Акварельные разводы

      Квартира Костенко по планировке была в точности, как у моих бабушки и дедушки: справа от входной двери была ванна, туалет и кладовка, впереди был узкий коридор, в котором справа была кухня: а впереди была одна большая комната. И как в сериале, на стене гитара, плакат Высоцкого, красный торшер, шкаф на всю стену, диван, на который указал нам Игнатьев, пока сам вышел на кухню.       — Вы когда из камер пропали, я голову ломал, как это произошло, — доносится голос Игнатьева из кухни, — и, как и говорил Игорь, станция взорвалась, а меня обвинили в измене родины. А потом и чертов союз распался, — на последних словах усмехаюсь, представляя как бы молодой Костенко отреагировал на такое. — Начали такие паспорта выдавать, как у вас были, вот тут я и понял, что вы и правда из будущего. Кстати, я видел тебя, Паша, в день твоей выписки из роддома, — он возвращаясь с палкой вареной колбасы.       Только сейчас я поняла, что за последние сутки я лишь пила маленький стакан кваса. В животе неприятно заурчало. Кладу руку на живот, пытаясь прекратить шум. Сергей отрезает кусок колбасы, кладет на хлеб и дает его мне:       — Бери, пока дают. Не хватало, чтобы еще тут умерли от голода, — забираю и тут же откусываю. После суточной голодовки просто супер, не хватает только чая.       — А что, не так классно, да? Хочется самому застрелить? — произносит Паша и отказывается от предложенного бутерброда. Настя же, хоть и с отвращением смотрела на Сергея, но от еды не отказалась.       — Та не хотел я вас убивать, отдали бы прибор и отпустил бы. Ну, может немного бы попугал, но точно не убивал бы.       — И поэтому ты убил Леху, Гошу, Аню и Игоря?       — Игоря я убил для того, чтобы показать всю серьезность. А в остальном вы сами виноваты. Алексей первый выстрелил, поэтому я ему ногу подстрелил. И прошу заметить, не смертельно. Георгий ладно, случайно попал, но дальше я его не трогал. Когда я мимо проходил, то он еще дышал и даже был в сознании; я сказал ему: «Только попробуй двинутся в мою сторону — убью», и он даже кивнул. А вот Анна сама виновата, выхватила у меня автомат, а после схватила прибор. Я на автомате выстрелил, когда она направила на меня дуло.       — Стоп, Лесик жив?       — Жив Лесик, жив. Парень он не глупый, поэтому рану зализать сможет, не смертельная, если вовремя забинтовать. И друга, я думаю, вытянуть сможет. У Георгия вроде рана не смертельная была, а сквозная. Если перемотать, то жить будет.       Настя из угрюмой и заплаканной прям сразу же превратилась в веселую и радостную. Она, видимо на эмоциях, обняла меня крепко за шею и прошептала «Спасибо». Не поняла кому она благодарит, но я не стала спрашивать, а просто обняла в ответ.       Паша же ничего не ответил и не сделал, продолжая угрюмо смотреть на Игнатьева:       — И кем ты стал?       — Частное охранное предприятие в Харькове.       — Бандит, значит?       — Благодаря вам.       — И ты следил за нами?       — Нет, конечно. Так, приглядывал. Ваши вещи же пропали, но я успел их сфоткать. В том числе и документы, а также дату на телефоне. Просто нашел вас всех и время от времени наблюдал за вами. Вот только Анастасию Яблонську найти не мог. Документов не было у меня, только имя и дату рождения знал. И университет нашел, но там такая не числилась. Но я потом вспомнил, что в тетрадке и блокноте были даты не две тысячи тринадцатого, а двадцать второго. Две тысячи двадцать второго, — он кулаками упирается об столешницу, наклоняется, смотря прямо на меня: — и вот тут интересно, а как так вышло?       — А в смысле тринадцатый год, — я клипаю глазами, пытаясь сделать вид, будто не понимаю его, — разве сейчас, ну точнее, тогда. Ну короче, вы поняли, у нас был не двадцать второй? — Игнатьев вновь, как в кабинете, приближается ближе к моему лицу. Я пытаюсь отдалится от него и чувствую, как начинаю краснеть. За что мне все это?       — Так ты не заметила, как переместилась? — Паша удивленно поворачивается ко мне и смотрит.       — Ты дурочку из себя не строй. Их ты провести можешь, но не меня.       — Ладно, я заметила в бункере, но побоялась сказать. Вдруг еще кинули бы в городе или посчитали бы сумасшедшей. А потом поздно было говорить, — если врать, то до конца. Им пока не стоит знать, как я здесь оказалась. Особенно Паше, потому что мало ли, потом Сорокин сможет узнать из его воспоминаний.       — Ладно, я сделаю вид, что поверил тебе. Но потом расскажешь, что значила твоя фраза «я уже мертва», — Сергей отдаляется от меня с усмешкой на лице. Видимо, ему понравилась моя реакция на его движения. Какой довольный гад.       