Эффект Люцифера

Все боятся быть одинокими, а я боюсь новых бессмысленных отношений.

— Знаешь, что такое «Эффект Люцифера»? — я откусываю большой кусок красного яблока, прикрываясь второй рукой от яркого полуденного солнца, режущего мои глаза. Хоть я и устроился в тени огромного дерева, ветви которого чуть слышно шелестят зеленой листвой, обдувая приятной прохладой лицо, всё равно кажется, что я могу ослепнуть, если хоть ещё один луч проберется к моим глазам. — М?.. — сонно потягивается ангел, не послушавший меня и устроившийся прямо под огненным шаром, подставляя своё лицо навстречу свету. Его голубые глаза переливаются золотом, будто поглощая в себя солнечные лучи, пока я слежу за тем, как он вытаскивает из белоснежных волос травинку и засовывает её себе в рот. — Что ещё за «Эффект Люцифера»? — Это дегуманизация — процесс, заставляющий обычных, нормальных людей спокойно или даже с энтузиазмом совершать злые поступки, — Дино неспешно поворачивает ко мне голову, вскидывая вверх брови в удивлении, но в остальном не выражая никаких эмоций. — Этот приём использовали в Нацистской Германии, заставляя думать, что люди, отличающиеся от них религией, цветом кожи, этносом являются недостойными жизни. — Почему его назвали твоим именем? — А как? «Эффект Шепфа»? — я усмехаюсь, прикрывая глаза и надеясь, что в этот раз дед услышит мои слова, но этого, естественно, не происходит. — Люби всех, но кого-то чуть сильнее, а кого-то и вовсе не люби, — белокрылый злобно фыркает, переворачиваясь на живот, чтобы перестать щуриться от солнца. Чувствую, как его стальной взгляд просверливает во мне дыру, вытаскивая из меня слова, словно щипцами, хотя вслух продолжения он не требует. — Любимец Шепфа, обращённый в демона и наделённый Адским Пламенем, которое является его заточением в преисподней. Я не в силах избавиться от огня окончательно, пусть и учусь контролировать его, Дино. Он дан мне, чтобы я мог карать грешников и запугивать остальных демонов. Мне дарована власть над ним лишь ради одного — чтобы лишить меня возможности вернуться в Эдем. Я — это зло, понимаешь? — Зло, разрываемое собственным разочарованием? — приоткрываю один глаз, чтобы рассмотреть его серьёзное лицо и убедиться в том, что ангел вправду не видит моей вины в произошедшем с Астаротом и при этом не испытывает жалости к моему положению. В его мыслях витает желание донести до меня тот факт, что я сам должен простить себя, попытаться отпустить свою боль, но ему не понять то, что я потерял. — Душа, сумевшая простить, превыше той, что жаждет мести. — О чём ты? — я приподнимаюсь на локтях, окончательно теряя умиротворение внутри себя. — Ты не знаешь, почему Шепфа дал тебе такое испытание… — Испытание? — смеясь, перебиваю его. — Ты ещё не понял, Дино? Шепфа плевать. Нет никаких испытаний — мы сами виновны в том, что с нами приключается.       Я поднимаюсь в столовую, где обедают родители, ступая по ярко-красному ковру, украшенному по краям чёрными замысловатыми узорами, крепко сжимая в руке букет из белоснежных с черными прожилками роз, острые шипы которых впиваются в мою ладонь. Капли крови, стекающие из ран, оставляют тёмно-бордовые следы. Во мне нет ни капли страха, нет ничего, кроме нарастающей с каждой секундой злости к Сатане, склонившему меня к недоверию собственному другу.       