Вдыхая яд

— То есть вы оба не шутите? — в двух шагах от истерики, спрашивает Джинни, шагая по мужской спальне. — Вы действительно скрывали от нас целый месяц подготовки к суду этого ублюдка? Вы действительно сделали всё, чтобы освободить его?       И так продолжалось уже битый час. Вернувшись в Хогвартс поздно ночью, друзья бесшумно проникли в свои комнаты, в каждой из которой спали Уизли, и устало рухнули на кровать. А утром, едва Джинни проснулась, рыжеволосая растолкала Гермиону, следом спускаясь за Гарри, и пока все остальные жители комнаты парней покинули помещение, Уизли возмущенно взирали на своих друзей. — Вы действительно рехнулись, — не дожидаясь ответа, утверждает рыжеволосая. Девушка явно не могла найти себе место от злости: она мерила комнату шагами, периодически возмущённо шлепая себя по ногам и не переставая злобно зыркать на Гарри и Гермиону. — Джинни, сядь! В глазах уже рябит, — возмущается Грейнджер, хмуря брови и массируя тонкими пальцами виски. — Ах, так у вас в глазах рябит?! А что же на суде этого ублюдка? Нет, ничего не мешало? — и вновь по новой завелась Уизли, заставляя подругу и парня застонать от досады.       Проскочившее под дверью письмо-самолётик, настойчиво тыкнуло шатенку в плечо, чем осекло неистовствующую Джинни, но Гермиона, даже не поведя бровью, испепелила его при помощи магии, быстро махнув палочкой, ловя вопросительный взгляд друзей. — Это тринадцатое, если я не ошибаюсь, — вздохнула Грейнджер, пропуская сквозь пальцы волнистые пряди. — В газетах с самого утра осветились наши с Гарри путешествия, а ученики Хогвартса хотят узнать обо всем с первых уст. Ну, или просто оскорбления, тут как повезёт. — Мне тоже пришло парочку. Я даже не открывал, — вздохнул Поттер, снимая очки и с силой протирая глаза. — Гарри, я просто не понимаю!.. — как-то обречённо воскликнула Уизли, сжимая покрытые холодным потом пальцы. — Он же… Малфой.       Слова, на которые никто особо не обратил внимание, слово крючок поддели сердце Гермионы. «Он же Малфой», сказала она. Не думая о том, что Люциус защищал семью: жену и сына; что он боялся так же сильно, как и все те, кто смог выкарабкаться; что он просто хотел выжить. Как и они все. Просто стоял на другой стороне.       Грейнджер боялась этих мыслей. Действительно боялась, ведь в голове проносились все те гримасы боли и ужаса, что окрашивали лица знакомых или малознакомых людей. Когда в них попадали заклятием, когда пытали волшебством, а уж тем более, когда в лицо летит зелёный луч света, а ты ничего не можешь сделать.       Ничего.       Когда понимаешь, что ты — не Гарри Поттер.       Когда понимаешь, что за твоей спиной и под сердцем близкие люди.       Когда понимаешь, что так много не успел…       Невилл был одним из них.       В тот день, когда стены Хогвартса пропитались кровью, страхом и криками, а темная магия вытесняла светлую, Невилл думал о ней. О той, с которой никогда особо не общался. О той, которую высмеивали свои же, за иное поведение. О той, которая, возможно, не доживет до рассвета, как и сам Долгопупс.       Гриффиндорец думал о мечтательной улыбке Полумны, её светлой коже, волосах и кристальных глазах. Невилл мечтал просто открыться.       Словно в один миг ему пришло озарение: если не сейчас, то и никогда. Боялся не успеть сорвать с губ последний поцелуй и зарыться носом в исцарапанную шею.       Он успел.       Но старший Малфой хотел вернуться домой. В свой жуткий — по мнению Гермионы — дом, в котором, как ни крути, делал первые шаги его родной и единственный сын, а жена с любовью глядела в серые глаза.       «Малфой» — как клеймо.       Но судьба буквально кричала ей о том, что у медали, черт возьми, две стороны.       Она отлично познакомилась с той самой лицевой стороной Драко за шесть лет обучения. Та, на которой горит цифра и именно её выставляют напоказ. Высокомерный, грубый, злой, заносчивый — продолжать можно было бесконечно, ведь словарный запас Гермионы был весьма обширным.       Но, конечно, есть и другая.       