«мой пьяный романтик в прокуренной хате мне под гитару поет о любви мой пьяный романтик, ему наплевать он на автомате, он неисправим мой пьяный романтик в прокуренной хате под утро гитара расстроилась в хлам мой пьяный романтик, уже не прокатит пойдём по домам» Mary Gu «Пьяный романтик»
Ночь никогда не была любимым временем суток для Гермионы Грейнджер. В отличие от своих взбалмошных друзей, мисс Всезнайка ночью предпочитала спать, а не шляться где попало, собирая на свою задницу все возможные и невозможные приключения. Именно поэтому Гермиона даже не смогла понять, как началась вся эта дикая история. Приехав на летних каникулах перед пятым курсом в дом на площади Гриммо, мисс Грейнджер мысленно попрощалась со сном — жуткие гниющие стены, скрипучие крутые лестницы и завешенные пыльными тряпками ворчащие портреты подарили Гермионе тревожные ночные кошмары, из-за которых она спала в день от силы два-три жалких часа. Мисс Грейнджер делила небольшую комнату на втором этаже с Джинни Уизли. И в отличие от своей рыжеволосой подруги, которая засыпала мгновенно, едва её голова касалась подушки, Гермиона подолгу ворочалась с одного бока на другой, не в состоянии заснуть. Именно тогда мисс Грейнджер и начала думать: о Гарри, который почти до конца лета должен был жить у мерзких Дурслей, о Тонкс, которая как бы случайно каждый день садилась за стол рядом с Римусом и в его присутствии на миг будто теряла дар речи, о миссис Уизли, для которой жизнь в доме Блэков была сущим адом, ну и ещё о Сириусе. Просто о Сириусе. Не считая той давней операции по его чудесному спасению, хозяин жуткого дома на площади Гриммо был для Гермионы совершенно чужим человеком. Именно поэтому она толком и не могла понять, почему так часто искоса поглядывала на него за обеденным столом, почему видела его статный силуэт в своих мрачных мутных снах, почему так внимательно слушала его хриплый голос из-за стены во время собраний Ордена. Эти мысли настойчиво лезли в светлую голову Гермионы, хотя она сама считала их дикими и глупыми. В ту ночь юная мисс Грейнджер как обычно не могла уснуть — девушка постоянно ворочалась с одного бока на другой, бесцельно пялилась в потолок, старалась лечь как-то поудобнее, только вот сон никак не приходил. В голову лезли всякие дурные мысли, из коридора слышался недовольный шёпот здешних портретов, спящая на соседней кровати Джинни беспокойно скулила во сне, а за стеной в добавок громко храпел Рон. Как при таком шуме вообще можно было уснуть?! Гермиона лежала на жестком матрасе почти без движения, пялилась в потолок и мысленно считала секунды. Внезапно, среди всех этих раздражающих звуков спящего дома, мисс Грейнджер услышала тихую приятную мелодию. Её бессонница длилась уже не одну неделю, поэтому девушка сперва подумала о том, что она поймала первую в своей жизни слуховую галлюцинацию от банального недосыпа. Однако, приятные мелодичные звуки не прекращались, принимая с каждым новым мигом более явные очертания. Медленно выдохнув, Гермиона в последний раз настороженно обвела уставшими глазами тёмный обветшалый потолок, стараясь не шуметь приподнялась на локтях и, уперевшись худой ладошкой в жесткий скрипучий матрас, села на постели. Темнота вокруг её кровати будто сильнее сгущалась с каждой секундой, а тихие, едва различимые мелодичные звуки всё продолжались. Аккуратно откинув край одеяла, Гермиона опасливо опустила худощавые босые ноги на пол и медленно поднялась с кровати. Слегка потянувшись вправо, волшебница взяла с прикроватной тумбочки свою палочку и, с головой завернувшись в тяжелое пуховое