Я не я, и Коноха не моя

— Я дома! — собственный возглас привычно потонул в тишине. Рукия знала, что никто не ответит. И всё равно продолжала соблюдать этот ритуал. Может оттого, что уже свихнулась. Или потому что то был удачный способ выявить поджидающую одинокую куноичи засаду. И, правда, кто в здравом уме не дернется и не выдастся себя, когда объект, чья главная характеристика — сирота, вдруг закричит в пустоту: «Я дома!» Только тот у кого железная выдержка. Впрочем, существовала и более прозаичная причина. Кое-кто в доме всё же был. Только вот Онигири встречать хозяйку не торопился никогда. Подобранное Рукией шесть лет назад нечто с грязно-серыми сосульками шерсти сейчас вымахало в здоровенного котяру со скверным характером. Линька Онигири не знала конца и краю, ибо мохнатость у животного могла соперничать с гривой льва. Белые волоски окружали Учиху повсюду, спасал только катон да и тот — только как последнее средство. Воняла подпаленная шерсть отвратно, как впрочем, можно было увлечься и спалить дом. Порой Рукия недоумевала, за какие такие грехи ей было послано это неистовое существо. Приплюснутая морда, кисточки-уши, как у рыси или барса, лохматый хвост и горящие недобрым огнем красные глаза. Это был сущий дьявол. А ведь в найденном промокшем комочке слипшейся шерсти ничего не предвещало беды… Учиха просто решила, что неплохо было наконец-то завести хоть кого-то, кто будет ждать её прихода. Кошки у её клана всегда были в почёте. Так почему нет? Правда, то были целые кланы ниндзя-котов, у которых существовал договор с Учиха, этот же взялся невесть откуда и даром речи не обладал… Либо не считал её достойной этой чести. Рукия не удивилась бы. Животина ей попалась слишком умная. И свободолюбивая. Гуляла, где и когда хотела, возвращалась же только, когда проголодалась. У котяры была лишь одна слабость. Он до безумия любил онигири с рыбкой. Отсюда и имя. Порой Учихе казалась, что большая часть довольствия уходит на Онигири, который лопал так, что казалось вот-вот лопнет. Притом этого не происходило, и шерстистое чудовище даже полным назвать было нельзя. Котяра гонял ворон, что расплодилось в Конохе подозрительно много, запросто вступал в ожесточенные схватки с другими котами клана, что ненавидели альбиноса-плебея, порой давал маху и дразнил нинкенов Хатаке или Инузука. У Онигири абсолютно отсутствовал инстинкт самосохранения. Слабоумие и отвага — вот девиз этого блохастого придурка. Рукия уже и не бралась считать, сколько раз она сама зашивала истерзанного придурка, на котором всё заживало, как на собаке. Пару раз всё было так плохо, что она в слезах притащила животину в госпиталь и уговорила стажеров попрактиковаться… Всё интереснее, чем возиться с полудохлой рыбешкой. С Онигири было не скучно. И не так одиноко. Да и порой именно его выкрутасы охраняли Рукию от разного дерьма. Правда, это она сознавала много позже, когда успела уже спустить на задержавшего её полудурка всех собак. Каким-то неведомым образом котяра словно предчувствовал грозящие ей неприятности и, возможно, переживал об источнике своего пропитания. В Конохе ведь как часто бывало — срочный сбор для находящихся в деревне шиноби ранга выше чунина, а уж кто первый пришел, того и тапки. Тапки частенько оказывались белыми. Заявившаяся же к хокаге после неравной борьбы с набросившимся на неё Онигири вся исцарапанная и слегка пожеванная Рукия, как правило, отправлялась назад зализывать раны. К чести кота — подобный концерт не по заявкам он устраивал редко, но метко. У Учихи же потом волосы дыбом приподнимались, когда до неё доходили сообщения о сгинувших товарищах, что оказались расторопнее. Потому ворчать она ворчала, но проблемного питомца пинком под зад прогонять не спешила. Сейчас же она явственно слышала тяжелую поступь кота-демона позади себя. Это у других нормальных представителей