Лилит сразу же бросает на меня приветственный взгляд, когда я ногой открываю дверь и та с громким стуком ударяется о стену. Её лицо меняется за секунду: оно не отражает того тепла, что мелькнуло сначала, проявившегося в чуть приподнятых уголках губ. Королева кидает испуганный взгляд в сторону Сатаны, который со звоном опускает вилку обратно в тарелку, крепко сжимая челюсть. — Ты сказал, что на гнилой земле розы не вырастут, — швыряю прямо в его стейк цветы, а затем так крепко сжимаю кулаки, что ногти до боли впиваются в кожу. Я не обращаю на это внимания, отступая на один шаг, чтобы он лучше мог разглядеть меня. — Ты, как всем привычно, ошибся, отец. — Люци, — тихо произносит мать, пытаясь предотвратить нашу очередную ссору, но я не поворачиваю головы. Сатана поднимает свою руку, заставляя её сесть обратно на стул, с которого она уже успела вскочить. — Что ты сказал, щенок? — прожевав, спрашивает отец, играя огнём в алых глазах. — Что слышал, — плевать, что он вырвет мне крылья, что заточит на долгие годы в одном из кругов, приравнивая к грешникам, — на всё плевать. Пусть знает, что теперь я не буду повиноваться каждому его слову и беспрекословно доверять. — Астарот был не виновен, и ты знал это! Ты лишил меня друга! — Друзей нет, есть только союзники! — его кулак с грохотом опускается на крепкий деревянный стол, проламывая в нём внушительную дыру. — Ты слишком туп, чтобы уяснить это?! — Слишком туп, — практически шёпотом произношу я, когда оставляю ангела в окружении остальных святош, следуя на собственные занятия.       Имеет ли смысл теперь отрицать тот факт, что Дино знает обо мне слишком много? Знает то, что даже для большинства демонов остаётся тайной? Почему я поделился этим с ним, почему доверился? Неужто лишь ангелок способен не испытывать жалости и страха передо мной, совершенно не опасаясь, что однажды Адское пламя может нанести ему вред?       Даже после открывшейся ему правды, он по-прежнему не отказывается проводить со мной время, находит мне оправдания, которые пусть и не утешают меня, но дают надежду, что я в принципе могу заслужить прощения. Я не способен загладить свою вину перед Астаротом, но тот факт, что остальные демоны остаются верны мне, просят защиты, как, например, Мими и Ости, и даже некоторые ангелы готовы оказать поддержку, даёт надежду, что я вырасту хотя бы меньшим эгоистом и параноиком, чем Сатана.       Из своего кабинета быстрым шагом выходит Престол Фенцио, торопящийся скорее добраться до главного зала, чтобы узреть своими глазами, как его любимая непризнанная становится ангелом, когда я поднимаюсь в учебное крыло. Преграждаю ему путь и чуть улыбаюсь тому, что благодаря своей татуировке я теперь легко подчиняю пламя внутри себя, хотя и изначально ненависти к этому святому у меня особо и не было. — Думаете, она вас там ждёт? — уголки губ ползут выше, когда ангел в недоумении смотрит на меня, явно стараясь сделать вид, что не понимает, о ком я говорю. Ах, Фенцио, поверь, я порчу тебе настроение не для того, чтобы узреть твою недовольную рожу, нет. Я готов на всё, чтобы поднасрать этой долбанной Ребекке, которая возомнила себя неприкасаемой, способной вмешиваться в дела Ада. — Вы не нужны этой двуличной сучке. Она уже получила поддержку Михаила, так что вы можете идти лесом. — Что ты несёшь? — в его сознании вижу, как он писал ей множество любовных писем, которые пока оставались без ответа, но в общении с ним Уокер не лишала мужчину надежды на совместное будущее. Ха, как же всё-таки прекрасно, что эта непризнанная сама смогла лишить себя друзей не только в Преисподней, но и на небесах. — Интересно, каково будет вашему сыну учиться в школе, когда его папаша станет обычным учителем? — усмехнувшись, я спокойным шагом отправляюсь на занятие, оставив Фенцио дальше складывать весь пазл в одиночестве, осознавая, насколько огромную яму он себе вырыл. — Удачи, бывший Престол.       