одеяло, направилась к выходу из комнаты. Джинни мирно сопела, лицом зарывшись в подушку, поэтому Гермиона, облегченно выдохнув, ловко выскользнула из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Угрожающая тьма длинного ветхого коридора мгновенно обступила юную волшебницу со всех сторон. Гермиона толком не понимала, зачем она вообще поднялась с кровати в такой час и попёрлась непонятно куда по одному лишь едва различимому мелодичному наигрышу. Она ведь не любила темноту. И ещё больше она не любила этот жуткий гниющий дом. Однако, затуманенный тяжёлым недосыпом разум толкал Гермиону вперёд, навстречу чему-то неизвестному, загадочному и даже немного пугающему. Испуганно сглотнув вязкую слюну, мисс Грейнджер попыталась разглядеть хоть что-то в темноте коридора. Увы, получалось только слушать: за соседней дверью громко храпел Рональд, со всех сторон доносилось негромкое ворчание здешних портретов. И лишь издалека, из конца коридора доносилась едва различимая спокойная мелодия. — Люмос, — прошептала Гермиона, приподняв руку и направив свою палочку немного вперёд. На кончике зажёгся белёсый холодный свет. Напряжённо сжимая палочку худой ладошкой, мисс Грейнджер двинулась прямо по коридору. Босые ноги обжигал холод старого ветхого пола, гниющие половицы скрипели излишне громко, здешние портреты враждебно бубнили проклятья из-под пыльных чёрных занавесок, но храбрая, укутанная в пуховое одеяло, юная волшебница медленно шагала вперёд. Постепенно загадочная ночная мелодия приобрела более явные очертания. Мисс Грейнджер заинтересованно прислушалась. Гитара. Это определенно была гитара. Бархатные мелодичные звуки будто цепляли Гермиону за рёбра и настойчиво тянули вперёд. Испуганно озираясь по сторонам и продолжая освещать себе путь палочкой, волшебница медленно ступала по холодному скрипучему полу, пока тёмный жуткий коридор не привёл её к одинокой слегка приоткрытой двери. Гриффиндорка остановилась в паре метров от заветной цели. Чёрная обшарпанная дверь угрожающе смотрела на Гермиону. Она испуганно смотрела на дверь. И они, по правде говоря, друг другу не особо и нравились. Нервно сглотнув вязкую горячую слюну, волшебница сделала ещё пару шагов вперёд. Мисс Грейнджер знала, к порогу чьей комнаты привела её загадочная ночная мелодия. Она прекрасно это знала. Однако, несмотря на это, волшебница всё же приподняла палочку вверх, озаряя холодным светом Люмоса небольшую ветхую табличку над дверью. — Сириус, — одними губами произнесла Гермиона. Его имя. Звёздное имя. Вспыхивающее на губах привкусом прогоркло-приторного гречишного мёда. Белёсый огонёк Люмоса красиво отражался в широко распахнутых девичьих глазах. Сердце Гермионы испуганно колотилось о рёбра, и каждый его удар отзывался электрическими разрядами на кончике языка. Зачем она вообще сюда пришла? Разгадать тайну загадочного гитарного наигрыша во втором часу ночи было заведомо плохой идеей. Однако, не взирая на скачущее галопом сердце, Гермионе очень хотелось зайти в комнату. Посмотреть, узнать, увидеть — Гриффиндорского любопытства у волшебницы было не отнять. Напряжённо вздохнув, мисс Грейнджер положила холодную дрожащую ладошку на бронзовую небольшую ручку, потянула тяжелую деревянную дверь на себя и практически бесшумно проскользнула в спальню хозяина дома. Замерев прямо на пороге комнаты, Гермиона изучающим взглядом окинула покои мистера Блэка. Жуткий гадюшник. Возможно, не настолько жуткий в масштабах волшебной Англии, однако достаточно жуткий для излишне педантичной мисс Грейнджер. Мысленно вычистив комнату, волшебница разглядела «скелет» неплохой