Солнце двух кланов

Утро настало слишком быстро. Вчера Хуайсан действительно готов был сворачивать горы и седлать ветер ради одного лишь теплого взгляда Минцзюе. Но сегодня, когда настала пора претворять обещания в жизнь, юношу охватила паника. Он прекрасно осознавал, что не сможет выдержать полноценной тренировки ни при каких обстоятельствах. А тело его, казалось, будто еще слабее стало. Не Минцзюе уже ждал его на тренировочном поле. Бодрый и суровый, как всегда. От одного вида его ровной широкой спины Хуайсана охватило отчаяние. Юноша подошел к брату, стараясь встать ровно. Глава ордена Не окинул его строгим взглядом и нахмурился. Глаза Хуайсана все еще были красными и опухшими после вчерашней истерики, ладони туго замотаны в бинты, а на лице такая скорбь, будто он вызвался добровольно отправиться на тот свет. Губы Минцзюе непроизвольно скривились, но он не позволил себе замечаний. Только бросил короткое: — Десять кругов. Вперед, — изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно, без раздражения. Не Хуайсан вздохнул и отправился бегом вокруг поместья. Без пререканий. Но с таким несчастным видом, что любому человеку, имеющему душу, стало бы стыдно. Юноша выдохся уже после третьего круга. Ноги гудели, легкие горели огнем, и все тело отчаянно протестовало против нагрузки. Не Хуайсан чувствовал, что если сделает еще хоть шаг, то непременно рухнет без сил. Но увидев впереди брата, все так же сурово взиравшего на него, юноша не посмел остановиться. Спотыкаясь и едва дыша он потащился дальше. Казалось, после каждого круга лицо Минцзюе становилось все темнее. Когда Хуайсан вышел на четвертый круг, брат пошел рядом. Ему достаточно было идти быстрым шагом, чтобы нагнать младшего, у которого от усталости уже заплетались ноги. Хуайсан не смел поднять на него глаз. Он обещал, что не будет ныть, но сам готов был расплакаться. — Когда ты бегал в последний раз? — спросил Минцзюе. — Не помню, — задыхаясь отозвался юноша. Глава ордена укоризненно покачал головой. — Ладно, хватит уже. Хуайсан все же поднял на него растерянный взгляд, боясь, что просто не так понял. — Хватит, я сказал, — повторил Минцзюе, удерживая рукой его за плечо. — Передохнешь и потом продолжишь. Юноша с готовностью повалился на траву, пытаясь отдышаться. Его старший брат сжал переносицу пальцами. Когда младший отлынивал и ленился, заставлять и бранить его было гораздо легче. Ведь казалось, что тот просто не хочет излишне напрягаться. Теперь же всякие иллюзии по поводу его физической подготовки развеялись, и Минцзюе лицом к лицу столкнулся с суровой действительностью: его брат был слаб, как младенец. — Сам решай, когда отдыхать, — проговорил он. — Но до вечера чтоб пробежал десять кругов. — Спасибо, — слабо поблагодарил Хуайсан, кое— как справившись с дыханием. Минцзюе только вновь покачал головой и ушел прочь. Больше старший брат за ним не следил, оставив выполнение задания на совести младшего. Не Хуайсан все оставшиеся семь кругов думал о том, что мог бы и не бегать. Еще он думал о том, что быть честным и верным своему слову — это ужасно обременительно. И еще самую малость о том, что после сегодняшнего разочарования едва ли его брат найдет в себе силы быть с ним хотя бы сдержанным, не то что ласковым. Он отдыхал после каждого круга. После десятого хотелось просто лечь и умереть на месте. Не Хуайсан был настолько вымотан, что даже есть не хотел. Одежда из дорогого шелка насквозь пропиталась потом и пылью, но юноша и не подумал ни переодеться, ни даже умыться. Доковыляв на негнущихся ногах до своей комнаты, он рухнул на кровать, даже не сняв сапоги. Он так устал, что не заметил, как брат вошел в его комнату. — Ну и что это такое? — строгий голос Минцзюе громом отразился от стен комнаты. — Ну— ка живо мыться. Вся постель теперь в грязи. Хуайсан слабо застонал и заставил себя приподняться. — Да, сейчас, — вяло отозвался он. Глава ордена Не с трудом сдержал рвущийся из горла рык. Он за плечи поднял брата с кровати и поставил его на ноги. Юноша неустойчиво покачнулся, но удержался. Он не поднимал глаз. Хуайсан знал, что во взгляде брата явственно читалось "убожество", и сейчас он не готов был столкнуться с этим взглядом. Минцзюе вздохнул. — Как приведешь себя в порядок, зайди