Соратник

      А ведь тогда, в Остагаре Алистер даже обрадовался, узнав, что один из новеньких его ровесник. Плохо быть самым младшим и по возрасту и по опыту. Но Айдан, хоть и казался дружелюбным, в ответ на шутки лишь вежливо улыбался, о себе ничего не рассказывал, да и разговор поддерживать не рвался, отделываясь односложными репликами. А глаза оставались пустыми, стылыми. Не хочет — не надо, решил Алистер. Долгая дорога, новые люди, пусть его. Отогреется среди стражей, пообвыкнет, а там посмотрим, что за человек.       После Посвящения Дункан велел Алистеру проводить новенького к шатрам остальных и показать, где тот будет спать этой ночью. Кусланд шел следом и, уже привычно, молчал.       — Тебе, должно быть, тяжело сейчас, — сказал Алистер, когда молчание показалось ему совсем тягостным. — Во время моего посвящения умер только один, и все равно это было ужасно. А сегодня — две смерти…       — Одна смерть, — оборвал его Айдан. — И одно убийство. Хладнокровное и расчетливое.       Да как он смеет!       — У Дункана не было выбора!       Айдан расхохотался — жестко и зло.        — Как давно он страж?       Алистер растерялся.       — Не знаю… он как-то обмолвился, что был на Глубинных тропах за год до моего рождения.       — Значит, не меньше двадцати, разве что ты на самом деле много младше, чем выглядишь. И ты всерьёз пытаешься меня убедить, что человек, чья жизнь вот уже два десятка лет зависит лишь от воинского мастерства, не смог бы обезвредить, не убивая, парня, который до сих пор сражался лишь с наставником, да на турнирах? Алистер, ты глуп или не хочешь замечать очевидного?       — Я не хочу этого слышать! — В другое время и в другом месте Алистер дал бы ему в морду, но негоже затевать свары между стражами прилюдно, роняя репутацию ордена. А когда он показал новенькому все, что нужно, возвращаться к разговору было глупо, да и не хотелось. Сам Кусланд по-прежнему молчал.       Молчал он и после совета, когда сам Алистер мучительно подбирал слова, пытаясь объяснить, что не дело двум, пусть и не слишком опытным стражам, торчать с факелом не вершине башни, когда нужно сражаться вместе с братьями. Молчал он и на следующий день, раскрыв рот лишь для того, чтобы несколькими короткими фразами заставить развернуться бегущих из башни солдат. И только за это Алистер был готов простить ему вчерашнее. Но Кусланду, похоже, не было нужно ни его прощение, ни сам Алистер.