Череда мгновений длиной в тринадцать лет

Мои родители погибли во время войны Низвержения Солнца. По крайней мере, мне так рассказывали — сам я ничего о своем раннем детстве не помню. Вернее, даже не рассказывали — просто сообщили, когда я попытался выяснить, кто мои папа и мама. То, что они погибли в войну, делало их в моих глазах героями, и как любой ребенок на моем месте, я попытался узнать о них как можно больше. Когда я спросил Учителя Ланя, тот гневно сдвинул брови и заявил, что мертвых следует чтить в молчании, а раз у меня так много свободного времени, что я позволяю себе праздное любопытство, то к следующему уроку мне следует вдобавок к заданию, которое дали всем ученикам, переписать правила пять раз. В следующий раз я спросил о своих родителях Цзэу-цзюня. Он не рассердился на меня и даже погладил по голове, но сказал немногим больше: что мои отец и мать были хорошими людьми и что я должен учиться как можно лучше, чтобы стать достойным их, когда вырасту. Этот уклончивый ответ не охладил, а лишь подстегнул мое любопытство. Но когда я обратился с тем же вопросом к Ханьгуан-цзюню, то увидел вдруг в его глазах столько боли, что вмиг прикусил язык, — даже будучи совсем маленьким ребенком, я понял, что, очевидно, мои родители — или один из них — были дороги ему. Ханьгуан-цзюнь не произнес ни слова, только крепко обнял меня, так, что заныли ребра. Я уткнулся носом в его белые одежды, пахнущие сандалом, и подумал о том, что хотел бы, чтобы мой отец был похож на него. На самом деле, это было не так чтобы невероятно. Ведь мой отец тоже был из клана Лань и, как говорили, приходился дальним родственником главе клана. Но постепенно я расстался с этой мыслью. Ханьгуан-цзюнь был непохож на других людей, даже на своего брата и дядю, что уж говорить о других членах клана. И дело даже не в том, что он почти не разговаривал и жил еще более строго и уединенно, чем это было принято в Облачных Глубинах, отличавшихся почти монашеской аскетичностью. Вокруг него витала какая-то аура, невидимая, но ощутимая всеми, кто находился с ним рядом. Аура чего — я тогда совсем не понимал, да и сейчас до конца не понимаю. Ханьгуан-цзюнь — сильнейший заклинатель клана, но не только количество и уровень духовной силы отличали его от других. Вернее, совсем не это. Что-то иное. Многие называли его холодным и отстраненным, но я хорошо знал, что внутри он не такой. Со мной, да и с другими детьми, он всегда был добр. Не потакал капризам, не спускал шалости, конечно, но не скупился на объяснения, если один из нас в чем-то ошибался, не отмахивался от вопросов, а наказания, наложенные им, всегда были не только справедливы, но и способствовали нашему обучению и развитию. Например, именно он придумал, чтобы мы в качестве наказания не просто переписывали правила, но делали это, стоя на руках. На первый взгляд, это лишь усложнило и без того неприятное занятие, но по сути стало прекрасной тренировкой. Переписывание правил полезно, однако, когда знаешь их практически наизусть, то уже не можешь сосредоточиться и отвлекаешься. Тогда как стойка на руках не только помогает сконцентрироваться, но и развивает силу, ловкость, учит держать равновесие, что абсолютно не лишнее для будущих заклинателей. Кроме того, если быть до конца честным, переписывание правил никогда не пользовалось популярностью среди учеников даже нашего клана, а вот переписывать, стоя на одной руке, — это круто. И Ханьгуан-цзюнь это понимал — он вообще старался нас понять, а не лепить из нас что-то, чем мы не являлись, как иногда делают учителя из самых лучших побуждений. За это его любили все ученики, но я всегда чувствовал, что особенно ему близок. Когда я был маленьким, он часто обнимал меня и брал на руки. Оставлял в куче кроликов, к которым испытывал необыкновенную нежность — на территории Облачных Глубин запрещено держать домашних животных, но для кроликов Ханьгуан-цзюня было сделано исключение. Лично обучал всему — от основ заклинательства до игры на гуцине в первые годы, да и теперь остается главным моим учителем, тем, к кому можно прийти с любым вопросом или проблемой. Он всегда служил для меня примером во всем — начиная от личной скромности и неприхотливости, упорстве в занятиях и медитации до непревзойденного мастерства в заклинательстве и во всех шести искусствах. И конечно, в том, как он всегда стремился на помощь простым людям. Многие совершенствующиеся, в том числе и из нашего клана, считают, что проблемы тех, кто не принадлежит к миру заклинателей, не слишком серьезны, по большей части не стоят потраченного на них времени и не приносят никакой славы. Ханьгуан-цзюнь всегда выслушивал каждого просителя и ни разу никому не отказал в помощи, каким бы мелким и маловажным ни представлялось дело. Я был еще совсем мал, когда о нем уже заговорили как о заклинателе, который «всегда там, где творится хаос», и эта легенда росла и ширилась с каждым годом. И туманные образы родителей, сплетенные из скупых рассказов, постепенно истаяли, уступая место тому реальному человеку, что всегда поддерживал и оберегал меня. Пусть я никогда не называл его отцом — на самом деле он так молод, что, возможно, «старший брат» подошло бы лучше, — но в моем сердце он занимает место отца.