сегодня без возгорания

На новом месте осваивалась не одна Катя. Зорькин тоже переехал — причём прямиком из Пушкарёвской квартиры в свеженький, недавно обновлённый кабинет финансового директора «Зималетто». Стремительный взлёт, конечно, но без обеда от Елены Александровны — не совсем то. Никто не позовёт на кухню, никто ласково не пожурит за переработки… В самом деле, не Жданов же этим будет заниматься! Хотя, Коля даже смог себе на минуту такое вообразить: дверь открывается, робко заглядывает Андрей Палыч, просовывая свой длинный нос в щель, и тихо говорит: «Уважаемый господин финансовый директор, вы полдня трудились, как проклятый! Не желаете ли отобедать супчиком и голубцами? Я сам готовил!». Такая картина Зорькина, конечно, до ужаса повеселила, но затем он сморщился — Жданов и Пушкарёва умотали обедать вдвоём, а его с собой не взяли. Катя по пути что-то шепнула о том, что Андрею надо высказаться о личном в приватной обстановке. Подруга, блин, называется. Нет, Коля не ревновал её, ещё чего. Пусть Жданов, утративший романтический блеск в Катиных глазах, и метил теперь на место её главного-преглавного друга — Зорькина это не очень-то тревожило. В конце концов, доступа к кухне Пушкарёвых у президента «Зималетто» до сих пор нет! Да и Катька — боевой товарищ; она не будет менять одного друга на другого. Научатся как-то сосуществовать все вместе. Зато у Коли были пирожки, заботливо сложенные Еленой Александровной ему в портфель. Они ароматно пахли на весь кабинет и почти что примиряли с отсутствием хорошего домашнего обеда. Можно было бы, конечно, наведаться с Женсоветом в «Ромашку», но Зорькин откровенно боялся, что девушки, преисполнившись интересом к его скромной персоне, порвут его на британский флаг. Не каждый день в модном болоте появляются новые люди. Так что нет, этот вариант Коля отмёл. А потом посмотрел в окно, за которым отчаянно бушевала январская метель, инстинктивно съёжился и решил вообще никуда не ехать. Нахрен эти рестораны — пирожков хватит вполне. Оставалось только сходить в бар за кофе, чем Коля и занялся. Коридоры модного дома заметно опустели — всех как ветром сдуло. Викин стул тоже пустовал, и почему-то Зорькин не испытал по этому поводу такого безумного сожаления, которое мог бы испытать ещё в прошлом году. Ну, нет её и нет! Не видит она его и не видит. Отвергнуть его внимание, даже толком не присмотревшись — много ума не надо. Точнее, Вика присмотрелась тогда, на показе, мимолётно: и ничего в её взгляде, кроме лёгкого пренебрежения, смешанного с презрением, не было. А сейчас — не было даже и этого. Коля, даже несмотря на занимаемый им пост и более-менее приличный костюм, оставался для Клочковой пустым местом. Внутренний голос, отвечающий за более скептическое восприятие реальности, ехидно шептал: кого ж она тогда ждёт? Мультимиллиардера? Ну-ну, дождётся, как же. Ну и пошла она!.. Вика, говорил внутренний голос, отвечающий ещё и за злорадство, ты потеряла последний приличный вариант. Что ж. Новый год — новые мысли. С Новым Зорькиным! Наслаждаясь тишиной, Коля неторопливо дошёл до бара, в котором обнаружилась Кира Воропаева. Пила капучино. Видок был тот ещё — как будто не в Лондоне все праздники отдыхала, а вагоны в Подмосковье разгружала. Усталый, в общем. Хотя, возможно, это было связано как раз-таки со Ждановым и его какими-то особо секретными жалобами Кате?.. — Добрый день, Кира Юрьевна, — присел Зорькин напротив Киры и сделал заказ: — Один эспрессо, пожалуйста. С прошедшими вас, кстати. — Добрый день, Николай, — мимолётно посмотрела на него Кира, явно озабоченная чем-то своим. — Ты разве не помнишь, что мы перешли на «ты»? — Ах, да, — Коля хлопнул себя по лбу, — извиняюсь! С прошедшими тебя. — Тебя тоже. — Воропаева задумчиво помешивала судя по всему уже остывший напиток то по часовой стрелке, то против неё. — Надеюсь, хотя бы у тебя они прошли хорошо. — Да не жалуюсь. А у тебя что… нет? И