спальни — огромная кровать из массива тёмного дерева, добротно сколоченный платяной шкаф с кованными вставками, письменный стол на изогнутых резных ножках и иссиня-чёрный комплект мягкой мебели из дивана и кресла, обращённых к единственному в комнате окну. Девчонка сморщилась и растёрла маленький носик холодной ладонью — спёртый холодный воздух был насквозь пронизан тонкими нитями вонючего сигаретного дыма. Сириус, облачённый в домашние штаны тёмного цвета и неаккуратно заправленную в них посеревшую рубаху, сидел у огромного грязного окна. Развалившись в обветшалом кресле, мужчина устало наигрывал какую-то тихую простенькую мелодию на старой классической гитаре. Мисс Грейнджер, затаив дыхание, продолжала стоять на месте. — Гермиона? — почувствовав чьё-то присутствие в своей спальне, Сириус убрал пальцы со струн и слегка повернул голову влево. Сердце юной волшебницы пропустило удар — он назвал её по имени. Гер-ми-о-на. Так красиво звучало оно из его уст. Мисс Грейнджер молчала, испуганно втягивала горячий спёртый воздух через нос и боялась даже сдвинуться с места. — Я разбудил тебя? — в любой другой ситуации этот вопрос должен был прозвучать обеспокоено или, возможно, заинтересованно, однако Сириус спросил это скорее из вежливости, нежели правда заботился о том, что прервал чей-то сон. — Я… — Гермиона смущенно запнулась и сконфуженно поджала губы. — Нет, я всё равно не спала. — Кошмары? — равнодушно переспросил Сириус, возвращая взгляд к окну и начиная бесшумно перебирать пальцами по струнам. — Да, — создавая впечатление спокойствия и раскованности, Гермиона попыталась устало кивнуть. Мужчина устало вздохнул, не сводя глаз с Луны, настойчиво проталкивающей свои белёсые лучи в комнату. Мисс Грейнджер постояла на месте ещё около половины минуты, подсознательно надеясь на продолжение диалога. Однако, поняв, что её присутствие может быть обременительным для хозяина комнаты, Гермиона медленно опустила палочку, плотнее завернулась в тяжелое одеяло и, осунувшись, развернулась к двери. Холодные длинные пальцы. Затёртая бронзовая ручка. — Знаешь, ты не одна такая, — его хриплый усталый голос заставил Гермиону инстинктивно вздрогнуть. Волшебница одёрнула руку от дверной ручки, будто от огня, и повернулась обратно, вопросительным взглядом выхватывая лицо Сириуса из полумрака прокуренной комнаты. — Мне тоже снятся кошмары в этом доме. Гиблое место, — задумчиво протянул Блэк, не сводя глаз с окна. Мисс Грейнджер еле слышно сглотнула, неловко пожимая плечами. «Что такое? Остроумная и языкастая гриффиндорка неуверенно мнётся и хватает ртом воздух, будто глупая первокурсница? Какая нелепость!» Сириус, не переставая перебирать струны длинными пальцами, бросил на юную волшебницу задумчивый взгляд. — Садись, — волшебник кивком указал Гермионе на широкий диван на резных ножках, обтянутый дорогим бархатом. — Не стой в дверях. Пол холодный, а ты босая — простудишься. Девичье сердечко забилось с новой силой, настойчиво пытаясь раздробить клетку хрупких рёбер изнутри. Мисс Грейнджер даже показалось, что губы Сириуса на секунду тронула едва заметная улыбка. Однако волшебник, не показав больше никаких эмоций, в тысячный раз обратил свой взгляд к тёмному окну, задумчиво наигрывая на гитаре какую-то пространную мелодию. Гермиона плотнее завернулась в волочащееся по полу одеяло и медленно прошла в глубь комнаты, шлёпая по холодному полу босыми ногами, глазами изучая детали, из которых, будто из конструктора, состоял мир Сириуса Блэка. Пустые бутылки из-под огневиски и вина. Грязные мутные бокалы, хаотично расставленные по всей