Мелодия дневной звезды

      В детстве мы часто верим в сказки, в волшебство и прочие байки. Вырастая, нас постепенно настигает большое разочарование. Что меняется? На деле — ничего. Мы просто перестаем верить в чудо, сталкиваясь с теми, кто никогда не верил и не постигал его. Хотя встают другие вопросы: что такое чудо? Что есть сказка? Что есть волшебство?       Как-то в детстве бабушка рассказывала мне сказку, которую я очень любила слушать снова и снова. Даже не знаю, что мне так понравилось в ней. То, что ее почти никто не знал, или то, что она была немного странной, или то, что она звучала с уст бабушки красиво? Понятия не имею. Знаю только то, что сейчас для меня эта сказка нечто дорогое, особенное. По правде, я не читала ее после смерти бабушки, но суть помню.       Как там было? «Каждый человек должен найти для себя звёзды. Нет, не тех людей, что с тобой, пока все хорошо, а тех, что станут для тебя светом в ночи. Яркие звёзды, которые освещают ночное небо, то есть люди, что будут с тобой и тогда, когда все хорошо, и тогда, когда все плохо». Вроде что-то такое было. Довольно банально для начала, согласитесь. Что было дальше?       Во всяком случае звёздочки моей жизни это Бекхён и Джой. К сожалению, мне не удалось провести день рождения с ними. И наверстать не получилось. Бэкхён вообще пропал на остаток летних каникул. Заявил твердо, что он не обижен и пока не хочет говорить ни с кем. У него там какие-то дела нужно наладить. Говорил серьезно, поэтому ни я, ни Джой не лезли и просто ждали, когда он закончит с делами и расскажет. Почти всегда он пропадал из-за семейных дел. Общую картину, несмотря на запреты, он нам рассказывал. Пусть и так, мы с подругой не знали многого, но понимали, что вытаскивать из Бэка семейные тайны неправильно. Да и нам не нужно. Мы втроём видим друг друга насквозь и без деталей, поэтому главное — поддержка при любых обстоятельствах. Такое вот правило.       Бэкхён вышел на связь ближе к концу августа. К сожалению, Джой перед началом семестра бывает завалена учебой. Ей нельзя получать низкие отметки, ибо она на стипендии. Из-за этого она никуда не выходила, поэтому конец лета мы с Бэком гуляли вдвоем. К этому времени он уже больше не обижался на меня. В свете весьма печальных каникул общение с Бэком безумно радовало, но было то, что меня жутко напрягало. В один из вечеров, когда мы гуляли, он сказал, что эти отношения между компаниями не просто что-то типа сотрудничества, да и скрывать это и не пришлось бы, если так, тут что-то другое. Бен Бэкхён — это обычно ну очень весёлый и солнечный человек, думаю, об этом я уже говорила, и он редко бывает настолько серьезным, как был тогда. Кажется, у него даже глаза сузились, когда он посмотрел мне в глаза. В его взгляде так и читалась тревога.       — Кара, послушай, будь осторожна, молю тебя! Делай то, что тебя просят, пока не станет понятно, для чего это. Если что — сразу говори мне, хорошо? В Big H хуже, чем у нас! Пообещай, что будешь осторожна, — обеспокоенно упрашивал меня Бён.       Его слова встревожили меня сильнее, чем могли, потому что в тот момент я вспомнила слова бабушки Юнги. Она позвонила вечером, в день моего дня рождения, внуку, чтобы поздравить меня. Он передал мне телефон. Старушка — хотя по количеству энергии так и не скажешь — завалила меня огромным количеством поздравлений. Она была невероятно мила. Мне даже стало как-то тепло на душе, и такой уют я не чувствовала со смерти своей бабушки. Правда, конец разговора оставил осадок.       — Дорогая моя, пожалуйста, будь осторожна, я скоро узнаю все.       — Что узнаете?       — Да ничего, дорогая, просто будь осторожна!       Все твердят об одном, но никто не говорит сути. Меня это безумно раздражает. Может, оно и к лучшему?       После того вечера я не переношу прикосновения чужих лиц мужского пола, но хотя бы их присутствие могу спокойно перенести. Борюсь с этим понемногу, стараюсь.       Летние каникулы закончились. Второй семестр начался крайне неприятно. Начнем с того, что я оказалась в одной группе с Юнги, Тэхёном и Чаньёлем. И если Тэхён для меня вообще не проблема, то первый — страшный сон, а Чана мне видеть все ещё больно. К счастью, Джой была со мной. Стоило мне с подругой только зайти в аудиторию, все взгляды пали на нас, вернее, на меня. В свою очередь, я смотрела на Чаньёль, но он был единственным, кто не обернулся в мою с подругой сторону, впрочем, задерживаться мы с ней не стали. Не обращая внимания на остальных, тихо прошли к своему месту.       — Насколько же у них скучная жизнь, что им столь интересна чужая? — прошептала Джой. Пожав плечи, стала думать о Чане. С одной стороны меня радовало, что он холоден, так мне хотя бы не настолько больно, но с другой… Зачем он тогда пришел на день рождения и вообще говорил со мной? Он терзает этим нас обоих. Сердце сжалось, и меня охватила тревога, но я постаралась взять себя в руки.       Гул в аудитории продолжился, и на меня перестали таращиться ровно до того момента, когда Юнги за минуту до начала пары, словно и не опаздывает вовсе, зашёл в аудиторию с привычной для него ленивой походкой. На лице тоже, как обычно, безразличное выражение. Все переводили взгляды с меня на Юнги, с него на Чаньёля и так по кругу. Многозначительные и заинтересованные взгляды на нас троих, разбросанных по углам аудитории, продолжались в течение минуты, пока препод не прервал их началом пары. К концу недели интерес людей немного поугас. Они вроде как перешли к выводу, что я и Юнги на людях стараемся быть сдержанными и не показывать своих отношений, хотя многие продолжали спорить, что это фарс или что-нибудь ещё, но только не любовь. И они были правы. Конечно, он и я пытались делать вид пары хотя бы немного, но обычно Юнги забивал болт, чему я против не была. Также некоторые считают, что я изменила Чаньёлю с Юнги. Есть ещё те, кто считает, что Юнги специально влюбил меня в себя, чтобы насолить Паку. И таких теорий немало.       Конец тяжёлой учебной недели. Вторая пара. Остались последние минуты до конца, эта была самая нудная пара, поэтому вся группа считала секунды до конца. Один… Два… Три… Зазвенел звонок, и все спокойно выдохнули, все, кроме Юнги. Он отвечал на телефонный звонок, который прозвенел в унисон с тем, что оповещал о начале перерыва. Он тихо и внимательно слушал, что говорили по ту сторону. Постепенно его лицо становилось все холоднее и холоднее, без единой эмоции. Его рука дрогнула, он медленно убрал телефон и развернулся в сторону выхода из аудитории, оставив все свои вещи, что было ему вовсе не присуще.       — Эй, Юнги, давай вечером потусим вместе? — подошёл к нему один из одногруппников.       — Отвали, — холодно отозвался тот.       — Ты чего?       — Отвали я сказал! — через зубы выдавил он и быстрым шагом пошел прочь из помещения. Не знаю, что на меня нашло, но беспокойство само собой появилось, прежде чем я успела это понять. Пошла за ним, но никак не могла его догнать. Просила его остановиться и подождать, но он меня не слушал. Уже добежав до двора, наконец догнала его и схватила за руку, но он, как и ожидалась, просто отстранился и пошел дальше. Конечно, я на этом не остановилась и с громким «Мин Юнги!» на устах резко повернула его к себе и застыла. Его глаза были мокрыми. Я была в ступоре, не каждый день увидишь Мин Юнги с наполненными слезами глазами. В принципе — никогда. Он смотрел на меня зло, но при этом вроде как дрожал. Юнги зол из-за того, что не сдержался и показал эмоции, в этом я уверена, но что их вызвало?       — Что случилось? — еле вымолвила я.       — Она… она… — запинаясь, говорил он. Глубоко вздохнув, ровно и уже более спокойно продолжил: — Её хватил приступ и сейчас она в коме. Кара, она может умереть.       — Кто «она»? — неожиданно для себя, крепче сжала его предплечье. Он не ответил. Его взгляд так и говорил, мол, это же очевидно. Осознание пришло, и я медленно отпустила его руку, после чего Мин тут же убежал. Его бабушка, госпожа Сон. Впервые за долгое время меня охватил такой ужас от возможной потери человека. Я была шокирована и до боли расстроена, но если мне так паршиво, то Юнги…       Когда мне было 13, моя бабушка погибла. Я очень тяжело перенесла ее смерть. Она была для меня самым близким человеком, и потому я понимаю Юнги. Знаю то волнение, когда ты не знаешь, будет ли жить завтра твой близкий человек, то, как весь мир становится ничем, а ты вообще не знаешь, куда себя деть от опустошения. После её смерти родителям пришлось забрать меня с собой. Одно из самых тяжёлых испытаний в моей жизни…       На следующей день, выяснив где лежит госпожа Сон, больницу, палату, отправилась незамедлительно туда. Правда, перед этим заскочила за цветами для неё. Не знаю почему, но я никогда не любила больницы. Слишком много плохих воспоминаний с ними связано, наверное поэтому. А может, все дело в запахе или в белом цвете из каждой дырки, которые мне претили.       У палаты, на одном из предусмотренных диванчиков, сидел, опустив голову, Мин. Он был один, что весьма удивляло. Я тихо подошла к нему, но не успела и слова сказать, как Юнги флегматично произнес:       — Зачем пришла?       — На тебя посмотреть, — саркастично произнесла я. Он медленно поднял голову, переводя взгляд на меня. Едва заметно улыбнулся — и улыбка это была вовсе не искренняя, а скорее, насмешливая.       — Твои сочувствия нахрен не сдались. Можешь проваливать, чувствами я к тебе от этого не проникнусь, — все также почти безразлично, но с ноткой раздражения выдал Мин.       — Имбецил недоделанный, — возмущённо выдохнула. — Сочувствия? Я очень даже понимаю твои чувства сейчас и знаю, каково это, когда не знаешь, что будет со столь близким человеком, но сочувствовать или говорить, что все будет хорошо, не в моих намерениях. При том, что это далеко не так. — Опустив вновь голову, Юнги уже заметно приподнял уголки губ, но все по-прежнему это была ухмылка, нежели улыбка. — Пришла я вообще к госпоже Сон…       — Ты для неё кто? — перебил он, возвращая взгляд на меня. Смотрел Юнги прямо в глаза. Они блестели непонятно откуда взявшейся злостью. — Верно! Никто. — Мои глаза округлились, но не из-за удивления, а из-за злости, которая тоже проявилась в считанные секунды. Кулаки сжались сильнее сами по себе, и я уже хотела ответить, но Мин вдруг встал и близко подошёл ко мне. — И не надо думать, что раз когда-то в детстве мы были близки, ты сразу стала частью семьи. Ты для нее никто, прошло много лет, забудь уже прошлое! — Его слова почти эхом отдались в пустом, на удивление, коридоре. Он стиснул челюсть, сжимая сильнее кулаки. Карие глаза, казалось, полыхали. Тишина, несколько секунд мы просто прожигали дыры в глазах друг друга.       — Нет, — протянула я, — ты не недоделанный имбецил, ты конченный придурок, Мин Юнги! Говоришь, забыть прошлое? Только вот из нас двоих в прошлом застрял ты, непонятно на что обидевшийся! — по его лицу сложно понять что-то определенное. Гнев, в уже не раз упомянутых мной глазах и только. Но длилось это от силы минуту. Хмыкнув, он сел обратно на диванчик.       — Ты меня бесишь.       — Я еле себя сдерживаю, чтобы не прикончить тебя, и вообще…       — К ней можно будет через минут двадцать, — выдавив это, он тихо встал и собрался куда-то уйти.       — Юнги.       — М?       — Это как-то связано с тем, что она пыталась мне сказать тогда в начале каникул? — Почему-то я вспомнила разговор на моем дне рождении с его бабушкой. Она говорила, что что-то узнает скоро.       — Что «это»?       — Ну, ее приступ?       — Нет, не думаю, — тихо сказал он и вновь зашагал.       — Мне кажется…       — Слушай, — Юнги резко обернулся, снова закипая понемногу, — не пытайся, давя на слабые точки, выудить из меня информацию. Предупреждаю, счетно.       — Да я и не собиралась, но она…       — Вот и отлично, раз не собиралась. — Теперь Мин точно ушел куда-то. Не хочет слушать, больно надо. Просто моя фантазия разыгралась и решила, что непонятные поиски непонятно чего бабушки Юнги и ее приступ связаны между собой. Глупо, но тревожное чувство никуда не делось, несмотря на попытки его отбросить.       — Кара! Почему ты сразу не сказала? О Господи, прости! Я должен был сам заметить, что с тобой… ещё тогда, на дне рождении…       — Бэк, нормально всё. Обошлось, говорю же. Потихоньку борюсь с этим.       Несколькими минутами ранее мы втроём сидели у Бэка дома и занимались всем тем, чем занимаются лучшие друзья. Сплетничали, кушали, сходили с ума. Бён очень соскучился и поэтому долго сидел в обнимку с Джой. Когда настала моя очередь, я старалась держаться и терпеть прикосновения и такую близость, но в один момент не смогла и оттолкнула Бэкхёна. В итоге я рассказала про ночь перед моим днём рождения. Друзья почему-то стали винить себя в произошедшем. Потом я ещё долго успокаивала Бэка и говорила, что все нормально. В это время Джой как-то странно поглядывала на меня.       Через час мы с Джой уже шли домой. Бэкхён, конечно, настаивал на том, чтобы нас подвезти или как минимум проводить. Тем более после моего рассказа он не унимался, но Джой удалось его остановить. Я чувствовала, что она хочет что-то спросить или рассказать.       Ночной прохладный ветер приятно играл с волосами. Так прекрасно сейчас стоять посреди улицы, вдыхать ранний осенний воздух, любоваться звёздами. Люди ходят вокруг, но никто не обращает внимания друг на друга.       — Кара, пошли.       — А? Да, иду!       Мы пошли и несколько минут просто молчали, будто бы наслаждались моментом, но на деле были в каком-то непонятном напряжении.       — Кара, вы с Юнги сблизились или что? Не подумай, просто… — она не знала, как закончить предложение, и почему-то мне это не очень-то нравилось. Я будто чувствовала упрек в ее голосе.       — С чего ты это взяла?       — Ты оттолкнула Бэкхёна, не выдержав и 5 минут из-за того, что тебе неприятны мужские прикосновения, а Юнги сама за руку взяла, и потом он почти всю пару держал руку на твоём плече, а ты даже бровью не пошевелила.       И тут я вспомнила инцидент, который произошел на этой неделе. У нас была объединенная пара с группой, в которой немного ребят из EX.P. Во время перерыва Юнги что-то бросил в адрес До Кёнсу. Тот же хоть и разозлился, но ответил хладнокровно и зная, куда бить. Потому-то его все и опасались. Кёнсу хоть и выглядит как маленький безобидный мальчик, но на деле он тот, который тихо свернёт шею кому-нибудь.       — Мин Юнги, извини меня за отсутствие манер. Как там твоя бабушка? Говорят, что кроме тебя до нее никому дела нет, — легонько улыбнулся До. Посмотреть на Юнги было достаточно, чтобы понять — он в не себе. И прежде чем он успел что-то ответить, или хуже того — сделать, я подсела к нему и взяла за руку. В конце концов, свою роль отыгрывать-то надо. Юнги гневно обернулся, и я ему улыбнулась, что вывело его ещё больше, но он не мог ничего мне сказать, ведь вокруг люди. В конце концов, он все-таки успокоился, но и я получила своё наказание. Раз я начала играть пару, Юнги решил продолжить, всю пару полуобнимая меня.       И только сейчас, после слов Джой, до меня дошло, что я даже не задумалась, когда брала его за руку. И мне не было противно или что-то в этом роде. И пока его рука лежала на моём плече — тоже. Ни на секунду. И это странно.       — Мы не сблизились… Просто… Я не знаю, что сказать. Просто не вызвали у меня те прикосновения ничего.       — Мда. Он тебя спасает пьяную, ты ходишь к его бабушке в больницу и его прикосновения не вызывают у тебя отвращения. Юнги слишком опасный…       — А Тэхён нет? — не повышая голос, выдала я. Непонятно почему, но меня разозли ее слова. Джой опустила глаза и не стала отвечать. — Прости, Джой, я не хотела.       — Да нет. Ты права, именно поэтому я и не позволяю себе ничего…       — Ничего — это что? Может, пришло время поведать? Или ещё не готова? — Она взглянула на меня так, словно действительно была готова откровенно говорить. К сожалению, в этот момент зазвенел мой телефон и решимость с лица подруги исчезла, будто и не было вовсе.       Телефон взять пришлось. Это была мама. Она была, как обычно, коротка.       — Госпожа Сон, бабушка Мин Юнги умерла. Завтра с утра идём на похороны.       Тот ужасный момент, когда все чувства исчезают. Просто стоишь и пытаешься осознать только что полученную информацию, а понимание так и не приходит. Грусть, боль, печаль, досада — думаете, я чувствовала что-то из этого? Нет. Только по возвращению домой, когда я была уже в своей комнате и лежала в постели, до меня дошло, что Госпожа Сон умерла. И тут слёзы начали течь сами по себе. Одна слеза текла за другой. Сердце сжалось, и я продолжала тихо плакать. Она не была мне близким человеком, но и чужим тоже. Так я и заснула.       Похороны прошли в корейских традициях. Казалось бы, похороны человека, но тех, кто плакал или был действительно расстроен, можно было посчитать по пальцам. Домработницы и те, кто долгие годы работал с бабушкой Юнги. Сам же Юнги выглядел опустошенным, но на его лице не дрогнула ни одна мышца. Его друзья стояли в сторонке и надолго не задерживались. Оставались с Юнги только Хосок и Чимин, да и то второй задержался ненадолго и тоже ушел. Моя роль девушки не позволяла мне находиться вдали от Юнги, по крайней мере, пока вокруг люди. Как же глупо. Я знаю, что его раздражает моё присутствие, хотя по нему так и не скажешь. Его в принципе раздражало присутствие всех остальных. Мина в данный момент, как и меня, раздражало все это лицемерие. Не нужно было хорошо знать Юнги, чтобы это понять. Впрочем, думаю, я знаю его не так уж и плохо.       В конце концов, все разошлись, и после я не видела Мин Юнги две недели. Он не появлялся в университете и дома, на звонки никому почти не отвечал. Его даже в городе никто случайно не замечал. Это всё я знаю из слухов и первых уст. Отвечал на звонки Мин только Хосоку. Это и послужило причиной, по которой никто не стал его искать или что-то подобное. В студсовете хоть и беспокоились за него, что было для меня неожиданно, но не пытались как-то контактировать с ним. Его родители, насколько я знаю, вернее, отец заявил что-то по типу «перибесится, вернётся». Ну, мне было по началу как-то пофигу, ибо не маленький мальчик, да и понимала я его, но потом всё-таки почему-то мне стало тревожно.       