так было видно, что нет. Коля, как и в прошлый раз, даже несмотря на то, что сейчас был трезвым, наполнился острым сочувствием к женщине. Она была какая-то совсем потерянная. Поникшая. И ей тоже, видимо, было не с кем обедать. Что ж за судьба у него такая — симпатизировать врагам лучшей подруги? — Ну, смотря что называть хорошим, — пожала Кира плечами. — Если сказать, что меня бросил человек, который больше меня не любит, то это, наверное, хорошо. Больше не будем друг друга мучить. Если вспомнить, что у меня недавно умер брат, и при этом бросил человек, которого люблю я, то хуже не бывает. — После этого она улыбнулась улыбкой, не имеющей никакого отношения к радости: — Получается, что я Кира Шрёдингера. Вроде есть, а вроде нет. Вроде надо жить дальше, а вроде убиться хочется. Теперь всё стало предельно ясно. Они с Ждановым расстались, и Зорькин не был этому удивлён. Удивился он другому — почему Кира решила пооткровенничать именно с ним? Но Воропаева, подняв взгляд и увидев Колино смятение, пояснила всё сама: — Извини за этот поток слов. Я просто в последние дни в такой прострации, что очень плохо соображаю — что уместно, а что нет. С утра была важная встреча, а я вообще не в кондиции. Чуть плакать не начала при посторонних. Вот бы цирк, конечно, был! — Женщина издала слабый смешок. — Ходили бы потом, говорили, какая начальница отдела продаж в «Зималетто» чокнутая. — Ничего страшного, — миролюбиво ответил Коля. — Мы уже с тобой как-то болтали о жизни. Неплохо же поболтали. Можем поговорить и сейчас. Только я даже не знаю, сочувствовать тебе или нет, раз ты и сама не знаешь. — Нет, — решительно скривилась Воропаева, как будто глотнула из чашки отравы, — сочувствовать мне точно не нужно. Я бы, может, и хотела, чтоб меня пожалели, но от этого развезёт ещё больше. Коля, получив горяченький эспрессо, вспомнил про пирожки. Возникла идея. — Ладно, жалеть не буду. А спросить можно, почему ты вместо того, чтобы поехать куда-нибудь поесть, сидишь здесь? — Лень, — махнула рукой Кира. — Это ж надо собраться, сесть за руль, выбрать, куда поехать. Меню читать, заказ делать… Нет, даже на это у меня банально нет сил. — Тогда можно тебя покормить? Кира посмотрела на Зорькина с каким-то подобием удивления: — Что, прости? — Покормить, — повторил Коля. — Извини, конечно, за прямоту, но твоё лицо от переживаний так осунулось, что на него страшно смотреть. — За прямоту, — опешила Воропаева, — спасибо, конечно. — Поэтому надо подкрепиться. Я сегодня никуда не поехал — буду обходиться пирожками. У меня разные есть. — Пирожки? Ты что, готовишь пирожки? — Нет, я в этом очень плох, — Зорькин улыбнулся, — готовит их Катина мама. Но это отношения к делу не имеет. По крайней мере, ты ими не отравишься, — поспешил пояснить он. — Пирожки-то точно ни в чём не виноваты. Пойдём-пойдём. Кира задумчиво посмотрела на Колю, а затем хмыкнула, слезая со своего стула. — На пирожки меня в последний раз одноклассник в начальной школе приглашал. Забытые ощущения. Но я буду рада объесть Екатерину Валерьевну хотя бы на пару булочек. Ели молча — наслаждались процессом. Кира смогла осилить целых три пирожка — один с капустой и два с мясом. Для Зорькина, конечно, сущий пустяк, а не порция, но для женщины, раздавленной разными обстоятельствами и сознательно отказавшейся от обеда, наверное, нормально. Коля, если честно, не знал — даже его неудачная влюблённость в Вику не могла заставить пропустить хотя бы один приём пищи или там, например, плохо спать. С этим у него всегда всё было прекрасно. Интересно, это люди по-разному влюбляются или просто Колю ещё так не зацепило?.. — Спасибо, — поблагодарила Кира, вытирая губы салфеткой. — Как бы я ни относилась к Пушкарёвой, но её мама, в самом деле, талант. — Рад, что тебе понравилось, — всё ещё жуя, ответил Коля. — Но я не жадный, ты можешь взять ещё. — Нет, спасибо, — улыбнулась Воропаева, — я не привыкла много есть. Всё на