ко мне, — сдержанно сказал он и покинул комнату. Оставшись в одиночестве Хуайсан хотел было повалиться обратно на кровать, но не позволил себе этого. Кое— как отыскав чистую одежду, он поплелся к озеру. Идти в купальни почему— то не хотелось. А вот немного полежать на солнышке было бы прекрасно. Теплый летний день клонился к вечеру. Казалось, нагретый солнцем воздух можно потрогать руками. Он искрился и переливался в рыжих отблесках заходящего солнца. И запах его был густым и насыщенным. Запах пыли, зноя и сочной листвы. Запах лета. Не Хуайсан полной грудью вдыхал этот запах. Прохладная озерная вода заставила натруженные мышцы расслабиться, и юноша почувствовал, что снова может двигаться. Даже настроение поднялось. Одеваясь в чистое, он сам удивился, как позволил себе показаться в таком непотребном виде, да еще и перед братом. Хуайсан всегда был известен своей аккуратностью и безупречным внешним видом. Разгладив ворот ханьфу и потуже затянув пояс, он оправил волосы и повязал на обожженные ладони чистые бинты. Мышцы все еще выли и стенали от непривычной нагрузки, но после купания юноша почувствовал себя значительно лучше. И в комнату брата он вошел с почти что радостной улыбкой. Минцзюе сидел над толстой книгой, то и дело хмурясь и делая на листе какие— то пометки. — Ты хотел видеть меня, брат, — проговорил Не Хуайсан, подходя к столу. Глава ордена Не поднял на него сосредоточенный взгляд и кивнул. — Садись, — сказал он, хлопнув по месту рядом с собой. Юноша покорно опустился на подушку по левую руку от брата, поморщившись от боли в перетруженных ногах. Минцзюе хмуро свел брови и повертел кисточку в пальцах, будто раздумывая о чем— то. — Я не знаю, как сделать то, чего ты от меня хочешь, — наконец сказал он, глядя перед собой. Хуайсан понурил голову и силой воли сдержал печальный вздох. Что ж, этого следовало ожидать. Наивно было думать, что брат сумеет воскресить в себе теплые чувства после такого разочарования. — Я понимаю, — упавшим голосом сказал он. Старший брат с сомнением посмотрел на Хуайсана и снова перевел взгляд на книгу, лежащую на столе. — Ты можешь быть здесь, если хочешь, — продолжил он ровным голосом, — тебе даже полезно будет. Спрашивай или говори, если хочешь. Так пойдет? Хуайсан растерянно моргнул, пытаясь понять, что все это значит. — Ты имеешь в виду, что я могу оставаться с тобой? — переспросил он. Глава Не кивнул и пояснил, хмуря брови: — Раз тебе меня не хватает. Юноша почувствовал, как сердце забилось чаще. Он улыбнулся и радостно кивнул. — Хорошо. Старший брат, хочешь, я принесу тебе чай? Минцзюе пожал плечами. — Ну... неси. Это было странно и непривычно для них обоих. Ни один из братьев не представлял, что можно сидеть вот так вот рядом и заниматься делами. Кажется, они даже в детстве специально не проводили время вместе. — А что это за книга? — полюбопытствовал Не Хуайсан. — Бухгалтерский учет, — скривившись ответил Минцзюе. — Надо спланировать расходы на будущую осень. Учеников прибавилось, так что придется все пересчитывать. — Ты делаешь это сам? — юноша искренне удивился. Ему всегда казалось, что такой нудной работой, как учет расходов, должен заниматься какой— нибудь наемный чиновник, но уж никак не глава ордена. Минцзюе зло усмехнулся. — Этим стервятникам только дай волю, они все растащат. Даже сломанного меча не останется. Лучше уж я сам прослежу, чем подарю свою казну чужим карманам. — А в ордене Цзинь эту работу поручили Гуанъяо, — заметил Хуайсан. При звуке ненавистного имени зубы главы ордена Не непроизвольно скрипнули. — Вот увидишь, им еще выйдет это боком, — фыркнул он. — Но даже если так, ни один карман в мире не вместит все богатство Ланьлин Цзинь. Так что даже после того, как все их адепты наворуются вдоволь, там еще достаточно останется. У Цинхэ Не денег не так много. И если ты хочешь носить свои красивые тряпки, надо тщательно следить за расходами. Хуайсан немного смутился и безотчетно оправил ворот ханьфу с дорогой вышивкой. Минцзюе искоса глянул на своего младшего брата и усмехнулся. — Не нервничай. Пей давай свой чай. Уж на твои побрякушки денег я как— нибудь найду. Голос старшего, как всегда был груб и суров, но от его слов в груди Хуайсана потеплело. Он опустил взгляд и улыбнулся, в