Она скрывается, но лежит ближе к сердцу, ближе к правде. Эту сторону Грейнджер узнала за жалкие два месяца. И ее можно было описать одним словом — живой.       С эмоциями, которые постоянно скрывал за маской безразличия. Но Грейнджер не та, которая могла его винить или судить.       Маски бывают разными: будь они из серебра или из гипса.       Но их надевают каждый день. Все без исключения. Хотя, может, и не стоило обобщать. Но так или иначе, именно эти самые маски скрывали от других то, что им знать не стоило. Бывают такие моменты, когда человек хочет немного погрустить, или просто не в духе, но не может показать это друзьям или всему миру.       Поэтому, перед выходом из комнаты, натягивает ее на себя, цепляя сзади крючком или завязывая ленточкой. Чтобы потом, сидя в кругу близких, почти не натянуто улыбаться, ведь любое беспокойство, показавшееся на лице, может огорчить этих самых близких, чем непременно испортит общий настрой.       Но Гермиона отчаянно хотела снять маску с себя и с… — Гермиона, — окликает ее Джинни, уже добрые двадцать секунд щёлкавшая пальцами перед карим взором, что был направлен в никуда. — Ты чего? — Просто не выспалась, — отвечает она первым пришедшим в голову и немного нервно озирается по сторонам, хотя в комнате все те же четыре человека. — Я хотела попросить тебя и Рона оставить нас наедине. Думаю, вам тоже есть, что обсудить.       Девушка заторможенно кивает, кидает какой-то странный взгляд на Гарри и первая покидает комнату, опускаясь на мягкий диван в гостиной. Дверь приглушенно закрывается за Роном, который, неловко потоптавшись, опускается на стоящее неподалёку кресло. Он мог сесть к ней на диван, но, видимо, так и не решился. У гриффиндорки не было сил думать об этом, так что она просто прикрыла глаза, откидывая голову на спинку дивана. — Спрашивай, — вяло брякает шатенка, не открывая глаз. — Почему ты не сказала нам? — задаёт Уизли тот самый вопрос, который буквально сжирал его изнутри. — А как ты себе это представляешь, Рональд? — хмыкает она, чувствую лютую усталость от всего, что навалилось на плечи. — Я сказала Гарри, потому что не справилась. Да, вот так просто, Рон. У всех нас есть предел. И у меня тоже. Я просто сорвалась, на самом деле не ожидая большего, чем возможность выплакаться в плечо. Я бы поняла Гарри, если бы он отказался. Но он сам решил, что готов, тем самым забирая с меня какую-то часть нагрузки. И мне хватило, знаешь? Стало чуть легче. Но ты и Джинни… Вы бы не смогли пересилить себя. Либо пытались бы отговорить, либо даже мешали и запрещали нам. Хотя, конечно, меня бы это не остановило. Но мы с Гарри справились. Я понимаю, что вы в обиде и имеете на это полное право. Просто попробуй хоть на долю секунды представить, что он тоже человек, — вздохнула Гермиона и поспешно добавила, когда услышала набранный воздух для возмущённой тирады. — Несмотря на то, что он — отец Дра… Малфоя. — Но Малфой погнанный хорёк! Как и его мерзкий отец. И мамаша такая же! — горячо воскликнул Уизли. — Хватит! — зло выкрикнула Грейнджер, поражаясь самой себе, ведь от ее голоса Рон натурально вздрогнул. — Хватит жить прошлым. Миссис Малфой спасла жизнь Гарри, а Люциус и Драко не выдали нас и его же в Мэноре. Не думаю, что после своего освобождения, которому я поспособствовала, Люциус Малфой направит на меня свою палочку и пустит в лоб непростительное.       Рон шокировано смотрел на ту, которая подверглась пыткам со стороны родни Малфоев, но она же весь вчерашний день защищала главу их рода. И Рон не понимал, что должен чувствовать на этот счёт: злость, смирение, отвращение. Он просто смотрел и пытался увидеть в Гермионе саму Гермиону. Но она словно потерялась. Скрылась где-то далеко, заменяя ее на какую-то другую Грейнджер.       Он просто не понимал, что та, которая стоит перед ним, и есть настоящая Гермиона Грейнджер.       Или боялся понимать.  — Ты как хочешь, а я пойду на завтрак, — буркнула девушка, выскользая из гостиной через портрет, и оставляя за собой шлейф горькой и тяжёлой правды.

