Joints and virtues

Едкий дым взлетел к потолку и впитался в него, растворился в чисто-белой штукатурке, а во рту остался неприятный привкус. Но привыкание того стоило — совсем скоро во всем теле будет ощущаться лёгкое покалывание и дрожь, а затем лицо сведёт в косой, непроизвольной улыбке. Боб терпеливо ждал, когда ему, наконец, вставит, передавая косяк сидящему рядом Джими. Наблюдать за ним было смешно даже без наркотического эффекта: он так осторожно вдыхал дым, будто делал это в первый раз, но на самом деле он всего лишь растягивал мимолётное удовольствие от затяжки. Спонтанный косяк на спонтанной вечеринке — что может быть лучше? Однако уединяться двум экспериментаторам вместе с пакетом травки и набором для скручивания джойнтов, можно сказать, взрывоопасно. Когда прибереженная самокрутка Боба истлела до конца, Хендрикс вытащил из-под цветастого пиджака добавку, и, черт возьми, кто в здравом (или не очень) уме отказался бы от такой подачки? Из лести ли это было сделано или из щедрости души — Дилан разбираться не полез, и решил разделить редкое удовольствие с на редкость проницательным новым другом. Начали за здравие — закончили за упокой; если первоначально разговоры шли о политике и всемирных проблемах, то после они забрели в такие дали, что и представить страшно. Неадекватные и опьянённые они обсуждали секреты успешной личной жизни, прямо как школьники. — И ты говоришь, что она сказала «да»? — Ага. — Чувак, к черту все это! — Дилан глупо всплеснул руками и захохотал. — Это полный бред! — Я не вру! — взмылся Джими. — Девочке нравилось, когда ее связывают! — Или это ты один такой извращенец, которому нравится все новое и диковинное? Джими улыбнулся, будто не расслышал, что ему сказали, и сделал очередную затяжку. Теперь они могли хоть по три косяка на руки накрутить - уже лучше, чем передавать один по кругу. — Может, я и такой, — чуть погодя ответил Хендрикс, — может, я люблю экспериментировать и пробовать всякое! — Ты реально извращенец, чувак… — А что ты? Святой? Расскажи мне, грешнику, какого это, в миссионерской с женой два раза в неделю по расписанию трахаться… — Джими, очевидно, подстёгивал нетрезвого Боба либо на спор, либо на истории — все смеха ради. И Боб повелся. — Отвали, чел. Нет у меня жены, уже два года как. И нахуй миссионерскую. — Согласен, нахуй ее, — они дали друг другу пять и засмеялись. — Я не люблю дикости. Но иногда у меня есть настроение и для них. Но это бывает редко! — Слишком много «но», Боб… — Тебе-то какая разница? — он всплеснул руками, то ли раздражённо, то ли из разочарования. Оба задумались. Джими долго сомневался, но, в конечном итоге, всё-таки решился спросить: — Как насчёт эксперимента? Боб недоверчиво прищурился, Джими же сразу почувствовал себя так, словно шеей наткнулся на острие ножа. Он выбрался на очень тонкий лёд — никто и ничто не мешает Дилану взять и выгнать новоиспечённого друга из комнаты за излишнюю наглость — но он продолжал идти по этому льду, несмотря ни на что. Его терпение было вознаграждено скромным кивком. Дилан смотрел оценивающе и внимательно, мельком взглянул на губы, и, кажется, идея сама пришла к нему в голову — прямо из загрязненного ядовитым дымом воздуха. На выдохе он произнес: — Поцелуй меня. Джими удивился, но не совсем. Да, об этом парне ходили слухи, что он, мол, неформальный и иногда практикует «нечто» с другими парнями, но и представить себе не мог, что однажды станет его очередным «мальчиком». Но соблазн все равно был слишком высок, чтобы отказываться. Голова кружилась, мысли окончательно смешались, осталось только желание и это приятное покалывание, названное «азартом». Тогда он, махнув рукой на страхи, подвинулся ближе к Бобу, слегка нагнулся. Тот закрыл глаза, слегка приоткрыл губы — было заметно, что он медленно, но верно начинает дрожать от предвкушения, но изо всех сил держится, затаив дыхание. Розовые губы манят к себе, и Джими больше не может сдерживаться, поэтому подаётся вперёд, и их