Он не слушает меня, лишь недовольно прищуривает серые глаза, глядя мне вслед, и все равно идёт повидать свою девку, фантазии о ночи с которой кружат ему голову. Захожу на урок к Геральду и присаживаюсь у окна на своё привычное место. Кучка непризнанных весь урок перешёптываются о своих заданиях и парах, которые выпали, обдумывая варианты, как им одолеть соперника, чтобы перейти на следующий уровень.       Неудивительно, что никого не поставили против меня, ведь это будет как могильный крест на их переводе. Зато весь сегодняшний день смогу посвятить тому, чтобы поквитаться с Уокер за нанесённую Аду пощёчину. Я уже разбил её светлый образ в глазах Винчесто — пусть он и остаётся влюблённым в неё, ошибок мой юный демон точно не должен допустить. Сейчас ещё и Фенцио сможет разглядеть, в какое дерьмо вляпался, так что непризнанной придётся или признать поражение, или…       За окном Престол подходит к Дино и оттаскивает его от кучки новоприбывших ангелов, что-то говорит ему, а затем крепко обнимает. Это выходит у него настолько легко и непринуждённо, что я невольно пытаюсь вспомнить, обнимал ли меня когда-нибудь отец… Нет, таких моментов в моей жизни точно никогда не было.       Мои руки прикованы цепями на третьем Адском круге, где я уже не меньше десятка лет отбываю своё наказание за дерзость, которую устроил на ужине у родителей. Сатана еще никогда не поднимал меня выше четвёртого круга; видимо, моя выходка показалась ему слишком неучтивой, раз он даже отказался выслушивать мать, которая грозилась сотворить с ним то же, что и он со мной. — Не переживай, Лилит, — отхаркав кровь, произношу я сквозь зубы. — Я сам поквитаюсь с отцом.       Свистящий удар плетью рассекает мне спину, ломая, наверное, сотое по счёту крыло, которое пытается прорасти после того, как отец вырвал мне предыдущие. Не знаю, сколько точно по времени длится это унижение, но не думаю, что оно скоро закончится. — Простите, Господин, — произносит демон, замахиваясь и нанося новый удар. — Приказ Сатаны. — Тренируйся на здоровье, — пытаюсь вырвать цепь из скалы, но, видимо, я слишком слаб и измотан, раз они остаются на своём месте. — Тебе нужно хорошо уметь отмахиваться, чтобы защитить свою рожу от Цербера, Карро, когда меня выпустят. — Твоя псина падает без сил, щенок, — голос Сатаны помогает отрезвиться и собраться с мыслями, прекратить концентрироваться на боли, поддаваясь ей и теряя твёрдость духа. — Я отдал приказ не кормить её, пока ты не усвоишь урок.       Вновь дергаю цепи, которые на этот раз слегка хрустят, когда пару болтов вылетают из камней и звонко падают на горящую землю. Сатана заливается смехом, заполняющим всё пространство, когда в спину бьёт новая порция ударов, ломающая ребра и прожигающая кожу настолько сильно, что я падаю на колени. Конечно, он сам пришёл добавить мне пиздюлей; его руку я узнаю сразу. — Спасибо, — повернув голову, выдавливаю из себя слабую улыбку, отчего Сатана кривит раздраженную гримасу, не понимая, за что я посмел его благодарить. — Голодная собака разрывает плоть с большим усердием.       Разве можно представить, что мой отец будет переживать за мою судьбу больше, чем за свою репутацию? Он не сожалел о том, что позволил мне предать казни лучшего друга, что из-за него меня вышвырнули с Эдема; уж о такой мелочи, как мой комфорт в школе, он бы даже задумываться не стал.       