***
Я старательно перебирала ногами, пытаясь угнаться за быстро шагающим Томом. Мы шли по пустому коридору министерства. — Хорошо, что всё обошлось... Но всё же, зачем ты так, что если бы он решил что нас следует уголовно привлечь или отчислить? Том спокойно посмотрел на меня. — Ничего такого бы не случилось. — Почему ты так решил? - я нахмурилась, раздражённая его равнодушным отношением. — Это даже не было настоящим допросом, будь он серьёзен нас обоих бы по очереди опросили, отдельно, даже не давая пересекаться. Это основа основ, что в судах маглов, что волшебников. А ведь действительно, даже Гарри допрашивали в зале суда, перед самим министром магии и членами Визенгамота. — Но тогда к чему было это всё? - решила поинтересоваться я. — Наверное ему просто было скучно. — Скучно?! - мои брови подскочили вверх, а рот открылся от негодования, - Да я чуть со страха не померла, уже представила как продаю газеты на улочках Лондона, вспоминая как было прекрасно до момента вылета из школы. — Ты слишком драматизируешь, - Том тихо захихикал, обратив свой взгляд обратно вперёд, - нужно, как минимум убить человека, чтобы вылететь из школы, и то не точно. Я сдавленно хихикнула. «Не знаю это больше иронично или жутко, что я слышу это именно от Реддла». Какое-то время мы шли в тишине, из кабинетов мимо раздавались шум и гам свидетельствующий о бурной работе отделов. Прошло всего пара часов с моего освобождения, глаза припухли от слёз, а в висках продолжало неприятно пульсировать. Мистер Акерли, что до этого был известен, как помощник следователя по делу Наблюдателя, оказался работником министерства. Интересно, он что-то вроде тайного агента или в каждом магловском полицейском отделе есть свой человек из мира магии? Хм... — Том, я тут подумала, разве конфиденциальность о подсудимом распространяется на, - я сделала паузу, - на жертвах? — Мне тоже это показалось странным, но в этом случае я не уверен полностью, особенность это магических судов или... - он не договорил, задумавшись, смотря куда-то вверх. — Или? — Или есть что скрывать. Может он из чистокровной семьи, и чтобы не запятнать их имя на министерство надавили, заставив держать языки за зубами? Или правда о его личности настолько ужасна и отвратительна, что детям о таком лучше не слышать? Я вынырнула из раздумий, поняв, что уже какое-то время покорно иду за Томом даже не зная направления. — А куда, собственно, мы идём? — В медпункт. — Зачем? Том хмуро посмотрел на меня, на его лице читался немой вопрос «ты серьёзно?». И только после его короткого взгляда на мою шею до меня дошло. При спасении единственное, что мне предоставили для раны так это обычный бинт, быстро наколдованный одним из прибывших магов, никаких заживляющих зелий у них при себе не было. Вскоре, я очутилась в помещении стереотипно похожим на медпункт. Стены выкрашенные в белый цвет, то тут, то там виднелись подтёки краски. Основное освещение шло от больших, старых, витражных окон. Я вдохнула знакомый запах антисептика и кварца. За столом у самого входа сидела молодая медсестра. После недолгого объяснения ей ситуации, мою шею обработали и смазали мазью, которая в считанные секунды убрала любое свидетельство о ранениях. Том всё это время внимательно следил за процессом, тихо стоя в полуметре от меня.***
