Вот так, подобно призракам без плоти, Когда-нибудь растают, словно дым, И тучами увенчанные горы, И горделивые дворцы и храмы, И даже весь — о да, весь шар земной. И как от этих бестелесных масок, От них не сохранится и следа. Мы созданы из вещества того же, Что наши сны. И сном окружена Вся наша маленькая жизнь. Буря, акт VI, монолог Просперо Уильям Шекспир
—…после партии в преферанс я сел за клавесин, и Уилкс затянул песенку про какую-то женщину, которая завела своего неверного любовничка в море на съедение Серенарианским скатам, а сама зарезалась. Он, Уилкс, уже был в стельку — и так фальшивил, что мы заперли его в кабинете, а сами позвали цыганок с этажа ниже. Но потом началась неприятная заварушка из-за одной красотки… Месяц назад Мориарти изменил своей привычке работать в полной тишине. Жалел он об этом безмерно. Истории его друга о своих ночных похождениях были одна другой краше, и сочинял он их каждый раз с жаром и пылкостью, которые не снились выдумщикам, штампующим романчики о базальтовых столпах Катурии, яхонтовых храмах города Кирана и эфирных берегах сераннианских рек — якобы существовавших в иных мирах. От этих россказней у Мориарти начинала болеть голова и ныли зубы, но он стоически терпел. Последнее время его преследовала какая-то ужасная сонливость, от которой не было спасения даже после крепкого десятичасового сна, и настигала она его в самые неподходящие моменты работы. Грубоватый голос Морана насильно вытягивал из объятий Морфея, но временами мешал сосредоточиться. Что ж, приходилось выбирать между двух зол. Вот и сегодня майор создавал ему рабочий шум, бубня про вчерашнюю буйную ночь, якобы проведенную в компании бывших товарищей по оружию. Когда это наглое вранье вконец надоело Мориарти, он, морщась, отбросил в сторону перо и повернул свое кресло к окну. — Теряете форму, друг мой. —…что? — В следующий раз придумайте историю получше. — Я не понимаю… — Не было никаких пьяных товарищей, клавесинов и цыганок. Эту ночь вы провели с мужчиной. Теперь Мориарти сидел лицом к окну, созерцая клубящийся за стеклом лондонский туман. Он не мог видеть Морана, но замешательство и тягостное волнение того чувствовалось в воздухе. Пауза затянулась. — Древним все равно, не волнуйтесь. — Людям не все равно. — Да, — ответил после долгой паузы Мориарти. — Людям — да. — Но как вы, черт побери, узнали? — От вас мужским одеколоном несет за милю, хотя вы им не пользуетесь. Так что либо вы слишком тесно обнимались со своими бывшими сослуживцами, либо нашли себе другую компанию, — Мориарти в задумчивости постучал по подлокотнику кресла. — Скорее второе. Никогда не встречал военных, которые выбирали бы такие претенциозные ароматы… Тут он вдруг поднялся на ноги и задернул плотную штору, будто ограждая гостиную от бледно-зеленых дымных щупалец. — Но я предлагаю оставить эту тему, друг мой. Если, конечно, вы не хотите обсудить свою личную жизнь с инспектором. — Инспе… В гостиную вошел Лестрейд, обмахиваясь шляпой-котелком. — Добрый день, джентльмены. Он резко втянул носом воздух и повернулся в сторону Морана. — Майор, вы завели новый парфюм? Очень… необычно. Моран закашлялся. А Мориарти чуть усмехнулся. — Спасибо. — Присаживайтесь, Лестрейд. — Нет, нет, я не отниму у вас много времени. Это, в самом деле, пустяк… Мориарти поморщился и потер глаза. — Из-за пустяка вы бы ко мне не обратились. Ближе к делу, инспектор. — Тоже верно, — Лестрейд все мял в руках поля котелка и явно чувствовал какую-то неловкость. — Случай вандализма на Хайгейтском кладбище. В другое время я бы вас не побеспокоил, разумеется, но… —…но вас очень хорошо попросили. — Именно. Да и случай, если подумать, необычный. Кто-то разрыл могилу десятилетней давности, разломал гроб и похитил тело. Сначала мы подумали, что это дело рук гулей… но, гм… — тут инспектор замялся. — После обеда должны остаться хоть какие-то крошки, если вы понимаете, о чем я. — Я вас понял. Продолжайте. Голос инспектора становился все тише, долетая до слуха Мориарти