К разговаривающим друг с другом Фенцио и Дино подходит ненавистная мне Ребекка, на запястье которой повязана синяя лента, ознаменовывая её неприкосновенность перед демонами. Она явно наслаждается недовольным и озлобленным лицом ангела. Словно решив порадовать меня представлением, Престол замахивается и выписывает девке пощёчину, которую, впрочем, выдерживает она достойно, лишь сильнее поднимая свой подбородок вверх. — Люцифер, — отвлекает меня от столь сладостного зрелища Геральд, держащий в руках книгу о падении Атлантиды, — если тебе неинтересно, то можешь идти. — И провести следующую сотню лет на седьмом круге? — с издёвкой спрашиваю я, доставая свою заветную монету, которую смог забрать перед тем, как тело Астарота скинули в яму. — Спасибо, откажусь. — Тогда не отвлекайся, — а вот этого я уж точно не смогу сделать. Тело резко охватывает жар, который я с трудом удерживаю, вновь возвращая свой взор на прежнее место, где уже красуется Михаил, сопровождаемый другими верховными ангелами. — Люцифер! — В пекло всё! — я резко решаю изменить свой выбор и быстрым шагом удаляюсь из кабинета, лишив остальных возможности понаблюдать, как огонь в моих глазах разгорается сильнее, заставляя находящихся рядом демонов и непризнанных, стремящихся в Ад, почувствовать мою злость.       До этой секунды я не задумывался, на что способна моя ненависть. Ослеплённый желанием отомстить Ребекке, настраивая Фенцио против неё, я подставил под удар Дино, который точно не заслужил подобного отношения. Впрочем, и изменить я ничего не мог: не в моей же голове таилось желание присунуть непризнанной, крутящей перед всеми хвостом. Надеюсь, ангел справится с тем, что больше не сможет называться сыном Престола, став обычным учеником, отпрыском простого школьного учителя…       Оказавшись на поляне, я застаю лишь сборище архангелов, в окружении которых спокойно и уверенно находится гордо приподнявшая свой подбородок Уокер, явно наслаждаясь своим положением. Солнце, уже преодолевшее зенит и стремящееся к закату, отбрасывает мою тень, которая кажется темнее остальных, раньше, чем я успеваю подойти, заставляя святош повернуться в мою сторону.       Ребекка победоносно улыбается, но пятится назад, когда я делаю шаг к ней навстречу. Встречаю препятствие в виде преграждающих мне путь Иеремиила и Иегудиила, держащих в руках святые клинки, блеском отражающие последние солнечные лучи. Поймав на себе удивлённые взгляды Михаила и Габриэллы, которые не сразу замечают связь в отсутствии Адского Пламени и татуировки на моей шее, я останавливаюсь и, засунув руки в карманы, выдавливаю усмешку, насквозь пропитанную желчью и отвращением. — Решили пустить её по кругу? — издевательски спрашиваю я, чувствуя, как глаза загораются ярче, начиная сверкать алым, когда Габи опускает свои серые глаза к полу, опечалено мотая головой из стороны в сторону. — Собрание семейства, на которое допустили непризнанную, но не позвали меня? — Я теперь ангел, Люцифер, — сжав кулаки, произносит Уокер, делая шаг мне навстречу, но Михаил поднимает вверх руку, заставляя её заткнуть рот. — Ребекка помогла нам найти доказательства вины Азраила перед Небесами. Сам Шепфа хочет поговорить с ней, так что даже не вздумай причинить ей вред, — от его самодовольного голоса уши чуть ли не кровоточат. — Демон Смерти имел связь с ангелами… — Все мы имели такую связь, пока нас не выпиздили из Рая, — перебиваю архангела, понимая, что эти светлокрылые просто-напросто нашли к чему прицепиться, прекрасно осознавая, что если не в этом, то в прошлом тысячелетии отец Ости точно совокуплялся с кем-то из непризнанных или ангелов. — Я не позволю казнить никого из демонов, тем более со слов какой-то облезлой мартышки! — Это решит суд, Люцифер, — Габриэлла кивком головы просит оставить нас втроём, чтобы лишить остальных радости насладиться семейным скандалом, о котором в ближайшее время узнает Сатана. Он явно останется недовольным тем, что бывшие братья и сёстры посмели заговорить с его сыном. — Знай: все, с кем прелюбодействовал Азраил, также будут наказаны по заслугам. — Рано или поздно всем воздастся, — завершаю разговор, разворачиваясь на пятках, не желая больше тратить ни минуты своего времени на пустую болтовню.       