диетах сидела, чтобы соответствовать. Хотела быть тонкой-звонкой. Оказалось, зря, — вздохнула она. — У Пушкарёвой, вон, какие формы, и ничего, Андрей смотрит на неё почти что с благоговением. — Всё ещё напоминаю, что между ними ничего нет, — почти что на автомате напомнил Коля. — И никогда не было. — Было или не было — я же знаю Андрея. И знаю, как он смотрит на женщин. Так не смотрят на случайных моделей. Так смотрят на очень близких людей. — Ну так они близки. Они хорошие друзья. И наверняка Жданов сейчас чисто по-дружески решил перемыть тебе кости после вашего расставания. Если б там было что-то иное, поверь, я бы знал. — Николай, — Кира вновь посмотрела на него, как будто увидела снег посреди июня, — а ты что, совсем не ревнуешь? — Кого? — Ну, Катю. По–дружески. — А, ты про это, — рассмеялся Коля. — Нет, я не собственник. Если к кому её и ревновать, так это к Малиновскому, потому что тот занимает кучу её вечеров. Но я же хочу, чтоб у подруги наладилась личная жизнь. Поэтому пусть делает, что нравится. — Ты посмотри-ка, — усмехнулась Воропаева, — какое благородство. Я думала, так не бывает. — А ты? — вернул вопрос Зорькин. — Что я? — Тебя раздражает, что Жданов и Катя уехали вместе? — Раздражает? Не знаю. Наверное. Приятного мало, по крайней мере. Но кому какое до этого дело?.. — Знаешь, что бы я тебе посоветовал? — Ну? — Не ждать, что Андрей должен быть ответственным за свои поступки перед тобой. Хороший он человек или ужасный, и как он поступил — другой вопрос. Лично я, — постарался Зорькин подбодрить Киру, — его радикальность не поддерживаю. Но он всё равно уже ничего тебе не должен. — Легко всё так получается. Вчера ещё был должен, а сегодня — уже нет. Как будто мы не встречались четыре года. Как будто они с Сашей не были самыми близкими друзьями. А Саши нет, получается, и меня можно выбросить за ненадобностью. Сжигать мосты, — с горькой иронией сказала Кира, — так до самого конца. — А почему ты воспринимаешь себя, как вещь? — не понял Коля, отпивая эспрессо. — Что значит «выбросил»? Да, люди уходят от других людей — но так часто бывает, и каждый человек имеет право на такое решение. Заметь, я не защищаю Андрея. Но просто… извини за откровенность, у тебя логика маленькой девочки, которую бросили папа с мамой. Кира вместо того, чтобы начать рвать и метать, от души расхохоталась — да, с эмоциями на фоне сильного стресса у неё явно была проблема. — Серьёзно? — отсмеявшись, спросила она. Но Коле, смотревшему на эту хрупкую, в общем-то, очень красивую, но надтреснутую печалью фигурку, хотелось помочь. Может, потому что они остались вдвоём во всём «Зималетто», а у Зорькина после удовлетворения аппетита проснулись альтруистические настроения. Что-то было в этой женщине такое — он заприметил ещё на показе. Правда, и быть мягким и тактичным Николай не очень-то умел — всё-таки он мужчина, а не подружка по маникюру и шоппингу. Выражался, как мог. — Серьёзно, — ответил он. — Ты не оцениваешь себя, как отдельную личность. Говоришь не «я сделала» или «я решила», а «со мной сделали», «за меня решили». Такого человека, конечно, легко уязвить. Но Андрей расстался с тобой не потому, что хотел испортить твою жизнь. Он хотел, главным образом, облегчить жизнь себе, а, возможно, и вам обоим. И, наверное, он имел на это право. У него тоже умер близкий человек — каждый имеет право страдать, как хочет. Не только ты. — Слушай, Зорькин, а ты психолог? — с очень лёгкой, едва заметной издёвкой спросила Воропаева. — Ты сам-то был в ситуации, когда вся твоя жизнь рушится, а ты сидишь и смотришь на это не в силах что-то сделать? Зорькин, впрочем, не испугался. — А кто тебе сказал, что твоя жизнь рушится? Умер твой близкий человек, но не ты же. И не умираешь. Не время ли начать эту самую жизнь заново? По крайней мере, тебе больше никто не изменяет, и никто не водит тебя за нос. Чем не повод для праздника? — Обязательно отмечу с шампанским, — с