Эффект Люцифера

Чтобы не обрывать отношения, лучше их не строить.

— Ты прогуливаешь, Люцифер, — Геральд садится на соседний стул, пока я в ангельской библиотеке изучаю книги и рукописи, которые дал мне Дино. Не знаю, чем и как думают в этой школе, на что они рассчитывают, желая отправить меня на занятия к одному из Престолов, но, к их же счастью, у меня есть дела поважнее. Не желай я научиться контролировать Адское Пламя, живущее во мне, то с удовольствием бы посмотрел, на сколько хватит моего терпения перед тем, как я сожгу светлые крылья Фенцио. — Сатана отправил тебя в школу не для этого. — Его планы часто не сбываются, если дело касается меня или небес, — равнодушно пожимая плечами, заключаю я, радуясь, что здесь папаше меня не достать и вообще вряд ли есть малейшая возможность того, что он услышит мои слова. — Хотите, чтобы я убил одного из пешек Шепфы? — Тебе не стоит так называть архангелов и приближенных… — Геральд, за всё время я называл их по-разному, начиная от уважительных реплик и заканчивая пренебрежительными фразами, — перелистываю страницу, которая начинает тлеть в моей руке и издавать неприятный запах горелой бумаги, и поднимаю взгляд ко входу, в котором появляется Серафим Кроули. Откидываю учебник на стол, пока он полностью не загорелся, и добавляю с ухмылкой: — Поверь, последнее подходит им больше всего. — Твой отец заслужил такое наказание. Шепфа поступил верно. — А я? — по рукам сильнее струится пламя, несмотря на то, что я пытаюсь контролировать его. Нет, дело не только в Серафиме. Что-то здесь не так, кто-то ещё прибыл в школу. Геральд слегка нервно осматривает библиотеку, пытаясь понять, кто же этот незваный гость — он тоже чувствует Ад, его силу и влияние, особенно находясь рядом со мной, теряющим контроль при появлении святых. В его голубых глазах быстро мелькает алый отблеск, схожий с тем, как багровый свет закатного солнца отражается на морской глади. Я успеваю заметить, но он легко подавляет его. Не всем подвластно такое, не каждому дано так легко усмирять свою натуру. На это затрачивается куча сил, годы тренировок, но и это не всегда может помочь. Будь всё так просто… Если бы это требовало только времени, я бы уже давно мог справиться со своей проблемой, так легко нарушающей мои планы и выдающей мою злобу. — Астарот тоже заслужил наказания? — Он предал своего Короля, последовал за отцо… — Это написано в учебниках? — резко вставая со своего места, перебиваю учителя, который неотрывно смотрит на меня снизу вверх. Пламя на моих пальцах начинает угасать, словно его причина удаляется, но благодаря этому я легко смогу найти того, кто прилетел вместе с Кроули. — Видимо, писал какой-то ангел, не знающий всех подробностей или специально путающий. — Архангел, — поправляет меня Геральд, заставляя замереть на месте в ожидании имени, когда я уже собираюсь покинуть библиотеку, оставив учителя наедине со своими мыслями. — Михаил писал о предательстве Асмодея и его семьи.       Словно плотная пелена падает на мои глаза, затуманивая мой разум и останавливая водоворот мыслей на одной, ярко бьющейся в моей голове. Дядюшка посмел не только разрушить мою жизнь, но и запечатлел свою победу в Аду на страницах книги, исказив и изуродовав правду.       Предателей не хоронят с почестями в гробницах, их тела не предают огню, их не оплакивают и не жалеют. Стирая их из памяти, желая избавиться от гнетущих воспоминаний и не иметь возможности когда-либо навестить, умерших в Аду закапывают в гнилой земле, находящейся за первым кругом, где лишь недостойные, такие же, как они, составят им компанию и будут соседями. Это урок для остальных Верховных, чтобы они даже не смели задумываться об измене Сатане, чтобы в их голове никогда не закрадывались мысли о том, что он поступит с ними соответственно их статусу, пощадит и простит, даст ещё один шанс искупить свою вину.       Это место напоминает омерзительное стухшее болото: здесь слышны слабые крики грешников, которых низшие демоны закапывают рядом с бывшими командирами. Души выкарабкиваются из-под земли, плачут, пронизывая воздух рыданиями, ссутся и срутся под себя, пропитывая и без того влажную землю своими испражнениями. Пробираясь и толкая тела навсегда закопанных, они то и дело выталкивают их из вечного сна, чтобы те продолжали разлагаться на поверхности, пока кому-то не выдадут приказ вернуть их обратно в могилы.       Здесь нельзя найти надгробия, чтобы понять, кто захоронен в этом месте, нет никаких ориентиров, чтобы отыскать кого-то. Тела то и дело меняют своё местоположение, и лишь когда они оказываются сверху, если ещё не сгнили полностью, если от них хоть что-то осталось, можно попробовать догадаться, через кого грешники, словно могильные черви, прошли в этот раз, добираясь к желанному пахнущему серой воздуху.       