Я стою на обрыве, смотря на то, как ветер играет со снежинками, вырисовывая резким потоком вихры и узоры перед моими глазами. Буквально в паре шагов разверзлась бесконечная пропасть, поглощающая ледяные хлопья, сверкающие в тёплом свечении лучей. Солнце отбрасывает золотистый свет на белоснежную поверхность, сквозь которую местами просвечивается серо-бурая скала, закутанная мягким снежным одеялом.       Это моя последняя надежда исправить всё, последняя попытка вернуть Астарота и доказать его невиновность. Никто не станет перечить Сатане, никто не посмеет сомневаться в его решениях и не подчиняться приказам. — Кроме тебя! — кричу я, поднимая взгляд к небу. — Шепфа, ты знал его с рождения, позволь мне вернуть его и всё исправить!       Тишина, убивающая во мне веру в праведность и поддержку деда, рассказами и воспоминаниями о котором мы делились с другом. В глубине я знал, что так всё и закончится, но не мог не попытаться. Я, в отличие от Всевышнего, не посмел лишить его шанса помочь тем, кто в нем нуждается. — Надеюсь, что ты останешься доволен! — рычу я, чувствуя, как пламя прорывается сквозь меня наружу. Сам Ад оказался на Земле, бросая Шепфа вызов, когда я впервые осознаю, какой поистине силой обладаю. — Ты убиваешь безвинных, я буду карать виновных, слышишь! Ты сам во всём виноват! — Всё случилось так, как и должно было.       Кто на самом деле виновен в смерти Астарота? Я, ошибочно полагающий, что друг мог предать меня? Сатана, позволивший сыну платить за грех отца? Михаил, успешно провернувший свои манипуляции и положивший начало казням в Аду? Или Шепфа, приказавший архангелу сговориться с Асмодеем и не защитивший безвинного демона? Из-за кого именно был обезглавлен тот, кто больше всех заслуживал находиться в Эдеме?       Я жду за лестницей, когда Ребекка, бахвалящаяся своим положением и новыми знакомствами, наобщается с друзьями. В голове прокручиваю все возможные варианты исхода сегодняшнего слушания, где бывшая непризнанная, принявшая ангельскую сторону, будет судьёй. Двуличная мразь, играющая жизнями бессмертных, как никто заслуживает вертеться рядом с архангелами и Шепфа. Надеюсь, однажды я смогу лично лицезреть, как она так же предаст небеса или сама будет поставлена к гильотине или виселице. — Стоять, — тихо произношу я, хватая её за шею и прижимая к холодной стене в тени здания, когда она собирается подняться к себе. — Думала, сможешь скрыться от меня? — Ты не смеешь ко мне прикасаться! — она вздрагивает и пытается кричать, но я затыкаю ей рот рукой, слегка обжигая пламенем губы и сильнее сжимая горло, отчего её кожа начинает багроветь. Удостоверившись, что она не начнет вновь вопить, я слегка ослабляю хватку. — Тебе конец, если об этом узнает Михаил. — Ключевое слово «если», — с ухмылкой произношу я, опуская руки, отчего Ребекка падает на колени. Присаживаюсь на корточки, чтобы она лучше могла разглядеть выражение моего лица, не сулящие ей ничего хорошего, и замечаю на её шее следы от своих пальцев. — Ты изрядно потрепала мне жизнь, Бекки. Что было бы, не явись я в школу? Ты правда считаешь, что если не я, то никто другой не встал бы на твоём пути? — резким рывком прижимаю её за светлые волосы к полу, когда она собирается подняться на ноги, заставляя чуть ли не облизывать мраморные плиты. — Запоминай, — произношу ей на ухо, чувствуя, как её энергия мгновенно наполняется злостью и ненавистью от такого унижения, пока я наслаждаюсь каждой секундой этого момента. — Ты не посмеешь казнить