Простуда и небольшая месть

Тренироваться один Мадара не любил. Это приносило меньше пользы, чем если бы он был с кем-то достаточно высоко уровня. Но Хаширама в последнее время вел себя странно, если так вообще можно выразиться о Хашираме. Изуна был слишком, по мнению Мадары, занят Тобирамой, чтобы уделить немного времени брату, и нет он не ревновал. А других претендентов, собственно, и не было. Несмотря на свое надуманное одиночество, тренироваться пришлось все же одному. Мышцы с непривычки гудели, вот и минус мирного времени, когда в голове одни бумаги. Но чувство удовлетворенности облепляло, мол, день прожит не зря, смотри ты еще можешь на что-то сгодиться. Солнце уже как несколько часов скрылось за горизонтом, день укорачивался, а в воздухе чувствовалось скорое приближение зимы. Мадара довольно потянулся, скинул грязную, местами обожженную одежду на землю. Ей уже ничего не поможет, так что беспокоиться о появлении новых пятен нет смысла. Тишина непривычно оседала на уши после треска дерева и шипения воды от катона. Мадара даже слегка потерялся, застыв на месте, удивленно прислушиваясь к природе. Все будто замерло, даря столь необходимое время для принятия покоя. Час был еще не настолько поздним, да, и Мадара старался не ограничивать себя рамками приличия, когда это касалось Хаширамы, особенно Хаширамы. Впрочем это легко можно было сказать про них обоих. К тому же отказываться от привычки — показывать все новые техники в первую очередь Хашираме, — не хотелось. Сначала в детстве, когда вместе тренировались, потом когда воевали, и тем более сейчас, когда им наконец удалось достичь их детской мечты. Через пот, кровь и смерти соклановцев. Мадара, погруженный в собственные мысли, едва ли заметил прикосновение теплой воды из-за длительных техник огня к коже. Трудно сказать, когда Хаширама засел настолько глубоко. Светлый, добрый, чувствительный, он не мог не вызывать то, что Мадара испытывал по отношению к другу. И да, он не ревновал Изуну, а радовался, что тот все-таки нашел свое, пускай и сомнительное, счастье с мелким Сенджу, которого Мадара слегка недолюбливал. В любом случае, если Тобирама хоть как-то причинит Изуне боль, то будет собирать свои кишки по всей деревне, Мадара постарается. И уже неважно будет, кто чей брат. Мадара встряхнул головой, зачесал пальцами мокрые пряди волос. Он мог сколько угодно размышлять над взаимоотношениями между людьми или восхвалять мысленно Хашираму, а был ли от этого хоть какой-то прок. Все его мысли вместе с непрозрачными намеками и совсем не прямым выражением чувств уходили в никуда. И варианта оставалось два. Либо Хаширама действительно ничего не замечал, либо строил из себя дурачка, не желая причинять другу боль отказом. Но продолжаться это долго не могло. Чувства въедливым червяков выгрызали все до основания, оставляя после себя лишь напитанную болью пустоту. Страх перед отказом поддерживал желание сохранить все в секрете, но лучше столкнуться с правдой, какой бы она не была. Мадара уже все для себя решил. Сегодня он скажет те слова, которые хранил в себе на протяжении долгих лет. Те слова, которые неподъемным грузом висели где-то внутри сердца, заставляя этот глупый орган биться. Сегодня он опустошит свое сердце, как и деревню от своего присутствия, отдаст тому, кому оно не нужно, не с теми намерениями. Мадара не спеша вышел на берег, зябко передернул плечами от холодного вечернего воздуха, — в воде холод как-то не ощущался, — все так же медленно собрал вещи и снаряжение, не бросать же здесь. Несколько секунд раздумывал над тем, как поступить, в конце концов натянул штаны, вряд ли жители в должной мере оценят голого основателя, прогуливающего поздним часом по деревне, его и так здесь не слишком жаловали. Ткань неприятно липла и елозила по коже, впитывая остатки воды. И без того ужасные ощущения стали еще более мерзкими. Зайти в пустой дом, скинуть вещи и переместиться к дому Хаширамы заняло куда меньше времени, чем Мадара рассчитывал. Он не чувствовал себя в достаточной мере готовым, чтобы исполнить все то, что задумал. Сердце предательски сжималось и застывало, когда рука уже сама стучала в дверь. Был маленький шанс, что Хаширама не дома, тогда можно было бы с чистой совестью вернуться домой, уткнуться носом в подушку и пролежать полночи без сна, как долгое время до этого. — Мадара? Что-то случилось? — участливо поинтересовался Хаширама, привалившись к косяку двери. Выглядел он слишком устало и гораздо более побитым, чем Мадара после длительной тренировки. Он кутался в одежды и едва ли напоминал себя обычного. Мадара нахмурился, качнул головой и решительным шагом пересек порог квартиры. — Что с тобой, выглядишь хуже некуда? — Мадара честно старался унять дрожь, но все, что он мог сделать, чтобы скрыть волнение — скрестить руки. Хаширама подошел ближе, нагло вторгаясь в личное пространство, уткнулся лбом в плечо Мадары, засопев. Мадара застыл на месте, поджав губы. Ситуация ускользала из-под контроля. — Да, я что-то неважно себя чувствую. Приболел, кажется, слегка, — хрипло пробормотал Хаширама и еще сильнее навалился. Мадара подхватил под плечи падающее тело. Хаширама и правда выглядел неважно, если у него даже нет сил стоять на ногах. — А как же твои медицинские