***

— Вы уверены? Эм… Ну, что вас стоит оставлять наедине? — спросил Рон, когда дверь за Гермионой едва успела закрыться.       Джинни закатила глаза, чтобы злым взором буквально выпихнуть брата из комнаты. Тот, неловко потоптавшись ещё несколько секунд, наконец оставил ее и Гарри наедине.       Последний устал прикрыл глаза, борясь с желанием без сил рухнуть спиной на скрипучий матрас, абстрагируясь от всех. Потратившая запас энергии Уизли, осторожно присела рядом с Гарри немножко дальше, чем могла, запуская пальцы в рыжие пряди, что уже отливали золотым огнём в лучах поднимающегося солнца.       Гарри почувствовал, словно на его плечи, шею, голову — навалилась усталость. Как тяжелый камень, что тащил на самое дно. Голова гудела, мысли путались. Все было так тяжело. — Что с нами? — Я хотела поговорить.       Их усталые голоса одновременно разрезали тишину, чем заставили губы каждого почти синхронно приподняться в уголках. — Давай ты первый.       Черт возьми.       Поттер чувствовал эту гнетущую атмосферу, что пробиралась липкими пальцами под свитер.       Свитер, который подарила Джинни. — Мы… отдаляемся друг от друга. Все не так, как раньше. Все как будто высасывается из пальца. Тебя что-то тревожит? Может, я могу помочь?       Уизли тихонько прикрыла глаза, останавливая не успевший начаться поток слез.       Вот он. Гарри.       Сидит в подаренном ею свитере, чувствуя свою вину, которой тут вовсе нет, и из последних сил хочет помочь ей.       Почти родной.       Она знала его, кажется, вечность.       Но нашла что-то родное в другом. — Гарри, послушай, — не открывая глаз тихо шепчет рыжеволосая. — Ты мне очень дорог, правда. Я не думала, что найду человека, который станет мне ближе, чем ты. Ты замечательный. Добрый, чуткий, смешной. Мерлин, да ты идеальный! — истерически восклицает она, смотря на падающие в ладони холодные слёзы. — Но не мой. Я ужасная, знаю. Я изменила тебе. Не телом, нет. Чувствами, Гарри. Я влюбилась в другого. Его зовут… — Дин Томас. Верно? — устало усмехается Поттер, перебивая рыжеволосую.       Вот оно. То самое плохое предчувствие, что гложет его несколько недель. Он мог бы гордиться своей догадливостью. Но сейчас, сидя в десяти сантиметрах от тихо роняющей слёзы Джинни, Гарри не чувствовал и толики гордости.       Злости, на удивление, тоже.       Это скорее походило на верёвку на виселице. Словно его подвесили на несколько недель, не убирая слишком маленькую табуретку, но канат все же перетягивал горло. И ты стоишь на волоске от удушья, все же хватаясь за призрачную надежду. А сейчас табуретку убрали. Вышибли с ноги, отрезая доступ воздуха в лёгкие. Но Поттер не чувствовал приближения смерти. Он ощущал свободу и облегчение. В каждой клеточке своего тела.       То, что в равной степени убивало и сдерживало от смерти, наконец отпустило его.       Давая жадный глоток воздуха. — Я ужасная, Гарри, прости меня за это прошу! Но я не могу иначе, — уже в открытую ревела Уизли, которую Поттер спокойно сжимал в успокаивающих объятья.       Эгоистично вдыхая последние крупицы её духов с запахом печеных яблок, которые оставляли ядовитый осадок в лёгких. — Всё будет хорошо, Джинни. Ты справишься. Вы справитесь.