будто из подземных глубин. Как же его тянуло в сон! — И это даже не самое странное. Кто-то облил могильный камень мигойской кислотой. — А чья это была могила? — спросил вдруг Моран прежде, чем Мориарти успел задать тот же вопрос. Похоже, его друг сильно заинтересовался рассказом инспектора. — Мы не знаем. Кислота уничтожила надгробие, а по документам в этом секторе вообще не было никакого захоронения. Мориарти поднял голову. — Метрические книги. — Уже проверили. Ничего. Настоящий покойник-невидимка. А ведь к его могиле носили цветы — у него явно был кто-то близкий… — Удалось установить, кто именно? — Нет. Сторож, который проработал на этом участке последние двадцать лет, недавно скончался. — Как удобно тасуется колода, — хмыкнул Моран. — Ему было уже за семьдесят, майор, — буркнул Лестрейд. — Будь я сторожем на кладбище, я бы еще раньше в гроб сыграл. Слово «гроб» отозвалось в сознании Мориарти глухим ритмичным звуком, словно кто-то постучал изнутри черепной коробки. У него появилось малодушное желание прилечь. — Лестрейд, я хочу еще раз взглянуть на все документы, которые вы смогли найти, — ответил Мориарти, с усилием выговаривая слова. — А также на те, которые не смогли. Я составлю… список… У него зашумело в ушах. — Да тут такое дело, Мориарти… — инспектор вновь замялся. — Когда мы подняли старые документы, со Скотланд-Ярдом связались заинтересованные лица. И напомнили, что наша цель — найти преступника, а не выяснять, кому принадлежала та могила. — Вы просите меня о помощи, но не помогаете мне. Это будет стоить дорого, инспектор. — В деньгах обижены не будете. Как и всегда. — Дайте мне пару минут на сборы, и я поеду с вами на кладбище. Не стоит ждать, пока лондонская погода уничтожит все улики… Мориарти сделал шаг в сторону своего стола. На долю секунды он прикрыл веки. По телу разлился непривычный, цепенящий холод, губы заледенели, а во рту стало горячо и сухо. Тяжелая пульсация в висках усилилась, горло будто сжала чья-то невидимая рука, что-то надавило изнутри, распирая грудь, ребра… И тут комната качнулась перед его глазами и куда-то поплыла. — Мориарти, что с ва… Проклятье! Инспектор, живо сюда, помогите мне его поднять…***
Очнулся он уже на диване. Над ним нависал Моран со стеклянным флаконом эликсира Виктора. От одного кислого запаха этой чудо-микстуры Мориарти затошнило. Во рту ощущался гадкий сладковатый привкус. — Моран, уберите от меня эту мерзость… — Вы в порядке, — его друг вздохнул с облегчением. — Ну и напугали вы меня, черт возьми! — Это всего лишь обморок, не драматизируйте. В последнее время я плохо высыпаюсь. — Глубокий, однако, обморок, если из него выводит только эликсир Франкенштейна. Чего я только не перепробовал, пытаясь вас разбудить… Мориарти скривился и дотронулся до ноющей щеки. — Я заметил. Вы, похоже, не только нюхательную соль на мне использовали. Моран ощутимо смутился и каким-то по-мальчишески виноватым жестом почесал затылок, глядя под ноги. — Переживал за вас. — Не стоило, — сухо ответил Мориарти. — В следующий раз, прежде чем бить меня по лицу и вливать в горло эту гадость, могли бы просто дать мне поспать. Как видите, я в полном порядке… Он сел и почувствовал, словно его огрели чем-то тяжелым по голове. Перед глазами замелькали багровые пятна и какие-то яркие вспышки. Своей формой они напоминали фигуры из неевклидовой геометрии, которые он раньше видел в своих безумных снах. На миг Мориарти почудилось, что его череп треснул, а осколки кости врезались в мозг. На сей раз он все же подчинился глухому ворчанию Морана и опустился обратно на диван. Зрение потихоньку восстановилось, и тут Мориарти обнаружил, что инспектора Лестрейда нигде не было видно. Зато в его кресле сидел мужчина средних лет и, подавшись корпусом вперед, внимательно изучал Мориарти. На столе перед ним стоял коричневый саквояж. — Инспектор вызвал врача, — зачем-то пояснил Моран, будто после потери сознания Мориарти растерял и свою способность выстраивать элементарные логические