Прошло около двух недель после злополучных событий. Наблюдатель предстал перед судом и был признан невменяемым. Сейчас он находится в одиночной палате больницы Святого Мунга, на неопределённый период лечения. Что по сути означало - навсегда. Всё после этого казалось мне странным. Особенно отец. Я помешала ложкой уже довольно сильно остывшую кашу. Сердце громко билось, я лишь надеялась, что моё волнение было не так сильно заметно. — Папа, я хотела спросить тебя. Ещё тогда, но побоялась... Как тот мужчина, Наблюдатель, связан с мамой? - мой голос звучал робко и неуверенно. Отец коротко вздохнул. — Я не знаю, никогда раньше с ним не пересекался. Это не лучшая тема для обсуждения за завтраком, - его речь, как всегда, была суха и монотонна. Откровенная ложь. — Но, отец, прошу, хоть что-то ты должен знать, он ведь, - я вовремя замолкла, не сказав то, о чём бы вероятно впоследствии жалела. Фаулер молчал, не реагировал, даже взгляд на меня не поднимал. Я глубоко вобрала в себя воздух и опустила глаза, не хотелось по итогу с ним ещё и рассориться. Он молча встал из-за стола и удалился вглубь дома, оставив меня на едина со своими мыслями. Маленькие кулачки сжались, а зубы задрожали от силы, с которой я сомкнула челюсть. Злость. Он ведь наверняка что-то знает, почему молчит? Почему игнорирует меня? Где-то в животе я почувствовала клубок обиды, начавший расти уже давно. Даже если это то, что не следует знать ребёнку, он мог бы просто это объяснить. Даже зная, что он не являлся моим родителем, мне не могло быть ни обидно. Начиная с первого появления Дамблдора в нашем доме, Фаулер будто смотрел не на меня, а сквозь. Я будто стала менее материальной. Может он магоненавистник?***
В комнате тихо играло радио, Том раздражённо захлопнул книгу и лёг на кровать. Читать было действительно невозможно, в голову лезли посторонние мысли, занимавшие всё внимание. Том, как нам уже известно, не был обделён сообразительностью. Но вопросы возникшие перед ним сейчас, вводили его в тупик. «Зачем?» Действительно, зачем? Зачем же он настолько оберегает Виолетт? Потому что она член семьи? Значит ли для Тома это слова столько же, сколько и для остальных? В первую очередь ему важны финансы и более выгодное положение в обществе, это всяко лучше, чем быть бродяжкой из приюта. С какой-то стороны её пропажа или несчастный случай даже выгоден. Может она ему... нравится? Том широко раскрыл глаза, удивившись своим же мыслям. Перекатившись на другой бок, он сморщился. Нет, определённо нет, это точно не то. Вызывала ли какие-то эмоции у него Виолетт? Разве она особенная? Том отвёл взгляд куда-то в сторону, вспоминая приютские годы. Он уже встречал пару девочек, пытавшихся с ним подружится, им будто даже нравилась его дикость и отстранённость. Но им не было о чём поговорить. Когда он только попал в этот дом, в его голове какое-то время крутилась идея надавить на Виолетт, сделать с ней то, что он делал с детьми в приюте, до момента пока он не узнал что она такая же. Это осознание будто дало Реддлу некую свободу, постоянные попытки казаться более нормальным уже не требовались. Хотя некоторое от Виолетт он всё же скрывал... Пожалуй, только ему известно, насколько много из мыслей он вряд ли озвучит при ней, а о многих его поступках она узнать уж точно не должна. Она была его другом? Ему нравилось с ней разговаривать и обсуждать книги, он будто говорил сам с собой, полной его копией, такой же отстраненной от всех, размышляющей подобным ему образом. Но при этом она и не была на него похожа, она казалась ему в некоторой степени жалкой. Особенно, когда плакала. Слёзы всегда вызывали у него раздражение в глубине души, но Том всегда подавлял это чувство. Может потому, что это роскошь, которую себе он не мог позволить? Возможно. «Уязвимость плохой знак, в этом мире таким людям не выжить». — Так рассуждал Реддл. В каком же таком «этом мире»? Мир, который видел Том, кардинально отличался от того, что видят другие дети. Всё ему казалось отвратным и желающим ему навредить. Всё, пожалуй, кроме магии. Она всегда была с ним, скорее даже являлось его частью, если не им самим. Она