сарказмом ответила Кира, стремительно мрачнея. — В тебе сейчас обиды больше, чем конструктива, — покивал Коля. — Ну да ладно, это пройдёт. — Я не понимаю, ты что, гуру какой-то, что ли? — Воропаева, тяжело выдохнув, поднялась с диванчика; всё-таки зацепило. — Не мал ли ещё — советы давать? Понимаешь хоть, что говоришь? — А сейчас ты защищаешься язвительностью. Кира, — улыбнулся Зорькин, — ты же сама просила тебя не жалеть. — Не жалеть, — хмуро объяснила Кира, — не значит лезть в душу. Впрочем, за пирожки спасибо. После этого она вышла из кабинета, гордо тряхнув белокурыми локонами и не попрощавшись, а Коля, почему-то донельзя довольный, остался пить свой эспрессо в одиночестве. — Ничего, Зорькин, — похвалил он себя. — Обиделась — значит, услышала. ** На следующий день преобразования в Датском королевстве не закончились. Клочковой, как и обычно, не было на месте, зато новенькая Надежда уже пришла. Порадовала — была одета вполне себе прилично и официально. Пиджачок, юбка. И решение к Андрею пришло спонтанно: — Садитесь, — показал он Ткачук на рабочее место Виктории, с трудом сдерживаясь от того, чтобы расплыться в противной улыбке, — ваше рабочее место будет здесь. — А ваша другая секретарша? — спросила Надя. — Она уже не работает? — Моя другая секретарша, — ухмыльнулся Жданов, — имеет редкую форму склероза и сонный паралич заодно. Сначала не может вспомнить, где она работает, а когда наконец вспоминает, не может встать. Так что садитесь, Наденька, — Андрей взял женщину за руку и подвёл к стулу, как к королевскому трону, — садитесь и обживайтесь. Ткачук оказалась понятливой — лишних вопросов задавать не стала. Только один, очень даже уместный: — Что надо делать? — Включить компьютер и удалить с него пасьянс, — хмыкнул Андрей. — Шучу, конечно. На столе лежит мой список дел на сегодня. Изучите. Ваша задача — своевременно вносить всё в ежедневник и напоминать мне. Отвечать на звонки, знать все мои контакты, нужные и не очень. Читать почту, отвечать на письма. Кофе варить — хотя я не самодур и больше предпочитаю виски, с которым справляюсь сам. Ну, это так, в основном, для посетителей. Не к месту Андрей вспомнил, как когда-то давно распределял обязанности между двумя новенькими секретаршами — как он тогда думал, страшненькой, но умной и красивой, но тупой, как дерево. Улыбнувшись этим воспоминаниям, Андрей понадеялся, что его новая, теперь уже единственная, секретарша удачно совместит в себе все функции и помимо красоты будет обладать хотя бы зачатками ума. Про такой ум, как у Кати, он, конечно молчал. Но и вторую такую дуру, как Викуся, тоже надо постараться найти. — Раскладывайтесь пока, — велел Андрей, — и заодно посмотрите те бумаги, которые вам оставила Катя. И да, пожалуй, всё-таки сварите кофе. — Какой вы предпочитаете? — уточнила Надежда. — А это не мне. Это вам. Чтобы не засыпать. Но если на будущее — то чёрный, без сахара. Жданов улыбнулся, подмигнул женщине и пошёл в свой кабинет. Позвонил по селектору Кате. — Да, Андрей? Непривычно было слышать её голос из динамика, а не из каморки — но, самое главное, быть на связи. — Ты уже на месте? — Обижаешь, — послышалась улыбка. — Что там в итоге с Полянским? Он согласился на скидку? — Ещё бы он не согласился. Терять такого крупного клиента — не в его интересах. Сегодня приедет для подписания договора. — Ты чудо! Впрочем, нисколько не сомневался в твоих способностях. — Осторожнее, Андрей, — рассмеялась Пушкарёва, — расхвалишь на новой должности, сейчас я расслаблюсь. — Да я ж знаю, что это не про тебя. Зайдёшь позже? — Зайду. С Малиновским, кстати. Он сейчас у меня. Очень хотел посмотреть на производственный процесс. — Что ж, — с едва уловимой, но смиренной печалью вздохнул Андрей, — заходите оба. Нет, Катя — безусловно важная фигура в его жизни. Слишком важная. И какие-то мимолётные настроения относительно неё он оставит при себе — дружба такого человека, как Катя