комнате. Гермиона аккуратно провела тонкими холодными пальцами по столешнице небольшой тумбочки, встретившейся на пути — на белёсых подушечках пальцев остались мерзкие следы вековой пыли. Всё это время Сириус искоса поглядывал на свою гостью, как бы изучая её неестественное слияние с чуждой ей гадкой обстановкой. Гермиона прошла от входа в комнату к старому пыльному дивану, стоящему напротив окна, совсем рядом с креслом Сириуса. Волшебница забралась на диван с ногами, по уши укутавшись в своё одеяло, сохраняя уверенную дистанцию между ней и хозяином дома примерно в полтора или два метра. Правда на это расстояние внимание обратила, кажется, только сама Гермиона. — Как думаешь, могу ли я разбудить ещё кого-то своей игрой? — окинув взглядом потолок, с риторической интонацией задал вопрос мужчина. — Полагаю, мистер Блэк, проверять эту теорию не стоит, ведь можно сделать так, — приподняв правую руку с зажатой в ней палочкой, мисс Грейнджер в пол оборота повернулась к входной двери и лёгким движением руки наложила на комнату заглушающие чары, еле слышно нашептав заклинание. — Ты удивительно находчивая волшебница, Гермиона, — холодно подметил Блэк. — И, да, меня зовут Сириус. Просто Сириус. Не надо обращаться ко мне так пафосно. Я друг. Гриффиндорка как-то скованно кивнула и упёрлась взглядом в стену напротив, надеясь, что в полумраке ночи Сириус не заметит позорный пунцовый оттенок её щёк. Блэк холодно усмехнулся, потянулся правой рукой к тумбочке и подцепил длинными мягкими пальцами пачку маггловских сигарет. Зажав одну в зубах, Сириус поднёс к лицу зажигалку и с наслаждением сделал первую затяжку, раскуривая сигарету. Первое облако плотного серого дыма медленно поднялось к потолку. Гермиона едва заметно нахмурилась, плотнее кутаясь в одеяло. — Где ваша палочка? — волшебница постаралась спросить это как можно более равнодушно. — Твоя. Надо было спросить «где твоя палочка», — хорошенько затягиваясь гадким дымом, Сириус усталыми глазами посмотрел на съежившуюся на диване Гермиону. Девчонка смущённо поджала губы и сильнее утонула в коконе из одеяла. — Где твоя палочка? — тихо переспросила девушка, стараясь не показывать напряжение, пронизывающее её тело насквозь. — Почему ты спрашиваешь? — снова и снова затягиваясь горьким сигаретным дымом, Блэк упёр неживой холодный взгляд серых глаз в стену. — Ты не установил заглушающие чары и прикурил сигарету зажигалкой, — Гермиона смущенно опустила взгляд, стесняясь собственных слов. Не хватало ещё, чтобы Сириус подумал, что она его разглядывает! — Не всегда нам нужна палочка, Гермиона. Тебе ли этого не знать, — выпустив последнюю струю плотного серого дыма сквозь зубы, волшебник затушил окурок в тяжелой хрустальной пепельнице. — Порой маггловские безделушки приносят мне гораздо больше удовольствия, нежели взмахи палочкой. Гермиона неловко закашлялась, ладонью пытаясь развеять гадкую дымовую завесу перед своим лицом. Получалось плохо. Сириус задержал на гриффиндорке свой взгляд и, не сдержавшись, усмехнулся. Мисс Грейнджер испуганно взглянула на Блэка и тут же сконфуженно опустила глаза в пол. Волшебник улыбнулся ещё шире. Маленькая пугливая девочка. Быстро потеряв интерес к рассматриванию подруги своего крестника, Сириус вновь переключился на свою драгоценную гитару, начиная наигрывать какой-то монотонный минорный перебор, изредка потягивая из мутного грязного бокала крепкий огневиски. Гермиона оторвала взгляд от пола, грустно посмотрев на Блэка. Он не стремился поддержать разговор, а ей почему-то так хотелось его о чём-нибудь спросить. Послушать, как хрипотца