Успокой мою душу

На следующий день меня завалили ненужной работой, а именно сказали заполнить некоторую отчетность, которую никто никогда не проверяет, как сказал Вадим, и отсортировать некие бумаги, которые тоже никому не нужны. Алена разговаривала со мной лишь по работе. Она продолжала обижаться и всячески пыталась меня игнорировать, а вот с Вадимом она не разговаривала даже по очень важным делам, считая его виновником в том, что он не смог меня остановить. Сидя один в пустом здании, когда все уши по домам, я уже смирился с тем, что от меня всё скрывают. Да и не хотел я больше ничего знать, раз все выходит таким боком, что кроме меня, может быть и директора, никто больше не работает поздним вечером. Вчера мое воображение разыгралось как никогда. И почему я всю ночь думал о том подвале, если и так было понятно, что там в такой темноте невозможно было что-либо увидеть? Какой-то черный силуэт в черном подвале, даже смешно. И холод веял с земли. Я сам придумал и сам поверил в какую-то мистику. Заполняя журнал, я писал уже на автомате повторяющиеся предложения, которые были шаблонными, но кое-где приходилось менять слова. «Но ведь все же оно шевельнулось», — сказал я про себя, останавливаясь писать на середине. Я откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Солнце только что село за горизонт, и я видел безоблачное небо, на котором, как и вчера, не виднелись звезды. Вид из этого окна открывался на внутренний двор, но что-то разглядеть было невозможно. Как-то я слышал, что там раньше всегда зажигались фонари и ученики, которые жили в общежитии, могли выходить прогуляться на свежий воздух. Все это было до этой весны. Кажется мне, что скоро и школа постепенно начнет закрываться, а я так и ничего не узнаю. Я закинул голову назад и закрыл глаза, на секунду расслабившись. Меня потревожил звук, открывающейся двери, от которого я быстро выпрямился и стал ждать чьего-то появления, но никто не спешил заходить. «Опять почудилось?», — спросил я у себя, но уже вслух. Решив на этот раз не гадать, я вышел в коридор посмотреть, кто это мог быть, но как только я открыл дверь, то почувствовал легкий холодок на себе. При свете луны — как же долго я тут просидел? — неподалеку от меня стояла девушка в однотонном черном платье с белым воротником. — Что ты здесь делаешь? И почему так поздно? — Спросил я. Она ничего не сказала и так же продолжала стоять и пристально смотреть на меня. — Мне придется отправиться с тобой к директору, — я сомневался, что он еще тут, но мне надо было что-то сказать. — Знаешь, даже мне запрещены многие вещи в здешней школе, хоть я и учитель. Я вздохнул и хотел подойти к ней, но сделав первый шаг, она развернулась и начала уходить. Это было уже наглостью. — А ну стой! Я шел за ней, ускоряя шаг, но так и не смог догнать ее, а вскоре она вообще пропала из виду, как будто испарилась. Это было последней каплей моего терпения. Я решил оставить всю работу так, как она есть, пусть Алена или кто там еще сам это заполняет. Я лишь хотел загладить свою вину, выполняя это поручение, хоть и считал, что я ни в чем не виноват. И про девчонку я ничего говорить не собирался, с меня было достаточно.

