ID работы: 9902242

Бесцветное небо

Джен
Перевод
R
В процессе
57
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написана 31 страница, 3 части
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
57 Нравится 7 Отзывы 25 В сборник Скачать

Чёрный и белый

Настройки текста
У мира есть свои права и свои ошибки. Всегда будет существовать граница между тем, где стоят люди и где значение имеют другие вещи. Вопрос в том, кто окажется достаточно умен, чтобы понять, что все в мире, созданном либо человеком, либо чем-то свыше, должно быть равным. Чтобы с ним обращались как с единым целым, как с честным человеком, но никто, похоже, не помнил об этом в эти дни. Потому что... Даже в самих людях справедливость уже была почти убита. Богатые люди вызывали восхищение у многих, но на противоположной стороне были люди, которые ползали за едой, презираемые обществом. Нет, не только обществом, но и всем миром. Никто не осмеливался защищаться. Никто не осмеливался открыто заявить о несправедливости этого мира. Все это было принято до тех пор, пока люди имели те же стандарты, что и выше. Но большую часть сегодняшней жизни не только бедность определялась как жалкая сторона людей. Была также большая разница между сильными и слабыми. Сильные, что унижали других, и слабые, что не сопротивлялись, зная в глубине души, что у них нет шансов. В этом мире всегда будет существовать тонкая грань между Черным и белым. Оттенок серого, говорили они. Идеальное определение неопределенности между слабым и сильным, но никто, кроме вас, не поймет, что такое сильная воля. - Эй, милая! Как поживаете с моим сыном? У вас все хорошо?- Спросил Иэмицу Савада по телефону, слегка покачиваясь, разговаривая со своей единственной и неповторимой женой. Нана Савада, жена Иэмицу, вздохнула, но улыбка украсила ее губы, когда она вспомнила своего единственного надежного сына. Она слегка хихикнула, крутя белый провод телефона. Женщина не одобряла пользование мобильными телефонами в доме, но у ее сына был один, потому что это устройство было ему нужно. - У нас все хорошо, любимый. Но мне нужно идти, я все еще не приготовила завтрак. Позвони мне, когда закончишь работать, ладно? Люблю тебя, - она подождала гудка в ответ и повесила трубку. Шатенка прошла на кухню и увидела, что сын нетерпеливо постукивает пальцем, ожидая ее прихода. Увидев ее, он одарил ее улыбкой на миллион долларов, и Нана невольно улыбнулась в ответ. - Привет, мам, как папа?- Спросил Нацу, все еще с улыбкой на губах, иногда дергаясь, чтобы позволить уголкам губ немного наклониться вниз. Он должен был продолжать в том же духе, чтобы манипулировать людьми вокруг себя. В конце концов, он был великим и сильным Савадой Нацу. Хотя на самом деле он не хотел, чтобы его называли Савадой, потому что серьезно, кто захочет, чтобы его идентифицировали как родственника одного из самых ненавистных людей? Конечно, никто! Не говоря уже о Саваде Нацу, принце старшей школы Намимори. - Сказал, что все в порядке. Хотя, был немного холоден из-за того, что его строительные работы на Южном полюсе и все такое, а еще он сказал, что пингвины там очень милые, - она просияла, и Нацу почти опустил уголки губ, но это испортило бы его имидж. Поэтому он просто улыбнулся ей и кивнул головой в знак понимания. Он подозревал, что отец что-то скрывает от их семьи, хотя и не знал, что именно и. Но Нацу не был любопытным подростком, поэтому не стал бы совать нос в чужие дела, по крайней мере сейчас, но его оправдания, чтобы скрыть это от всех, становились все более нелепыми с каждым днем. Нана надела перчатки и приготовила омлет для сына. Он всегда любил ее стряпню, и она с радостью подавала ему все самое лучшее, когда он этого хотел. Шатенка улыбнулась, напевая мелодию, которую когда-то слышала раньше, но не могла вспомнить, где она ее слышала. Это была мелодия, которую