Навеки связанные

      Темная и холодная комната, в которой на постели сидела, ссутулившись, эльфийская девушка, едва ли могла величаться покоями, достойными королевской особы. Однако Нуала и не надеялась на то, что пораженный до глубины души ее предательством брат снизойдет до того, чтобы оставить сестру подле себя после своей триумфальной победы. Нет, он не совершил бы такой оплошности, вновь понадеявшись на ту, которая являлась с ним единым целым.       По крайней мере, так было тогда, до того, как Золотая Армия восстала из мертвых, начав кровопролитную войну с человеческим родом, унесшую миллионы людских жизней. Теперь же принц, а если быть точнее, король мог насладиться сполна той жизнью, о которой мечтал сам и которую обещал волшебным созданиям. Однако в этой новой жизни Нуале не было места рядом с братом.       Нуада дал ей это понять четко и ясно, отведя сестре комнаты в самых дальних коридорах теперь уже его дворца. Более того, желая сделать некогда обожаемой сестре как можно больнее, показав тем самым, что она и ее чувства теперь ничего не значат для него, Нуада лично пронзил сердце Аврааму, наслаждаясь тем, как жизнь покидает несуразное и жалкое создание.       Убив своего соперника, ненависть к которому была даже сильнее, чем ко всему роду человеческому, принц приказал слугам отрубить ему голову и принести своей сестре в качестве подарка. Это было жестоко и подло, недостойно представителя королевской династии, однако Нуаде было все равно. Единственное, чего он желал, — это наказать сестру за предательство и за то, что она с такой лёгкостью пожертвовала его любовью и доверием ради ненавистных людей, недостойных своих никчемных жизней.       Получив «дар» от принца, Нуала с ужасом вскрикнула, а из её глаз хлынули слезы боли и отчаяния. Она не могла поверить в то, что безумство брата зайдет настолько далеко, однако так и произошло. Став заложником собственной ревности, Нуада больше не желал видеть сестру, говорить и даже думать о ней.       Теперь уже он, как некогда Нуала, закрыл свой разум, запечатав его от той, которую любил и ценил более всего на свете. Нуада запретил сестре появляться в главных залах дворца и находиться рядом с ним. Принц решил, что именно это поможет избавиться от остатков чувств, заложником которых он когда-то стал и которые теперь считал жалкими и низкими.       Нуала же, получив королевский приказ, не могла не сокрушиться: она прекрасно понимала, что ждать иной участи было бы с ее стороны наивно и глупо. Однако понять и принять — разные вещи. Нуала даже предположить не могла, что брат полностью закроет от нее свои мысли и чувства, оборвав их связь.       Даже будучи изгнанным, Нуада не скрывал от сестры того, что было у него на душе, поэтому Нуала, несмотря на разделявшее их расстояние, всегда была спокойна, ведь знала, что они с братом- единое целое. Теперь же внутри нее поселилась пустота и одиночество, которые напоминали о себе каждый день, что она провела в заточении в этих стенах.       Брат, держа данное им слово, ни разу не появился в части дворца, где жила его сестра, а слуги, которые приходили лишь для того, чтобы принести новые порции еды и вина, вели себя холодно и отчужденно. Некоторые эльфийки даже позволяли себе дерзить и высокомерно разговаривать с принцессой, ставя ни во что ее королевскую кровь. Однако если сначала это сильно задевало Нуалу, то вскоре она поняла, что благородное происхождение и прошлый статус не значат ничего в нынешнем ее положении.       Сейчас же, сидя в темной и холодной комнате, напоминавший принцессе склеп, Нуала думала о том, что именно из-за ее глупости и нерешительности погибли все те, кому она должна была быть благодарна: Хеллбой, Эйб, Лиз — все они возложили свои жизни на алтарь призрачной надежды на то, что все можно закончить без кровопролития, что люди и волшебные существа смогут жить в мире друг с другом.       В отличие от них, Нуала струсила, не проявив решительности, чтобы убить себя, оборвав тем самым и жизнь брата. Принцесса не знала, чего именно она боялась лишиться больше, однако теперь, когда Нуада победил, а люди один за другим гибли под сокрушительным ударом Золотой армии, эльфийка чувствовала себя виноватой во всех грехах.       Она не могла не думать об этом каждый день после случившегося, и от этих мыслей ей хотелось рыдать, выплескивая накопившиеся эмоции, раздиравшие ее изнутри. Однако единственное, что ей оставалось, — это, превозмогая боль и отчаяние, сдерживаться, до крови впиваясь ногтями в ладони.       Нуала знала, что такие же кровавый полумесяцы тут же появлялись и у ее брата, однако это было намного лучше, нежели если бы Нуада почувствовал, как из его глаз стекают слезы — ее слезы. Принцесса больше не хотела, чтобы хоть кто-то увидел, насколько она слаба. Тем более, он.       Несколько раз за время своего заточения Нуала пыталась мысленно обратиться к брату, так как его молчание и безразличие действовали больнее и сильнее удара любого кнута, однако Нуада выстроил в собственном разуме каменную стену, отгородив все свои чувства и эмоции от недостойной сестры.       Принцесса знала, что брат, любивший ее и доверявший ей, никогда не простит, не снизойдет до предательницы. Когда-то, еще до изгнания, Нуада открыл сестре свое сердце, обнажив перед ней собственные чувства, однако тогда Нуала испугалась, посчитав, что такое заявление не достойно эльфийского принца.       Нуаде было больно услышать эти слова, но вера в то, что сестра просто боится неодобрения отца и упреков со стороны других, придавала ему сил и уверенности, помогая питать надежду на то, что принцесса ответит взаимностью.       Никому и никогда Нуада не доверял так, как ей, а что же сделала она? Предала его, не пожелав даже выслушать, поддержать, спасти от безумного шага. Теперь же именно Нуала отчаянно нуждалась в том, чтобы брат понял и принял ее, однако знала, что предательство Нуада простит не скоро. Это наполняло сердце неприятной тяжестью, заставляя вновь и вновь сдерживать крики обиды на себя, на свою глупость и бесхарактерность.       От тяжелых мыслей Нуалу отвлекла ноющая боль во всем теле. Мышцы опять затекли, а голова наполнилась свинцовой тяжестью. Принцесса встала с постели, разминая затекшие части тела. Скорее всего, Нуада опять тренировался, не щадя собственных сил, работая на пределе возможностей, как он всегда это делал. Нуале же в такие моменты оставалось терпеть боль в теле и все новые и новые порезы и шрамы, которые позже становились неотъемлемой частью ее самой.       Эльфийка, возвращаясь мыслями к Нуаде, нежно проводила ладонью по тому месту, где недавно у нее появилась тонкая красная линия, принадлежавшая не ей, но брату. Однако теперь никто не переживал за неё, даже принц, ранее страдавший из-за каждого нового пореза на теле любимой сестры, не придавал теперь им никакого значения.       Больше никто не будет думать о том, больно ли ей, беспокоиться об ее здоровье: то время навсегда кануло в небытие. Теперь же Нуала одна и нужна она во дворце лишь для того, чтобы король был уверен в сохранности своей жизни. По крайней мере, так думала сама Нуала, даже не предполагая, что истинные мотивы ее брата куда глубже и серьезнее, нежели забота о том, чтобы она не смогла от безысходности и одиночества наложить на себя руки.