демона, слышишь меня? Иначе я вырву крылья сначала Винчесто, отослав его шныряться на первом круге, потом всем твоим приятелям, ставшим демонами, а затем, в конечном счёте, я доберусь и до тебя, дорогая. Поверь — как бы быстро и стремительно ты не наращивала свою силу, моя за то же время возрастёт в десятки раз больше. — Так переживаешь за своих слуг, Люцифер? — сквозь зубы произносит она, всё ещё пытаясь казаться непобеждённой. — Хочешь, чтобы я их пощадила? Давай сделку. — А-ха-ха-ха, — тихо смеюсь, отпуская белокурую и выпрямляясь. — Мне даже интересно… что ты попросишь взамен? — Я не казню ни одного демона, — она тоже поднимается, приглаживая ладонями своё чуть измявшееся синее платье, а затем заглядывает мне в глаза, стойко выдерживая мой пронзительный взгляд, — а ты больше никогда не посмеешь мне угрожать и ни при каких обстоятельствах не заточишь меня в Аду или на одному из кругов, — она протягивает мне руку, которую я через секунду пожимаю, понимая, что смогу обойти её условия. — По рукам.       Скорее всего, Михаил предупредил её, что, по его мнению, я могу читать мысли, потому что в сознании Уокер я не нахожу ничего интересного: она умело играет воспоминаниями, представляя передо мной скучные картины из своей жизни или вечеринок в поезде, которые меня совершенно не интересуют. Не знаю, как мой дядюшка догадался; может, ему поведал Шепфа, или он сам замечал, чувствовал, как я копошусь в его или чьём-то сознании, но если так пойдет дальше, то моя сила больше не сможет оставаться в тайне. Надо меньше её использовать, если я не хочу навредить себе сам, оставшись без эффекта внезапности.       Тяжёлое кровавое небо словно соответствует моему настроению, когда я оказываюсь на одном из кругов Ада, чтобы посетить суд и увидеть, как Уокер вынесет свой первый приговор. Полуразрушенные каменные постройки, у основания которых валяются их части, обрушившиеся в одну из войн, напоминают темницы. В таких зданиях нет окон; есть лишь серые каменные стены, о которые стирают кожу на руках те, кому судьи собираются вынести приговор, и одна дверь, через которую заходит стража. Рядом с руинами разбросаны ржавые железные цепи и кандалы, которые необходимы для не смирившихся со своей участью осужденных.       Небольшое возвышение, что раньше было крышей одного из сооружений, стало своеобразной сценой, где сейчас, гордо вскинув подбородок, стоит Ребекка, ожидающая начала своей речи. Рядом с ней стоит Михаил, скрестив руки на груди и чуть приподняв уголки губ в поддерживающей улыбке. Обвиняемые ею ангелы и демоны небольшой кучкой стоят в метре от них, ожидая приговора, который вот-вот слетит с её поджатых губ. Далора, одна из ангелов, в ужасе заламывает пальцы, а после в который раз нервно поправляет свои каштановые волосы и закусывает губу, ожидая самого ужасного решения. Азраил на удивление спокоен, но даже издалека я вижу в его глазах, радужка которых постепенно начала превращаться из льдисто-голубых в алую, небольшой испуг и непринятие всей ситуации. Однако он молчит. Позади него стоит Рондент, напрягший свои тёмно-серые крылья, чтобы в случае чего броситься на защиту Демона Смерти.       