семейства кошачьих лапы мягкие и шаги их почти не слышны. Но не этот. На сей раз Онигири заявился к ней аккурат после рыбалки. Воду этот тронутый котяра не боялся от слова совсем. Весь мокрый он гордо шёл, оставляя на полу за собой небольшие лужицы. К ногам замершей Рукии была брошена наполовину обглоданная рыба. Видимо, Онигири решил, что девчонка слишком худая. Попытки «подкормить» были частыми. Просыпаясь, Учиха находила возле лица и задавленных ворон, и змеек. Рыба же тут можно сказать — высший признак расположения. Рукия вздохнула. Прибраться она всегда успеет. Пока же следовало, как следует обдумать на сотый раз её разговор с Хару и… Шипение Онигири обычным не было. Её котяра издавал такие звуки только, когда намеревался вцепиться кому-то в глотку. Из кухни послышался шум борьбы. Надо же — всё-таки засада! Активируя шаринган, Рукия в два шага оказалась на кухне. Там уже всё было кончено. Онигири шерстистым ковриком лежал у порога и надсадно дышал. У окна же сдавленно шипел, корчась от боли сам змеиный санин Орочимару с разукрашенным когтями личиком. О последнем Рукии было известно лишь понаслышке. И то дурной. Поговаривали, что не только шаринганы всех восставших в ту ночь соклановцев (и её матери в том числе) осели в его проспиртованных банках, но и некоторые неблагонадежные члены клана, что таинственным образом «пропадали». Как сейчас Саске. Неужели и она стала неугодна Шисуи-сану и хокаге?! — Вы что творите?! — не сводя с санина разгневанного взгляда активированного додзюцу, прокричала Рукия. Судя по издаваемым звукам, Онигири задыхался… Говорили, у Орочимару всегда найдется змейка в рукаве. Ядовитая, разумеется. — Твоё чудище, дорогуша, первым на меня набросилось! — санин сдвинул брови, хоть это и доставляло ему видимый дискомфорт. Рукия со злорадством отметила, что раны, нанесенные Онигири, глубокие. — Потому что вас сюда не звали, — ледяным тоном парировала она. Да, это не лучший тон для разговора с тем, кто гораздо сильнее её. Но оставаться спокойной, когда этот змеиный урод только что, походя, прикончил едва ли не единственное близкое ей существо… Рукия чувствовала, как закипает внутри кровь, что оказалось совершенно новым для неё ощущением. Пугающим она бы сказала. — О-ля-ля, а манерам тебя, очевидно, не научили! Какое упущение для некогда гордого клана Учиха! — Орочимару издевался, кривляясь точно шут при дворе дайме, каковым уж точно не являлся. — Хотя, дорогая, ты ведь сиротка, как я мог забыть! — санин притворно всплеснул руками. — Дайте противоядие, потом поговорим, — Рукия призвала на помощь всё своё самообладание. Что бы Орочимару не было от неё нужно, он бы вряд ли стал столь долго рассусоливать, если это лишь её тело. Но, чтоб вас всех, как же тяжело убедить в этом ту новую, незнакомую часть себя, что требовала вспороть змее глотку?! — А вот уже другой разговор, — кончик чрезмерно длинного языка санина демонстративно слизал выступившую из ран на лице кровь. Выглядело отвратительно. Звучало тоже. — Только вот незадача, Рукия-чан, условия здесь диктую я. Потому если не хочешь, чтобы твой питомец издох, не советую меня перебивать! — глаза Орочимару полыхнули нехорошим огнем. — Как скажете, — процедила Учиха, беспомощно оглядываясь на почти замолчавшего кота. — Я бы предпочёл: «Как скажете, Орочимару-сама», ну да ладно, — милостиво махнул рукой санин. — Нам ведь не нужны лишние формальности, дорогуша… Я ведь рассчитываю на наше сотрудничество, хихс! — Что вам конкретно нужно?! — не хуже змеи шипела Рукия, теряя терпение. — Ой да, сущая безделица, дорогуша… — отмахнулся Орочимару, в один момент оказываясь рядом с ней, так что его дыхание заставило шевелиться волосы на её макушке — настолько он был её выше. — Ты всего лишь должна умереть! Рукия ожидала всего: от неприличных предложений до предательства клана и деревни, но это… — Как-то слишком просто, — без обиняков заметила она. — Для этого и говорить много не нужно. Вы уже несколько раз могли убить меня, но так и не сделали этого.  — Ух, верно мыслишь, Рукия-чан! Смышленая девочка, вся в отца… Ах да, ты ведь ничего-ничегошеньки не знаешь! Ай-ай, не хорошо, но боюсь, начни я эту древнюю историю и твоя животинка точно подохнет, — а смех у Орочимару безумный под стать атмосфере. Вечерело, кухня, мужчина с ну очень бледным лицом и очень длинной шею, перемазан в крови, а на щеках оставлены глубокие борозды… Глухо хрипящий и всё ещё мокрый обессилевший огромный кот, чьи лапы также перемазаны кровью… Девчонка-подросток, что едва достает мужчине до плеча с налитыми кровью красными глазами. Где-то недалеко квакает жаба, хотя болота поблизости нет. Только воронья, расплодившегося в Конохе не хватает… Учиха уже ничего не понимает. Пару минут до этого у неё была жизнь. Был чертов Хару Сенджу — улыбчивый парень, который давно ей нравился, и который наконец заметил в ней женщину. У неё был дом, куда верный питомец приволок добычу — кусок пожеванной форели. Она не была так уж одинока и несчастна, как ни притворяйся. Сейчас всё это кончено. Словно кто-то там наверху решил, что такие как она, бедовые куноичи, счастья не достойны. Орочимару выполз, словно черт из коробочки. И в один миг разрушил всё. Смерти Рукия не боится. Гораздо больше её страшит то, как играючи заставляет её сердце заходиться в бешенном ритме этот ублюдок. Она верит. Пусть тот и безумен, но все знают, что ничего не скроется от этой самой мрачной тени хокаге. Орочимару знает, кто её отец. И прекрасно понимает, что ей не всё равно, как бы она не хорохорилась.  — Задумалась? Хочешь узнать правду?! Только кивни, Рукия-чан, и я с удовольствием поведую тебе эту историю! Нет? — притворно изумился Орочимару. — Ну ладно… Потому, дорогуша, просто прими это. Ты должна умереть. Для всех — для клана, что планирует с твоей помощью свергнуть Шисуи; для Шисуи, что намерен этого не допустить и использовать тебя иначе; для деревни, что желает тебе героически умереть за неё; для отца, которому ты один биджу и даром не сдалась; и для влюбленного в тебя Сенджу тоже, просто потому что ваши кланы не созданы друг для друга, и я бы лично поглядел, что за локальный абзац случится в итоге, но… — санин взял драматическую паузу, испытующее поблескивая на Учиху своими нечеловеческими глазами. Рукия же молчала. Не знала, что и сказать. Только вот с губ у неё сочились мелкие капельки крови. Желание взять Орочимару за грудки и стрясти правду жгло её изнутри. Онигири больше уже не хрипел, но она уже и думать забыла о нём. Все заслонила какая-то муть, сквозь которую просачивалась наглая полузмеиная морда, на которой медленно заживали рассечения. — Я многое знаю, Рукия-чан, но ещё больше открытий мне предстоит совершить, — продолжил санин, почти дружелюбно качая головой. — А для этого я предпочитаю видеть своё уютное гнездышко целым и невредимым, а главных героев любимого сериала живыми. Один факт твоего рождения принес одному зарвавшемуся мальчишке слишком жирный козырь. Я намерен спутать карты Шисуи. Он лишится не только своего громоотвода, ему также не удастся снизить градус в отношениях деревни и клана за счет твоего начинающегося романа с Сенджу. Тот нарыв, что зреет сейчас в клане Учиха должен вскрыть кое-кто другой. И проходной пешкой должна стать не ты, дорогуша, — добавил Орочимару почти с сожалением. — У меня другая ставка, а потому ты должна умереть. А уж как именно — выбор за тобой, Рукия-чан… Я могу убить тебя прямо сейчас, и клянусь никто не найдет твоё хорошенькое тельце… Была девочка и вот её уже не стало! — змеиный санин вновь кровожадно улыбнулся, проходясь вдоль кухонки. — Никто не сможет ни доказать, ни опровергнуть твоё родство… Или, — он остановился, вперив в неё свои жуткие вертикальные