Дневные кошмары

      Когда понимаешь, что происходит — перестаёшь бояться и начинаешь злиться до красноватой пелены перед глазами, до вечно сжимающихся в кулаки пальцев. Ребекку трясло от отвращения, стоило чуть больше задуматься о наглых кровососах, забравших её дом. И не просто забравших — поделивших, как свою собственность, и не дающих шагу ступить, чтобы продвинуться в поисках. Насколько же надо обнаглеть, чтобы хозяйке дома выговаривать за испорченную клумбу, если учесть, что тут не должно быть не то что цветов, а даже посадившего их Владимира? Владимир… Проще было думать о захватчиках как об однородной толпе чудовищ, чем вдаваться в детали, и всё же хорошая память не позволила так просто выкинуть их имена.       Итак, их шестеро. Владимир — беловолосый тип в старомодном фраке, будто смывшийся с викторианского бала. Постарайся не трогать сад, если не хочешь на него нарваться и снова выслушивать надменную ругань. Красивого — даже злясь, тяжело не признать — мужчину в белом и с совершенно кошачьими глазами зовут Велиат. Цепляется как репейник. И с её личным тюремщиком Этаном они вроде как друзья. Тот мощного сложения смуглый мужчина — Аарон, вроде ему всё равно. Слепой — Рафаэль, ходит так тихо, словно вечно подкрадывается, и наверняка хорошо слышит. А главную причину её падения, замотанную вечно в драный плащ, остальные называли Иваном. Этот в наказание временно под замком, как бешеная псина.       Ребекка покусала ручку, уже изгрызенную до глубоких следов на пластике, и окинула взглядом свои записи. Самым непредсказуемым элементом всё ещё оставался Этан. Чёрт его знает, когда этот тип выпрыгнет из-за спины и заржёт в голос от её испуга. С такого сталось бы, вызнав о цели её поисков, найти записи первым. А потом… Потом, вероятно, привязал бы к стулу и заставил смотреть, как сжигает их в камине.       На ночном допросе она не выдала своей настоящей цели. Призналась, что дочь хозяев. Сказала, что решила поступать в университет в этом городе, а потому показалось хорошей идеей съехать от матери в их старый дом. Да, знает о вампирах и об исследованиях матери. Да, хотела убить Ивана, господа, вы слышали слово «самооборона»?       Расспрашивали её в основном Владимир и Аарон. Этан участия не принимал, лишь назойливо маячил у камина и постукивал по каминной полке, умудряясь совмещать в одной унылой роже пофигизм и раздражение.       «И запомни, мы не живём по человеческим законам, — Ребекка надменно скривила губы, передразнивая Владимира, — это ты явилась гостьей в наш дом, так изволь соблюдать наши правила. Для начала, постарайся не вламываться в комнаты, не ломать вещи, не шарить внаглую по шкафам, не уходить без разрешения, не двигаться, не пачкать ковры, желательно не дышать…»       Посмотрев в свои же выпученные по-рыбьи глаза, Ребекка хихикнула. Примерно так этот тип и смотрелся, когда зачитывал лекцию. Чистое самодовольство, упакованное в маскарадные шмотки и на нервах размахивающее тростью.       Ладно, довольно глупостей. Сейчас самое время, чтобы принять лекарство. К счастью, полностью выкинуть содержимое её сумки кровососам в головы не пришло — вернули всё, кроме телефона и серебряного кинжала. За кинжал особенно обидно: пригодился бы. В той драке с Иваном Ребекка на практике проверила, что серебро не убивает само по себе, но нарушает процессе регенерации. Раны от обычного оружия, даже самые страшные, затягиваются на вампире в считанные часы, если не говорить о расчленении и обезглавливании, само собой. А вот рана от серебра будет заживать долго и мучительно, как у обычного человека.       