Королева отверженных

      Наступил день, и в поместье закипела жизнь. Тонкий аромат хаммерфелльских кушаний растекался с кухни по всем коридорам, но Марселан, обычно крайне охочий до угощений, не обращал на него никакого внимания. Он ждал.       В его комнату влетела стрела; просвистев мимо его затылка, она ударилась о каменную стену и упала на пол. Бретонец подскочил к ней и увидел записку, что была привязана к ней. Взяв бумагу в руки, он подошел к окну и осмотрелся.       Увидев стоящего в кустах Винсента, Марселан пригрозил ему кулаком.       «Придурок, чуть не застрелил меня!» — гневно подумал он, после чего сел на кровать и развернул записку. Причудливый почерк с большим количеством завитков и петель указывал на Химеру.       Бретонец с интересом читал письмо, где в кратком изложении капитан рассказывал о Гасане, о его становлении и о его почившей жене, Шарафе ат-Павиа, внезапно скончавшейся. Он кивал собственным мыслям, заинтересованно улыбаясь. Возможно, стоит навести справки об этой Шарафе.       Для начала — аккуратненько поспрашивать в самом поместье.       Поэтому он в назначенное время отправился на кухню, взял кушанье для своей госпожи, и попутно разговорился с поварами; ничего особенного, обычная, ни к чему не обязывающая беседа, однако Марселану важно было узнать, кто из слуг работает тут давно.       Положив на поднос нужное количество приборов убедившись, что все выглядит пристойно, бретонец словно невзначай спросил в никуда:  — Слушайте, а Джамила тут давно работает? У меня такое ощущение, что она тут родилась, тут и состарилась.       Повара засмеялись.  — Ну, ты не так далек от истины, — усмехнулся кто-то у печи. — Она тут дольше всех держится, даже госпожу Шарафу, да спасет Ту’Вакка ее душу, застала.  — Госпожа Шарафа? — с наигранным удивлением спросил Марселан.  — Ага. Жена Гасана. Славная была женщина, да померла уж лет десять как. Спроси у Джамилы, она тебе про нее все расскажет; скучает она по ней.  — Оу. Хорошо, спасибо! — бросил бретонец, с трудом скрывая хищную улыбку.       «Отличный план. Обязательно спрошу!» — подумал он.       Марселан взял в руки поднос и отнес завтрак в покои своей госпожи. Понимая, что после бурной ночи она, скорее всего, будет в не самом лучшем состоянии, он не стал будить ее, как делал обычно, чтобы она перед завтраком завершила свой туалет; когда он зашел в ее комнату, Азхар безмятежно спала.       Бретонец поставил поднос на стол и растолкал свою госпожу. Та что-то промямлила в ответ, но с кровати не встала.  — Госпожа. Госпожа! Просыпайся. Кушать подано. Госпожа. Госпожа? — с трудом, но он все-таки растолкал ее.  — М… Марселан?..  — Да. Завтрак подан, моя госпожа.  — Завтрак?.. Сколько времени?!  — Девять утра, моя госпожа. — Он вежливо поклонился, а растрепанная Азхар вскочила с кровати.  — Почему ты меня не разбудил как положено?!  — Ты вчера ночью, будучи подвыпившей, отплясывала в таверне; мы вернулись часа в два, наверное. Раз такое дело, почему бы не дать поспать тебе подольше? — Марселан пожал плечами.  — Отец видел, что я сплю?  — Нет, — удивленно ответил бретонец.  — Ох. О-о-ох. Тогда ладно. Отец жутко не любит, когда я отклоняюсь от расписания.       «Девка, тебе девятнадцать лет, какое расписание?!» — устало подумал Марселан.  — Он не заходил и даже не спрашивал о тебе. Все хорошо.  — Х… Хорошо.       Она поднялась с постели, держась за голову; судя по всему, она все еще болела после вчерашнего вина, хоть Азхар выпила совсем немного. Редгардская госпожа села за стол и тупо уставилась в тарелку. Марселан усмехнулся и протянул ей небольшой пузырек.  — Выпей, голова пройдет.  — Что это?  — Слабенькое зелье лечения. От похмелья поможет.  — Хорошо. Спасибо…       Азхар взяла пузырек, откупорила и осушила его, после чего без какого-то особого аппетита принялась за завтрак. Марселан откланялся и покинул ее покои; ему нужна была Джамила.       Он нашел пожилую редгардку на первом этаже поместья, где она мыла полы. Она медленно орудовала шваброй, а рядом с ней стояло внушительных размеров ведро; вытащив откуда-то из недр своей души остатки благородства, Марселан подлетел к пожилой женщине и помог ей перетащить его в другую сторону.  — Вот спасибо, помог старухе, — улыбнулась она.  — Да не за что. — Бретонец с картинным равнодушием пожал плечами. — Поди, руки-то уже не такие сильные, как в молодости.  — Это верно, — горько вздохнула Джамила. — Я, когда пришла сюда работать, молодая была, седых волос еще даже не было. А сейчас, эх…  — Помилуй меня Ту’Вакка, это ж сколько ты тут работаешь?  — Двадцать семь лет, сынок, двадцать семь лет.  — Мать честная! Да это всего на три года меньше, чем я на свете живу, — улыбнулся он.  — Эх, да, долго я тут, много всякого видела. Видела, как господин богател, как женился, как с женой воевал; я же мертвой ее нашла, и наряд ей в последний путь подбирала. Ох, славная же была женщина…  — Ох, какая трагичная история… Я вижу по твоим глазам, что ты скучаешь по ней, Джамила.  — Что верно, то верно, — она горько вздохнула, не выпуская из рук швабру. — Но что же это я? Работать надо, а не лясы точить.  — Знаешь, Джамила… Я не настаиваю, но я буду очень рад, если ты вечерком зайдешь ко мне и расскажешь мне эту историю. Я полагаю, я тут надолго, и стоило бы знать, с кем я имею дело.  — Хорошо, сынок, хорошо, я зайду, — кивнула она, а Марселан, учтиво поклонившись ей, ушел.       Вечером, когда основные дела слуг были закончены, бретонец заварил чаю, подготовив две чашки, и стал ждать. Он надеялся, что старая редгардка не обманет и не забудет его, и она пришла; Джамила вежливо поздоровалась, и Марселан, по хаммерфелльской традиции, вручил ей чай и сладкую лепешку.  — О, спасибо, сынок, спасибо, — добродушно улыбнулась она.  — Я очень рад, что ты пришла. Ну, так рассказывай!  — Ох, не знаю даже, с чего начать.  — Я слышал, господин Гасан разбогател на торговле тканями.  — Шелками, сынок, шелками. И однажды он решил, что ему, как почтенному господину, нужна жена. Так сказать, для статуса.       Она перешла на шепот.  — В среде благородных, сынок, быть неженатым не принято, если ты немолод.  — Я понял, Джамила, я понял.  — Вот он и пошел свататься к семье ат-Павиа. Дочка-то их молодая была, строптивая, с характером! Боевая была. Боялся ее отец, что сместит она его, станет главной, вот и выдал ее замуж за кого-то со стороны.  — Жестоко.  — Эх, сынок, у благородных всегда так. Они только с виду красивые и хорошие, — вздохнула Джамила. — Славная девочка была. Гордая. Дочку свою настоящей редгардкой воспитывала — сильной, волевой, не сдающейся… Гасан в их дела не лез.  — Но ты же говорила, что они ругались?  — Да, но так не всегда было, — она вздохнула и снова перешла на шепот: — Госпожа Шарафа, да смилуется Ту’Вакка над ее душой, прогуливаясь в саду, услышала, что Гасан обсуждает свое возможное регентство с кем-то из советников короля. Она была честной, но очень прямолинейной женщиной, и в тот же день заявила ему, что никогда не даст добро на свадьбу Азхар против воли самой Азхар, и путь Гасан даже не смеет строить на нее планы.       «У-у, это было зря», — подумал Марселан.  — Так они и начали ссориться. Сначала господин пытался вразумить ее добром и лаской, потом, когда это не получилось, они стали ругаться. А потом госпожа умерла.  — От чего?  — С лестницы упала.       «Вот прямо взяла и упала?» — угрюмо подумал бретонец и по взгляду редгардки понял — она думала о том же самом.  — До чего же печальная история, — наигранно вздохнул он и сделал большой глоток чая.  — Ну, у истории намечается доброе завершение, — улыбнулась она. Марселан напрягся.  — Какое?  — Я старая, но не слепая. Неужели ты думал, что я не видела, как ты госпожу нашу из окна вытащил?       Марселан напрягся.  — Да что ж ты так смотришь на меня? — она посмеялась. — И про взятку управляющему я тоже знаю. Да все, мне кажется, знают.  — И? Что ты будешь делать?  — А что мне делать? Работать. Полы мыть, пыль убирать.  — Не увиливай от ответа. Ты знаешь, о чем я.  — Я не расскажу Гасану ваш секрет. Да и никто не расскажет. Скажу честно… Я рада, что ты здесь. Нам… Не хватило смелости выступить против него, хотя это давно было нашим желанием. От него зависит наша жизнь. Но раз уж мы не смогли защитить госпожу Шарафу, не смогли защитить Азхар, значит, не будем мешать это делать тебе… И твоему другу.       Марселан молчал. Джамила сделала щедрый глоток чая.  — В следующий раз, если госпожа решит погулять в городе, можешь просто вывести ее через кухню. Только Агалира предупреди, чтобы он охранников разогнал.  — Х-хорошо.  — А теперь отдыхай. Время позднее, а тебе завтра работать.  — Я попробую, — улыбнулся он, и Джамила, поставив чашку, ушла.       Подумав, Марселан быстро написал записку Химере, после чего стал ждать Винсента; тот явился, когда луны миновали свой зенит, как обычно, через окно.       Они обнялись, и бретонец передал своему другу записку.  — Чего расскажешь? — спросил Винсент.  — Во-первых, половина поместья знает, что мы вывели Азхар в город ночью. Во-вторых, они нас не сдадут.  — Опа.  — Ага. А еще я поспрашивал об этой Шарафе. В общем, судя по рассказам, знойная была женщина, которая была убита из-за отказа выдать дочь замуж за кого-то, кто этой самой дочери не понравится. Она сама была так выпровожена из дома.  — Забавно. Значит, наш Гасан хочет стать регентом?  — Причем давно. Как минимум лет десять.  — Хорошо, я передам это Химере. Пока ты здесь — найди что-нибудь, что в поместье можно обчистить.  — Ладно. Ты, кстати, кофе пробовал?  — Пробовал. Странно, но вкусно.  — А я о чем. Возьми еще.  — Возьму.       Они обнялись на прощание, и Винсент исчез из поместья, а Марселан, проводив его взглядом, лег спать.