***

Следующего дня в обеденное время я сидел в учительской и пил свой кофе, пока все были в столовой. Вадим сказал, что я придурок, когда узнал о том, что я вчера ушел домой поздно ночью из-за этой работы, про которую, кстати, так и никто не вспомнил. Алена продолжала с нами не разговаривать, и причина явно была все та же. Что самое странное, директор не стал нам делать выговоры и даже посмеялся над ситуацией с обиженной Алей, но очень сильно попросил перед ней извиниться, и тут я с ним был согласен. Но простых извинений будет недостаточно. — Так ты ее на свидание пригласи, она и меня заодно простит, как твоего друга, — предложил тогда мне Вадим, хотя это была очередная неудавшаяся шутка. Она старше меня где-то на десять лет, и если кто ей нужен, то уж точно не я. Эта была большая перемена, а в учительской я находился всего лишь пять минут, и еще двадцать пять минут оставалось пробыть в одиночестве, если бы я не пошел прогуляться по кабинетам. Самые шумные ученики обычно находились в коридорах, но были и такие кто тихо сидел по классам, что-то читая или разговаривая с друзьями. Моим любимым кабинетом был музыкальный или художественный, где чаще всего никого не встретишь, а если кто и был в них, то тихо рисовал или играл на пианино или скрипке, и такое присутствие кого-то меня даже радовало. Даже имея друга в коллективе, я все равно как-то умудрялся быть сам по себе. У меня были хорошие отношение с коллегами, не считая инцидента с Аленой, но в целом ко мне хорошо относились. Иногда я даже чувствовал себя не учителем, а учеником, который ни с кем не общается, не потому что этот ученик белая ворона, а потому что нет того самого человека, которого можно было бы назвать другом. И вот после занятий такой парень, а может быть и девушка, приходит домой, где у нее или у него мама спрашивает «почему ты со всеми не ходишь в столовую?», «почему ты не подружишься с Таней, Викой, Петей?». Вот я находился в такой ситуации, только вопросы задавал я сам себе и ответ был до неприличия прост — мне так комфортнее. Я зашел в музыкальный класс. Тут, как и в художественном, комнату заполняли различные музыкальные инструменты на любой вкус. Неожиданностью для меня было увидеть Вадима в этом месте, сидящим на одном из стульев, которые меняли свое местонахождение каждый раз как сюда кто-то заходил. — Наконец-то пришел, — сказал он. — Откуда ты узнал, что я сюда приду? — А куда ты еще мог прийти? Художка закрыта, я пошел тебя здесь искать, но как видишь не нашел, но подождал. Я взял стул и сел рядом с ним, не зная, о чем буду говорить. На данный момент мне хотелось просто помолчать и забыться. Вадим положил мне руку на плечо и весело сказал, хотя в этих словах не было ничего веселого: — У нас есть работа. — Какая работа? Я не намерен ничего заполнять и делать все зазря. — Не волнуйся, это была просьба от директора помочь со школьной ярмаркой. Нам нужно залезть в архив фотографий учеников и найти самые лучшие, чтобы потом развесить по кабинетам и коридорам. У тебя все равно ведь окно… — Вроде не сложная работа… — Она не сложная, но занимает много времени. Ты просто не представляешь сколько за все время накопилось фоток, но надо выбрать самые лучшие и самые интересные. Архив находился на последнем этаже, и в нем хранились помимо фотографий еще личные дела учеников и прочие документы. Он был очень длинным и, как сказал Вадим, сюда приносили все, что только можно сохранить и увековечить. Может быть, тут и хранятся картины той девушки, но этого я не стал спрашивать. Я и не хотел спрашивать про ярмарку, что на ней будет происходить, зачем нужны фото и так далее. Вадим принес поочередно две больших коробки забитыми фотографиями, и мы между нами их разделили. Люди сами по себе очень разные и я сейчас не про характер говорю. У каждого есть особенности лица, но если смотреть на людей в большом количестве и не знать, что они из себя могут представлять как отдельные личности, то они становятся все похожими, и это я понял, когда смотрел одну фотографию за другой. Тут было множество разных снимков, включая не только школьные будни, но и походы и экскурсии. Я нашел снимок трех девочек, предполагаю учениц седьмых или восьмых классов. Они сидели на кроватях, которые были расположены недалеко друг от друга и смотрели в камеру. — О-о, вчера, когда я собирался домой, встретил одну девушку в таком платье, — сказал я, показывая снимок. Вадим внимательно посмотрел фото и отдал его обратно. — Тебе показалось, наверняка ты что-то напутал, — сказал тот, хмуря брови. Я пожал плечами. Вчера было темно, и я действительно мог напутать. Но потом я нашел снимок той самой девушки в этом же платье. Она стояла у порога того общежития и улыбалась фотографу. — Я ее