сегодня без возгорания

Всё надоело. Настолько, что я стояла на балкончике, выходящем с нашей кухни, и вполне себе решительно смотрела на сигарету в своих пальцах. Если бы это увидел папа, его бы точно хватил инфаркт. Маму бы тоже, можно не сомневаться. Возможно, это случилось бы раньше, чем они успели меня прибить. Но ночь глубокая, и спят они крепко, а, значит, беспокоиться не о чем. Шутка ли, мне двадцать три года — я зарабатываю сама, думаю сама и даже влюбляюсь сама, а по поводу вредных привычек решить не могу... Влюбляюсь сама! В этом всё и дело. Тут я, в отличие от своих профессиональных обязанностей, полная бездарность — и даже мало-мальских способностей, которые можно было бы развить до приличного уровня, нет. Тут я даже соглашусь, что лучше бы жениха мне выбрали родители; хотя, зная моего папу, всё именно к тому и идёт. Сигарета была мягкой на ощупь и пугающей на вид. Папина «Прима», которую я неблагодарно стащила, бунтовщица та ещё. Я и алкоголя, кроме шампанского на Новый год, никогда не пробовала, а тут — будто маленькую бомбу в руках держу. Неужели такая штука в самом деле может убить лошадь? А меня?.. Невелика разница, ха-ха. Любой, кто меня видел, подтвердил бы — ну, разве что, кроме родителей и Кольки; родители считают меня красавицей из большой любви, Колька — очки у него совсем не розовые — красавицей не считает, просто любит. Как лучшего в мире боевого и диванного товарища — при таких делах и разницы особой нет, какое у меня лицо, фигура, стиль... Ой, это грустно. Ладно! Систематизируем полученные данные. Что у нас в «дано»? Я — Катька Пушкарёва, двадцати трёх лет от роду, внешние данные — фотографию лучше не прикреплять. Никуда. Также я — с недавних пор сотрудник самой известной супер-пупер-брендовой компании «Зималетто»; и не просто сотрудник, а секретарша самого президента; и не просто секретарша, а правая рука. Обе руки. Да что там, руки, ноги и голова. Кстати, то, что я не прикрепляла фотографию в личное дело, помогло. Президент — Андрей Павлович Жданов — красив, умён, харизматичен. Талантлив, амбициозен. Любим всей женской половиной Москвы. Просто идеален. Почти женат — что идеальности не мешает. Тенденция очевидна? Конечно, очевидна. Я — влюблена по уши. Он — тоже, но только в ту мою часть, которая отвечает за рабочий процесс. Мозг, скорее всего. Единственная моя красивая и сексуальная часть. Но мне, влюблённой неопытной институтке, которая и поцелуев никогда не знала, хватает даже этого. Улыбка, похвала, «Катенька, я знал, что вы не подведёте» — много ли надо для счастья? Как будто солнце светит безоблачное, только намного лучше. Решение? Его, очевидно, нет. Поэтому — сигарета, с которой я отнюдь не выгляжу, как Моника Беллуччи или модель с обложки «Vogue». Скорее, как отличница-зубрила, проигравшая спор мальчишкам-хулиганам. Две косички и очки. И это — часть моего протеста тоже. Протеста всему: тем, кто всегда судит по обложке; тем, кто с презрением смотрит на людей, находящихся ниже по социальной лестнице — в частности, моим незабвенным коллегам; родителям, которые слишком опекают, особенно отцу, который весь вчерашний вечер промывал мне мозги тем, что я слишком поздно возвращаюсь домой; самой себе — за беспомощность; своей любви, в конце концов. Не знаю, правда, чего бы я хотела этим добиться — возможно, закашляться, задохнуться и отойти в мир иной, чтобы вспоминали со слезами на глазах. А, может, это было бы начало — инфантильное, капризное, детское, но, кто знает, сегодня — сигарета, завтра — прыжок с парашютом, а послезавтра — шпильки и мини-юбка? Или даже всё вместе? Я невольно засмеялась, представляя эту картину: прожжённая лётчица-супермодель Катька Пушкарёва — в зубах сигарета, за спиной парашют, на ногах огромные каблуки. Милко Вуканович, наш главный по тарелочкам и рыбонькам дизайнер, с ума бы сошёл. Впрочем, это всё фантазии — а на деле я зажала сигарету между зубами и прикрыла глаза. Просто достали! Ну, была не была. Взяла зажигалку, которая лежала рядом с забитой окурками пепельницей... Ещё одного папа не заметит, не пересчитывает же он их, в самом деле. Щёлк — огонёк — неумелая затяжка... Что-то внутри — возможно душу, в органах я не очень разбираюсь — обожгло и разъело, а потом я начала обалдело кашлять. Впрочем, это меня не остановило: всё в этой жизни нужно доводить до конца, даже сигарету. Даже если она будет первой и последней, потому что, судя по ощущениям, я была готова отдать душу Богу. После пяти затяжек, которые больше напоминали царапки кота по горлу, и слёз от едкого дыма, дело пошло на лад: я поняла, что «Прима» — как и всё остальное в Советском Союзе — это вообще не то, с чем