мыслях повторяя "люблю тебя, брат". Он просидел в комнате Минцзюе до позднего вечера. Отвлекать брата вопросами юноша больше не решился. Похоже, тот и правда был очень занят. Но просто оттого, что старший брат сам предложил ему оставаться рядом, на душе становилось светло. Хуайсан никогда и не подумал бы, что будет радоваться просто возможности наблюдать, как Минцзюе занимается расчетами, периодически ворча себе под нос и помечая что— то на листах и в книге учета. Но просто быть рядом и ощущать его присутствие было приятно. За окном уже стемнело. Минцзюе зажег пару свечей и обернулся к брату, чтобы отправить того спать, но оказалось, что Хуайсан уже успел задремать, свесив голову на грудь. Покачав головой, глава ордена Не взял младшего на руки и унес в его комнату. Окинув взглядом опустевшие полки и стены, Минцзюе невольно поморщился. Раньше эта комната раздражала его обилием бесполезного хлама. Бесчисленные пестрые побрякушки делали ее похожей на покои юной госпожи. Но теперь без всех этих вееров и расписных полотен, комната казалась мертвой, будто в ней никто никогда не жил. Почему— то оставлять брата здесь ему не хотелось. Но не тащить же его обратно, в самом деле. Отбросив глупые мысли в сторону, Минцзюе бережно опустил спящего Хуайсана на кровать и укрыл его одеялом. Обо всякой ерунде он может подумать позже, когда ляжет спать. А сейчас нужно возвращаться к расчетам. Утром ноги Хуайсана болели так сильно, что он смог встать только с третьей попытки. Хотелось взвыть. Но вместо этого он умылся и поплелся на тренировку. Увидев его, Минцзюе скривился, как от внезапной головной боли. — Десять кругов? — с видом обреченного спросил юноша. — Пять, — отозвался глава ордена Не. — Потом будешь стоять с грузом. — Но... — начал было он, однако Минцзюе прервал его возражение: — К запястьям привяжем. Так и уронить не сможешь. Не Хуайсан тяжко вздохнул, не зная, радоваться ему или плакать. Десять кругов он не пробежал бы. Но из— за решения брата завтра болеть будут не только ноги, но и руки. Однако на все эти пытки он сам подписался. Отступать теперь было некуда. Так что Хуайсан проглотил свои стенания и поплелся вокруг поместья, пытаясь выдать свои жалкие потуги за бег. Не добравшись до конца четвертого круга, Хуайсан споткнулся и кубарем покатился по дороге, пропахав носом землю. Минцзюе, разразившись громкой бранью, сорвался с места и подбежал к брату. — Прости! — испуганно пискнул юноша, пытаясь подняться, но, оперевшись на обожженную ладонь, вскрикнул и повалился обратно. На щеке его красовалась грязная ссадина, а по губам и подбородку стекала кровь из разбитого носа. — Безмозглый недотепа! — прорычал глава ордена Не и склонился к брату. Хуайсан инстинктивно сжался, опасаясь справедливого гнева старшего, но тот только подхватил его на руки и, не прекращая браниться, понес в сторону купальни. — Ты хоть одно упражнение можешь выполнить нормально?! — вопрошал Минцзюе, мокрым полотенцем стирая кровь и грязь с лица младшего. — Я стараюсь изо всех сил! — честно сказал Хуайсан. — Да вижу я! — глава ордена Не силой воли пытался умерить свой гнев. Руки его так и дрожали от желания хорошенько врезать младшему брату. — Почему не сказал, что не справишься даже с этим? — Ты сам велел мне не ныть, — юноша едва не плакал. Он совсем запутался и перестал понимать, чего от него хотят. Минцзюе зарычал и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Завтра. Пять кругов. Чтоб отдыхал после каждого, — отчеканил он. — А сейчас марш в постель! И чтоб до ужина я тебя не видел. Во взгляде Хуайсана мелькнула паника, и он спрятал лицо в ладони. — Ну что еще?! — раздраженно спросил глава Не. — Я не могу встать, — промямлил юноша. От ругательств Минцзюе в страхе разбежались все, кто был во дворе. До комнаты он тащил Хуайсана, перекинув через плечо, как мешок. Юноша прятал багровое от стыда лицо. Он не стеснялся своей слабости. Но когда брат нес его через все поместье, браня на чем свет стоит, хотелось провалиться сквозь землю. А еще сердце заходилось в бешеном стуке не то от страха, не то от стыда, не то от волнения. Почему— то Минцзюе принес младшего не в его комнату, а в свою. Сгрузив того на широкую кровать, он выплюнул остатки ругательств и вышел прочь.