Пушкарёва, безусловно, дороже. Возможно, она ему будет тем же, чем был когда-то Сашка. И, тем более, у неё там своё личное счастье в полный рост. А Андрею вообще надо отдохнуть. Он только несколько дней назад расстался с Кирой, а до этого — потерял друга. Нужен какой-то перерыв. Не готов он ещё к чему-то серьёзному. Вот к крику Клочковой, вскоре послышавшемуся из приёмной, да, приготовиться успел. Не крик — музыка для ушей. Андрей снова начал мерзко прихихикивать, чуть ли не потирая руки. Настроение тут же скакнуло вверх. Что он, не человек, что ли!.. Дверь стремительно распахнулась, и на пороге показалась разьярённая, как дикая кошка, Вика. — Что это значит?! — И тебе доброе утро, Викуль, — впервые, увидев Клочкову, Жданов улыбнулся очень даже искренне, — ты, как всегда, вовремя. — Андрей!.. — не оценила его иронии Виктория. — По какому праву эта швабра занимает моё место? — Это право дал ей я, — с радостью сообщил Андрей. — Теперь это будет место Надежды. Попрошу запомнить имя и впредь обойтись без упоминаний уборочных средств. — Не поняла, — Вика даже притихла. — А как же я?.. — А ты, — здесь Жданов сделал эффектную паузу, — уволена, Викусь! — Чего?! Пожалуй, только ради этого выражения лица стоило быть президентом и иметь право раздавать приказания. — Ты не ослышалась. Уволена, Вика, и можешь даже не дорабатывать. Расстанемся легко и с радостью! Да, тогда зачем тебя запоминать имя Надежды?.. Ладно! Можешь забыть, а то вдруг эта информация вытеснит, например, твоё собственное имя. — Андрей! — Клочкова чуть не осела на пол. — Ты не можешь! Андрей! Ну, Жданов! — Почему это не могу? Как это — не могу? — Вот так! Не можешь! Мне на что жить, ты подумал об этом? А одеваться? А краситься? А просто есть, в конце концов?! — Ничего, Вик, — усмехнулся Андрей, — всё к лучшему. Найдёшь мужика. А не найдёшь — помрёшь с голоду. Зато смотри какая сразу мотивация появилась! — Ты! — подлетела к нему Вика. — Ты!.. — Ну что, что я? — сладко спросил Жданов. — Киру бросил и от меня заодно отделаться решил?! Достойно, очень достойно! — Браво, хоть какая-то логика у тебя есть. С Кирой мы разошлись, а какую функцию ты выполняла кроме того, что была её подругой? Впрочем, — смилостивился президент, — можешь пойти к ней. Если она захочет взять тебя секретаршей вместо Амуры — то пожалуйста. Так и быть. Но что-то я сомневаюсь, что она изъявит такое желание. — А вот и пойду! — закричала Вика, сверкая глазами. — И спрошу! Она, в отличие от тебя, имеет понятие, что такое порядочность! Выбежав из кабинета обратно в приёмную, Клочкова хищно склонилась над всё так же невозмутимо сидевшей на своём месте Ткачук. Андрей решил не спешить отваживать Вику — захотел посмотреть, как его новая секретарша будет вести себя в экстренной ситуации. Закрыть дверь Клочкова даже не потрудилась, так что обзор открывался прекрасный. — Ты ещё пожалеешь, — зашипела Вика уже на порядок тише. — Я этого так не оставлю! — Женщина, — ни один мускул на лице Ткачук не дрогнул, — мой шеф, кажется, сказал освободить вам помещение. Мне повторить его указание? Это, конечно, Вику только подстегнуло. — Твой шеф? Твой шеф?! Да знаю я, как он стал твоим шефом! — Она победно и зло усмехнулась: — Ты как, сразу из постели на должность? Или, может, он уже жениться обещал? Здесь Жданов, конечно, подумал, что время выйти и наорать на Викусю от души, в последний раз, но Надежда в обиду себя не дала. Подняла пренебрежительный взгляд на Вику, наклонилась к её сумке и рывком выхватила торчащую оттуда книгу. — Что это? Толстой? Ммм, интересно-интересно, — Ткачук издала короткий и резкий смешок. — Сколько прочитала? — Ты… ах ты сучка! Книгу верни, быстро! — Вика потянулась через стол, но Надежда быстро завела руки за спину. — Книжка в сумці, — понизила она голос, — хуй на думці? Нет, ну где-то я тебя понимаю, подруга. Андрей тихо прыснул в кулак, всё ещё оставаясь на месте. — Ты что себе