Жаль, проклятая связь мешает приложить чем-нибудь серебряным Этана. Ну или хотя бы чем-нибудь тяжёлым.       Ребекка нырнула под кровать и выудила сумку. Парочка тетрадей на пружинках — детских, с котятами на обложке, пенал с ручками и карандашами, фонарик, батарейки к нему. Больше половины места занимал свёрнутый спальный мешок со следами розоватой жидкости. Засранцы то ли случайно, то ли нарочно раздавили часть ампул, но чуть больше половины уцелело, что не могло не радовать. Интересно, додумались вытряхнуть из сумки стеклянную крошку или надо будет заняться самой? Ребекка выудила из-под спального мешка чуть помятый пластиковый лоток, достала одну, осмотрела, нет ли трещин. Если принимать одну дозу в день, хватит на три недели.       Три недели, чтобы обыскать особняк, уже лучше, чем несколько часов до заката.       Стеклянное горлышко привычно переломилось вдоль насечки. Вкуса у «лекарства» не было, зато каждому приёму сопутствовало сильное головокружение и расходящийся до кончиков пальцев жар — словно кровь раскаляется прямо в жилах. Ребекка откинулась на кружевные подушки и зажмурилась, выжидая, пока закончится в её теле привычная борьба. После жара приходил холод, но и это быстро проходило: температура возвращалась в норму. Когда перед глазами почти перестало плыть, сквозь сомкнутые веки она услышала скрип дверной ручки. Она рывком села, как раз вовремя, чтобы её не застали раскинувшейся в позе морской звезды Этан и Велиат.       — Вы же ушли в город, — вырвалось вместе с тяжёлым вздохом. Ребекка вскочила и попыталась оттеснить наглецов в коридор, но её мнение явно не собирались учитывать.       — Какое разочарование, да? — Этан пихнул её плечом и бесцеремонно ввалился в спальню. Он с размаху сел на кровать, закинув ногу на ногу: пружины жалобно скрипнули. Пока он тыкал матрас, задумавшись о чём-то своём, Велиат изобразил виноватую улыбку, но кошачьи глаза поблескивали весельем.       — Между прочим, красотка, ты могла бы и не быть такой холодной. Сегодня мы ходили в город исключительно ради тебя. Возьми, не стесняйся.       Ребекка недоумённо уставилась на протянутый плотный пакет и на всякий случай потянула носом воздух, прежде чем взяться за ручку. С этих придурков бы сталось притащить ей в подарок, скажем, дохлого енота. И хорошо, если енота, а не… «Прекрати панику, — одёрнула себя Ребекка, — хотели бы убить — давно бы пришибли, а человеческий труп в такой пакет не влезет».       «Если не по частям», — успел жалобно вякнуть внутренний голос, прежде чем она всё же взглянула на содержимое. Ткань. Точнее — одежда, новенькая, с ценниками. Видимо, чтобы не слушать вслух предположения о том, что сняли с трупа. Ребекка вопросительно посмотрела на незваных гостей. Первым нарушил затянувшуюся паузу Этан:       — Что? Ты же не собиралась ходить в дырявом чёрном мешке. Мне эту дрянь даже трогать противно.       «В этом и смысл», — вертелось на языке, но вслух Ребекка спросила:       — И с чего такая забота? Тут шмотья полный шкаф.       — Ага, если моль им поделится, — Этан закатил глаза. Велиат стремительно приблизился, походя коснулся кончиками пальцев её плеча:       — Он хотел сказать, что это старье не к лицу столь прелестной девушке. Не дуй так губы, не обижай меня. Хотя бы взгляни…       Усугублять ситуацию было бы не лучшей идеей: импровизированную верёвку от балкона, разумеется, отвязали, а прыгать со второго этажа не входило в планы на вечер. Поэтому Ребекка глубоко вдохнула и принялась рассматривать покупки. Ну конечно. Кто бы сомневался, что этот извращенец в белом половину шмотья прикупит в секс-шопе. По крайней мере, короткое и очень блестящее красное платье с открытой спиной явно прибыло оттуда. Ещё в пакете обнаружилась парочка кружевных корсетов, мини-юбка, топ, оголяющий живот и плечи… Добили шорты — чёрные, псевдокожанные, с тонной заклёпок и длиной чуть короче семейных трусов. Длина не удивила, удивило то, что к ним не прилагалась плётка и парочка наклеек на соски для завершения образа.       — Что встала? — Этан чуть прищурился и облизнул бескровные губы. — Давай, примерь.       Она не успела уловить движение: только что Этан сидел в расслабленной позе, и вот он уже рядом. Он бесцеремонно притянул её к себе, ткнулся носом в заживший след укуса. На миг Ребекка подумала, что сейчас её укусят снова, и зажмурилась. Как ни уговаривай себя, что рядом обычный человек, что тебе не причинят вреда — на самом деле не спутать даже с закрытыми глазами. От людей исходит запах: одеколона или духов, сигарет, пота, но от Этана не пахло ничем. Разве что едва-едва чувствовался запах выветрившегося медицинского спирта.       Страх привычно отогнало раздражение, когда руки в чёрных перчатках ухватили за ягодицы.       — Милашка, когда молчит, — хмыкнул Этан, — Вел, как думаешь, поделим на двоих?       Отпихнув обнаглевшего придурка, Ребекка буркнула:       — Лучшее, что я могу для вас сделать — уступить кровать.       Довольный взгляд Этана в мгновение ока похолодел. Он крепко сжал её плечо и прошипел:       — На что ты намекаешь, а?       Понизившийся почти до шёпота голос не сулил ничего хорошего, но, начав, Ребекка не собиралась останавливаться. Она упрямо взглянула в ледяные глаза:       — Намекаю, что сейчас двадцать первый век. Не нужно тянуть в постель девушку, чтобы потрахаться друг с другом.       Эффект однозначно стоил того: только что грозный и внушающий ужас вампир поперхнулся, на миг став похожим на растерянного подростка. Стальная хватка на плече разжалась, позволив выскользнуть и отскочить на другой конец розовой спальни. Да, бесполезно, если захотят, догонят, но Ребекка не собиралась сдаваться без боя.       — Да как ты… Я… Что ты себе… — пока Этан давился возмущением, Велиат расхохотался. Его, в отличие от друга, метавшегося от насмешек к почти истеричному возмущению, происходящее забавляло с первой до последней минуты.       — Ну-ну, расслабься, — он неторопливо подошёл, как не замечая её затравленного вида. — Тебе не будет больно.       Этот чёртов взгляд… Как на аппетитный стейк, в который жаждут впиться зубами. Её изучали — лицо, плечи, грудь. И, хоть Велиат, в отличие от Этана, не прикасался к ней, она чувствовала прикосновения — то мимолётные, едва уловимые, то обжигающе горячие. Лукавые кошачьи глаза словно затягивали в водоворот, изящные пальцы уже наяву скользнули по щеке и губам. Ребекка попыталась отвернуться и не смогла: всего решительного рывка хватило только на то, чтобы чуть повернуться и заметить Этана. Тот, привалившись плечом к стене, наблюдал.       Гипноз… Вампиры умеют подчинять своей воле. Если она не отвернётся, станет их общей игрушкой на ближайшую ночь. И, вероятно, романтическим ужином.       — Вот так, — Велиат пропустил между пальцами её волосы, прижал одну прядь к губам, — ведь совсем не обязательно сопротивляться, если можно просто получать удово…       Он на миг разорвал контакт взглядов, и этого хватило, чтобы от души врезать ему коленом и выскочить в коридор. Если побежать вниз, а затем на улицу, повторится лесная погоня — нет, лучше затаиться, спрятаться и надеяться, что эти двое предпочтут уединиться друг с другом, а её не тронут. Искать серьёзное укрытие не было времени, а потому Ребекка юркнула за тяжёлую бархатную портьеру и затаилась. Дверь розовой спальни оглушительно хлопнула.       — Вот зараза! — выругался Этан. — Сейчас я её…       — Да брось, — судя по звуку, Велиат хлопнул его по плечу, — Всё равно я не стал бы пить её кровь. Она твоя Чаша, не моя.       — Как будто я бы возражал!       — Считай, что это личное. Она хорошенькая, очень даже, я бы с ней развлёкся, но кровь… Это слишком.       Вампиры слышат, когда ты дышишь. Когда твоё сердце бьётся. Ребекка помнила об этом и старалась как можно тише дышать, надеясь, что звук затеряется среди шумов старого дома. «Уходите, — взмолилась Ребекка, до боли стискивая бархатную ткань в кулаке, — Уходите».       — Дай ей время. Может, она ещё не до конца поняла… А мне ещё нужно занести вещи Владимиру. Это ж надо додуматься — попросить Рафаэля постирать! Как бы ему намекнуть, что слепые не видят, что сунули в одну кучу белые рубашки и красный жилет? Сейчас разберу, где мои, а где его, и… Пойдёшь со мной?       — Отчего бы не сходить! Может, подсунем ему шмотки, которые купили для этой…       — Ага, а потом всю ночь будем объяснять, что это было, — проворчал Велиат. Затяжной неадекватный смех резанул по ушам. Ребекка стиснула портьеру: только бы не пошли наверх… Но шаги удалялись. Она перевела дух: на этот раз пронесло. Пальцы, сжимающие край портьеры, нервно подёргивались от одной мысли, насколько эти двое способны сделать её жизнь невыносимой.       Шаги затихли.       Ребекка съежилась за пыльной портьерой, держа руку у лица, чтобы не чихнуть. Ага, он не смог помешать ей удрать. Не смог сделать реальным тот невидимый поводок из колючей проволоки, едва не задушивший при попытке побега. Возможно, не стоило верить на слово всей исходящей от Этана ерунде: да, глупо отрицать, что они каким-то образом связаны, но все его слова о контроле — наглое враньё. Он не может отдать ей прямой приказ и заставить его выполнить.       Уже лучше, чем ничего.

***

      На следующем закате, к счастью, никто не явился. Час спустя, проведённый в напряжённой тишине, Ребекка решилась продолжить поиски отцовских записей.       «Нельзя вечно сидеть в комнате, — уговаривала она собственное тревожно колотящееся сердце, — они разрешили тебе ходить по замку. Так давай, делай своё дело».       Сквозь щель между дверью и косяком она осмотрелась: никого, и только после этого выскользнула из розовой спальни. Старые половицы натужно поскрипывали, выдавая каждый шаг. Ребекка нервно подёргала край воротника. Она всё же переоделась: в мешковатое платье, валявшееся в недрах шкафа по меньшей мере лет двадцать. В паре мест моль прогрызла дырки, зато у него единственного была достаточно широкая юбка, чтобы в случае необходимости бежать. А в мини-шортики, тесные топы и прочую дрянь пусть наряжаются сами. Интересно, они всё-таки попробовали подсунуть это Владимиру?       Вот и место, с которого всё началось — заложенная дверь под обоями. На этот раз кинжала с собой не было, но, прежде чем отправляться на поиски инструментов, Ребекка хотела понять две вещи. Во-первых, что именно нужно искать. Во-вторых — сможет ли она сломать эту чёртову стену вообще и не стоит ли поискать, скажем, старый потайной ход. Почему-то в наличии в древнем особняке потайных ходов — к примеру, за шкафом в библиотеке или за одной из деревянных стенных панелей — сомнений не возникало.       Наугад прощупав несколько кирпичей, Ребекка разочарованно вздохнула. Кто бы ни заложил дверь, сделано на совесть. Конечно, если долго и упорно колотить кувалдой… Ага, а потом потолок на голову свалится. Не похоже, чтобы потолочные балки ремонтировали.       