Нашу «милую» беседу прерывает шум в подъезде. Игнатьев шикает на нас, говорит спрятаться, а сам скрывается на кухне. Паша, как и в сериале, прячется за дверью. Я же отхожу на другую сторону стены, к плакату Высоцкого. Настя встает возле меня, так как у Паши места мало.       Слышу, как открываются двери, и кто-то заходит.       — Вышел из-за двери с поднятыми руками, — произносит молодой Костенко. Паша выдыхает, поднимает руки и выходит, вставая напротив двери. — Ты! Как ты сюда попал?       — Ключи от квартиры нужно с собой носить, а не под ковриком прятать, — усмехается Паша.       После слышится удар и Костенко появляется (хотя, тут точнее сказать, вваливается) в комнату, а за ним заходит Игнатьев. Паша отходит к дивану, чтобы не мешать им и отворачивается к окну.       — Ты хоть знаешь кто я такой? Я капитан КГБ СССР! — зло рычит Костенко, замечает нас и отходит в сторону от всех нас.       — Ага, я тоже. Вспомним молодость?       Костенко замахивается кулаком, но Игнатьев (Господи, я уже запуталась в них, памагите) уворачивается и сам наносит ему удар по челюсти. Тот падает возле нас, приподнимается, но вновь падает после того, как Настя ударяет его рядом стоящей бутылкой водки.       Бандит усмехается, но тут же хватается рукой за правую часть лица, где на моих глазах возникает шрам под правым глазом.       Костенко приподнимается и пытается ухватить пистолет, но Игнатьев замечает это и последний раз ударяет капитана из-за чего последний обессилено нападает на живот. Старший Сергей приподнимает пиджак Молодого, находит там наручники и пристегивает его к батареи. Достает ключ из пиджака и кладет его на стол так, чтобы до него нельзя было дотянутся. Пока он это делает, я незаметно приподнимаю пистолет, чтобы он не достался Паше. Пусть у меня будет.       — Вот и все, — Сергей расправляет плечи и поворачивается в нашу сторону, — идем?       — А мы его так оставим? — спрашиваю я. Сергей смотрит на меня непонимающе, поэтому я продолжаю: — Я про то, что его тут найдут, он обязательно побежит за нами на станцию. Там и умереть может, а я сомневаюсь, что Вы бы хотели этого, — взглядом указываю на новообразовавшийся шрам под глазом.       — Тогда мы с Пашей на станцию, а вы делайте с ним что хотите, но чтобы возле нас его не было. И чтобы без травм.       Настя попыталась возмутиться, но никто ее не стал слушать, а они просто развернулись и ушли. Паша лишь на прощание сказал, что встретимся возле здания КГБ через двадцать семь лет.       — И что делать будем? — спрашивает Настя       — Нужно валить из квартиры, потому что скоро сюда другие офицеры приедут.       Поворачиваюсь и смотрю на Костенко: Сергей пытается перевернутся и сесть, при этом молчит и смотрит прямо перед собой. Выглядит он сейчас очень жутко.       — Тогда вставайте, Сергей Александрович, мы идем на прогулку, — Настя взяла пистолет, который я все это время незаметно для себя же сжимала в руке, и после подошла к Костенко.       — И как он встанет, если пристегнут?       — Где ключи?       Но он молчит, смотря прямо перед собой, не обращая на нас внимание.       — Чет ему совсем плохо, — Настя помахала рукой перед ним.       — Если я с вами пойду, то меня посадят, поэтому мне терять нечего, и я никуда не пойду, — наконец-то произносит он.       — Почему? Вы же ничего не сделали.       — Вот именно, они разбираться не будут, специально ли я не приехал на станцию или в заложниках был. Я подслушал ваш разговор перед тем как зайти, слышал, что того… меня обвинили во всем и он-я стал бандитом. Сначала я подумал, что это бред, но шрам на лице… — он прикоснулся свободной рукой к скуле, и поморщился.       Я хватаю Настю за локоть и отвожу в сторону:       — Мне кажется, нам нужно его отпустить, — кто бы мог подумать, что это единственный вариант. При просмотрела сериала я каждый раз думала, почему же Игнатьев не спас себя, почему оставил в квартире, если знал, что тот все равно поедет на станцию. А оно вон как…       — А что мы Паше скажем? Зачем нам вообще щадить его?       — Наоборот. Ты же видела кем он станет, если его обвинят во всем. Снова все повторится.       — Тогда я его просто убью тут, — Настя направляет на него дуло. Я вижу, как у нее дрожит рука, а на глазах наворачиваются слезы. Через пару секунд она опускает пистолет. — Ладно, я не могу убить. Отстегивать не будем, просто пойдем отсюда.       — Если будете работать со следствием, то я обещаю, что вас отпустят, — в след кричит Костенко.       — Пошел в жопу, — отвечает Настя и вытягивает меня за локоть из квартиры.