позволяешь?! Какая я тебе подруга? Ты знаешь, с кем я дружу? Да я Киру попрошу… совет директоров собрать, во! Тебя вышвырнут отсюда в два счёта, поняла? — Вышвырнуть отсюда, насколько я поняла, меня может только Андрей Павлович, — мило улыбнулась Надежда. — А тебе, Виктория, не советую со мной тягаться. — Чего? — опешила от такой наглости Вика. — Того, — уже грубее ответила Ткачук, — и орать, как на базаре, и драться я тоже прекрасно умею. Предлагаю не проверять. Иначе лысой останешься. И снова преобразилась в оплот невозмутимости. — Вика, — наконец, Жданов присоединился к перепалке, решив, что после наезда Нади на беднягу можно уже и не орать, — иди, а? Побереги нервы, и свои, и наши? — Нет, ну это дурдом какой-то! — чуть ли не всхлипнула Клочкова, но всё-таки сдалась и убежала. Книга так и осталась в Надиных руках — о ней Вика даже не вспомнила. — Ловко вы её, — оценил по достоинству Жданов, улыбнувшись уже гораздо более искренне. — У нас в агентстве были экземпляры и похуже, — улыбнулась Надежда. — Это так… лайт-вариант. — Хвалю. Далеко пойдёте. Стрессоустойчивость вам уже можно засчитать. Теперь прошу, — Андрей пригласил её жестом в свой кабинет, — я вам покажу свой органайзер. А, и ещё один особый телефон. Там, знаете, скопилось очень много лиц женского пола… — Мне их как-то рассортировать? Или кого-то нужно удалить? «Схватывает на лету», — подумал Жданов почти что восхищённо. — Почти. Списки там уже есть. Наоборот, их можно расформировать — они мне больше не нужны. И поудалять часть номеров. — Каких именно? — А не знаю, — беспечно ответил Андрей, но наткнувшись на непонимающий взгляд секретарши, решил: — Удаляйте каждый третий. Теперь вспомнилось, как Катя старательно подбирала мелодию для каждого списка — для чёрного, для Гонолулу и так далее. И теперь бы, когда они расстались с Кирой, ему уйти в разнос; но, честно, не хотелось. Что-то нужно было менять. Беспорядочные связи, лишённые всякого смысла — всё это ему надоело до тошноты. Скорее, было вредной привычкой. Почему бы от этой привычки не избавиться сейчас? Что ему мешает? Однако, какая ирония. Пока собирался жениться — все эти женщины были ему необходимы. Как только женитьбу отменил — и женщины перестали быть нужны. Кира бы, конечно, оценила. — Андрей Палыч, — Надя кивнула на дверь в каморку, — а там у вас что? — Там? — Андрей замялся на секунду, а потом подошёл и распахнул эту дверь. — Могло бы быть вашим кабинетом. Нравится? — Выглядит удручающе. И почему же не стало? Жданов крепко задумался. — Одну секретаршу я уже держал в этой кладовке, — в итоге ответил он. — На этом, пожалуй, хватит. Зачем, если есть нормальное, а, главное, приспособленное для этого пространство? На этих словах в кабинет как раз зашла бывшая секретарша — с Малиновским под ручку. — Доброе утро, Андрей! — Здравствуйте, товарищ Жданов! Андрей с улыбкой развернулся. Катя в своём розовом шёлковом платье, облегающем точёную фигурку, была необыкновенно хороша. Малиновский тоже выглядел цветущим — ну ещё бы! — Здравствуйте-здравствуйте. Роман, очень рад тебя видеть. — Жданов подошёл к мужчине, чтобы пожать тому руку, но заметил, как тот стремительно меняется в лице. — Что такое?.. Нетрудно было проследить взгляд Малиновского — он смотрел на новую секретаршу Андрея. — Надя, — тихо спросил он, будто бы не веря своим глазам, — неужели это ты? Ткачук, мучимая какое-то время узнаванием, наконец поняла, кто перед ней стоит: — Рома?! Малиновский! Ты, что ли? ** И Катя, которая обеспокоенно смотрела то на Рому, то на Надежду, быстро всё поняла. Память у неё была очень хорошая, и слова Ромы она запомнила прекрасно. Первая любовь, все дела… ну, вот как у тебя со Ждановым. Когда всё сиюминутное кажется до ужаса важным. Для истории будет достаточно, что она бросила меня, как хозяин бросает собачку на улице. По крайней мере, тогда мне казалось так. Во дурак был! И эту его возлюбленную тоже ведь звали Надя…