Мир “SKZ”

После случая в игральном доме - Яна, прошло чуть больше года и жизнь Со Чанбина, имела некоторые коррективы. Глава тигров, не терпел поражения, а уж тем более, когда кто-то хотел посягнуть на ЕГО собственность. Все знали, что такая вольность, грозила большими последствиями. Но всё же, изредка, появлялись бессмертные, по их мнению, смельчаки, что пытались рискнуть, в надежде, испытать судьбу на прочность. Точнее проверялись на «прочность», нервы Чанбина. Но это все равно, было хреновой затеей. Безумной затеей. С итоговой — катаной, что разрубала их пополам. Со Чанбин — был свирепым тигром. Со Чанбин — был машиной для убийств. Сексуальной машиной, но всё же с лицом смерти. Зверем во плоти, что всегда настигает свою добычу. После пары тройки месяцев в мучительных скитаниях от стены к стене, когда он собственноручно переламывал Ли кости, что бы они правильно срослись обратно. Он четко для себя решил, он должен отомстить. Он должен убить. Уничтожить всех, кто имел хоть малейшее участие в издевательствах, над ЕГО собственностью, над ЕГО Минхо. Да. Властный Со, подчинялся законам Омерты и был блюстителем кодекса чести, но ни когда, речь заходила о Ли Минхо. Нет. В данной интерпретации, все законы физики, вселенной и любых договоров и констант, вмиг могли быть нарушены. Стерты. Забыты. Чанбин никогда не играл на публику, не бросался громкими фразами или не делал свою месть «показательной». Ооооо, нет. Он был настоящим хищником, убийцей, с идеальной тактикой уничтожения. Он снисходительно принимал все вызовы, смешки и разговоры среди кланов других семей, лишь молча кивая в ответ. Он ждал. Выжидал. Заставлял свою жертву окончательно потерять бдительность и расслабиться, а затем жестоко нападал, держа в руках свою любимую катану. Израненный, смердящий потом и кровью, он влетал в знакомый номер отеля, гулко выдыхая через ноздри. Ему было всё равно, как постояльцы смотрели на него на парковке. Ему было всё равно, что в руках его, была голова человека, с вытекающей из нее кровью и остатками мозговой жидкости. Со был настоящим зверем, окончательно слетевшим с катушек. Тем животным, что Минхо однажды получилось заглушить. И в тоже время, своей пропажей, Ли снова открыл ящик Пандоры. Явил зверя миру, что становился ручным, только в мягких, хрупких ладонях шатена. Швыряя «трофей» к ножкам кресла, на котором обнимая свои ноги, лишь в одном халате, сидел Минхо, Со гулко выдохнул, издавая гортанный рык. Разглядывая голову одного из тех, кто был участником пыток Ли, в клане австралийцев, молодой человек сморщил нос, осознавая, что одним линчеванием, этот бедолага явно не отделался. Но Минхо было всё равно. Ему было класть, сколько людей погибло в этом бою и сколько жертв, он возможно спас, от больного ублюдка, голова которого с открытыми глазами, лежала у его ног. -Ты не ранен? -игнорируя окровавленный трофей, Минхо скользил глазами, по разъярённому, взбешенному мужчине, отмечая про себя его идеальность. Что-то вновь щелкало в голове, при взгляде на эти чернеющие от ненависти глаза и Ли рефлекторно подается вперед, вставая с насиженного места. Это было настоящим безумием, грязной похотью, в её чистом виде. Но при взгляде на ТАКОГО Чанбина, кружило голову, тянуло низ живота и сердце грозило выпрыгнуть из груди. Замечая рану в районе живота, разрывы одежды на правой руке и длинный, свежий шрам на лице, почти до губ, Минхо отшвыривал голову в дальний угол. медленно подходя, к источнику своего влечения. Не отрывая глаз, шумно дыша, заставляя широкую грудь вздыматься ещё сильнее, Со ждал прикосновений СВОЕГО Минхо. Что безоговорочно, принадлежал лишь ему. Должен был, принадлежать лишь ЕМУ. Прикасаясь к неровной коже, оглаживая свежий шрам и не отрываясь от безумных, черных глаз, Ли затягивал Чанбина в вязкий, томный поцелуй, приподнимаясь на носочки. Поцелуй был наполнен благодарностью и трепетом, а длинные пальцы, уже перебирали жесткие пряди чанбиновских волос. Гулко, жадно, сильно, Чанбин сжимал тело своего любовника, подхватывая его на руки и сажая себе на бедра. Улыбаясь в чужие губы, смакуя поцелуй, Минхо пытался затушить пламя в сердце зверя, даруя в ответ ему свою нежность. В этих прикосновениях, взмахе ресниц, сбивчивом дыхании, касании к прядкам темных волос, была вся нежность, на которую, лишь был способен шатен. Любовь. Благодарность, что он беспрекословно отдавал своему хозяину. ЕГО Чанбину. Его тигру. Положив руки на шею, Ли обвивал талию Чанбина ногами, скрещивая ноги, то поднимаясь выше, чтобы отдалиться, то опускаясь, углубляя поцелуй. Он беспощадно тёрся своим возбуждением, об крепкие мышцы живота Со, срывая с уст любовника тихие стоны наслаждения. Он был на пике. Он был на грани. Он был под адским контролем зверя, которого сам же, мог контролировать в ответ.