цепочки. — Это он посоветовал использовать эликсир. — Приятно познакомиться с вами, мистер Мориарти, — врач слегка кивнул ему. — Доктор Харли Уоррен. Как вы себя чувствуете? Низкий голос врача звучал вязко и гипнотически, словно затягивал в болотную трясину. Было в этом Уоррене что-то неуловимо странное, будто вместо человека перед ним сидела пустота, предмет мебели, и взгляд Мориарти по нему скользил, не задерживаясь. Вероятно, тупая ноющая боль в висках не давала ему сосредоточиться. — Голова болит. Врач развернулся в кресле и, сдвинув саквояж на край стола, склонился над бумагой с пером в руке. На его пальце блеснул перстень с монограммой Королевской ассоциации врачей. Очередная странность. В ряды лучших медиков страны не попадали раньше пятидесяти. — С вашего позволения я сделаю записи, которые вы можете передать лечащему врачу. — У меня нет лечащего врача. Рука доктора замерла над листом — казалось, тот удивился, но попытался это скрыть, заправив поглубже манжеты и ослабив узел изумрудного галстука. — Прошу вас, опишите мне ваше состояние подробнее. За последнее время вы падали в обмороки, кроме сегодняшнего случая? — Нет, — мрачно ответил за него Моран. Доктор Уоррен поднял глаза на Мориарти, и тот молча кивнул. — Как часто? — Пару раз в неделю… весь последний месяц. Мориарти повернул голову и поймал изумленный взгляд Морана. На скулах последнего тут же напряглись желваки. — Вы жаловались на нарушение сна. Это бессонница или чрезмерная сонливость? Возможно, вас мучают ночные кошмары и приступы паники? — Чрезмерная сонливость. Кошмары меня не беспокоят, хотя после ярких сновидений я не могу шевелиться. — Сонный паралич… — пробормотал доктор себе под нос. — Эти сновидения осознанны? — Что? — Вы можете контролировать свое тело во сне? — Пожалуй. — Опишите содержание тех снов, которые вы помните. — Мне казалось, что мы собрались обсуждать мои обмороки, — сухо ответил Мориарти. Доктор устремил на него взгляд глубоких, черных, будто мертвых глаз. А затем, кашлянув, зашелестел своими бумажками. — Что вы чувствуете перед тем, как потерять сознание? — Холод. Тяжесть и стук в голове. Сухость во рту, удушение и такое странное давление в груди… — Словно что-то распирает ваши ребра, — негромко закончил за него врач. — А в момент пробуждения вы, должно быть, видите яркие пятна в виде странных фигур. — Это неевклидова геометрия. Если вы уже о чем-то догадались, не могли бы просветить меня? — Последний вопрос, мистер Мориарти. Опишите мне ваш сон, хотя бы один. — Чаще всего я вижу каменистые пустыни, башни на полых стеклянных утесах и черное, бурное море. Пару раз я оказывался в здании, похожем на библиотеку, там были железные ящики с рукописями на неизвестных мне языках. Также я видел дома из гранита и, кажется, оникса, древние руины из розового мрамора, а иногда — города, построенные из человеческих костей. В гостиной воцарилось молчание. — А говорили, что вам не снятся кошмары, — пробормотал наконец Моран. — Не вижу в этих снах ничего пугающего, — Мориарти приподнялся и сел. — Доктор, я хочу услышать свой диагноз, каким бы ужасным он ни был. Не надо меня щадить. — Как пожелаете. Ярко выраженные симптомы: припадки, расстройство сна, глубокие, осознанные сновидения, фантазии об иных мирах. В некоторых случаях возможны галлюцинации, кататонический ступор и скованность мышц. У вас синдром Слейтера. Доктор достал из саквояжа рецептурный бланк. — Я выпишу вам рецепт на средство, которое избавит вас от навязчивых сновидений, смягчит другие симптомы и замедлит развитие болезни. Мориарти едва взглянул на бумагу и тут же сухо возразил: — Я знаю это лекарство. Оно вызовет постепенную атрофию моего разума. — Боюсь, у вас нет выбора, — доктор Уоррен смотрел на него пусто и равнодушно. — Специфических методов лечения синдрома Слейтера не существует. Летальный исход наступает более чем в половине случаев, а перед тем — долгая кома… Напоследок доктор посоветовал проявить благоразумие («кома — это крайне неприятно, вам не понравится…»), пожелал приятного вечера и удалился. А Мориарти достал медицинскую энциклопедию и сказал Морану, что ему нужно побыть одному.***