техники? — Мадара скосил внимательный взгляд, — разве ты не должен исцеляться? Хаширама качнул головой: — Почему-то против простуды моя сила не работает. Не то, чтобы я часто болел, но экспериментировать с чакрой в этом направлении возможностей было не так уж и много. — И сейчас не надо, — серьезно заметил Мадара. Он помог Хашираме добраться до кровати и присел рядом, пока друг возился, закутываясь в одеяла. — Если ты так говоришь, — улыбка вышла слегка вымученной. Мадара искривил губы в ответ. Он откинулся на спинку кровати, касаясь правой частью тела Хаширамы. — Как себя вообще чувствуешь? — повернул голову в бок. Он не знал, чем можно помочь, скорее всего Хаширама, хорошо подкованный в медицине, уже принял все необходимые меры сам. — Готов сразиться с тобой хоть сейчас, — пошутил Сенджу, вымученно улыбнувшись. — Пожалуй, отложим это до лучших времен, — насмешливо кивнул Мадара, — вряд ли сейчас с тобой будет интересно. Хаширама как-то разом скис, повесив голову. Лицо скрылось за длинными волосами так, что понять, что на нем написано, оказалось невозможным. Перепады настроения Хаширамы из позитивного в депрессивный настрой случались настолько часто, что Мадара перестал их считать и впадать в ступор каждый раз. Но обычно для этого была причина, но не сейчас. — Хаширама, — Мадара потеребил плечо друга. То, что ответа не последовало, послужило хорошим поводом для волнения. Мадара поджал губы, мысленно выискивая причины. Но собственные слова, сказанные ранее, вывалились из памяти, не оставив даже отголоска. — Неинтересно, — пробурчал Хаширама, наконец подав голос, — тебе правда со мной неинтересно? — вскинул повернутую набок голову и с немым отчаянием всмотрелся в лицо Мадары. Мадара не хотел надумывать себе, не хотел видеть в действиях Хаширамы то, что ему желалось. Он боялся ошибиться, обжечься об собственные эмоции, оказавшись в итоге в дураках. А Хаширама ведь поймет, раскинет дружеские объятия, утешающе хлопнет по плечу, но не сможет дать то, что так необходимо. — Ты интересен мне, — Мадара смущено отвел взгляд в сторону. Пожалуй, он не хотел говорить это с такой интонацией. — Правда? — Хаширама подполз ближе, уперся руками в бедра Мадары и его лицо оказалось настолько близко, что дыхание обжигало кожу. Хаширама смотрел так, будто от одного ответа зависела вся его жизнь, но в чем была загвоздка. Она не зависела. У него был брат, клан, вся Коноха. По крайней мере, именно у Мадары изначально был такой приоритет. Он откинул голову назад, скомкав одеяло в кулаках. Хаширамы вокруг казалось слишком много. Он жался всем телом, даже не осознавая ситуацию, не понимая, насколько провоцировал. Мадара хрипло рассмеялся, прикрыв ладонью глаза. Сколько уже можно ходить вокруг да около? Казалось бы, возьми и скажи. Но сердце каждый раз отбивало чечетку, не позволяло словам вырваться на свободу. — Эй, — Хаширама протянул руку, дернув за черную прядь, — Мадара? Хаширама покачнулся, но удержал равновесие, сильнее вцепившись в волосы. Мадара недовольно прошипел, опустил руку с глаз, перехватывая Хашираму за запястье. — Хватит. Ты не понимаешь, да? Хватит причинять мне боль, — Мадара стиснул челюсти, сильнее сжав руку. — Если ты объяснишь лучше, — Хаширама перестроился, перекинул ногу, усевшись Мадаре на бедра, и уставился своим тягучим задумчивым взглядом. И его совершенно не смущало, в каком положении они находятся. Мадара вздохнул, ослабил хватку. Он притянул руку Хаширамы к лицу и, смотря прямо в глаза напротив, поцеловал запястье. Хаширама удивленно выдохнул. — Ты наконец-то перестал избегать прикосновений? — Что? — Мадара отстранился. — Может, ты даже разрешишь мне поцеловать тебя? — Хаширама смотрел с надеждой, едва подрагивая от нетерпения. Мадара мог бы списать это на жар, что именно температура так повлияла на поведение. Он мог бы сам подумать, что это повлияло и на него. Но не могло же ему послышаться. Хаширама на его коленях не мог быть лишь плодом фантазии. — Я люблю тебя. Это далось так легко. И Мадара даже не хотел жалеть об этом. — И если мои чувства в тягость тебе, то я тут же покину Коноху, — Мадара приподнялся на локтях, будто собирался совершить сказанное моментально. Уходить из деревни не хотелось. Никто не сможет покинуть любимый дом с любимым человеком так легко, но чужое счастье важнее, а находиться рядом Мадара не сможет. — Как ты можешь говорить такое? — Хаширама нахмурился, прижался ладонями к лицу Мадары. Сжал щеки пальцами, потянув в стороны. — Прекрати! — Мадара откинул руки с щек, но Хаширама невозмутимо вернул их на место, сжав сильнее. — Тебе не кажется, что обижаться должен я? Мы встречаемся уже полгода. А ты не то, что не дал мне себя поцеловать, даже не обнял ни разу. Мадара удивленно распахнул глаза, не противясь действиям Хаширамы. Почему между ними всегда все должно происходить все так сложно. И кто теперь из них идиот? Мадара обхватил подбородок Хаширамы рукой, сжал большим пальцем нижнюю губу, потянув ее вниз, обнажая полоску зубов. — Мы можем все исправить. Хаширама согласно кивнул головой, позволяя себя поцеловать. Мадара мог определенно точно сказать, что в этот момент был абсолютно счастлив, сжимая в объятиях любимого человека, чувствуя вкус его губ на своих собственных.