Ости, которая никак не могла пропустить суд над своим отцом, стоит рядом со мной, держась за мой локоть. Побледневшая, она едва держится на ногах, переживая за Азраила и уже предчувствуя, что Уокер вряд ли вынесет ему оправдательный приговор. Я пытаюсь поддержать Ости, но мысли о бывшей непризнанной, которой уже доверили судить и ангелов, и демонов, не дают мне покоя — я в ожидании худшего исхода событий. Мы вдвоём стоим вдалеке от всего происходящего, но тем не менее всё прекрасно слышим и видим. — В связи с открывшейся нам правдой, — Ребекка легко кивает в сторону Михаила, зачитывая приговор, пока Ости с силой сжимает мой локоть, пытаясь скрыть свой страх, — Далора будет лишена всех званий и отправится на первый Райский круг следить за душами, — моя челюсть сжимается, когда я слышу первое решение Уокер в качестве судьи, уже представляя, что она подготовила для демона. — Архидемон Азраил также лишается всех своих привилегий и отправляется в канцелярию, где будет принимать решения касательно наказаний для грешников.       Пощёчина. Вот теперь она нанесла удар для всех демонов. Всё, что было раньше — лишь игры, шутки по сравнению с тем, что эта Уокер учудила сейчас. Не казнила? Да она сделала в сотни раз хуже, лишив одного из падших власти, показав, что Ад не смеет принимать решения касательно своих жителей.       Рондент начинает спорить с решением, требуя не быть категоричным к Демону Смерти, но я вижу по глазам и сжатым в тонкую полоску губам бывшей непризнанной, что она останется непреклонной. Они спланировали всё заранее, желая ослабить могущество и силу Преисподней. Ости срывается с места и летит к отцу, который не верит собственным ушам, но не теряет лицо, оставаясь в гордой и уверенной позе. Я всё это вижу со стороны и чувствую, как злоба и желание поквитаться с судьёй растёт в считанные секунды.       Резким взмахом крыльев оказываюсь далеко, стремясь отомстить за столь тупое и невыгодное ни для кого решение. Я знаю, как отыграться на Ребекке, знаю, как не допустить повтора данной ситуации, так что мне нужно лишь добраться в школу раньше, чем меня хватятся и отец потребует встречи со мной.       Кучка непризнанных трётся у выхода из школы, когда я пинком открываю главную дверь, с грохотом бьющуюся о стену, и сразу хватаю одного из них за крыло, резким движением вырывая его и откидывая в сторону, пока бывший человечишка падает на колени и пытается дотянуться до рваной раны, из которой струйкой стекает алая кровь, пачкая белый мрамор. Остальные бросаются врассыпную, выкрикивая имена преподавателей и моё, заставляя зевак выбежать из своих кабинетов и комнат, чтобы посмотреть на происходящее внизу.       Огонь в моей руке разгорается сильнее; яркие языки пламени всё выше лижут кожу, когда я замечаю в толпе Винчесто, но колеблюсь, не решаясь опалить и навредить ему. Он — демон, чёрт дери, я не смею мстить Ребекке через него. Отыграюсь на нем в Аду; ни один святой не увидит унижений и наказаний для демонов от меня. Если уж Сатана не может вступиться за своих подчинённых, то, по крайней мере, я не стану позорить Ад сильнее. — Уёбывай! — кричу я ему, прежде чем схватить следующего неопределившегося со стороной пернатого и свернуть ему шею. Нет, я не убиваю, я лишь показываю, что тоже могу демонстрировать свою силу и неприкосновенность перед другими.       Собираюсь запустить огненный шар в толпу ангелов, с которыми не так давно тусовалась Уокер, как вдруг кто-то валит меня на пол, чего я совершенно не ожидаю, и с силой бьёт мою руку о плиты, заставляя пламя рассеяться несколькими искрами, погасающими от соприкосновения с холодным мрамором. Дино нависает надо мной, прижимая крыльями мои плечи и замахиваясь для удара. — Люцифер, успокойся! — кричит он, прежде чем разбить мою губу, отчего металлический привкус перемешивается с запахом гари в моём сознании. Грубо отталкиваю его от себя. Ангел падает на спину, но тут же резко встаёт, когда я сам поднимаюсь на ноги и вытираю воротником своей чёрной рубашки дорожку алой крови, размазывая её по своему лицу. — Хватит! — Отвали! — рычу я, подлетая и нанося ему ответный удар, отчего мальчик хватается за нос, но затем резко пинает меня в грудь. Я не хочу мстить через него, не хочу причинять ему вреда, но вставать у меня на пути — самое тупое занятие. — Эти сраные непризнанные возомнили себя равными нам! — я бью его крылом по голове, но либо он довольно силён, либо я не прикладываю должного усердия для драки с ним, раз белокрылый до сих пор находится в сознании. Вновь пытается подняться с колен, но я разбиваю его лицо о ботинок, пиная прямо в голову, после чего Дино наконец-то отключается. — Полежи, поговорим потом.       