обволакивает его низкий усталый голос. Нервно заламывая запястья, Гермиона вздохнула и приоткрыла рот, собираясь выдать что-нибудь очень интересное, чрезвычайно умное, показывающее её высокий интеллект. — Не знала, что ты играешь, — жалобно пропищала Гермиона. «Браво, Грейнджер, эта фраза — просто верх твоих интеллектуальных возможностей!» — Играю. Ещё в молодости начал, когда сбежал из этого треклятого особняка в дом Поттеров, — отрешённо пояснил Сириус. — Даже песни писал… — Правда, писал?! — излишне эмоционально переспросила волшебница и тут же осеклась — девчонка изо всех сил старалась не начать просить у хозяина дома исполнить хотя бы одну из своих песен. Мужчина расслабленно поднял с тумбочки начатую бутылку огневиски и, щедро наполнив свой бокал, опрокинул огромную порцию алкоголя разом. — Писал. Правда, они все о любви, — пытаясь вытравить с языка прогорклый острый вкус огневиски, волшебник едва заметно поморщился. Мисс Грейнджер как-то неестественно вздрогнула — в сердце что-то больно ёкнуло. Ведь песни о любви пишут, будучи влюблёнными, так? Значит, он любил какую-то девушку. А вдруг, он любит её до сих пор?! Волшебница очнулась только в тот момент, когда Сириус резко провёл рукой по струнам сверху вниз, оповещая свою незваную ночную гостью о начале песни — тоскливый минорный аккорд громко зазвенел под высоким потолком мрачной мужской спальни, отвлекая Гермиону от каких-то диких противоестественных мыслей. Попытавшись взять себя в руки, волшебница выпрямилась и упёрлась взглядом в стену, стараясь слушать тихий гитарный наигрыш с совершенно равнодушным лицом. Однако, выстроенная каменная стена наигранного равнодушия разрушилась ровно в тот момент, когда Блэк запел. Это даже нельзя было назвать вокалом — слегка нетрезвый мужчина мурлыкал себе под нос какие-то плохо рифмованные строчки о красных галстуках, коротких юбках, гладкой коже и красивых глазах, но Гермиона всё равно с восхищением ловила каждую интонацию его голоса, самовольно утопая в этой тёплой бархатной хрипотце.***
С той ночи время для них будто остановилось. Каждый день, как только на Лондон опускалась тьма, а в особняке все засыпали, юная любопытная волшебница серой тенью проплывала над скрипучим полом холодного дома и бесшумно проскальзывала в приоткрытую дверь в конце коридора. Обходясь без каких-либо приветствий (так у них было заведено), мисс Грейнджер забиралась на ветхий диван с ногами и плотно оборачивалась одеялом. — Птичка, — обычно Сириус либо молчал, либо реагировал на появление Гермионы со значительным запозданием, задумчиво глядя в окно. — Почему птичка? — юная волшебница стеснительно ссутулила плечи, испуганно прикрывая рукой подёрнутые пунцовым румянцем щёки. — Прилетаешь на звуки музыки, словно маленькая канарейка, — мужчина расплылся в довольной улыбке, словно Чеширский кот. А Гермиона впервые осознала то, что от его хрипловатого голоса и широкой улыбки можно пьянеть не только в переносном смысле. Два человека, мучающихся в стенах этого дома тяжелой бессоницей, часами сидели в прокуренной пыльной спальне, пока лето за окном проносилось фоном, будто старое немое кино. Всегда слегка нетрезвый в это время суток Сириус курил крепкие маггловские сигареты и без особого удовольствия глушил огневиски, любуясь тем, как серый плотный дым стелется по холодному полу. Дышать было невозможно — воздух гадко пах жжёным табаком, однако, за множество одинаковых длинных ночей Гермиона к этому даже привыкла. Привыкла к бесконечным рядам грязных бокалов и дурной привычке Сириуса коллекционировать пустые бутылки из-под алкоголя. Хотя, по