Так было всегда. Никто не собирается оплакивать предателей и пытаться найти им оправдание; здесь нет гостей, и ни одна душа не поднимается в это отвратительное место, кроме меня. Как бы это ни было странно, как бы ни было омерзительно и тошно, но из всего подземелья лишь здесь я вновь перестаю чувствовать себя одиноким. — …в гнилой земле розы не вырастить, — присаживаюсь на корточки рядом с недавно распустившимся кустом белоснежных бутонов, на которых виднеются чёрные прожилки, и вдыхаю его громкий аромат, перебивающий запах говна и мочи. — Тебя одного даже после смерти не могут с места сдвинуть, Астарот, — я смирился с его казнью, приняв вину за неё полностью на себя. Не он, а я — главный предатель в Аду, усомнившийся в дружбе и искренности самого чистого демона на свете. — Ты в Эдеме должен быть, а не здесь гнить, знаешь?       Он не отвечает и никогда не ответит. Даже мысли его больше прочесть никогда не выйдет, хотя бы я отдал всё на свете, чтобы сделать это во второй раз. Мой лучший друг умер из-за желания своего отца отплатить свои грехи перед Шепфа, заслужить благосклонность старшего брата Михаила и вернуться в Райские кущи… Мой лучший друг умер из-за того, что я был слишком ослеплён словами Сатаны, тупостью и своим главным страхом — остаться в Аду без него. Впрочем, всё так и случилось. — Я обещаю тебе, что ты будешь там, а тело Михаила я лично брошу здесь, сверху, на эту гнилую землю, чтобы Шепфа всегда мог наблюдать, как черви пожирают его, — отрываю несколько роз, собирая небольшой букет, пока острые шипы врезаются в мою кожу, а кровь из ран алыми каплями падает на землю. — Все ещё узнают о том, каким уродом был наш дядя, как и о том, что ты пал от его руки по приказу Шепфа. — Пусть в следующий раз напишет о предательстве всей своей семьи, — заканчиваю разговор фразой, привлекающей внимание Кроули, который погряз в нескончаемых распрях моих родных, и выхожу из библиотеки в поисках того, кто заставляет мою ненависть пробуждаться в самый неподходящий момент.       Я уже знаю, хотя и отрицаю до последнего, кто решил наведаться в Небесную школу спустя пару недель с моего приезда в неё. Удивительное совпадение, не правда ли? Следую за огнём, который разгорается лишь сильнее, стоит мне выйти из центральных дверей Ангельской академии. Ступая по зелёной сочной траве, переливающейся, словно россыпь изумрудов под ослепляющим обеденным солнцем, я преодолеваю расстояние до лабиринта и вхожу в один из его коридоров, не сильно погружаясь в его глубины.       Пламя сильнее охватывает мои руки, пробираясь ближе к сердцу, когда я замираю напротив стоящего ко мне спиной архангела и запрокидываю голову назад в громком смехе. Вот же шутка — я так мечтал о встрече, жаждал поквитаться с ним за всё, что он совершил, но сейчас понимаю, насколько слаб по сравнению с архангелом, который лишь одним поворотом головы тушит мой огонь. — Привет, Люцифер, — он пытается как можно естественнее и приветливо улыбнуться, что у него практически получается, и раскидывает руки для объятий, которые не рассчитывает получить, пока я пытаюсь всеми силами вернуть Адское Пламя себе. — Ну же, прекращай пытаться, ты не контролируешь его. — Когда-нибудь я это исправлю, — делаю шаг ему навстречу, сжимая свои кулаки до побеления костяшек, но Михаил лёгким взмахом крыльев откидывает меня назад. Удар о землю ломает моё крыло, заставляя зажмуриться на секунду от боли, задерживая дыхание. Тень Архангела заслоняет собой солнечные лучи, когда он склоняется надо мной, протягивая руку, чтобы помочь подняться. Вместо этого я бью его по ладони. — Проваливай в Эдем.       Прищурив свои медово-золотистые глаза, за мгновение потемневшие от гнева и недовольно сверкнувшие, Михаил с секунду смотрит на меня, пытаясь пролезть в моё сознание. Я не даю ему этого сделать, выстроив преграду в виде лица Астарота, погибшего не без его помощи. Дядя тут же опускает взгляд на землю, словно ему больно от моих воспоминаний, но затем его лицо озаряется ухмылкой, придающей самодовольный и гордый вид, пока он поправляет свои русые волосы, убирая падающие на глаза прядки назад. — Может, у меня тут дела? — он вновь поворачивается ко мне спиной. Встаю и отряхиваю одежду, мысленно возвращаясь к мечте когда-нибудь оторвать ему голову и кинуть её к ногам Шепфа. — Есть ли у тебя новые друзья, Люци? Может, я мог бы с ними поболтать… — Конечно, дед — мой самый лучший товарищ, — язвлю в ответ. — Подставь его к эшафоту.       Михаил поворачивается вполоборота, раскидывая широкие белые с золотыми проблесками крылья в стороны. Как у одного из Высших существ, у него четыре огромных крыла, которыми он в совершенстве владеет и прекрасно контролирует каждое движение даже мельчайших перьев. Его раздражает моя наглость, моё желание показать, что я всё так же отношусь к ним с нескрываемым презрением, пусть и уступаю в силе и могуществе. Мне не страшно лишиться жизни, не страшно быть похороненным в Адских Кругах или вообще быть стертым с лица земли — при условии, что я смогу поиграть на нервах одного из приближённых или самого Шепфа. Пусть я не хочу этого, но я готов сдохнуть, лишь бы сделать так, чтобы планы Создателя покатились к чертям и он не смог бы узреть меня на Адском Троне.       