она полюбила. Даже восхищалась ей. Это было что-то вроде песни, которая звучала так болезненно, одиноко и в то же время плоско. Понимаете, в чем дело? Песня, которая напоминает борьбу какого-то одинокого волка, но борьба была прикрыта небрежностью с лучшим суждением. Грохот был слышен на весь дом, когда кто-то споткнулся на половине лестницы. Упавший мальчик потер свой распухший лоб, но не издал ни звука и виновато улыбнулся людям на кухне, все равно понимая, что это бесполезно. С того дня, как ему исполнилось пять лет, мать и сын решили, что не будут совать свой нос в его дела. Не то чтобы они делали это раньше, но разница между их отношениями со временем стала очень даже внушительной. Савада Тсунаеши вздохнул про себя, ковыляя на кухню с напевающей Наной. Он закрыл глаза, лениво вспоминая песню, которая давным-давно застряла у него в голове. Это была песня, которую он слышал во сне. Он живо помнил блондина с глазами цвета заката, который пел ему эту песню, проводя пальцами по его каштановым волосам, но не более того. А когда он проснулся, все, что он помнил, была песня и ярко-рыжие, горящие сказочным пламенем, глаза. Однажды он попробовал исполнить ее в своей комнате с гитарой (той самой, которую купил себе, когда ему исполнилось восемь лет), и, возможно, именно тогда ее услышала мама. Хотя, судя по всему, она ничего не слышала из его комнаты. Ну что ж. Мальчик сел подальше от своего близнеца, потому что так и должно было быть. Они совсем не похожи, размышлял Тсуна. Натен щеголял каштановыми волосами, бросающими вызов гравитации, которые не могли сделать никакие гели, в то время как у его брата были светлые волосы, которые выглядели как у его отца (хотя он никогда не видел своего отца за последние три года), волосы, которыми Иэмицу щеголял, когда он видел его в последний раз. Кроме того, есть огромная разница между их лицами. У Еши детское личико, его иногда принимают за девочку, к нему было легко придраться, потому что он выглядел таким женственным и слабым, в то время как у Нацу лицо знаменитости, от которого любая девушка упала бы в обморок. Брови Тсуны тонкие и слегка приподняты, это было узнаваемо. А Нацу нахмуривал брови, что добавляло ему еще красоты. И да, разница между их глазами. У Тсуны карие карамельные глаза, почти такие же большие, как у щенка, в то время как у Нацу слегка прищуренные зеленые глаза, такие, что иногда Тсуна ошибочно принимает его за кота. Хотя, это добавляло шатену уверенности в том, что его брата считают горячим красавцем. Нацу любили и мужчины и женщины, в то время как Еши мужчины ненавидили, потому что мальчик был позором их расы, а женщины презирали, потому что он не нуждался в какой-либо косметике, чтобы считаться одним из самых милых и невинных людей. Тсуна подошел к тостеру. Интуиция подсказывала ему, что мама опять забыла приготовить ему завтрак. Это случалось почти каждый день, и шатен уже привык к этому. Он тупо размышлял, зачем вообще сел на стул, если есть он будет скорее всего только пару тостов. Тсунаеши положил кусок хлеба в тостер и подождал несколько минут, прежде чем услышал звон, и он сунул его в рот, даже не обращая внимания на то, что он был еще горячим. Шатен даже не потрудился попрощаться, так как, скорее всего, его проигнорируют те двое, что находились в комнате. И, наконец, он побежал в школу. Легкая улыбка украсила его губы, когда он увидел сакуру на заднем дворе школы (где мальчик обычно сидел один во время обеда, чтобы избежать хулиганов и немного отдохнуть). Еши сел, прислонившись к дереву, и закрыл глаза. "Как спокойно", подумал он, просто ощущая сущность бытия живым. Шатен не хотел ничего, кроме этого. Тсуна вздохнул и начал расслабляться прислонившись к шершавому, но удобному иссохшему дереву сакуры. У него еще был час, чтобы отдохнуть, прежде чем идти на первый урок.