***

      Кажется, впервые Гермиона не рассчитала все, а пошла на поводу эмоциям. И корила себя за это прямо сейчас.       Именно в этот миг, когда её прямая спина провожается сотней любопытных глаз, повсюду слышны шепотки, а несколько самых уверенных задевали её плечом.       А чего ты ожидала? — скептически спросил внутренний голос, который Гермиона уверенно заткнула.       Она ничего не ожидала.       Просто не подумала об этом. — Грейнджер, — почти ядовито окликнул её кто-то, а Гермиона, развернувшись, увидела Лану Чейз — ее ровесница из Когтеврана.       Девушка имела приятную мягкую внешность, которую больше склоняли к красивой, чем к милой, особенно за ее ангельские голубые глаза. Вот только искривлённые в презрении губы, мерзко сверкающие эти самые глаза и в общем недовольное лицо, явно смыли из головы Грейнджер представление о красоте когтевранки, с которой они одно время достаточно хорошо общались. — Лана? — вопросительно изогнула левую бровь гриффиндорка, стараясь не раскрасить свою речь злобой и ядом. — Знаешь, а я всегда знала, что ты слабачка, — горько изрекла она, деланно рассматривая свой маникюр. — Но, несмотря на это, не думала, что ты из-за одного мешочка галлеонов побежишь вытаскивать из Азкабана мерзкого Пожирателя Смерти. Перед кем ты раздвинула ноги, а, Грейнджер? Перед Драко или сразу перед Люциусом? Или за это тебе тоже заплатили? Слушай, тебе стоит начать давать открытые уроки по минету. «Учимся сосать так, чтобы получить Орден Мерлина», — блондинка зажмурилась от удовольствия, явно представляя это в жизни. — Ты, как я понимаю, научилась этому тогда, когда вы с Гарри и Роном путешествовали по…       Договорить когтевранка не успела. Толпа собравшихся зевак рьяно следила за унизительным шоу, но даже в этом гомоне пощечина показалась оглушительной, а откачнувшаяся и шумно хрустнувшая шея Ланы почти колоколом. — Ещё слово, Чейз, — зашипела словно змея Гермиона, яростно сверкнув карими глазами. — Ещё одно гребаное слово, и… — И все узнают, что на приеме у Темного Лорда был не только Люциус, но и твой папаша — Карлос Чейз, — вполне бодренько заявил подошедший Слизеринец, сверкая платиновыми волосами и презрительной усмешкой. — Ох, смотри, уже узнали. Какая неловкость, — актёрски отыграв удивление, фыркнул парень, буквально выплевывая свои слова, яд в которых был таким же неприкрытым, как и челюсть Гермионы. — У вас семейная традиция давать такие ублюдские имена или дело просто в фамилии? Проверь руку отца. Держу пари, что ты много о нем не знала.       Возмущённо хлопающая глазами Лана, на щеке которой краснел след от пощечины, была готова разреветься и Гермионе почти стало её жаль.       Хорошо, что почти. — Отлично, цирк окончен, все свободны, — хлопнул ладонями материализовавшийся Блейз, на лице которого сверкала натянутая улыбка. Все понурили голову, разбегаясь кто куда, после чего мулат вполне серьезно обернулся к Малфою. — А тебе, Драко, пора… — Поговорить с Грейнджер, отлично. Спасибо за напоминание, Забини, — хмыкнул слизеринец, явно не спрашивая мнение ошалело молчавшей гриффиндорки, рот которой то открывался, готовясь выдать тираду, то безвольно захлопывался. Возмущенно хлопающая глазами шатенка, очень не сразу осознала, куда именно её тащут, а пришла в себя уже рядом с тем заброшенным кабинетом, где она недавно столкнулась с боггартом. Попытавшись вытянуть руку из крепкого захвата, Гермиона больше повеселила Малфоя, хотя, кажется, ему было не до шуток.       Слизеринец почти впихнул Грейнджер в пыльное помещение с затхлым воздухом, сразу запечатывая дверь заклинанием и сверху вниз взирая на растирающую запястье девушку, что не переставая стреляла в него злым карим взором.       На его лице была та самая неизменная маска, которая словно отливала презрением и немного злобной насмешкой. Но, черт возьми, Драко бы никогда не позволил этому просочиться наружу. Спокойный вздох не сорвался с бледных губ, когда он увидел эту кудрявую голову.       Когда он проснулся — спину и лоб покрывал холодный пот, а горло хрипело из-за крика. Об этом знает только Блейз. Он проснулся от его отчаянного «Нет!», мгновенно подбегая к другу и с огромным трудом выуживая того из ночного кошмара.       