Правда, намного больше удовольствия я получу, если смогу отплатить деду за всё, что он совершил. Я не стану помогать ему, не стану править Адом, поступлю так же, как сделал он, отказавшись вернуть мне Астарота, который был лишь пешкой в его умелых руках. Плевать, какие у него были мотивы, — он не заслуживает ни прощения, ни даже понимания. Я добьюсь того, чтобы он испытал подобные моим чувства, чтобы был так же ранен, чтобы ощутил вкус истинного предательства на своем языке, насладившись, а лучше подавившись им. — Впрочем… — я хватаю Михаила за ближайшее вытянутое в мою сторону крыло, обжигая огнем, который вновь вернулся ко мне лишь от одних мыслей о Шепфа. Архангел кривится, пытается бороться, сбросить руки, но моя злость не сразу рассеивается под его тяжёлым взглядом. Лишь спустя время, опалив перья и оставив сильный ожог на белоснежном полотне крыльев, который пусть и сразу затягивается, но сначала доставляет ему большой дискомфорт, она исчезает медленно и неуверенно. — Можешь считать моим другом любого из своих братьев.       Михаил резким ударом свободного крыла бьёт меня в предплечье, заставляя отпустить его и ломая в нескольких местах руки, безвольно падающие и не поддающиеся попыткам поднять их. Его лицо выражает глубочайшее удивление, когда я не опускаю взгляда, не выдаю боль, бьющую по всему телу словно электрическим разрядом. В мыслях архангела на секунду очень громко проносится имя моего отца, который приучал меня не выказывать никаких эмоций, если дело касается драки; он сразу блокирует своё сознание, догадываясь или же зная, какой силой я обладаю. — Ты — Несущий свет, Люцифер, — говорит он перед тем, как скрыться высоко в небе одним взмахом. — Помни об этом.       Я выхожу к статуе Равновесия, дожидаясь, пока кости с помощью регенерации вправятся и окрепнут, и окидываю её мрачным взглядом, пытаясь понять, на кой хрен Михаил вообще прилетал в школу. Вряд ли он спустился из Эдема, чтобы поболтать со мной несколько свободных минут; у него точно были совершенно иные цели. Желай он лишь убедиться, что я по-прежнему ненавижу его, то отправил бы сюда Габриэлу или кого-нибудь младше рангом. Нет, что-то ещё привлекло его сюда, и я узнаю, что или кто это. — Люцифер, — Ребекка садится в беседку, поправляя свои светлые волосы, взлохматившиеся в водовороте, когда она возвращалась с задания, — мы так и не договорили. Давай закончим наш разговор сейчас. — Хоть ты и убила змея, но его силы недостаточно, чтобы внушать мне, Бекки, — я усмехаюсь, устраиваясь рядом с женщиной, которая пытается скрыть своё досадное выражение лица за лёгкой улыбкой. Она смотрит на мои руки, в которых мерзко хрустят кости, вставая на свои места и срастаясь, но ничего не спрашивает об этом, явно не желая слушать правду. Удивительно, как непризнанная умудряется стремиться наверх, при этом не торопясь отпускать Ад и прекратить потворствовать своей тёмной стороне. Мне мерзко от того, что Шепфа даже в школе на Небесах позволяет людям допускать ошибки, прощает их за неповиновение и всегда готов принять в Раю, в то время как легко отказывается от остальных своих детей, не принявших его любовь к тем, кто оттеснил их на задний план. — Тебе место в Небытие, ни больше ни меньше. — А тебе в Аду, но мы оба находимся на Небесах, — она приподнимает выше свой подбородок, явно надеясь задеть своими необдуманными словами, но меня лишь веселит эта дерзость, смешанная с обидой и уязвленностью её низкого положения. — Если ты не собираешься помогать, то я пойду. — Иди, — откидываюсь назад, упираясь уже исцеленными руками в перила беседки. Тоже мне, нашла, чем пугать. — Передай Ости, что мы встретимся с ней в поезде. — Я тебе не парламентёр. — А ведь хороший старт для непризнанной. Личный слуга Сына Сатаны, — я смеюсь, когда Ребекка на пару секунд замирает у выхода из беседки, обдумывая мои слова. В её мыслях витает желание попросить в обмен всё же рассказать подробней о том, как быстрее пробраться по иерархии демонов или ангелов, подняться по лестнице от бывшего человека до приближенного Сатаны или Шепфа. От скуки я всё же решаю дать ей маленький совет. — Престол Фенцио неравнодушен к тебе. Продолжай в том же духе, стань ближе к нему, но не вздумай нарушать Закон Неприкосновения, ясно? Если тебе так не терпится стать хоть кем-то на Небесах или в Аду, а не остаться жалкой посыльной, то советую сначала прогнуть свою шею перед всеми, кто может в этом содействовать. — Ты имеешь в виду себя тоже? — то ли с радостью, то ли, наоборот, с раздражением спрашивает Ребекка, снова поправляя светлые пряди у лица, когда я прохожу мимо неё, собираясь отправиться на свои занятия. — Не рассчитывай сильно на меня — я разговариваю с тобой лишь ради развлечения, — она негодует, из-за чего от неё исходит удар энергией, схожей со вкусом крепкого капучино и скошенной травы, когда до её сознания наконец доходит тот факт, что я никогда не посчитаю её даже на минуту равной себе и остальным бессмертным. — Мне хочется посмотреть, насколько сильно ты готова завязать на своей шее петлю, пытаясь что-то кому-то доказать.        