***

-Ты звал меня, Ноно?- В кабинет девятого босса Вонголы Тимотео вошел младенец в строгом черном костюме с фетровой шляпой на макушке и зеленым хамелеоном. Упомянутый мужчина виновато улыбнулся своему давнему другу, бросил взгляд на человека, сопровождавшего Аркобалено, и жестом велел оставить их наедине. -Да, Реборн, - проклятый младенец заметил неуверенность в голосе мужчины, но не стал задавать вопросов. Тимотео был его давним другом, хотя на первый взгляд это казалось невозможным. В конце концов, он выглядел как двухлетний ребенок. Аркобалено наклонил поля шляпы вниз, отбрасывая тени на ониксовые глаза, пока ждал прихода следующего человека. У Реборна была интересная способность угадывать, что произойдет, и понимать что-то, для чего нормальному человеку, по крайней мере, нужен был бы час, чтобы все осознать. "Я был как всегда прав", самодовольно подумал он, когда дверь со скрипом отворилась, и появился внешний советник СЕДЕФ, Савада Иэмицу. Реборн легко мог решить, к чему приведет эта встреча. "Хотя, подумал он, неуверенность Девятого была излишней, если его информация была верной." Но, будучи таким знаменитым человеком, как он, хранитель желтой пуствшки ждал, и позволял людям говорить самим за себя. В конце концов, время, когда ему служили и обращались как с королем, всегда было его любимым временем. Иногда Реборн задавался вопросом, был ли он таким уж гением, или людей действительно очень легко читать. Аркобалено не мог читать мысли, вопреки тому, что люди считали, что у него есть такая способность, но он мог предсказывать следующие действия каждого человека, с которым он встречался. Если бы хранитель солнечной пустышки только взглянул на кого-нибудь, он уже мог бы сделать вывод о том, что это за человек в его или ее повседневной жизни. - Добрый день, - настороженно улыбнулся Тимотео, слегка подвинувшись и бросив еще один взгляд на своего давнего друга, прежде чем его глаза метнулись к внешнему советнику СЕДЕФ. Реборн слегка приподнял бровь, но все-таки ничего не сказал. - Добрый день, Ноно! - Иэмицу сверкнул улыбкой, почесывая затылок. Он уже знал, для чего эта встреча, но не был готов вовлекать свою семью в мафию. Но блондин знал, что у него нет другого выбора, кроме как сдаться. В конце концов, это была его ответственность, если что-то случится с Ноно, то никто не сможет достойно управлять Вонголой. - Итак, я так понимаю, вы хотели, чтобы я стал наставником следующего босса Вонголы?- Спросил Реборн очень скучающим голосом, хотя внутри он уже планировал сотню способов помучить своего следующего ученика. Ему было весело издеваться над никчемным Десятым боссом Каваллоне, Дино, но это было много лет назад, так что ему было не так уж и весело. Конечно, ему приходилось убивать много людей, которые были испорчены, но на самом деле, это было не так весело, если люди, которых он должен был убрать, были все бесполезным дерьмом. Реборн являлся наемным убийцей, но был уверен, что уже по меньшей мере десять лет носит титул самого сильного киллера в мире. И это только упрощало дело. Аркобалено был величествен, по крайней мере в их глазах. Иэмицу долго смотрел на Реборна, а потом грустно улыбнулся. Конечно, обладатель пламени солнца должен был это знать. Иэмицу всегда знал, что Реборн всегда обладал этой способностью. И это также один из многих фактов, почему огромный Альянс хотел, чтобы киллер работал под их началом, но, по-видимому, Аркобалено щеголял идеей делать все свои работы по-своему, и никто его не удерживал. Иэмицу знал, что ему следует быть осторожным с проклятым младенцем, ведь киллер убивал людей так, что внешний советник даже не был уверен, сможет ли он хоть оказать немного сопротивления. - Я и не ожидал от тебя меньшего, Реборн. Но есть одна проблема... - Девятый замолчал, и аркобалено удержался от того, чтобы вытащить свой запасной пистолет и застрелить Иэмицу, чтобы рассказать все подробности. Действительно, это напряжение должно было быть снято по крайней мере час назад, но нет. Оба идиота хотели задержать его по какой-то причине, которую он никак не мог понять. И внешний советник, и босс смотрели друг на друга, прежде чем нервно вспотеть, когда они оба услышали звук взведенного пистолета на заднем плане. Только один человек мог напугать людей, даже не вытащив пистолет, не говоря уже о звуке самого надежного оружия Реборна. Конечно, Леон мог превратиться во что угодно, но пистолет, который хранитель пустышки прятал в карманах, был самым надежным у Реборна. Это был пистолет, которым он пользовался, ещё до проклятия Три-ни-Сетте, после которого обладатель пламени солнца проклинал свое существование. - Подожди минутку, Реборн. Я могу объяснить. Видишь ли... позиция Вонголы Дечимо шаткая, и близнецы будут бороться за это место. Ты же знаешь, как трудно выбирать между братьями и сестрами, не говоря уже о братьях-близнецах, - рассуждал Ноно, его губы кривились в нервной улыбке, пока он не вздохнул с облегчением, когда Реборн