зрачки. — Есть ещё вариант. Он куда более замороченный, но мы ведь не ищем легких путей, верно? Драма, искра, безумие! О, это будет великолепно! — Орочимару трясло от предвкушения, так он был возбужден. — Да скажи ты уже, наконец, что нужно делать! — проревела Учиха. жалея, что за все время он так и не посмотрел ей прямо в глаза. На неё да — в глаза нет. Как бы… как бы поймать ублюдка в гендзюцу. — О, всего-то социальное самоубийство! Слышала об акацуки, милая? Это такая запрещённая в Конохе и ряде других скрытых деревень организация, где собрались самые отбитые и миром обиженные нукенины. Там сейчас беда с кадрами. Совсем не кому злодейничать. Саске-кун, как раз должен был занять там вакансию, но не сложилось, я его перехватил, сама, наверное, знаешь. Но ведь свято место пусто не бывает! Вербовщик всё ещё ждёт… Мои змейки проверяли. Придешь к нему вместо Саске-куна. Учиха на Учиху — справедливо. — Зачем вам это? — руки опустились. Существо перед ней и человеком-то назвать язык не поворачивался. Он не прокалывался. Очевидно, он знал о её додзюцу всё. Взять же скорость, когда его змеи на готове — самоубийство. Впрочем, то, что предлагал Орочимару тоже. — Не поверишь, Рукия-чан, — прошелестел санин. — Но мне в самом деле не хочется, чтобы подтвердилось то, что раскопал мой шпион в акацуки. Мой агент всем хорош да силенками не вышел, чтобы его приняли в более «тесный круг». А вот ты сможешь при должном упорстве пробиться. Мне нужна информация, зачем на самом деле акацуки собирают биджу. Хотят ли они просто править миром или же не оставить от него камень на камне?! Ты ведь не хочешь допустить такое, а, дорогуша? Зная, что можешь помочь? — С чего вы взяли, что они купятся на это? Раз нукенины, значит, идиоты, так что ли? — Рукия кипела. Она не понимала, отчего Орочимару так играет с ней… Это глупо и бессмысленно. — Ладно, Саске о его желание отомстить, разве что глухой не слышал! Но я-то причем? Какой из меня-то шпион? Я ведь не замарана ни в чем. — Ку-ку, милая, умеешь же рассмешить! Я бы поспорил, касаемо идиотов, но… Думаешь, у одного Саске-куна семейная драма? А что, если некий доброжелатель поведает тебе правду, от которой у тебя снесёт крышу и ты воспылаешь… Нет, не как Гай или Ли, не к ночи эти двое будут помянуты! И да, Рукия-чан, все нужные карты есть у тебя на руках. Удивительно, как здесь ещё никто не догадался… Ты придешь в акацуки за тем же, зачем и Саске. Твоя цель — стать сильнее, чтобы отомстить… Кое-кому столь могущественному, что оставаться в Конохе — всё равно, что биться о стекло. Догадываешься о ком речь? Ну же, дорогуша, не разочаровывай меня! — Орочимару прицокнул языком. Рукия всё также стояла, не двигаясь, чувствуя, как катится градом холодный пот по спине. Собственное тело активно противостояло против столь бездарного расходования чакры, как глупая игра в гляделки с активированным шаринганом… Чувствуя, что сдает, Учиха прекратила технику. О чем вообще треплется этот ублюдок? Почему-то именно в его адрес обычно не сквернословившая девушка припоминала именно это слово. То самое, что гнусно било ей в спину почти всё детство. Это ведь она — рожденная вне брака от неизвестного отца… Судя по реакции Орочимару, человек, породивший её не только здравствовал и поныне, но и был где-то у руля. Но… Это ведь не мог быть советник Нара? Тогда… Нет, в самом деле, лучше бы то был именно отец Шикамару, с тем хоть поговорить нормально можно было. — Вы мой отец?! — испуганно пискнула Учиха, чувствуя, как что-то обрывается внутри. А ведь это многое объясняло бы. Змей не был обременен морально и с легкостью бы бросил её на произвол судьбы. Более того, он бы не погнушался заявиться сейчас к ней с этими требованиями. Да чтоб вас! Если приглядеться… Если… У них похожа форма лица. Носа и… черт… немного разрез глаз. А то, что этот урод такой бледный — так мало ли