В тюрьме Ада охраняются души, которым ещё не придумали или собираются ужесточить наказание. На моей памяти ни один из заточённых не заслуживал, чтобы смягчили приговор. Для этого нужно не только получить прощение от пострадавшего, но и самой виновной душе понять и принять тот факт, что она согрешила, а после заслужить прощение от самой себя. Не думаю, что хоть один грешник сможет получить свободу вместо вечного заключения в тюрьме. Я часто прохожу через неё, чтобы попасть на какой-то круг или выбраться из Преисподней по своим делам, но последние дни я самолично заперся в своей комнате, не желая видеть лица заточённых там демонов, которых когда-то называл семьей.       Наверное, у каждого в жизни есть такой момент, когда тебе даже разговаривать и думать не хочется. Ты просто лежишь в темноте на кровати и, не двигаясь, пялишься в одну точку на потолке, лишь бы больше не вспоминать ни о чём и ни о ком на свете. Ты настолько сыт миром, что кажется, будто дальше тебя нельзя ничем удивить.       Сатана говорит, что на войне ты находишь товарищей, а благодаря предательству способен понять, какова была цена вашей дружбы. Да, друг с тобой и в радости, и в горе, но на что он готов, чтобы искупить грехи и получить желаемое? Способен ли ты принять и простить тот факт, что маленькая возможность стала ему дороже, чем ты? — Что если Астарот правда не знал о планах Асмодея? — спрашиваю я, не поднимая головы, пока Сатана достает одну из книг и садится на край кровати. — И так удачно оказался в нашем замке, когда его отец захотел нанести удар? — он усмехается, перелистывая страницы в поисках нужной. — Кто знает, может, Михаил хотел поставить его на трон в Аду, и твой друг шел убить тебя? Неспроста он зачастил с вашими встречами, Люцифер. — Ты говоришь, как Шепфа, — его грубый, не требующий ответа голос отдаёт сталью, когда он вдалбливает мне в голову тот простой факт: у меня нет и не может быть друзей, нет желающих сблизиться потому, что мы можем быть чем-то похожи. У его Сына в друзьях может быть только сила и власть; лишь она не покинет меня неожиданно. — Везде ищешь предателей.       Он громко захлопывает книгу, так и не найдя нужную информацию, и сверкает в темноте своими кроваво-красными глазами, и я понимаю, что наказание получит не только семья Асмодея, но также и я, решивший пойти ему наперекор и высказать то, что заденет его куда сильнее, чем последние события.       После того случая я еще долго не выходил на задания и не принимался за тренировки. Теперь же я спокойным шагом прогуливаюсь перед занятиями вдоль камер и ищу в душах хоть грамм сожаления о своих поступках, но никогда не нахожу его. Одну камеру я приказал никогда не заполнять грешниками: нет достойных сидеть в ней. Пустить таких недоносков в её холодные и грязные стены было бы осквернением памяти и признанием, что я смог простить всех, кто был виновен в случившемся… что я смог простить себя.       В Аду демоны чувствуют себя лучше, чем в школе и на Небесах. Здесь наш дом, восполняющий наши силы и питающий нашу энергию, которая словно истончается в школе несмотря на то, что там наложены самые сильные печати равновесия. Мне нет надобности пытаться контролировать свой огонь — он легко поддаётся, даже когда в голову прокрадываются воспоминания о Рае, архангелах и Шепфа. — Люци, — тихо говорит Дино, протягивая мне руку, когда я приближаюсь к нашему классу, — я понял, как нам можно разобраться с твоей проблемой       Легко влезаю в его голову, чтобы найти ответ на не заданный мною вопрос и лишний раз не показывать стоящим в нескольких метрах от нас демонам, что общаюсь с сыном Престолов. Стараясь скрыть своё удивление, прикусываю нижнюю губу: конечно, все чертовски просто. Как Ребекка получила силу внушения через татуировку, сделанную кровью убитого ею Змея Искусителя, так и я могу запечатлеть на своем теле адские символы, которые будут помогать мне. — Ад — это я, — отвечаю на рукопожатие ангела и с улыбкой киваю Ости, которая стоит и общается с остальными учениками, поправляя свои чёрные, как уголь, волосы. — Я уже всё продумал, встретимся у первого круга после заката. — Ты хочешь заняться этим в Аду? — он хмурит брови, образующие несколько неглубоких складок на переносице, но я бью его по плечу, с улыбкой проходя внутрь класса. — Что если об этом узнают твой или мой отец? — Тогда надо будет поспешить. Надеюсь, ты хорошо рисуешь.       Дино продолжает недовольно бубнить себе под нос, когда Геральд начинает объяснять нам предстоящее задание: Престол Фенцио выставит для каждого непризнанного одного из бессмертных, который будет любыми способами пытаться помешать склонить человека на свою сторону. Стреляю глазами в сторону Ребекки, которой предстоит выбрать, на чьей стороне она всё же должна будет выступить, и улыбаюсь, представляя, как сегодня вечером она будет метаться в своем сознании между Раем и Адом.       