Забини ещё никогда не видел Малфоя таким. Куда бледнее, чем обычно, платиновые пряди в ужасном беспорядке и слипшиеся из-за пота, а глаза судорожно бегали по помещению. Друг объяснил, что произошло и слизеринцы сидели ещё час в гостиной, пока Драко пересказывал свой сон. Ему просто нужно было поделиться с этим. С кем угодно. Лишь бы не побежать в гостиную гриффиндорцев, перебудив львят, лишь ради одной из них, что в его сне умирала из-за него. — Давай, Малфой, объясни почему ты меня запихнул в этот кабинет ничего толком не сказав? — вырвала его из размышлений та самая Гермиона. — А где же «Спасибо» за помощь с этим синим недоразумением? — Пожалуйста, — язвительно отвечает гриффиндорка, упорно вскидывая подбородок и расправляя плечи. Но потом она шумно выдыхает, теряя весь этот натянутый марафет. Сдувается, словно шарик. Обнимает себя за плечи и взмахивает палочкой по направлению к окну, чтобы распахнуть створки и впустить свежий воздух, иначе они оба рискуют задохнуться в пыли и запахе плесени. — Ты хотел мне что-то сказать? — слабо спрашивает Гермиона, протерев парту от пыли рукой и садясь прямо на стол. — Нет, Грейнджер, — угрожающе произносит блондин, наступая на однокурсницу. — это ты хочешь мне что-то сказать.       Возможно, тут Гермиона должна возмущенно распахнуть глаза или кинуть в Малфоя чем-нибудь посильнее, но… Нет, такого не было. Это в любом случае должно произойти. И подогревающее её ранее предвкушение, в самый роковой момент сошло на нет, заменяясь холодной усталостью. — Спрашивай, а я отвечу. Если постараться, то тут можно найти даже сыворотку правды, — беспечно хмыкнула Грейнджер, махнув рукой. — Зачем? — задал первый и, скорее всего, не последний вопрос Драко, вместо куда более нецензурного, но, в общем-то, не потерявшего бы смысла выражения. Она поняла, что ему дела нет до сыворотки правды и спрашивал парень вовсе не за это. — Ты вытащил меня из Запретного Леса, помог с русалками и тогда возле Одинокой Ивы. Трижды спас мне жизнь. И как бы ты не прикрывался своим прошлым… Тот Малфой скорее бы позвал других слизеринцев посмотреть, чем спас меня — грязнокровку. Ты сам сказал, что Люциус — в любом случае твой отец, а любящее сердце твоей матери по отношению к нему давно не секрет. Если ты не готов принимать это на личный счёт, то считай, что я отблагодарила Нарциссу за спасение Гарри.       Драко смотрел на Грейнджер, которая словно потеряла часть себя. Прежняя гриффиндорка наверняка бы пробила своей макушкой его подбородок, ведь он бы постоянно поднимался, как она это любит. Она бы буквально утопила свои слова в яде и злобе, выплевывая те в лицо. Но сейчас она просто смотрела в его глаза. Голос ровный и спокойный. Так обычно вслух читают параграф в учебнике или даже сухую новость в «Пророке». — А тебя кто-то просил? Грейнджер, скажи мне, кто тебя надоумил на суд? Блять, если это Вислый или Поттер, то я придушу всех вас троих. Тебя последней, Грейнджер, — шипел, как змей, желая вдолбить это в макушку твердолобой гриффиндорке. — Мало того, что ты едва ли не придушила судью в попытке оправдать моего отца, но когда тот тебя заткнул и дал слово Поттеру, ты погнала на судью с новой силой. И это произошло после того, как он упомянул меня. Грейнджер, ты точно все ещё умнейшая ведьма поколения? Точно не ударилась где-то, а? Неужели ты думаешь, что Люциус спустит это просто так? Нет, Грейнджер, едва ли. А ты вообще думала о том, в каком я буду бешенстве? Клянусь, я еле сдержался. Наплевал бы на всех этих гребаных авроров, на старика Дамблдора, Поттера и…       Все. У неё не было больше сил слушать всю эту чушь, которая медленно, но верно приближала её к истерике.       Мягкие и нежные Гермионы накрыли буквально кипящие гневом губы Малфоя. Это был бешенный контраст. Этот слизеринец почти закончил свою речь и Грейнджер к Трелони ходить не надо было, чтобы догадаться об окончании предложения. Она просто не хотела слушать.       Гриффиндорка лишь чувствует полное онемение тела блондина. Он застыл каменным изваянием, к счастью, заткнувшись.       Она словно целовала статую, но не давало в это поверить лишь тяжелое дыхание, что натягивало чёрную водолазку на его груди. К губам прибежали её горячие слезы, добавляя в поцелуй привкус отчаяния и боли. Она хваталась за воротник ткани, пытаясь почти вжать в себя блондина, но когда его тяжелые руки, смирившись, опустились на её талию, а бледные губы стали отвечать, Гермиона отодвинулась от слизеринца, стирая мокрые дорожки тыльной стороной руки. — Пока что никто не придумал другого способа заткнуть тебя, Драко, — опередила она его вопрос. Сорвавшийся с распухших губ шепот не успевает раствориться в тишине, когда распечатанная дверь шумно хлопнула, оставляя слизеринца наедине со своими мыслями, желаниями и мокрыми от слез Грейнджер губами.