Минхо не любил насилие. Он отрицал его, в любых его проявлениях, но только если это не касалось его мужчины.

Если бы подобное, сделал кто-то другой, он бы назвал его безумцем, извергом и навеки вычеркнул из списка знакомых. Но с Чанбином... с ним хотелось наслаждаться этим, прочувствовать каждую капельку крови, слизывая остатки падшей жертвы с рук СВОЕГО мужчины. И Минхо это делал, беря огрубевшие пальцы в рот, играясь с ними языком и вкушая этот вкус. Терпкий, соленый вкус, с нотками металла и мускуса. Вот такой был на вкус ЕГО правитель. ЕГО король. Минхо чувствовал его каждой клеточкой тела, каждым миллиметром, каждым органом и любил упиваться этим божественным послевкусие на кончике языка. Наслаждаясь его очередной «победой» и своим королём. Вот такой — Чанбин. Что агрессивно сдавливает шею Ли, затягивая в вязкий поцелуй. Безумно нравился Минхо. Вот такой — Чанбин. Что грубыми ладонями, оглаживает молочную кожу, оставляя на ней новые отметины, в виде синяков, от слишком сильного нажатия, на мягкую кожу. Безумно нравился Минхо. Вот такой — Чанбин. Что жестко вбивался в столь податливое тело, сжимая его в объятиях, и даруя столь мягкие поцелуи. Это словно контрастный душ, танец на стеклах и войны, льда и пламени. Что безусловно, безумно, нравились Минхо.

Минхо был светом, Чанбин — испепеляющей тьмой

. Бездонной бездной, с чернеющим морем в груди. Его волны захлестывали, его цунами, заставляло тонуть в контрастах. Раз за разом, превращая Ли в такого же безумца. Подобно его хозяину. Зверю. Крепче сжимая бедра, скрещивая ноги за спиной Со, Минхо сильнее жался к разгоряченному телу своего любовника, наслаждаясь тем, как тот сильно оттягивает его волосы, впиваясь грубыми пальцами в мягкие бока. Шатен проклинает создателей одежды, что используют слишком плотный материал, лишающий его тело желанных ощущений. Он хочет завыть от досады, что толстая, плотная ткань, не дает в полной мере ощутить тело Чанбина. Не дает прочувствовать. Не передает его тепла, прикрывая, скрывая слишком большой участок любимого тела. Вот так. За секунду. При одном лишь взгляде на бешеные глаза, пылающие пламенем, вздымающуюся от гнева грудь и окровавленные руки, Ли снова теряет себя. Он снова тонет, в этом черном море, по имени Со Чанбин. Он смазано целует любовника в уголки губ, а затем выцеловывает каждый сантиметр лица Чанбина. Он Е-Г-О. ЕГО — свирепый тигр, принесший новый трофей. ЕГО — хозяин, властитель, бог и лишь ему, позволено его клеймить. ЕГО — до самых кончиков волос, что всегда будет принадлежать ему. Делать своим. Подчинять. Прогибать. Иметь жестко, грубо. Но тем самым, дарить тепло, свою животную любовь. Страсть. Это настоящие танцы с дьяволом, сальса на битых стеклах, у которой, никогда не будет конца.