Прокрадываюсь ей в голову, но встречаюсь с тем, что совершенно не ожидал увидеть. Чертова непризнанная общалась с Михаилом, обсуждала с ним возможность стать ангелом и его помощницей! Да эта женщина правда готова на всё! Она делает всё возможное, использует каждого, лишь бы забраться выше, добиться того, что еще никто не делал до неё. Ей даже позволили навестить мальчика в башне, чтобы тот смог передать ей через медитацию часть знаний о Шепфа. — Ости, — я хватаю её за руку, уводя от толпы, когда она собирается поболтать с Ребеккой перед отправлением на Небеса, — чтобы я больше не видел тебя рядом с ней, поняла меня? — Что случилось, Люци? — она вопросительно вскидывает свои брови вверх, но быстро возвращает своё спокойствие и милую улыбку. — Вы же хорошо общались в поезде. — Забудь всё и больше не приближайся к ней! — рявкаю я, вставая в темный угол за лестницей, где никто не сможет подслушать нас. — Она замышляет что-то против Азраила, поэтому всегда трется рядом. — Что может сделать простая непризнанная моему отцу? — смеется девочка, но, поймав мой суровый взгляд, быстро успокаивается, теряя свою уверенность на глазах. В её мыслях вижу воспоминания о том, как Ребекка подробно расспрашивала её про Ад, но Ости, в отличие от меня, нажившего печальный опыт, по глупости рассказала ей всё о своей семье. — Люцифер, она… — Ты в край ебнулась, скажи мне? — я трясу её за плечи, уже красочно представляя, как голова Демона Смерти болтается в петле, ловко подвязанной такой пустой и недавно появившейся на Небесах женщиной, желающей добиться небывалого могущества и влияния. — Ты хоть понимаешь, что будешь висеть рядом с отцом, когда Сатана узнает, кто был предателем? — Я не хотела, я просто давала советы, — она бледнеет прямо на глазах, пугаясь того, что успела натворить своим бесполезным языком, создавшим нам столько проблем. Не убираю руки с её тела, стараясь успокоиться и обдумываю разные варианты, как можно исправить её оплошность, пока не всё потеряно, но в голове то и дело всплывает желание вновь обратиться к Шепфа и Небесам, что в этот раз ещё не поздно, и он сможет вмешаться, но я откидываю такие варианты. «Он даст тебе выбор, но если ты поступишь против его воли, то останешься ни с чем. Он будет обещать быть рядом, но не сделает этого. Никогда. Только ты сам можешь помочь себе, » — без устали вертятся слова отца в моей голове. Чёртов старик прав — меня вновь пошлют на хуй, даже не поведя пальцем, чтобы исправить ситуацию, вновь случившуюся не без помощи любимого дядюшки. — Папа не делал ничего против закона равновесия… — шепчет она, стараясь скрыть ком в горле, мешающий говорить, и надвигающиеся слёзы. — Они найдут, к чему доебаться. Ты прекрасно знаешь это, — прижимаю её ближе к себе, чтобы она больше не видела на моём лице волнения и страха, которые давят сильнее открывшейся правды. Я знаю Ости с пеленок и не могу бросить её вот так, пусть даже она сама виновата во всём. Она одна из первых демонов, рожденных в Аду, и я никому не позволю нанести ей вреда. Маленькая девочка, выросшая в руках одного из лучших и ближайших помощников Сатаны, имеющая огромный потенциал и силу, но не познавшая вкуса собственного разочарования, стала на шаг ближе ко мне, осознав, в какую беду могут вылиться необдуманные разговоры и беседы. — Я со всем разберусь, — легко целую её в макушку, ощущая запах перца и морской соли, которые помогают собраться с мыслями. — Оставайся пока в Аду и передай Азраилу, что я не позволю упасть ни одному волоску с головы демонов, хорошо? — Спасибо, — тихо хмыкнув, отвечает она, сильнее обхватывая меня руками, стараясь унять дрожь в своем сердце, которую я прекрасно ощущаю. — Прости, Люцифер. — Не ты должна просить прощения, — поворачиваю голову в сторону, где пару минут назад толпилась кучка непризнанных, но никого не замечаю. — Я дам тебе знать, когда ты снова можешь вернуться в школу.       Обращаться к Сатане — не вариант, он первым делом накажет Ости, которая виновата лишь в том, что решила помочь тупорылой и слишком амбициозной непризнанной, хватающейся за каждую возможность стать выше. Если эта Ребекка решится выбрать сторону демонов, то на первом же задании я сделаю так, чтобы она подохла, пуская сопли и слюни, пока её тушка будет истекать кровью, а изо рта будут вырываться мольбы о помощи и прощении… А если эта сука окажется достаточно умной, чтобы не копать собственную могилу, то я надеюсь, что Рай пережуёт её и выплюнет, не дав ни малейшей возможности показать себя.       Она смогла найти себе покровителя покруче Престола Фенцио и куда сильнее меня, так что нанести ей удар сейчас будет большой ошибкой с моей стороны… Впрочем, я же могу подпортить ей репутацию и показать, что эта паскуда всего-навсего является двуличной тварью, не так ли?       Она так просто крутила Фенцио, когда её тянуло к Винчесто, она легко добилась расположения Михаила, втираясь в доверие к Ости и мне. Что еще она успела натворить?       Что же, Ребекка Уокер, я предупреждал, что ты сама затягиваешь на своей шее петлю, так что сейчас я начну накидывать узлы на неё, чтобы ты не смогла выбраться из собственной ловушки. А в один прекрасный день я сделаю так, чтобы жёрдочка, на которой ты еле держишься, провалилась под твоими ногами, и ты упала ниже, чем когда-либо была.       