какие индивидуальные мутации организма… Или со всем света белого не видит в своем подземелье, гад ползучий! Кажется, Рукия забыла, как дышать… ды… Да черт! Её взгляд снова зацепился за Онигири. Тот не дышал. Вновь активировав шаринган, она попыталась увидеть хоть что-то, но тщетно. Её питомец был мертв. Из-за чокнутого ублюдка. — Ты мне за это ответишь! — чакры осталось немного, но отчаянный бросок хватило. Кунай был далеко, потому полоснула Орочимару по горлу она чисто чакрой ветра, тот успел подменить себя на змею, но на шее у него остался длинный след. В чем-в чем, а в скорости он ей проигрывал… Скорость. Да именно. Если вдуматься хорошенько, то от своего неизвестного отца она и должна была её унаследовать, а это… Существенно сужает круг подозреваемых до… — Хокаге-сама, — внезапно оцепенев, проговорила она. — Мой отец — Четвертый хокаге? — Рукия подняла лицо на санина. — Долго же доходило, дурочка, — хмыкнул Орочимару. — Он самый, но не вздумай обольщаться. Минато-кун знает о тебе. Всегда знал, не мог не знать. Иначе, каким хокаге он после того был? Просто ни ты, ни твоя мать ему и даром не сдались. О, этот взгляд! А как ты хотела, милочка?! Четвертый всегда любил только одну женщину. Свою жену. Но та мертва, вот не задача… И виновен в этом твой клан. Отчасти. В поисках виновных мы все, бывало, перебарщиваем… Иногда не без последствий. Не забывай, что это мой старый друг супер-извращенец был учителем Минато-куна. Сначала он выжал всю информацию до которой сумел дотянуться, из твоей мамочки, а затем… мужик хотел — мужик взял. Тем более, что Хотэру всегда была в него влюблена. После скандал, истерика, слёзы, что так не к лицу гордой Учихе, но Минато-кун уже был таков. Удобная штука Хирайшин! — А вы там свечку держали?! — Рукия всё же отмерла. Настолько, что в голосе проклюнулась дерзость. Да. Вот она защитная реакция. — Может, да, а может и нет, — санин склонил голову на бок, лукаво ухмыльнувшись. Вышло жутко. — Но правда в том, что Четвертый хокаге — не святой. Возможно, ты и не одна такая… Хотя позже он и взял свой блуд под контроль, убедившись, что тот никак не помогает в его горе, скорее, наоборот, заставляет чувствовать вину и портит репутацию благопристойного вдовца, активно посыпающего голову пеплом. О последнем, к слову, не спорю, что есть, то есть… Но! Одно другому не мешало. Пока не заявилась Хотэру и потребовала у него узаконивания отношений! Это пошло бы на пользу клану Учиха. Хокаге — не думаю. В любом случае, итог тебе известен. Минато-кун не захотел жениться на другой. Тем более из клана Учиха. Не признал тебя. Избавился от Хотэру и сбросил тебя на Шисуи. Хотя и примелькалась ты ему в последнее время не на шутку. Но вряд ли бы это что-то изменило, Рукия-чан. Счастливого конца бы не случилось. Он бы не бросился тебе в ноги, повинившись, а ты бы не простила. Потому твоя легенда для акацуки ни чуть не хуже Саске-куна, а доказательство всегда с тобой. Если вербовщик — тот, на кого я думаю, то он признает в тебе дочь Четвертого. — Почему… Почему вы думаете, что можете решать за других? — что-то хрустнуло. Кажется, Учиха слишком сильно стиснула собственные плечи. Вот только она не чувствовала ничего. Совсем. Кроме дикой неправильности происходящего. Всю сознательную жизнь она восхищалась Четвёртым. С тех самых пор, как тот вытащил её из ада бойни Учих. Что бы о нём не говорили, Рукия не верила. Оправдывала даже тогда, когда не следовало. Потому что верила. Слепо и как котенок. Хокаге их защитит. Ведь вытащил же её, мелкую, но Учиху, тогда оттуда! Те же сокланцовцы, что погибли в ту ночь, невинны не были. Кланов много. Учиха лишь один из… А деревня больше. И забот у хокаге хватает, помимо ублажения отдельных кланов. Хокаге не может защитить всех, как бы быстр он не был. Он ведь тоже человек. С мелкими чернильными пятнышками на руках. Не