Ученики толпой бегут к выходу, чтоб спрятаться в своих комнатах, но некоторые из них пытаются оттащить своих подбитых товарищей, находящихся без сознания, в укромное место. Медленным шагом я вновь подбираюсь к ангелочкам, которые, бросив отключившегося минутами ранее непризнанного на мраморные плиты, залитые кровью, загораживают его собой. — Бегите! — слышу крик Серафима Кроули и лишь сильнее веселюсь, представляя, как он будет сообщать о случившемся в Эдеме. — Дино, нет!       Я поздно реагирую на эту фразу, краем глаза замечая, как мой ангелок бежит прикрывать собой остальных, подставляясь под огненный шар, цель которого — максимально нанести вред и отомстить. Вот же блядь! Я могу контролировать пламя около себя, но остановить его, когда оно уже отделилось от моего тела, я не счёл необходимым научиться.       Как в замедленной съёмке я вижу, что Дино, еле держащийся на ногах, закрывает передо мной обзор на кучку никчёмных дружков Бекки; к лицу и груди ангела вот-вот прижмётся огонь, но в последний момент Кроули отталкивает его в сторону, подставляя под пламя свои сильные крылья, которыми я смел втайне восхищаться.       Все разом замолкают, глядя на то, как могущественные крылья Серафима окутывает пламя, испепеляя белоснежные перья, чернеющие на глазах, и прожигая нежную кожу. По всему залу слышится запах горелого мяса, схожего с копчёной свининой, но отдающего чем-то мерзким и удушающим, словно мы не в школе, а в на последнем адском круге, где много лет тлеют крылья моего отца.       Резкий порыв ветра раскрывает массивные входные двери, а затем тушит огонь, который всё же успевает нанести колоссальный, непоправимый вред. Кроули падает на колени, выставив вперед руки, и изо всех сил старается не распластаться на мраморе, когда ученики подбегают к нему, а я, не в силах пошевелиться, продолжаю стоять на месте и смотреть на Серафима, который пытается не показывать ученикам, насколько ему больно. — Люцифер, — слышу его тяжёлый и сбивчивый голос, полный спокойствия. — Я не хотел вам навредить, — произношу, встретившись взглядом с Дино, которого держит отец, пока мальчик стремится вырваться и подбежать ко мне. — Я знаю, сынок, — он поднимается на ноги, придерживаемый Винчесто и Геральдом, но его колени трясутся от боли, а на лице выступают капли холодного липкого пота. — Я знаю. «Ты убиваешь безвинных, я буду карать виновных,» — звучат мои собственные слова в голове, когда я осознаю, что сотворила моя ненависть. Я соврал сам себе. Я обескрылил Серафима. Я чуть не убил своего приятеля, ослепнув от гнева.       История циклична, и я только что доказал это, вновь оказавшись виновным. Я причинил вред тем, кто должен был оставаться в стороне, тем, кто этого не заслуживал. Кроули ни в чём не виновен, Дино не должен был пострадать, — они оба не имеют той связи с небесами и Ребеккой, чтобы нести наказание, чтобы я смел поднимать на них руку.       Эффект Люцифера. Я творю зло, поддавшись событиям и окружению, вместо того, чтобы бороться с ним. Я становлюсь похожим на Шепфу и Сатану, хотя обещал не допустить этого. Видимо, ещё много лет я буду нести собственное наказание за это.