Его познания в медицине были отрывочны и неравномерны, а синдромом Слейтера он заинтересовался впервые. За энциклопедией Мориарти просидел весь оставшийся день, прервавшись лишь для того, чтобы отправить три письма. Одно предназначалось Лестрейду — в нем он выразил свое желание приступить к делу завтра утром. Второе передал в книжный магазин с поручением заказать сборник по болезням неизвестной этиологии и труды по «делу Слейтера» авторства известного американского медика Г. Уэста. Последний был его давним другом по переписке, и Мориарти черкнул ему пару строк в третьем письме, приглашая навестить туманный Альбион. У него наконец появился повод для чтения научных работ мистера Уэста, а у них обоих — повод для личной встречи. Так приблизилась ночь. Когда взошла луна и озарила своим кровавым светом гостиную, домой вернулся Моран. Он помедлил у двери, ведущей в коридор. — Вам нужно это с кем-то обсудить, Джеймс. Странно было слышать свое имя, да еще и из уст Морана. Последний раз к нему так обращались во времена университетских штудий. Мориарти оторвал взгляд от бумаг: — Давайте вообразим, что я порыдал у вас на плече горькими слезами и мы закрыли тему. — Нельзя же просто делать вид, будто ничего не произошло! — Я не делаю. Разве вы не видите, чем я занят? Работаю, пока моя голова еще на это годится. Моран помолчал. — Я просто хотел сказать, что понимаю вас. Не принимайте этот дьявольский порошок, только хуже станет. — Знаю. И не собирался. — Но не упрощайте болезни работу. Дела могут подождать до завтра, а сейчас идите спать. — Что бы я делал без ваших чудесных советов, Моран. Он даже не пытался скрыть яд в своем голосе. Моран смерил его долгим взглядом, а затем, сухо кашлянув, отвернулся. — Были бы в большой беде, — просто ответил он и вышел из комнаты, затворив за собой дверь. Вскоре его шаги стихли на лестнице. А Мориарти вернулся к страницам медицинского компендиума. Он попытался сосредоточиться, но буквы не желали складываться в слова и текст расплывался перед глазами. Мысли летели в совершенно другом направлении — в том, в котором их направил Моран своим неосторожным замечанием. Нет, больше дела ждать не будут. Мориарти надеялся сохранить ясный рассудок хотя бы до семидесяти лет. Потом можно было уйти на покой — переехать за город, заниматься делами, не требующими интеллектуальной нагрузки. Разводить фосфоресцирующих ос, например. Временами вести ленивую письменную полемику с коллегами-математиками, ездить в Лондон на лекции. Короче говоря, убивать время до смерти всякими глупостями. Теперь же в голове будто кто-то запустил роковое, мерзкое тиканье. У него был год, может, меньше. Врач убеждал Мориарти принимать порошок Джекилла, который, возможно, выторговал бы у болезни еще полгода, но подтолкнул бы его в пропасть раннего слабоумия. А потом все равно наступила бы кома — беспомощное, жалкое существование в компании со своими глупыми, вялотекущими мыслями. О Древние! Это было хуже, чем сойти с ума. Безумный своего безумия не ведает. Мориарти стиснул голову ладонями и с какой-то ненавистью бросил взгляд на свой стол, на порезанную ножницами вечернюю «Звезду Альбиона», на незавершенную «Динамику астероида», на микроскоп, который подсвечивался багровыми отсветами луны. Прокля́тая его больная голова. Мориарти пододвинул к себе записи, обмакнул перо в чернила и принялся за работу.***