губы сталкиваются в поцелуе. Сначала движения были перепуганными, неуверенными и пробующими, и им понадобилось не так много времени, чтобы почувствовать себя комфортно. Джими ощутил холодные, длинные пальцы Боба на своем затылке, почувствовал, как они зарываются в его волосы, заставляя приблизиться, углубить поцелуй и окончательно потерять голову. Дилан был удивительно инициативен и отлично целовался, но как только Джими взял себя в руки и запретендовал на лидерство, он быстро сдался, подчиняясь общему движению. Сердце учащенно билось, кровь стучала в висках, и когда они отстранились друг от друга дыхание оставалось тяжёлым и прерывистым. — Пиздец, — с нелепым смешком признался Джими, и Боб утвердительно хмыкнул. — Понравилось? — Ахуеть, да! — он ещё шире улыбнулся. — Э-это просто… просто супер. Боб опустил глаза и нахмурился на мгновение, пока Джими молча сверлил его взглядом, сам понимая, чего ожидать. — Укуси меня. Джими испугался. По-настоящему испугался. Одна безумная просьба за другой, если Боб предложит ещё что-нибудь — он точно сорвётся. А пока, отмерзая от своего места, он снова потянулся к нему навстречу, положил руки ему на талию, чтобы не двигался, и прикусил бледную кожу. Сначала аккуратно, потом сильнее. И сильнее. Он отпрянул только тогда, когда Боб предупредительно хлопнул его по спине. — Вот жесть, чувак, у меня ведь след останется… — рассеянно пробормотал он, нащупывая на своей шее след от крупных зубов. — Бобби, мне нужно ещё… — голова Хендрикса кружилась; канабис в связке с долгими, удушающими поцелуями не могли не довести его. Он смотрел на ещё влажные после поцелуя губы Боба и на его шею со своей меткой, и чувствовал, как внутри закипает безумная буря эмоций, которой определенно нужен выход. Стыд покинул эту комнату ещё когда они впервые поцеловались. Теперь можно и развлечься по-человечески. — Да пожалуйста, чувак, только, это, осторожней, — он лениво шевелил губами, будто совсем не желая что-то ему разрешать или, того хуже, запрещать. Все происходящее казалось таким ненастоящим и волшебным, что Джими неоднократно спрашивал себя, а не спит ли он часом. Чтобы сам Боб Дилан, и разрешал, и поддерживал такого рода развлечения? Такое и под веществами не всегда приснится — значит, это может быть правдой. Он притянул Боба к себе, подхватив своей широкой ладонью за шею, а пальцы неосознанно запустил в темные кудри. Боб ничего не сказал, только сильнее прогнулся, открывая ему навстречу свою шею. Слепок от зубов Джими наливался ярко-красным цветом, на болезненно-бледной коже это было особенно видно. Он с трудом проглотил образовавшийся в горле ком. Недолго думая, Хендрикс наклонился и провел языком по недавнему укусу — соленый. Затем он стал покрывать открытую ему шею маленькими поцелуями — уж так ему подсказывал инстинкт. Дилан зашевелился, заерзал на своем месте, зачем-то снова потянулся к догорающему джойнту; закашлялся от едкого дыма, когда Хендрикс осмелел для крепкого поцелуя, переходящего в засос — прямо под челюстью. Боб протестующе замычал, но было уже слишком поздно: темно-красный кружок остался багроветь с правой стороны. — Черт… — выдохнул Боб вместе с остатками дыма. Он безуспешно пытался замаскировать то, что ему происходящее безумно нравится, и, когда Джим вернулся к рутинным поцелуям по всему диаметру шеи, глухо застонал. Постыдился, когда неосознанно вцепился пальцами в его яркую, цветастую рубашку, не понимая, чего больше хочется — оттолкнуть или притянуть. Пробирающие до дрожи прикосновения продолжили свой путь, спускаясь все ниже и ниже. Дилан заерзал куда активнее. Становилось попросту слишком душно и слишком тесно — оттого, что слишком приятно. Джими сидел совсем близко, так что одну руку, между пальцев которой догорал джойнт, он закинул ему на плечо, а второй упёрся тому в колено, наклоняясь уже непозволительно близко. Его начинало трясти от переизбытка чувств, которые он не сможет высказать прямо сейчас. — Меня штормит, Джими, — осторожно