опустил пистолет. Аркобалено посмотрел в сторону Иэмицу, прося еще одного объяснения (если оно вообще есть), и ухмыльнулся, когда блондин неуверенно улыбнулся ему. - Я все еще против того, чтобы позволить моему сыну участвовать в этом, Ноно. Но так как я знаю причину всего этого, то не стану Вас расспрашивать. Но я уже несколько раз говорил Вам, что Нацу-это тот, кого я хочу, чтобы Вы назначили на эту должность. Я видел, как он сражается сам, без пуль возрождения, которыми так гордятся люди Вонголы, и у него есть своя харизма, - Голос Иэмицу стал октавным, его глаза смотрели серьезно, в его голосе звучала гордость, когда он рассказывал о Саваде Нацу, своем сыне. Реборн, чьи поля фетровой шляпы были опущены ниже, чем раньше, внимательно слушал информацию, которую изливал Иэмицу. Хотя, он не упустил из виду тот факт, что Иэмицу не утруждал себя различением, кто из близнецов старше. Аркобалено хоть и вёл себя по-детски время от времени, но он точно знал, что близнецы никогда не рождаются одновременно, когда матери надрывают горло от криков. Но, судя по всему, Иэмицу, казалось, не заметил, что он сделал не так, и продолжал болтать. Реборн еще ниже опустил поля шляпы, закрывая свое детское личико, которое он презирал больше всего, и запомнил ситуацию, прежде чем погладить Леона по голове. Голос Иэмицу вернулся к своему обычному состоянию, и советник начал ухмыляться, как идиот, перечисляя привычки, которые Нацу всегда делал, когда был дома. Аркобалено больше не мог этого выносить и решил, что пора вмешаться. - А как ты предлагаешь оставить в покое второго близнеца? Ты, как никто другой, должен знать правила мафии, Иэмицу. Может быть, это и не было законом, но оно всегда было неизбежно. Ты можешь не хотеть этого, но Савада Тсунаеши будет вовлечен в любом случае, - заявил хранитель пустышки, его голос звучал ниже, когда он оценил ситуацию. Это было нехорошо. - Я уже знал это, Реборн. Но я не хочу, чтобы моя дорогая Нана вмешивалась, так же, как и мой дорогой тунец,-возмущенно рассудил Иэмицу, ясно намекая, что это была самая очевидная ситуация, почему он не хотел, чтобы кто-то, кроме Нацу, был вовлечен, так как мог справиться с этим только он, а Тсуна… Советник не был в нём уверен. - Ты просто идиот. И ты считаешь себя лидером СЕДЕФ? Разве ты не понял, что я только что сказал? Сколько бы ты ни отрицал, идиот, вся твоя семья будет вовлечена. Будь то Савада Нацу, являющийся Вонгола Децимо, или ты, являющийся лидером СЕДЕФ. Ты, лидер СЕДЕФ, можешь уехать, как ты делал в течение последних лет, но твой сын Савада Нацу не может. Не тогда, когда будущая должность твоего сына известна по всей Италии и всему миру,-заявил Реборн, в его голосе все еще звучал голос человека, который был противоположен его внешности на данный момент. Тимотео, чувствуя напряжение в комнате, слегка кашлянул, чтобы отвлечь их обоих. Он уже видел, как его кабинет превращатся в пепел, если эти двое здесь решат устроить тотальную битву. Он решил, что будет доверять решению внешнего советника, так как по тону голоса Иэмицу понял, что лидер СЕДЕФ был уверен. Реборн вышел из кабинета в тут же, когда Девятый посмотрел на него, не произнеся больше ни слова. Просто погладив своего хамелеона, он спокойно вышел за дверь. Сильнейший киллер не хотел создавать еще один беспорядок в и без того хаотичном особняке Вонголы, и кроме того, ему нужно было думать о других вещах. Реборн решил, что он воспользуется возможностью усиления будущего Вонголы Дечимо. Будь это червяк или верный щенок, Аркобалено откажется от миссии, если Савада Нацу не будет выполнять его требования. Возможно, Реборн и не был частью Вонголы, но он всегда ждал. Ждал прихода будущего лидера Вонголы, который вернет назад единственную цель Королевской семьи, для чего она была сформирована в первую очередь. О том, почему Вонгола, как ни странно это звучит, стала самой сильной семьей в подпольном мире. Реборн был всего лишь киллером Королевской семьи, человеком, которого посылали, когда миссия была сомнительной. Возможно, он и не был официально связан с Вонголой, но его волновало (не то чтобы он действительно признавался в этом кому-то) ее существование. И у него было достаточно этой ерунды. Каждый член организации путает смысл Моллюска, цель, для чего он образовался. Это был линчеватель, группа помощи людям, которую многие игнорировали, особенно правительство, но Реборн отметил, что за последние годы она превратилась в мусор. Вонгола стал мафией, которую Аркобалено хотел стереть из своей памяти, но как бы сильно он ни хотел выбраться, он не мог. В конце концов, как только ты погрязнешь в крови, ты всегда умрешь как все. И как он напомнил своему предыдущему ученику, Дино Каваллоне, что в этом мире они оба смогли увидеть в юном возрасте. Только люди, а не монстры, не обладающие совестью, могли называть себя людьми. Убить-то можно, но за это причиняло какое-то сожаление. И Реборн знал. Он ждал прихода истинного преемника семьи Вонгола.