правде говоря, оба прекрасно понимали, что к коллекционированию этот ужас не имеет абсолютно никакого отношения. В течение трёх месяцев Гермиона приходила к Сириусу каждую ночь. Почему — она сама не знала. И Сириус не знал. Им просто было комфортно наедине друг с другом. Мисс Грейнджер сидела на диване, завернувшись в тяжелое пуховое одеяло, и прижимала изящные худые ладони к груди, тщетно пытаясь согреть замерзающие тонкие пальцы. Слушая тихие гитарные наигрыши и пространные бессмысленные размышления Сириуса обо всём на свете, Гермиона пыталась запомнить каждый уголок его мрачной комнаты наизусть: пыльные полки, вечно расправленная широкая кровать с огромным балдахином на резных деревянных опорах, жуткие оборванные обои на гниющих стенах, разбросанные по скрипучему полу книги и вещи, захламлённый письменный стол и одно единственное грязное окно. Юная волшебница видела в каждой детали этой спальни её хозяина. Несправедливо осуждённого волшебника, бесконечно привлекательного мужчину с растерянным чувством ответственности и душой, заведомо выменянной на шанс успешного побега из Азкабана. Безумец, так и не переживший смерть лучших друзей до конца. Волшебник, прошедший Первую Магическую войну и уверенно вступивший во вторую. Гермиона могла часами искоса поглядывать на Сириуса, сидевшего по правую руку от неё, и понимать, что их тайные ночные встречи не значат ровным счётом ничего. Между ними огромная непреодолимая пропасть. В двадцать долгих лет. В бесконечных тысячах ночей, проведённых Блэком в Азкабане. В жизнях близких друзей Сириуса, положенных на алтарь Первой Магической войны. Сириус пел ей песни. Те, которые он сочинял когда-то давно. Те, которые он посвящал своим девушкам. По началу мисс Грейнджер наслаждалась его голосом, музыкой, использованными остроумными метафорами и совершенно нелепыми на их фоне рифмами. Пока в один прекрасный день с ужасом не осознала, что она терпеть не может эти дурацкие песни. Потому что они не про неё. Не про нелепую кудрявую школьницу-заучку, а про красивых, умных и обаятельных волшебниц, которым сейчас уже за тридцать лет. И сразу мелодии стали казаться ей некрасивыми, а рифмы просто идиотскими. Говорить Сириусу об этом Гермиона, разумеется, не стала. «Вот пусть и дальше рифмует любовь и кровь, если ему так нравится!» Нетрезвый и сонный, он с наслаждением затягивался горьким дымом и лечил юной собеседнице что-то про космос. Гермиона отвечала первое, что приходило ей в голову, а Сириусу это нравилось. — Как думаешь, птичка, где-то там есть жизнь? — мечтательно промурлыкал себе под нос Блэк, глядя на звёздное небо через грязное мутное окно. — Среди ста миллиардов галактик, в каждой из которых сто миллиардов звезд и почти столько же солнечных систем? Вероятность того, что мы во Вселенной одни, почти равна нулю, — Гермиона сонно потёрла переносицу и засмеялась, любуясь тем, как ярко блестят восхищением усталые мужские глаза. — Ты невероятно умная птичка, Гермиона, — Блэк зачем-то кивнул собственным мыслям. — Знаешь, там ведь есть моя звезда. Сидит в созвездии Большого Пса. — Знаю, — сконфуженно поджав губы, мисс Грейнджер кивнула. — Самая яркая звезда ночного неба. Был ли это комплимент самому Сириусу или просто констатация факта в вопросе астрономии — никто никогда не узнает. И каждый раз под утро старая гитара волшебника неумолимо расстраивалась, начиная резать слух Гермионы грязными ложными созвучиями. Волшебница не помнила, что когда-либо серьёзно занималась музыкой, однако всегда точно могла определить расстроенный музыкальный инструмент. Профессор