«Кто-нибудь слышит меня?» Мориарти поморщился. Веки будто налились свинцом. Он не заметил, как заснул. — Моран, оставьте меня в покое и идите спать… «Я — не ваш друг. И какое-то время вас побеспокою». Мориарти оторвал голову от стола и окинул взглядом гостиную, залитую багровым светом. Затем медленно зажег погасшую свечу. Комната была пуста. «Вы еще здесь? Надеюсь, не напугал». Древний? Нет. Человек — это ясно по чистому, ровному голосу без рокота и мерных шипящих постукиваний. И звучал он прямо в его голове. — Кто вы? — спросил Мориарти. И тут же почувствовал себя очень глупо. Он вспомнил, что среди прочих симптомов врач упоминал галлюцинации. Обладатель голоса будто прочитал его мысли: «Я не плод вашего воображения, как вы могли подумать. Мое имя — Рэндольф Картер». — Это не объясняет, что вы делаете в моей голове. «Я являюсь сновидцем, как и вы». Мориарти слабо интересовался психиатрией, однако сновидческая болезнь была ему известна по одному из старых дел. В картотеке оно значилось как «Случай с преждевременным погребением», Моран же окрестил его «упырица из Сассекса». Дело было несложным. Похороненная заживо «упырица» оказалась сновидицей с тяжелейшей формой летаргии и сомнамбулизма, а поднималась она из своей могилы для того, чтобы вгрызаться зубами в мужские шеи. Женщина называла себя сосудом ползучего ужаса, бога-посланника, ради которого она и вкушает человеческие души вместе с кровью. С их помощью «упырицу» удалось поймать, но обратный путь из коридоров сновидческих иллюзий она так и не нашла — ее сознание было изуродовано безвозвратно. Родственники поместили женщину в психиатрическую лечебницу, где она и скончалась годом позже. В отличие от синдрома Слейтера, большую часть времени сновидческая болезнь протекала без внешних симптомов. Безумцы либо тщательно скрывали свой статус, либо сами о нем не ведали, полагая, что обладают даром удивительных, ярких сновидений. А тем временем мгла постепенно пожирала их рассудок, повергая в пучину сумасшествия. Такие люди рано или поздно становились опасны для общества. — Вы ошибаетесь. «Нет. Если бы я и правда мог установить контакт с любым существом из Бодрствующего мира, то им были бы не вы. А так приходится действовать методом тыка». Помолчав, голос пояснил, уже любезнее: «Не принимайте на свой счет. Я рад, что на моей родине еще уцелели сновидцы». — У меня синдром Слейтера, а вы — моя слуховая галлюцинация. Его ментальный собеседник негромко кашлянул: «В таком случае зачем вы продолжаете этот разговор?» — Вы не даете мне снова заснуть. «Забавно. На вашем месте я бы скорее злился». Неожиданно у Мориарти возникло чувство, будто на последних словах его собеседник улыбнулся. — Я всегда считал сон бессмысленным занятием. Он лишь отнимает у меня годы жизни. «Лет до шести я считал так же, а потом обучился навыку сомнамбулических странствий по миру Снов. Вы, должно быть, так и не развили эту способность». — Увы мне, — усмехнулся Мориарти. Он начал получать от этого абсурдного разговора какое-то странное удовольствие. — А теперь, мистер… Картер, не могли бы вы назвать цель вашего ночного визита? Багровый свет уже начинает меня усыплять. «Багровый?.. Ах, вы про луну». Его собеседник, представившийся Картером, издал тихий вздох. А затем добавил задумчиво: «У вас, похоже, наступил июль. Временами я начинаю скучать по долгим багровым ночам…» И тут он спохватился, вернув голосу деловой тон: «Я хочу договориться с вами об одной услуге. Вознаграждение назовете сами, когда я озвучу предложение, мистер… простите, вы так и не назвали своего имени». — Джеймс Мориарти. В его голове наступила мертвая тишина. Пауза затянулась на добрую минуту. Мориарти было подумал, что галлюцинация наконец отпустила его, как вдруг голос Картера зазвучал отрывисто и четко, врезаясь в сознание, словно речитатив: «Примите мои извинения, мистер Мориарти. Если бы я знал, кто вы, то не тревожил бы вас понапрасну. Для своей цели я поищу кого-то другого. Спокойной ночи». Голос замолчал. Какое-то время Мориарти сидел без движения. Затем он поднялся с кресла и выглянул из окна на ночные улицы, залитые алым светом. Пустынные и безжизненные, они напоминали ему о холодных сумеречных городах из его снов. Его мрачные размышления, не был ли порошок Джекилла такой уж плохой идеей, прервал тихий, но явственный шепот: «Не любуйтесь багровой луной перед сном. Нам с вами нельзя на нее долго смотреть». А после ощущение постороннего присутствия начало отступать.