видел, — протянув фото, сказал я. Вадим не стал брать фото в руки, и, лишь на секунду взглянув на протянутый снимок, посмотрел на меня, так будто я достал его и начал отвлекать от работы. — Дурак что ли? — серьезно спросил он. Такое его поведение меня напугало. Обычный Вадим обзывает меня дураком, шутя и с улыбкой, но тут его слова носили больше утвердительный характер. Я решил не продолжать разговор и дальше заниматься работой, чтобы побыстрее от нее же избавиться. Вадим продолжал на меня смотреть, даже когда я отвернулся, и он в отличие от меня хотел продолжить беседу. — Может ты вчера заснул? — его голос стал мягче, но это мне не вернуло прежнее настроение. — Да, я заснул и мне это приснилось. Вот хотел рассказать тебе сон, — мне легче было с ним согласиться, так я думал. — Кость, хватит. — Я остановился и посмотрел на него, предвкушая серьезный разговор. — Когда возле того подвала ты при всех сказал, что там кто-то есть, это было в какой-то степени забавно. Я как друг хотел остаться на твоей стороне, даже после такого черного юмора. — Какого юмора?! Я правда там кого-то видел. — Прекращай. Иначе мы поссоримся. — Вадим, что происходит? — Ты сейчас всем своим видом пытаешься показать, что разгадал нашу «тайну». Прикидываешься, что ничего не знаешь и всячески на это делаешь упор. Мы говорили с ним, казалось, о разных вещах. Было такое чувство будто я стал инициатором чего-то, а чего сам не понимал. — Да брось, — продолжил он, раздраженно смотря на меня, — я видел, как ты часто общаешься с ребятами, я про Диму и Лею. Они же все рассказали тебе, кто еще бы мог. Подростки не умеют молчать, для них смерть близких людей — еще один повод поныть, какие они бедные и несчастные, потеряли друзей. Они любят романтизировать смерть и конечно же они не упустили шанса о ней еще раз напомнить. — О чем ты вообще говоришь?! Какие друзья?! — Я не просто делал акцент на его словах, я перешел на крик, и как бы его не услышали другие. Меня так же было сложно вывести из себя, как его, и он понимал, что все произнесенное мной было не шуткой. Мы бросили перебирать фотографии, зная, что нам о многом предстоит поговорить и как следует объясниться. — Я принесу кофе, — сказал Вадим, на что я утвердительно кивнул. В тот момент мне не помешала бы очередная порция кофеина, и хотелось бы чего-нибудь перекусить, потому что я успел только позавтракать и думал, что мне этого хватит. Читая мои мысли, Вадим принес большой стаканчик с кофе и три сэндвича, два мне и один себе, так как он недавно обедал. Садясь за маленький столик у окна, я приступил к еде, ожидая, что скажет Вадим, ведь все-таки тут надо объясниться ему, и я не стал его в этом торопить. — Прости, — начал он, — я думал, ты все знаешь. На субботнике ты подозрительно заметил ту заросшую тропинку, и я догадывался, но сейчас лучше сказать думал, что ты захочешь намеренно отправиться к тому бункеру. — А я еще подумал, почему ты начал тогда смеяться, — с набитым ртом сказал я. — Ну да, было странно. Я ведь еще думал, ты специально продолжал спрашивать что, да как. И своими выходками давал нам понять, что ты все знаешь… ну, так я думал. Кстати, если ты это говорил серьезно, то не смешно, но тогда было действительно забавно, когда ты вылез с того подвала и сказал при всех, что там кто-то есть, — Вадим тихо засмеялся, вспоминая ту ситуацию. — Я в тот момент думал, что ты один, и если бы я увидел других, то не стал такого говорить. — Так тебе ребята ничего не говорили? Я отрицательно махнул головой и жадно приступил ко второму сэндвичу. — Ясно. В общем, слушай, я не знаю всех деталей и мало кого просветили о том случае, поэтому говорю то, что рассказала Юля, а Юля узнала еще от кого-то, поэтому на достоверность информации не рассчитывай. Этой весной были убиты два ученика на тот момент десятого класса. Убийцей оказался их одноклассник, который выстрелил в них в том самом подвале. Я не знал, что сказать после услышанного и не знал, какие сейчас эмоции испытываю. Я был опустошен и лишен чего-то. Конечно, я не так болезненно слушал рассказ, не видя происходящее, но осознание того, что это происходило в том самом подвале, тоже сыграло некую роль на моем чувстве. — Что они делали в этом подвале, я не знаю. Знаю, что там было два или три полицейских и пистолет принадлежал им, но как он оказался в руках ученика понятия не имею. Там была еще и Алена, собственно и убийство произошло у нее на глазах. — Черт… — Вот так. Поэтому нам действительно недостаточно будет одних извинений на словах, — Вадим встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен. — Мы сейчас приступим к работе, но учти, тебе придется ответить за свои шуточки. — Мне бы теперь самому понять, что происходило со мной тогда.