возражала насчет заключения Амвросием брака с подходящей дамой: наследник тоже нужен и важен. Она улыбалась, смотрела на статного короля лукавым взглядом и с готовностью поставила подпись на договоре, делающей ее равной Амвросию почти во всем. Маб, внимательно наблюдающая за разыгрывающимся перед ней представлением, только довольно потерла руки, шепча неожиданно всплывшие слова: — Нет повести печальнее на свете... Ну, это не Ромео и уж тем более не Джульетта. «Живущая у ручья» оказалась сговорчивой и понятливой девушкой, с детства знакомой с реалиями волшебного мира. Она с готовностью согласилась прожить с королем не менее двенадцати и одного года, родить ему не менее одного ребенка — сына, — поддерживать, направлять своего почти супруга и помогать ему, а также воспитать своего ребенка как следует. И все в качестве платы за оказанную когда-то ее прабабке помощь. Этуэлл проживет с Амвросием сколько сможет, а потом тихо уйдет, переходя в волшебный мир, к своим сестрам и братьям, живущим у ручьев и озер. Заодно она поможет ему со здоровьем, ведь законный сын-наследник у Амвросия должен быть. Он не умрет бездетным, и Утер должен остаться в статусе принца и военачальника. А рожденный ею сын... — Как его зовут? — Амвросий осторожно пошевелил пальцем, крепко сжимаемым крошечной ручкой. Этуэлл благодарно улыбнулась — король дал согласие на то, что рожденные его наложницей дети получат имена от матери. — Мирддин. Мирддин Эмрис... — Мерлин, — кивнул мужчина, гордо взирая на активно кушающего сына. — Хорошее имя. Мне нравится. *** Маб счастливо рассмеялась. Все получилось даже лучше, чем она изначально планировала. Амвросий влюбился, как мальчишка, как только Маб слегка помогла ему перестать чувствовать мозгами, а не сердцем. Этуэлл покладисто согласилась выплатить долг, перешедший по наследству. Утер, обдумывающий очередной поход, не слишком рвался на трон. Сам Амвросий стал здоровее, чем был, и теперь не умрет неоправданно рано. А Мерлин привыкнет к вкусу власти с младенчества, но вес короны не почувствует: впрочем, его, воспитываемого матерью-ведьмой, она интересовать не будет. У него будут другие устремления. Об этом Маб позаботится. Как следует.