стоит шутить, и затяжки стали гораздо меньше, поверхностнее и вдумчивее. Чтобы облегчить процесс, я опёрлась грудью о балконную решётку и уставилась в тёмное тягучее небо. Курю задумчиво, не задыхаюсь. Не задыхаюсь, я сказала!.. Ну вот, уже лучше, по крайней мере, не привлекаю внимание целого пустого двора. Слава Богу, что он пустой — гражданская разведка в лице тёть Маши-Даши-Глаши сейчас была бы мне совсем ни к чему. Не успела я порадоваться собственной продуманности, как мою почти что установившуюся идиллию нарушил чужой возмущённый голос с нижнего балкона: — Девочка, твои родители знают, чем ты занимаешься по ночам? Естественно, я снова закашлялась — и от испуга, и от удивления. Какая я ему девочка? — А ваши? — ничего лучше я не придумала. — Слава те господи, нет! А вот твоим надо пожаловаться — ты так и весь дом спалить можешь, алло. Давай сегодня без возгорания? Наклонившись, в отблеске дворовых фонарей я увидела, что со мной говорит молодой мужчина — впрочем, явно старше меня. Он стряхивал остатки пепла с волос, высунувшись со своего балкона по пояс, чтобы хорошо меня видеть. Я посмотрела на тлеющую сигарету в своей руке — кажется, это я натворила. Дофантазировалась. — Простите пожалуйста! У меня тут вообще-то есть куда тушить, — в качестве доказательства я зачем-то подняла пепельницу и показала её мужчине, — просто задумалась. Окурки резво посыпались вниз — по-другому и быть не могло. К моему облегчению, на этот раз пролетели мимо балкона, на землю. Мужчина, чуть уползший обратно, покачал головой. Теперь я видела только его макушку. — Впечатляет. Забираю свои слова обратно, ты, очевидно, курильщица со стажем. Хоть и выглядишь подозрительно молодо. — Ещё раз простите. — Ничего, — голос стал чуть добрее, — тебе лет-то сколько, куряга? — Больше восемнадцати, — ответила я и пробубнила себе под нос: — Если бы это ещё что-то решало. — Серьёзно? Ну тогда руками больше не размахивай... те. — Отменная вежливость, перейти на «вы»! — Я теперь часто планирую выходить на балкон — подышать грязной Москвой. Не хочется, чтобы моя светлая голова стала вашей новой пепельницей. Вчерашняя я даже не стала бы продолжать диалог и, смутившись, убежала бы обратно в квартиру. Сегодняшняя, выглядевшая с сигаретой глупо, но гордо, отважилась на реплику. — А, так вы тот самый новый жилец? А я думаю, чего дети перестали кричать. Значит, съехали. — Если это благодарность за ваш спокойный сон, то я её принимаю. — Новоявленный сосед рассмеялся. — Обещаю, кричать не буду. То есть — по ситуации. Ну, знаете... — Шило на мыло. А я на вас понадеялась. — На мужчин, дорогая соседка, не стоит надеяться. Это я вам как их законный представитель говорю. — Да? — усмехнулась я. Судя по всему, никотин подействовал на мой хвалёный мозг расслабляюще, потому что впервые я спокойно вела непринуждённый диалог с молодым мужчиной, который не Колька. — Ну тогда и я по поводу пепла ничего обещать не могу. — Объявляете мне войну? — шутливо изумился он. — И как с вами договариваться? Я сделала последнюю затяжку и затушила окурок. Надеюсь, папа не заметит недостачу. — Ладно я. Меня шум не особо тревожит. А вот мой отец — человек строгих нравов. Он может и спуститься на разборки, если что. — Ужасно. Придётся соблюдать целибат. — Вы ещё не знаете, куда попали. — Вероятно, в монастырь. Со строгими монахами и курящими монашками. — У вас какой-то пунктик по этому поводу? — С чего вы взяли? Я слегка перегнулась через решётку, чтобы иметь больший обзор на пострадавшего от меня соседа. — Я вам не доверяю. У вас рубашка в мелкую полоску — мужчины в такой одежде обычно очень любят читать проповеди. От них веет духотой. Сосед рассмеялся громче, чем в первый раз. Неужели это всё из-за меня?.. — Интересное наблюдение. Не знал о такой взаимосвязи. Но я, честно, не буду вам ничего читать. Просто я немножко, самую малость, злопамятный. А так — я за любой вид удовольствия, если он не вредит никому, кроме того, кто это удовольствие испытывает. Пусть вы даже и кашляли надо мной в тональности ля минор добрых десять минут. Надеюсь, вам было хорошо. Моего внезапного собеседника прервала мелодия мобильника. Девушка Прасковья из Подмосковья — человек в тренде. — Извините, многоуважаемая соседка, — торопливо свернулся он, — это срочно. Договорим завтра — надеюсь, ваше приветствие будет более обыденным. — Спокойной ночи, многоуважаемый сосед, — пожелала я и подумала, что никакого «завтра» уже не будет. Завтра у меня уже не будет такой смелости и разговорчивости. Протестовать каждый день тяжело, да и ещё одну сигарету я вряд ли выдержу. Пожалуй, любовь не к тому человеку будет единственной моей вредной привычкой.