Пошла уже третья неделя, а Юнги все не было. Сама не понимаю почему, я выехала за город. В тот дом, в котором жила его бабушка. Мина тут не было, хотя я не ожидала его тут встретить. Оставив вещи в доме, я направилась совсем в другое место. Недалеко от этого небольшого городка есть очень красивая полянка. Впервые я тут побывала с госпожой Сон и Юнги. Он поначалу не хотел, чтобы меня брали с собой, потому что, как он потом сказал, это было место его и бабушки. И всё-таки он смирился и меня взяли с собой. Там было очень тихо и спокойно. Пару раз мы ходили туда и с моей бабушкой, когда ей становилась лучше. Мы устраивали мини пикники, а Мин играл на гитаре. С годами его игра становилась все лучше. В тех редких воспоминаниях все были счастливы.       Сейчас, придя на эту поляну, смотрю, и вроде ничего не изменилось. Всё та же тихая природа, гитара Юнги и он. Только теперь нас двое и вместо еды бутылки Соджу. Он успел уже выпить одну. Вторую держал в руках, но, судя по его запасам, он не собирался заканчивать скоро. Я подсела к нему, взяла из рук бутылку и глотнула. Соджу сейчас было самое то.       — Зачем ты пришла? Проваливай, — даже не повернув головы, почти без эмоций произнес Мин.       — За тем же, что и ты. Отдаться воспоминаниям. Жалеть не буду, не беспокойся. — Глотнула ещё раз, а он ухмыльнулся. Выхватил у меня бутылку и глотнул, осушив её.       — Как же мир ужасен, люди лицемерны, я снова допустил ошибку. Мне стоило…       — Ну-ну, не говори так. Мир не ужасен, люди лицемерны, да. Ошибки допускают все, — открывая следующую бутылку соджу, выдала я.       — Ты все ещё смотришь на мир под радужной призмой. Дать тебе совет?       — Не надо. Знаю и без тебя. Один из первых уроков, что я усвоила — розовые очки бьются стеклом внутрь.       — Усвоила? Мне кажется, не очень.       — Тебе кажется. Человек в какой-то степени раб своих чувств и эмоций, потому и наступает на одни и те же грабли снова и снова. Перестаёт лишь тогда, когда все чувства пропадают и не остаётся ничего. Когда человек пуст, он не совершает ошибок, ибо ему становится без разницы на всё. У такого человека нет ошибок. — Юнги лишь хмыкнул на мои слова.       — Ты знаешь, что она пришла в сознание? Конечно, я мигом рванулся туда, но когда я зашёл, уже через пару минут услышал режущие слух пищание аппаратов. Она посмотрела на меня, будто я чужой, и в ту же минуту ей стало плохо. Врачи не смогли её спасти, — его слова потрясли меня, но больше то, с какой безразличностью он это говорил. Но прежде чем я успела что-то сказать, он схватил меня за плечи и развернул к себе. Это было не сильно резко и даже не сильно в принципе. Просто я поддалась. Он выглядел опустошенным, но в его карих глазах видно было боль. Ее нельзя было не заметить. Боль, которая съедала его изнутри и терзала, впилась в кожу и мышцы. Я чувствовала это, видела и знала, понимала. — Ненавижу… — только и произнес он.       Кого? Почему? Все растворилось в воздухе. Юнги опустил свою голову мне на плечо. Тишина, у меня перехватило дыхание. Почему-то сердце забилось чаще. Мне не было его жаль, но я почти ощущала его. Хотела обнять его, погладить волосы, но я остановилась в тот момент, когда поняла, что он плачет. Его плечи дрожали, слезы медленно текли вслед друг за другом. Он опирался на моё плечо, и передо мной оказался не тот мальчик, которого я когда-то знала, нет, но и не тот Мин Юнги, которого я знаю. Это просто Юнги. Человек, которого я не знаю.