Оставив Ости у её замка, направляюсь обратно в школу, предварительно дав демонессе наставление, как правильно рассказать всё Азраилу, чтобы он даже не вздумал посвящать отца в мои планы. Нет, я не допущу, не посмею, чтобы кого-то казнили. Хватит крови демонов, которой так старательно добиваются эти святоши, даже не задумываясь о том, что это не наши, а их руки запачканы в дерьме по локоть. — Доволен ли ты теперь своим выбором, Шепфа? — вновь оказываясь в райской библиотеке, в которой на этот раз полно учеников, занимающихся после уроков подготовкой к следующим занятиям. — Понесут ли наказание те, кто настраивает близких друг против друга? — никакого ответа нет; даже из приоткрытого окна не слышатся ни ветер, ни тихий шелест листвы. — Либо ты глуп, либо безумен, раз считаешь, что во второй раз прокатят те же фокусы.       Выбираю подходящие мне книги, пока демоны подходят поздороваться и заодно приглашают в поезд на сегодняшний вечер. Малышка Мими, поддразниваемая шутками своего друга Ади, спрашивает, смогу ли я провести её обратно в Ад после захода солнца, и я, сославшись на это, отказываю остальным демонам в приглашении на вечеринку. — Винчесто, — я присаживаюсь рядом с парнем, который сразу здоровается и с интересом продолжает наблюдать за мной, — что у тебя с непризнанной? — я прищуриваю свои глаза, не давая ему возможности соврать, потому что полностью покопался в его голове ещё до того, как подойти к нему. Мысли демона полностью окутаны Ребеккой; она же совершенно и бесповоротно овладела и его сердцем. — Мы не нарушим Закона Неприкосновения, Люцифер, — он устало прикрывает глаза, думая, что в ближайшее время Бекки примет сторону демонов, и тогда они смогут сообщить о своих отношениях. — Как эта конченная пизда смогла играть всеми вами, даже не напрягаясь! — меня окутывает злоба и ярость, я не понимаю, на кой хуй все так легко пускают её в свою жизнь, при этом даже не спрашивая, какие вообще у неё планы и чем она занимается, оставшись одна. — Какое новое разочарование ждет меня, Винчесто? Ты заканчиваешь школу, а при этом всё равно не способен пораскинуть мозгами и понять, что эта непризнанная собирается стать ангелом?! Хоть её фигурка и хороша, душа у нее гнилее, чем у грешников на пятом круге, — он сжимает кулаки от моих слов, но я бью его ладонью по рукам, чтобы он даже задумываться не смел над тем, чтобы рискнуть сразиться со мной. Обдуваю его малой частичкой своей энергии, сжирающей огромный кусок от его силы. — Ты её совсем не знаешь, — сквозь зубы произносит демон, опуская глаза на стол. — Мне чертовски повезло: я не треплюсь с неудачниками о делах в Аду, — произношу тише, чтобы никто кроме него не услышал моих слов. — Запомни — твоя Ребекка флиртует не только с тобой, но и с другими ангелами и демонами, выбирая жертву получше, — я возвращаюсь к книгам, выбирая нужные символы, способные помочь мне справиться с Адским Пламенем, которое может помешать мне в будущем осуществить свои планы. — Если продолжишь в том же духе, то однажды лишишься из-за неё головы. Теперь можешь идти. — Ты хоть представляешь, что такое любовь, Сын Сатаны? — он собирает свои вещи, не поднимая взгляд, когда я с ухмылкой откидываюсь на спинку стула, раскидывая в стороны руки. — Ты можешь оказаться на том же месте, что и я. Не мы выбираем, кого любить. — Любви не существует, Винчесто. Запомни это.       Я не хотел, но отец заставил меня подняться к месту казни. Он силком вытащил меня из комнаты, хотя я не собирался больше пересекаться даже на минуту со своим бывшим лучшим другом. Его предательство затмило мой разум, нанесло огромнейшую боль моему сердцу, так что смотреть в его чёрные глаза больше не было никакого желания. — Ты — Сын Сатаны! — рявкает отец, хватая меня за крыло, когда я пытаюсь скрыться под кроватью от своего неизбежного будущего. Его пальцы с болью сжимают нежную кожу моих черно-синих крыльев и вырывают несколько перьев, заставляя замешкаться. Только этого он и добивался. Резким рывком он вытаскивает меня из моего убежища, приложив одним ударом голову к холодному каменному полу. Капли крови падают, оставляя яркие красные следы на серой поверхности, как воспоминание о моей слабости перед ним, но даже такая боль не сравнится с тем, что происходит внутри меня. — Веди себя достойно и не думай, что это последняя казнь в твоей жизни. — Я не хочу! — вырывается оглушающий крик из моего горла перед тем, как Сатана наносит резкий удар кулаком прямо по моему лицу. — Разве я недостаточно усвоил урок?! — Смотри, к чему приводит привязанность! — с презрением шепчет он, удерживая моё лицо, чтобы я смотрел ему прямо в глаза, пока стараюсь сдержать подкатывающие слезы. — Ты слаб, жалок и сломлен! Ты омерзителен, Люцифер! Соберись и не будь тряпкой, Ад не терпит жалости!       