Совсем рядом скрипнула половица. Ребекка подскочила от неожиданности, заметив юношу в золотистом камзоле.       — Прошу прощения, мадемуазель, я не хотел вас напугать, — Рафаэль виновато вскинул руки. Вот дура! Сама ведь отмечала, что этот слепой ходит почти бесшумно и возникает, как из ниоткуда. Пока не ясно, можно ли доверять ему — да хоть кому из них, но от пары вопросов ещё никто не умирал, верно?       — Почему эта дверь заложена? Как я понимаю, вы многое изменили, когда остались здесь жить, но зачем…       Слепой вампир терпеливо ждал тишины. Он прохаживался по коридору из стороны в сторону, даже не оборачиваясь на источник звука. Когда Ребекка замолчала, он неожиданно спросил:       — Вы так любите тайны?       — Скорее, — Ребекка помедлила, подбирая слова, — люблю их разгадывать.       — Вам кажется, что там, за дверью, нечто важное, не так ли? То, что даст ответ на ваши вопросы.       Вот же привязался! С Этаном и его дружком-извращенцем немного проще: можно послать или ударить, не испытывая угрызений совести. Этот вампир с мягкими чертами, вкрадчивым голосом и показной доброжелательностью нервировал в разы сильнее. Ребекка не могла точно сказать, что, но что-то в нём было неправильным: то ли привычка говорить, не поворачиваясь лицом, то ли чуть замедленные, театральные движения, будто он играет роль перед придирчивой публикой.       «Ты знаешь, что с ним не так. Он грёбанный вампир, вот что».       Чудовище, внушающее спокойствие и ложную безопасность. Нет уж, её так просто не подкупить. Ребекка стиснула зубы и процедила:       — Это мой дом. Само собой, я хочу знать о нём всё.       «И о том, что здесь произошло», — не сказанные вслух, слова разнеслись эхом в её голове. Ребекка не могла точно сказать, когда они возникли — возможно, после первого укуса, возможно, когда никто из них не заговорил о шраме на её шее. По обрывкам разговоров она быстро поняла: вампиры, пришедшие в дом двадцать лет назад — это они. Кто-то из них убил отца. Кто-то из них оставил шрам на её собственной шее. Возможно, это даже был Рафаэль с его приветливой улыбкой и ласковыми речами.       Она хотела узнать, но слишком, чтоб его, боялась, чтобы спросить напрямую. Только спасительная иллюзия, где окружающие её парни были чем-то вроде прибабахнутых соседей, но всё ещё людей, не давала свихнуться. Услышав, как они убивали отца. Узнав, что, скажем, тот же придурок-Этан был тем, кто разорвал его на куски — кого она обманывает, она не сможет изображать, что не боится.       — Оставлю вас с вашей тайной, мадемуазель. Что бы вы ни искали — надеюсь, поиски увенчаются успехом.       Он направился к лестнице, уверенно, словно не боялся споткнуться. Странно. При мысли о слепых Ребекке обычно представлялся кто-то более неторопливый, прощупывающий дорогу перед собой белой тростью.       Так на чём она остановилась… Ах да, можно попробовать кувалдой. Если получится разбить или расшатать хотя бы пару кирпичей, дальше будет проще. Нож, чтобы разрезать обои, наверняка найдётся на кухне, а если и нет — не страшно, выпадет кирпич-другой, и можно будет порвать их руками… Интересно, Владимир сначала прочитает ей лекцию, треснет тростью за самоуправство или на месте помрёт от подобной наглости?       За спиной послышались тяжёлые шаги. Ребекка болезненно застонала: даже не оборачиваясь, она уже знала, кто на этот раз явился на шум. Если Рафаэль подкрадывался, то этот пёр напролом, предупреждая о своём присутствии.       — Что, развлекаешься, крошка? Я бы на твоём месте не терялся: надоест тебя искать — посажу на цепь.       — Оставь. Меня. В покое.       Этан с силой ткнул её пальцем в грудь:       — С чего вдруг? Ты жива потому, что я этого захотел. Ты существуешь затем, чтобы мне было весело. Такова жизнь, знаешь ли. Кошки играют с мышами, а не наоборот.       Как назло, в коридоре наступило затишье. Может, оно и к лучшему? Слишком наивно думать, что кто-то из местных стал бы вступаться за неё. Она чужая. А он — один из своих. Как назло, никакого оружия рядом, даже освещение электрическое. Будь тут свеча — без малейших колебаний ткнула бы противнику в лицо. А что ему сделает лампочка? Застрянет в глотке, если удачно пропихнуть?.. Этан, смакуя своё превосходство, подошёл вплотную. Дерзкая ухмылка так и не сходила с его лица:       — Ну давай же. Развлеки меня как следует.       Её мокро лизнули в губы, прежде чем с силой вжать в стену и поцеловать.       Он не был первым парнем, с которым она целовалась. Помнится, когда она заканчивала школу, один полез сосаться прямо на выпускном. В целом, даже симпатичный. Правда, это не помешало ей залепить ему звонкую пощёчину, когда полез под платье.       Но тот парень просто раздражал, а Этана с его наглостью, грубостью и брызжущим во все стороны внутренним ядом… Она ненавидела. Первый не догадался спросить разрешения, приняв дружелюбие за влюблённость. Второй — пытался запугать, поставить на место всеми доступными способами. За такое положено соразмерное наказание.       Кривые клыки легко прокусили плоть и так же легко выдрали кусок, стоило мотнуть головой. Этан дёрнулся, но не издал ни звука, хотя по бледному острому подбородку и шее побежали алые струйки. Он отшатнулся — Ребекка положила руку ему на шею и припала к разорванной губе. Пальцы, обтянутые чёрными перчатками, до хруста стиснули запястье. Её кусали, пытались оторвать от себя, и, когда удалось — ударили о стену так, что с потолка посыпалась штукатурка. Ребекка посмотрела прямо перед собой — глаза в глаза Этану.       Как он ни пытался сохранить самообладание, она видела недоумение. И где-то, спрятанный очень глубоко — испуг. Оставалось играть роль до конца — Ребекка облизнула окровавленные губы и сглотнула, ожидая лишь привычного привкуса железа. У крови нет никакого ярко выраженного вкуса, верно?       Да. Так было раньше. Но сейчас внутри разлилось тепло, как от бокала горячего глинтвейна в мёрзлую зимнюю ночь. Боль, только что разливавшаяся по телу, отошла на второй план.       Ей было… на самом деле приятно.       Этан отпихнул её, провёл рукой по лицу, точно снимая с себя налипшую паутину. Его сердце… Кто бы что ни говорил, оно билось, совсем как у человека. Сосредоточившись, Ребекка могла слышать этот звук — сбивчивый, торопливый. Могла слышать сквозь бледную кожу ток крови в его теле, шаги этажом ниже, чуять запах леса снаружи — настолько обострились все чувства. Этану было страшно. Ему было больно.       Хорошо.       Посмеиваясь, она сползла по стене, села на пол — это было куда приятнее, чем лесная грязь. Тем временем Этан пришёл в себя и усмехнулся, делая вид, что произошедшее его ничуть не задело:       — А ты и правда дикая псина, да? Хотел сегодня прихватить тебя с собой в «Moondance». Но увы, с животными в клуб нельзя.       Он мог ёрничать сколько угодно, но теперь Ребекка знала. Чувствовала. Этот ублюдок боится. Трясётся, как белая мышь, над которой уже занесена кошачья лапа. Представив Этана в виде лабораторного мышонка в клетке — вроде того, что жил одно время у дяди Отиса на прикроватной тумбе — она улыбнулась и крикнула вслед его удаляющейся спине:       — Будь там поаккуратнее, мышонок! У тебя ведь тоже… очень вкусная кровь.