***

Тсуна шел по краю дороги, крепко упершись руками в стену в качестве опоры. Он не смотрел никому в глаза, потому что устал. Устал выслушивать еще больше жалоб на свое существование от людей, которых он даже не знал. Он остановился на полпути, тяжело дыша, закрыл глаза, снова открыл их и пошел дальше. Тсуну избивали весь день, с того момента, как прозвенел звонок, и до того как звонком школьный день закончится. Причина, по которой хулиганы избили его, была отчасти раздражающей, но все же он не мог принять тот факт, что это было правдой. Он был глуп, говорили они. И ему хотелось огрызнуться и сказать: "Черт возьми, это не так." Но Тсуна не сопротивлялся (хотя у него и не было на это сил). Он не высказывал своего мнения, которое мучило его, потому что однажды ещё в детском саду (когда ему исполнилось пять лет) он понял, что никто не хочет его слушать. Для них он был беззвучным несуществующим ребенком, которого никогда не примут в обществе, и он сам это знал, потому что чаще всего чувствовал себя именно так. Было также глупо с его стороны думать, что он мог бы найти утешение, которого хотел от своей матери. Но он был совершенно неправ. Его мать, которая видела его только тогда, когда он толкал ее в плечо и подавал ей свою контрольную работу. Она улыбалась, но Тсуна слишком хорошо знал, что это была идеально сыгранная улыбка, Нана невинно моргала, прежде чем засиять ему, за то, что он хорошо сделал работу. После этого он начинал сомневаться в себе. -Тсу-кун, - так мать называла его большую часть времени. Иногда Тсунаеши спрашивал себя, не забыла ли женщина его собственное имя. Он должен был признать, что не удивился бы, если бы она это сделала. Хотя, как он заметил, мама называла его младшего брата разными именами, и Тсуна снова задумался, не означает ли это что-нибудь. С другой стороны, его брат всегда был королем семьи, а Тсуна оставался в стороне. Он должен был стоять, как рыцарь в доспехах. Наверное, у входа или у ворот. Тсуна может был занудным человеком, считающимся чертовски скучным, но он не чувствовал ни малейшей ревности, которую люди хотели бы, чтобы он испытывал. Еши узнал, несколько раз ударив себя по лицу, что он не был, никогда не будет частью этой семьи, в которой он вырос. Но у него было одно желание. Вопрос, на который он хотел получить ответ. Чтобы прояснить для себя, что он все еще тот Тсуна, которого он знал. Он все еще был самим собой, а не тем человеком, каким его хотели видеть люди. Он мог быть слабаком, трусом, слабаком, цыпленком, но Тсуна хотел только, чтобы кто-нибудь задал ему простой вопрос, который он хотел задать самому себе. Вопрос, на который он так сильно хотел ответить в глубине души. - Ты в порядке? Всего лишь простой вопрос, одно предложение, написанное черными чернилами. Тсуна хотел, чтобы кто-нибудь, даже если это не его собственная семья, задал ему этот вопрос. Вопрос, на который он не был уверен, что сможет ответить, не заикаясь. Еши хотел убедиться, что живет так, как не записано в тетради с вырезками. Он не был в театре, но, может быть, он действительно существовал в пьесе. Это была его роль, однажды предположил он. Это было то, что Тсуна должен был делать. Тогда Еши задумывался, знает ли кто-нибудь о его существовании. Потом он удивлялся, когда все взгляды устремлялись на него, и смеялись ему в лицо. Он снова потерпел неудачу. Никчемный Тсуна снова провалился, ученики смеялись, и так же, как учителя. А он просто низко опускал голову, и смех утихал. В конце концов, все было в порядке. Тсуна не просил о чем-то таком большом. Он просто хотел, чтобы кто-нибудь спросил, прямо спросил его, что, возможно, с этим вопросом он узнает, существует ли он. - Только на мгновение, - взмолился он. Посмотрев на свой дом, Еши побежал к нему. Неуклюже поправив рюкзак, он открыл калитку. Он успокоился, не обращая внимания на боль в плече, и вошел в дверь. Однако Тсуна не потрудился сказать: "я дома", потому что это все равно было бы бессмысленно. Открыв дверь, он, мягко говоря, удивился, когда увидел ребенка, ухмыляющегося ему, и Тсуна понял. Ему было очень плохо. -Чаоссу.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.