***

— Гарри? — тихо шепнула шатенка, постучав костяшками пальцев по деревянной двери. — Гарри, нам нужно поговорить. Пожалуйста. Выйди. Она буквально чувствовала, как дрожат стены и пол из-за эмоционального диапазона друга. Магия чувствует всё. И нутром ощущала, как друг топчется у двери, думая, стоит ли её пускать. — Гарри Джеймс Поттер, — грозно начала гриффиндорка, но дверь распахнулась и она буквально нырнула в объятья друга, сжимая его торс со всей силы. Широкие руки обвили её спину, но брюнет расслабленно выдохнул, наконец ощущая себя дома. Он уже не помнил, как ушла Джинни и выходил ли из комнаты. Лишь курил старую пачку крепкого табака и не пускал Рона в его же комнату. Но Гермиону пустил. Потому что Гарри знал, что Рон начнёт возмущаться на сестру и пытаться прибить Дина Томаса. Но Поттер хотел лишь покурить и, может быть, пропустить бокал-другой огневиски. Он тоже привык к сигаретам во время войны. Пусть и бегал от подруги, как от профессора. — Давно стала курить? — прошептал Гарри куда-то в затылок Гермионе, ощущая исходящий от кудрявых волос запах табака. — А ты? — Тогда же.       Поттер почувствовал, как подруга хмыкнула в плечо, а объятья становились неловкими. Он провел крупной ладонью по спине подруги и чуть отстранился, смотря в покрасневшие глаза. — Плакала? — Курила. Курила и плакала, Гарри. — Не хочешь еще? — отходя к тумбе и запуская в волосы ладонь, спрашивает Поттер. — Поплакать? — нервно хихикнув спрашивает Грейнджер, скручивая пальцы за спиной. — Я предлагал покурить. Но плечо подставлю, ты же знаешь. — Тогда по обстоятельствам, — бормочет Гермиона подходя к двери, а потом оборачивается, чтобы заглянуть в зеленые глаза друга, который давно стал братом. — Я тоже, Гарри. Ты же знаешь. Их спины обдувались всеми ветрами, как скалы встречая поток воздуха. Три десятка метров уходили под них, а два Гриффиндорца лишь молчаливо глядели сквозь друг друга, заполняя небольшое пространство вязким и тяжёлым дымом. — Как обстоят дела с отбором? — Я участвую. Стараюсь и ещё не выбыла. В прошлый раз я действительно поборола свой страх — задание было связано с метлой. А ты? — Это замечательно, Герм. Я тоже ещё не выбыл. Только последний раз должен был… — Тихо, — одернула его Гермиона, приложив руку к губам друга. По лестнице раздались тихие шаги. — Сиди молча. Инуисибл, — и брюнет стал прозрачным, после чего удалился и дым. — Эскуро. — Ох, мисс Грейнджер. Я вас повсюду ищу! — немного запыханная Минерва предстала перед ней, строго оглядывая помещение. — А что вы тут делаете? — Собираю материал для домашнего задания, профессор, — выдала она быстро всплывший в голове ответ. — Так зачем вы меня искали? — Пройдемте в мой кабинет. Но, зная ваше любопытство, я приоткрою завесу тайны. Вы назначены на пост старосты!