идеальный, как и всё. И все же он отчего-то врезался в сознании Рукии. Сильный, уверенный, твёрдый, как скала, на которой высечено его лицо. И камень осыпается. Поймет она позже. Хокаге мог вытащить её и других случайно оказавшихся в пекле детей, но сам он навсегда останется там. Мертвый внутри, он всё ещё усилием воли держал трескавшийся фасад. У Рукии есть вырезка. Бережно хранимая. Там Четвёртый улыбается — задорно и легко. Это фото старое, но оно нравится Учихе. Почему-то при взгляде на него ей всегда становилось теплее. Словно это он не неведомому фотографу улыбался, а лично ей. Бред ведь и правда? Не бред. Каждый раз, находясь в его кабинете, Рукия вытягивается по струночке и ловит каждую эмоцию Четвертого. Порой не зря. Наблюдательность дала ей четкое знание ещё в генинстве. Он её выделяет. Значит, запомнил, вопреки всему. Хотя сколько таких спасённых детей у него было? И Учиха, выходя с заданием широко улыбалась. С каждым новым успешно сданным отчетом хокаге, отчего-то мрачнеет всё сильнее. Сначала Рукия спишет это на иные заботы, но после закономерность станет слишком очевидна. Это из-за неё. Почему так и что с этим делать? Сколько бы не ломала над этой загадкой голову Учиха, ответа не было. Четвертый то излучал ауру легкой неловкости, то беззастенчиво разглядывал её. И Рукия не могла предсказать, в какую сторону двинут на сей раз эти весы. Единственный раз она добилась от хокаге одобрительного кивка и искреннего поздравления с выполненным заданием. Ради этого стоило выжить. И остаться должной Шино самку никак-не-выговорить какого жука. Всё-таки команда у них подобралась — зверинец тот ещё! А уж как цапались они с Кибой на почве кошачье-собачьей ненависти… Впрочем, ужились ведь! И Акамару, и Онигири, и… Черт, её кот… По телу пробежала судорога. Пора возвращаться в реальность, Рукия. В ту самую, где Онигири мертв, хокаге оказался тем ещё козлом, а сама она на поводке у Орочимару. Впрочем, с любого поводка рано или поздно можно сорваться. Вопрос только, а не в бездну ли? Имя твоё — птица в руке… Не удержать, не раздавив. А упустишь — уже не поймаешь. Имя… Пожалуй, это то немногое, что у Рукии ещё осталось. Не фамилия. Та, что она носит запятнана до неё. Даже отец предпочел остаться чистеньким и не давать ей своего. Откажись она сейчас — Орочимару её убьет. Без промедлений и лишних сантиментов. После разберёт на запчасти в своей лаборатории. И никто не узнает. И даже, если и узнают, что сделает хокаге? Рукия фыркнула… Наивно полагать, что ему есть до неё дело. Имя твоё — льдинка на языке… Растает и не останется и следа, словно её и не было… Осталось решиться, хочет ли Рукия упорхнуть точно птица из родного гнезда, опозорить своё имя и вбить очередной гвоздь в гроб клана Учиха, или же исчезнуть вовсе, раствориться, умерев от руки Орочимару? В первом случае она заставит разочароваться в себе: Шисуи, который всегда думал, как бы её пристроить половчее; хокаге, что оставил её расти сиротой при живом отце; сокомандников, что ни в чем не виноваты; соклановцев, что прочили ей видное будущее и восстановление величия клана; одноклассников, с которыми она поддерживала ровные отношения и ещё с десяток таких же знакомых незнакомцев; и наконец… Хару Сенджу. — Прости меня… — шепчет она, наконец решаясь. — Значит, моя задача — выяснить, что на самом деле задумали акацуки? — Именно, Рукия-чан, — довольно кивнул Орочимару. — И позволь, я пущу к тебе ещё одного гостя. Ему явно не терпится… — в раскрытое окно влетела небольшая жаба, из которой тут же вылетел слегка помятый Джирайя. — Ты чего, гад, удумал? Бам, — и уютный домик Рукии трещит по швам, потому что в нем сцепились два санина. Непривычно тонкий мявк приводит её в чувство. Учиха смотрит и не может поверить своими глазам. — Онигири! — и пусть вокруг рушатся стены, она готова затискать своего котяру до полусмерти…