Пока смерть не разлучит нас. Пока кто-то, не пронзит сердце Со, своим свинцовым «клинком».

С хищной улыбкой на лице, Чанбин выпускает Ли из объятий, бросая его на кровать. Выгибаясь, развратно раскидывая ноги, Минхо уже развязывал тонкие «тиски», шёлкового халата, что так приятно касался кожи. Любуясь такой чудесной картиной, Чанбин не смог сдержать улыбки. Он счастлив. Чертовски счастлив в своем безумии. В их совместном безумии. В их больных отношениях. И их любви. Он наслаждается тем, что Минхо — ЕГО. Всё ещё жив. И теперь так похотливо прикусывает губу, едва касаясь пальцами ремня на брюках Со. Чанбин совершенно не понимает, как такой хрупкий, невинный и безумно красивый парень, смог полюбить кого-то, как Со? В глазах Минхо, читалась любовь. В глазах Минхо, виднелась безоговорочная преданность. Шатен потянулся вверх, пытаясь приподняться и коснуться тела любимого, как предательская ткань, сползает с его плеча, оголяя еще не до конца заживший шрам на плече. Ли даже не замечает этого, он возбужден, он видит перед глазами только лицо СВОЕГО Чанбина, что смотрит на него с таким восхищением. И в такой ситуации, кому какое дело, до его оголившихся частей тела... Только Чанбин был другого мнения. Замечая перемену в настроение, исчезнувшую улыбку и то, как Чанбин напрягает мышцы лица, вновь сжимает кулаки, из Ли буквально вылетает душа и тревожная красная кнопка, сигнализирует о боли, что он чувствует в глазах напротив. Следуя траектории чанбиновского взгляда, поворачивая голову в бок, Минхо недовольно морщит нос, осознавая причину недовольства. -Я сам так захотел... -беря чанбиновские руки в свои, разжимая стиснутые ладони, переплетая их пальцы вместе, -Посмотри на меня. Посмотри. -Минхо мурлыкал подобно коту, поглаживая ладони Со большими пальцами. -Ну же... в глаза... Биня... в глаза... Это чертово «Биня» и Со беспрекословно поворачивается, заглядывая в глаза своего любовника. Нарастающая буря в груди, медленно стихает, когда он смотрит в омут серых глаз. Любимых глаз. Любящих глаз. -Всё хорошо. Я жив. Я счастлив. Это было моё решение. -сейчас, спустя некоторое время, Ли на самом деле говорит правду. Возможно, его решение удалить наживую, метку клана «Волков», спустя лишь пару часов, после того как он пришел в сознание и было рискованным. Опасным. Безрассудным. Но он нисколько не жалеет о своем решении. Нет. Он ДОЛЖЕН принадлежать только Чанбину. Он ДОЛЖЕН, носить только ЕГО метки на своем молочном теле. Нехотя распуская замок из пальцев, потянувшись к лицу Чанбина, молодой парень, трепетно гладил рубцовую кожу. Закрыв глаза, зверь воплоти, вновь становился ручным, домашним и наслаждался чужими прикосновениями, припадая к теплой ладони щекой. Левая рука заходила за шею, и обхватив её тонкими пальцами, Ли потянул своего любовника на себя, страстно вжимаясь в его сухие губы. Он вновь обхватывал его ногами, пытаясь не оставить между ними даже миллиметра, даже наночастицу расстояния. Сбивчиво дыша, перебирая пряди сальных волос, Минхо передавал через свой поцелуй куда-больше, обычной страсти. Он забирал боль. Забирал страх. Забирал всё то, что могло ранить его любимого, уничтожая это без остатка. Забирая себе. Терпение