***

      Её тонкая спина опиралась на широкое дерево, пока карие глаза смотрели в никуда, изредка подмечая всплески воды. Тонкие пальцы держали сигарету. С губ медленно выскользало плотное облачко дыма, а иногда Гермионы хватало даже на колечки.       Девушка трансфигурировала одну перчатку в какой-то плед, подложив его под себя. На ней была зимняя мантия, ведь день-другой и с неба посыплется снег.       Гермиона гипнотизировала тонкую сигарету в пальцах, думая, стоит ли игра свеч. Ее умный мозг не без труда сделал вывод, что Грейнджер на грани зависимости. Она так задумалась, что не услышала и даже не увидела, как на неё уже почти минуту смотрит слизеринец, крутя в крупных ладонях волшебную палочку. — Чёрт возьми, Грейнджер! Ты разучилась пользоваться магией или решила силой мысли подкурить сигарету? — фыркнул Блейз, все-таки сжалившись и направляя маленький огонёк к сигарете. — Забини? Я просто… Не суть. Спасибо, наверное. — Пожалуйста, наверное, — хмыкнул он, опираясь спиной на ствол дерева и выдыхая из полных губ белую струйку дыма. — Вы с Малфоем курите одни и те же сигареты? — вырывается из рта Гермионы, которая уже даже не пытается прикусить себе язык. Наверно, подсознательно она сравнивает всех слизеринцев именно с Драко.       Блейз насмешливо приподнял бровь, темным взглядом сканируя гриффиндорку. Она сделала аккуратную затяжку, после чего колечками — Салазар, даже у него так через раз получается! — выдула дым.       Он бы мог просто кивнуть, или ответить правду, но… Тогда бы Блейз перестал быть Блейзом. — Давно выучила какие сигареты курит твой заклятый враг?       Грейнджер закатывает глаза, насмешливо стреляя тёмным взором в слизеринца и ровнёхонько трансфигурирует плед, делая его больше, после чего жестом приглашает присесть. Прищурившись, Забини взвешивает все «за» и «против», но так как не находит последнего, с аристократичной точностью падает рядом с гриффиндоркой, вытягивая облачённые в чёрные джинсы ноги. — От него просто всегда так же пахнет на зельях. Вот и спросила, — поясняет шатенка, не поворачиваясь на мулата. — От Драко так пахнет не только на зельях. Наша спальня вся провонялась этим табаком. Но, так уж и быть, Грейнджер, утолю твой интерес. Мы с Драко курим разные сигареты, но так как мои закончились, а в Хогсмид только завтра — я стрельнул у него. А что насчёт тебя? — Меня? — удивлённо переспрашивает девушка, тупо хлопнув глазами. — Ну тут же сидит две прошедшие войну гриффиндорки. Выбирай, какая больше нравится.       Гермиона с легкой улыбкой и без всякого раздражения закатила глаза, со смехом стукнув парня по руке. Она вдруг осознала, что несмотря на подколы Блейза — который вовсе не являлись обидными — ей с ним спокойно. Нет, конечно, не так, как с Гарри или Роном, но все же что-то теплое медленно расцветало в душе. Грейнджер до этого вообще думала, что все слизеринцы умеют лишь плеваться ядом. И Малфой с Паркинсон тому пример. — Так что, в какой миг тебя совсем выбесили Вислый и шрамоголовый, что ты начала курить?       Ну, она почти права. — Хватит их так называть, — сурово одернула его шатенка, щуря карие глаза. — Скажи, со Слизерина выгонят, если назвать меня и моих друзей по имени? — Это негласное правило. — Тогда как называют меня? — хмыкнула девушка, разминая затекшую шею и делая еще одну затяжку, после чего магией сжигая дотла окурок сигареты. — По фамилии, не коверкая, — подумав с секунду, отозвался слизеринец. Предложив девушке новую сигарету, на что та покачала головой, Забини пожал плечами и подкурил новую никотиновую палочку. А потом поспешно добавил, видимо, подумав о ком-то. — Хотя, есть отдельные экземпляры.       Грейнджер хохотнула, ведь в мыслях сразу нарисовался Малфой с его шипящим «Грязнокровка». — Конечно. Малфой и Паркинсон, — с едва заметной обидой в голосе отозвалась шатенка. — Десять очков Гриффиндору. И минус столько же, ведь ты, Грейнджер, не ответила на вопрос. — А. Это, — она рассеянно махнула рукой, подразумевая сигареты. — После войны. Когда все закончилось, мы… Я не верила. Ребята отмечали несколько дней, а я просто смотрела в потолок и пила вино. Просто боялась закрыть глаза и проснуться в той палатке, где Рона расщепило, а потом он… Не суть. В общем, уже после моего наплыва апатии, я гуляла по магловскому Лондону и выкурила пачку сигарет. Сейчас редко курю. Только когда что-то происходит, — прошептала она под конец, смахнув с щек капли слез и достав из пачки новую сигарету, нервно пытаясь поджечь ту магловской зажигалкой. — А что произошло сейчас? — осторожно спросил слизеринец, перехватывая её ладони и помогая гриффиндорке с зажигалкой. «Я влюбилась в Драко Малфоя…» — Буду делить комнату с одним из вас. С Теодором Ноттом. Кажется, его зовут так. Поздравь друга, Забини, он стал старостой вашего факультета.