Глаза говорят больше, чем слова, поэтому мы и отворачиваемся, когда больно. Винчесто не может поднять на меня взгляд не потому что боится, нет. Он не хочет, чтобы я видел его опечаленное лицо и разбитое сердце, скрывающееся за плотно сжатыми губами. Он знает, что меня не впечатлит его слабость, что я отнесусь к его чувствам с пренебрежением, особенно после открывшейся мне правды об этой омерзительной непризнанной, не заслуживающей ничего, кроме одиночества и ненависти каждого ангела и демона.       Неудивительно, что никто не вынес урок из истории о семействе Асмодея, учитывая, что Михаил решил приукрасить её, сделав себя безучастным лицом, а остальных выставив откровенными злодеями. Рай остался в стороне, словно только демоны приложили руку к измене, поддавшись своей двойственной натуре. Они даже не упомянули о том, что ни в чем не повинный Астарот был казнён несмотря на то, что никаким образом не знал и даже не мог подумать о связи своего отца с бывшими братьями. Архангел выставил его чуть ли не главным предателем, что с детства хотел власти и стремился занять место Правителя Ада.       Сатана даже руки не приложил, чтобы исправить это, не рискуя лишиться заветного прощения Шепфа.       Мими идёт рядом, когда мы выходим на укутанную лёгким туманом дорогу, ступая по серовато-белой брусчатке, ведущей к водовороту. Её чёрное с серебряными нитями платье легко колышется от слабого ветерка, обдувающего нас, словно дорога ведёт не в Ад, а к прохладному озеру, способному потушить наше горящее нутро.       Адским Пламенем обладаю не только я, но каждый демон, рожденный в Аду. Только вот, словно проклятием, лишь я наделён его силой и могуществом, способными нанести вред тем, кто источает благодатный свет или преисполнен доверием Шепфа. Я — олицетворение зла. Будущий правитель Ада способен заточить в себе все его силы, чтобы иметь возможность контролировать всех демонов, держать их в узде, при этом не подпуская святых на его земли. Но контролировать я могу его, лишь когда возвращаюсь обратно в Преисподнюю, служащую нам общим домом.       Вот же как мир устроен…       Разве я могу мечтать стать кем-то, когда был сослан в наказание с Небес? Я был мал, юн и глуп, не имел возможности постоять за свое право остаться в Эдеме, но случись это, наверняка так же оставался бы недоволен. Узрев своими глазами, что творят Небеса, я не хочу и не желаю иметь с ними ничего общего… Поэтому мне отвратительно, что Шепфа решил за меня, что я останусь в Аду, а не я принял такой исход сам. — Почему Ости не вернулась в школу? — выдергивает меня Мими из моих мыслей, останавливаясь у куста с райскими цветами, в сумрачном свете схожим с мотыльками, готовыми в любой момент взлететь со своих мест и скрыться в ночном прохладном воздухе. — Её наказали? — Нет, она отправилась к отцу, — подхожу к ней ближе и срываю один из бутонов, отдающий ароматом мокрой листвы и пергамента. — Всё в порядке, не о чем беспокоиться. — Не знаю, — она поднимает свои светлые глаза на меня, в которых переливаются все оттенки голубого и серого, пока я запускаю руку ей в волосы, вставляя цветок за ухо. — Мне не хочется оставаться в школе ночью. Кажется, что вот-вот что-то произойдёт. — Ты на маму свою похожа, когда волнуешься, — легко хлопаю её по голове, передавая в Небытие информацию Астароту о том, что девочка вырастет даже большей красавицей, чем Барбело. — Поверь, никто не пострадает. — Прости, — она прищуривается, и я больше не вижу в ней той маленькой девочки. Малышка Мими родилась незадолго до казни Асмодея; за её детским лицом скрываются годы, прожитые в Аду, где её растил не чаявший души в дочери Мамон, занявший пост бывшей правой руки Сатаны. Она не знает о том, что произошло — никто не смел ей рассказывать, но это не значит, что сама она не пытала удачи добраться до правды. — Мне жаль, что я была слишком маленькой, когда погиб твой друг, — отдергиваю руку, когда она, словно пощечиной, вываливает на меня свои извинения, не способные принести мне покой. Жалость. Какое мерзкое чувство к тому, кто сам виноват в случившемся не меньше остальных. Видимо, я заслуживаю только этого. — Пообещай, Люцифер, — я останавливаюсь, успев сделать несколько шагов дальше, когда её железный тон рассекает пространство, словно острый меч, а малиновая энергия, переливающаяся всеми оттенками красного и розового, лёгким толчком бьет в спину. — Что, Мими? — поворачиваю голову и делаю еще один шаг, давая понять, что у неё сейчас не получится меня задержать. — Пообещай, что не бросишь нас, — от этих слов глаза вспыхивают сами, я не могу контролировать это. Она словно призывает ко мне, требуя положительного ответа, который я совершенно не вижу смысла произносить. — Люцифер, ты должен. — Демоны не останутся без моей защиты, не переживай. Никто не посмеет вам навредить.       Асмодей стоит, положив голову на плаху, когда тело его жены уносят два низших демона, чтобы кинуть во вскопанную могилу на первом адском круге. Меня впервые подташнивает от вида крови, брызгами разлетевшейся по деревянном, когда-то девственно чистому полу, ранее не видевшему чужих ног. Почему я думал, что так будет всегда? Почему считал, что после грехопадения все будут сплоченными и верными друг другу?       