Со было не железным и через пару секунд, он уже ответно впивался в мягкие губы, продолжая втягивать Ли в вязкий, дерзкий поцелуй. Ударив широкой ладонью по оголенной ягодице, Чанбин наслаждался ответным стоном, что вырывался из груди Минхо, прямо в его губы. Удар. Ещё один. Четвертый. Пятый. Десятый. Минхо сбивается со счета и чувствует лишь как пульсирует место удара, как натянулась и порозовела кожа на мягкой мышце. Он невольно прикусывает губу Со, когда тот протирает место ударов, и мягко касается своими огрубевшими руками пульсирующих мест, и он вновь тонет, тонет в контрастах. Резко переворачиваясь, седлая своего любимого, Минхо упирается ладонями в его грудь, смахивая влажную челку с лица. Поэтапно расстёгивая пуговицы на окровавленной, разодранной рубашке, он неотрывно смотрел в глаза Чанбина. Вытаскивая ткань из узких брюк, он любовался своим любимейшим видом. Прекрасной, широкой грудью, что служила своего рода «летописью» войны различных кланов и боевых заслуг его властителя сердца. Проведя языком по кровавой ране, оставляя следом невесомый поцелуй, Минхо бы должен отправить своего зверя к доктору. Остановиться и дать залатать его. Но у них ещё есть время. Сейчас Чанбину не нужны мази, антисептики или иглы. Его игла — Ли Минхо. Его лечение — жадные поцелуи. Проведя языком выше, по рисунку, скрывающем как минимум три шрама, Минхо целовал вытатуированного тигра, что давно жил под кожей Со. Оглаживая силуэт скалящегося зверя, сероглазый поймал себя на мысли, что Чанбин тоже тату. Тату — в жизни Ли, что глупо проникло под кожу и теперь течёт по его венам, заставляя сбиваться с ритма и менять пульс. Оглаживая неровную кожу, прикасаясь к области груди под левым соском, Минхо гладил ещё один, свежий шрам. Его историю он знал. Его история, входила в их, «летопись любви». На темной коже, был след от сквозного ранения, которое Со получил во время нападения в Сицилии. Тогда он защитил собой Минхо. Тогда он не раздумывая, заслонил его своей грудью. Наверно, именно тогда, в голове Ли и щелкнул заветный тумблер. Возможно, именно тогда, он решил, что он навеки вечные, будет частью жизни Со. Выпрямляясь, маня пальцев, Ли стянул верхнюю одежду с приподнявшегося Со. Он целовал его в шею, стягивая еще мокрый пиджак. Похотливо стонал, пытаясь снять рубашку, ощущая укусы на худых ключицах, шее, щеке. Грубые, большие ладони жестко сминали ягодицы и зверь буквально дышал своим любовником, дурманя другого своей похотью. Оттягивая, прокусывая, чужую губу, Минхо царапал спину Чанбина, впиваясь в его кожу ногтями, оставляя свои отметины. Свои печати. Своё клеймо собственности. Да и Чанбин был не против. Со Чанбин — высокий, крепкий, мощный, властный, жестокий мужчина тридцати лет. Зверь воплоти, безжалостный убийца — принадлежит Ли Минхо. Двигая бедрами, ловя губами восхищенные, жадные стоны СВОЕГО зверя, Ли бы счастлив. Безумно счастлив, в своем безумии. В своем парном безумии, в своей парной страсти. Ли Минхо не был сторонником насилия. Он был против фетишей и причинения боли. Но только если, это не касалось Чанбина. Но только до того периода, как в его размеренную жизнь, не ворвался до омерзения прекрасный, глава клана Тигров.