признался он. В эту же секунду ладонь Джими скользнула ему на впалый живот, с лёгким нажимом добираясь до кромки брюк. Боба повело, то ли от страха, то ли от предвкушения. — Д-джими! — Все под контролем, — шепотом ответил на это Хендрикс. Он и сам с трудом понимал, что делает: осыпая бледную кожу на шее и ключицах влажными, крупными поцелуями, он совсем не отдавал себе отчёта о том, куда лезут его руки. Снова же, они подчинялись своему собственному зову. — Чувак, хватит. Серьезно… — Дилан звучал слишком неубедительно, а его руки слишком дрожали, чтобы у него получилось хоть как-то вмешаться в процесс. Ловкие, гитаристские пальцы проскользнули под резинку боксеров и сразу нащупали весь горячий и твердый интерес. Дилан открыл рот в немом крике и спрятал нещадно краснеющее лицо в шее своего партнёра. Но в его глазах только ярче заиграл огонь возбуждения и того же любопытства, к чему все это приведет. Джими не успевал осознать, что именно делает, тщетно гнался за этим чувством, но, в конце концов, окончательно сдался и больше не пытался себя контролировать. Губами он снова впился в доверчиво открытую шею, надавил всем своим весом и опрокинул худосочного Боба на диван. Перепуганного такой прытью Дилана пришлось чуть ли не силой подмять под себя, чтобы снова поцеловать в сухие, манящие губы. — Джими, блять, мой джойнт! — вскрикнул он, и только тогда Хендрикс заметил, что самокрутка уже давно валялась на полу, на ковре, и тлела. Он одним движением закинул ее в пепельницу, — отделались только черным пятном на ворсе. — Идиот, а если бы мы тут все спалили? — Мне все равно, — прямо и серьезно ответил Джими, оставив Дилана без слов. — Боб, я пиздецки хочу тебя.  Он снова нахмурился, и, продолжая краснеть, отвёл взгляд. Ни протеста не было, ни внятного ответа — Джими выждал несколько секунд, чтобы Боб решил для себя, как именно пройдут последующие минут двадцать, и вернулся к занятию, которое руки чесались продолжать; без особых затруднений расстегнул ширинку его джинс и снова проник рукой в тесные боксеры, принимаясь по новой изучать всю длину при помощи одних только пальцев. Боб с новой силой застонал, в растерянности прижимая Хендрикса ближе к себе и спрятав лицо у него в шее. Вскоре Джими почувствовал, как знакомые холодные пальцы, дрожащие от возбуждения, стали путаться в его ремне, а затем коснулись его разгоряченной плоти. Он чуть не потерял равновесие и зашипел — для полного счастья ему не хватало именно этого. От сладкой фрикции у Боба окончательно сорвало крышу. — Бля-а-ать… — горячо простонав выругался он, заопрокидывая шею, а Джими тут же принял это негласное предложение, снова припадая к искусанной им ранее коже, глуша собственные стоны о нее, как сигарету о пепельницу. Реакция не заставила себя долго ждать. — Джими, Джими, чувак, о боже… Он продолжал шептать имя Хендрикса, как мантру, голос отчаянно ломался, не выдерживая напряжения в его теле. Перед тем как кончить, он снова громко выругался, словно никто не мог их услышать через эти «картонные» стены. Уже слабеющими пальцами он сжал Джими, подталкивая его к высшей точке, чтобы потом оттуда скинуть. Освобождение почувствовалось во всем теле, как свободный полет; мышцы свело приятной судорогой, и он, окончательно выдохнувшись, свалился рядом с Бобом. — Я не чувствовал себя так… наверное, никогда, — не оставляя попыток успокоить бешеный ритм сердца признался Джими несколькими минутами позднее. Боб на это только тихо проворчал: — Ты что, школьник? Не выдумывай, чел… — и слепо потянулся к кофейному столику. — Где мой джойнт? Мне срочно надо укуриться. Джими лишь грустно усмехнулся. Привставая на диване, он натянул брюки и нашарил в кармане две добрых сигареты вместе с зажигалкой. — Лучше давай сиги, со мной, — предложил Джими, на что Боб только мотнул головой и уже сделал затяжку из остатка догоревшего джойнта, болезненно морщась. — Почему? Боб выдохнул едкий дым. — Надо выветрить мысли о тебе из головы, чувак.