Флитвик называл это явление врождённым абсолютным слухом, а сама Гермиона называла это ерундой, потому что музыка, как предмет к изучению, её никогда особо не интересовала. В любом случае, как только мисс Грейнджер замечала, что гитара Сириуса переставала звучать чисто, девушка поднималась с дивана и покидала тёмную прокуренную спальню, возвращаясь в свою холодную постель. Расстроенная в хлам гитара была определённым знаком того, что ночь заканчивалась, а вместе с ней заканчивалась и очередная встреча двух волшебников. А на утро, встречаясь за обеденным столом, они вели себя как обычно. Будто их встречи совершенно ничего не значили. Гермиона отводила взгляд, не особо удачно парировала шутки близнецов и со страхом наблюдала за тем, как Рон оказывает ей первые знаки внимания. А Сириус её совершенно не замечал. Будто днём Гермионы и не существовало вовсе, и лишь с наступлением ночи её тонкий силуэт обретал осязаемые черты. Так прошло целое лето. Лето тревожного ожидания, предвосхищающего Вторую Магическую войну. Лето, когда Гарри отправили под суд. Лето, когда Гермиона открыла себе Сириуса, а Сириус открыл себе Гермиону. Лето, которое закончилось слишком быстро.***
Перед началом сентября совершенно естественно наступил день отъезда детей в Хогвартс. Шумные жители особняка на площади Гриммо толпились в прихожей на первом этаже: Гарри, Рон и Джинни, нелепо придерживая свои чемоданы, слушали последние наставления мистера и миссис Уизли перед отправлением в школу, близнецы наперебой выкрикивали какие-то дурацкие шутки, выводя из себя и без того не особо спокойную в то утро Тонкс, а Грюм и Римус, также активно участвуя в создании шума, обсуждали безопасную транспортировку детей на вокзал. И лишь Гермиона спокойно стояла в стороне: собрав свои вещи, волшебница мысленно представляла себе их последнюю встречу с Сириусом перед отъездом в школу. Только вот она всё никак не наступала. Блэк не спешил спускаться на первый этаж, чтобы попрощаться с доброй половиной его гостей. — А где Сириус? — Гермиона услышала спокойный голос Гарри откуда-то справа. — Не знаю, — задумчиво протянула Молли Уизли и отошла к высокой крутой лестнице на второй этаж. — Сириус Блэк! Соизволь поощрить нас своим появлением и попрощаться с детьми перед их отъездом! Гермиона инстинктивно прикрыла уши — от недовольного крика миссис Уизли, казалось, содрогнулись даже стены векового особняка. Блэк появился на первом этаже через десять минут. Бодрый, аккуратно причёсанный, одетый как всегда с иголочки. — Сириус! — Гарри бросил на пол свой чемодан и сделал несколько уверенных шагов прямо в объятья крёстного. Мужчина, расплывшись в тёплой широкой улыбке, заботливо погладил крестника по макушке. — На Рождество вы обязательно вернётесь сюда, так что учись хорошо, чтобы эти пол года пролетели быстрее! Понял? — Сириус усмехнулся, крепче прижимая Гарри к своей груди. Гермиона скованно поджала губы и инстинктивно заломила правое запястье. Она бы тоже с радостью обняла Сириуса сейчас, если бы это было ей позволено. — Обещаю! — Гарри радостно закивал головой и отошёл назад, к своему чемодану. Покрепче сжав лямку своей сумочки в правой руке, Гермиона расправила плечи и улыбнулась. Он ведь должен был с ней попрощаться, так ведь? На мгновение их взгляды встретились. Блэк тепло улыбнулся. «Счастливой дороги, птичка!» — До встречи, дети! — на прощанье махнув рукой, Сириус улыбнулся шире и, повернувшись вправо, медленным шагом направился в гостиную. Немигающим взглядом Гермиона наблюдала за тем, как его широкоплечий силуэт растворяется в темноте узкого коридора.