Голова Демона Похоти падает сразу после того, как Сатана взмахивает рукой после прочитанного приговора, а тело издает громкий пердеж, но никто не смеётся над этим. Советники стоят с поднятыми головами, не выражая никаких эмоций на лицах. Лишь их громкие мысли, перемешанные со страхом за собственную шкуру и при этом порицающие предателей, витают в пространстве.       Я не смотрю в глаза Астароту, смиренно ждущему своей участи. Я абстрагируюсь от его сознания, чтобы не видеть причин его измены. Измены мне, а не моему отцу.       Когда демона поднимают с колен, я отворачиваюсь, краем глаза заметив его чёрные покорные глаза. Он даже не вскрикивает, не издаёт ни единого звука, когда тела его родителей скидывают в колесницу и отодвигают дальше, чтобы освободить место для последнего трупа.       Сжав крепко руки, я разворачиваюсь и делаю несколько шагов к выходу. Сатана резко притягивает меня к себе, поднимая мою голову и поворачивая в направлении Астарота, покорно укладывающему свою шею под острую секиру палача. — Смотри, что творят с разумом чувства, — шепчет отец, когда я пытаюсь скинуть с лица его ладони, и лишь усиливает свою хватку. — Смотри в глаза предавшему другу, чтобы больше не допускать подобных глупостей.       Слёзы не дают мне сделать это, но сквозь влагу я вижу знакомый силуэт. Астарот что-то шепчет мне, но я никак не могу разглядеть. Мне плевать, что за рыдания я скорее всего получу пиздюлей, не сравнимых по жестокости с ранее выписанными мне.       Я обещал не читать мыслей друга, обещал ни при каких обстоятельствах не залезать в его голову, но что я могу поделать? Они сами находят во мне брешь, когда острое лезвие медленно поднимается вверх, а глаза Астарота становятся обычным. Блаженная улыбка накрывает его лицо, когда до меня доходят его воспоминания за последние несколько дней, в которых его отец лишь отправляет парня к нам в замок, чтобы мы с ним могли больше времени провести вместе. — Не-е-ет! — кричу я, с силой отталкивая Сатану от себя, а он, не ожидающий подобного или лишь усмехающийся моей слабости, отпускает меня, когда палач отрубает голову последнему приговоренному. Его кровь, как ещё одно напоминание о моём поступке, ударяет мне прямо в лицо, заставляя замереть на месте.       Секундное разочарование, мимолетная злость, всепоглощающий гнев и ярость сплелись во мне, но мигом развеялись, оставляя огромную пустоту и ненависть к себе, Сатане, Асмодею и Михаилу. Пустыми глазами я слежу за тем, как тело загружают к остальным и увозят, не двигаясь со своего места. Больше я ничего не могу изменить. Я вечно буду жить с памятью этого дня, когда потерял не только друга, но и себя самого.       Дино стоит у первого круга, внимательно разглядывая его окрестности, когда я подхожу к нему и легко стукаю по плечу, приглашая проследовать за мной. Запах серы и дерьма заставляет ангела морщиться, но я лишь смеюсь от его реакции. Да, в райских кущах подобного не бывает, там вообще вряд ли кто-то срёт, не то что ходит под себя, захлебываясь чужим дерьмом. — Это и есть Ад? — спрашивает ангел, обходя стороной блевоту, оставленную одной из душ. — Самая милая его часть, — усмехаюсь, преодолевая последний поворот перед тем, как выйти к кусту роз, по-прежнему растущему на своём месте. — Привет, друг. Я привел гостя. — Что здесь? — Дино оглядывается по сторонам, пытаясь понять, как среди такого бесконечного количества уродства смогли прорасти сладко пахнущие бутоны. — Кладбище казненных, — место и вправду не подобает святошам, но такова участь этого белокрылого. Если бы я попросил кого-то из демонов, то эта информация наверняка бы добралась до ушей отца куда быстрее, чем мы принялись бы за дело. Даже думать не собираюсь, как отреагирует Сатана, если узнает, что его сын хочет скрыть внутри себя часть силы, чтобы не наносить вреда и не проявлять себя перед архангелами. — Предателей Ада тут скидывают. — А розы откуда? — недоверчиво спрашивает парнишка, доставая ручку, которой собирается выводить линии татуировки, пока я стягиваю с себя водолазку и завязываю её на своих бёдрах. — Люцифер? — Ты не против, Астарот, если я расскажу? — усмешка выходит слишком горькой, когда я берусь за стебель, сразу встречаясь с острыми шипами, разрывающими мою кожу. — Кто знал, что я приду к тебе с ангелом? — Тот же Астарот, что в книгах? — Дино сводит свои брови, смотря за тем, как я сцеживаю кровь в небольшую глиняную чашу, которую захватил из своей комнаты. — Тот же, но другой, — я протягиваю ему самодельные чернила и откидываю назад голову, подставляя шею. — Его череп мы нанесем с тобой. — Почему череп? — он отдёргивает руку, но одна капля всё же падает на мою кожу, сначала охлаждая её, а затем несильно прожигая и просачиваясь внутрь. — Почему его? — Потому что, Дино, потеряв Астарота, я потерял контроль, — прикрываю глаза, мысленно готовясь попрощаться с ангелочком после раскрывшейся ему истины. — Не он предал Ад, а Ад предал его…