давала ему власть и некие привилегии перед другими. Она спасала. И что по итогу решил Том? Ничего, если быть откровенным. Мысли его заходили всё дальше и дальше, вопрос заданный в самом начале затерялся за множеством всплывших воспоминаний и размышлений. Да и в прочем, какая разница «зачем?», он то знает, что у него в приоритете, и ничто и никогда не изменит его позиции. Правдивы ли его мысли? И да и нет. Это то, о чём он в данный момент думает и принимает за истину, для него это правда. Реддл где-то, да соврал себе, возможно это что-то значительное, а может и нет. Время покажет.***
1940 июнь Паника. Так лучше всего можно было описать происходящее вокруг. Родители с детьми бегали по платформе пытаясь протиснуться ближе к входу в поезд. Вам не кажется странным? Верно, ведь в Хогвартсе учёба начинается с сентября. Что же происходит в таком случае... Вторая Мировая война, наконец, коснулась и меня. Происходила эвакуация детей. Том, отец и я молча двигались в направлении мужчины в костюме, он проверял удостоверения личности и документы. Лишь Рената бубнила себе что-то под нос, с каждым шагом меня мутило всё сильнее. То ли на мне отразилась паника и остальных вокруг людей, то ли сыграли роль пару последний дней без сна. Мне было страшно, я готовилась, просчитала всё, что могла. Но меня пугала наступающая война, скорые взрывы, разрушенный Лондон и гибель людей... У меня не было достаточно близких друзей, но лишь одна мысль о том, что что-то случиться с Ренатой или с тем же вредным сыном мистера Хёрта, заставляла пробежать по спине мурашкам. Я не была готова и вряд ли буду. Я настолько ушла в собственные мысли, что двигалась машинально, за твёрдо шагающим Томом. Лицо, что обычно и так выражало мало эмоций, будто затухло. Возможно, не одну меня терзали страшные мысли. Я крепко держала Тома за руку, его же пальцы были расслаблены. Он будто отстранился. — С документами всё в порядке, ваши места во втором вагоне, по правой стороне 8 и 9 места. До отправки поезда осталось 15 минут, не задерживайтесь и как можно раньше займите свои места, сопровождающим запрещается входить в поезд. Хорошего пути, — устало и будто по зазубренному тексту отчеканит мужчина в форме. Я повернулась лицом к Фаулеру и Ренате. Усталое и обеспокоенное лицо женщины расплылось в доброй улыбке, она присела перед нами с Томом на колени. — Дорогие мои, не хмурьтесь же так, - она слабо засмеялась, - это совсем не надолго, как только эта ситуация исчезнет, вы сможете вернуться. Всё будет хорошо и с вами и с нами. Няня по очереди поцеловала нас в щеки и лоб, сложно описать словами сколько же печали и страха были в этих поцелуях, я даже почувствовала, как её губы дрожат. Она держалась, держалась так, как многие не смогли бы. Я видела в её взгляде желание заплакать, но она не хотела пугать нас. От всего этого я всхлипнула, слёзы сами покатились ручьями по щекам. Если бог существует, умоляю, пусть то, что она сказала, правда. Она прекрасный человек, лучший возможно из всех тех, с кем я знакома. Как же мне хотелось забрать её с собой... Рената молча обняла меня и Тома и что-то улюлюкивала мне под ухо стараясь успокоить. Я смогла взять себя в руки довольно быстро, отец тоже не остался в стороне. Сев перед нами, он по очереди внимательно посмотрел нам с Реддлом в глаза. — Всё будет хорошо, не забывайте друг о друге, держитесь рядом, не позволяйте другим обидеть вас, и пишите, как можно чаще, - его тон был, как всегда, нейтральным, но читалась в его глазах искренность. Он как-то по иному, чем обычно, обнял нас и потрепал по головам. Я почувствовала, как рука Тома в моей ладони сжалась. Реддл уверенно кивнул на слова отца и мы направились в поезд. Дорога будет долгой...