Королева отверженных

      На следующий день, когда Марселан пришел будить ее, дабы госпожа смогла начать свой утренний туалет, он обнаружил ее неподвижно сидящей на своей кровати, обнимающей колени и смотрящей в пустоту. Осторожно юркнув в ее покои и закрыв за собой дверь, бретонец подошел к ней.  — Госпожа, что случилось?  — Я прочитала письма. Все.  — И?.. Они расстроили тебя?  — Изрядно. Мне… Мне хотелось верить, что моя мать — это добрый дух, что по воле злого случая оставил меня, что она любила меня, но в письмах… Она обращается к Диршану ат-Павиа, своему брату, как я поняла, не дать моему отцу стать регентом, потому что «купец не может править воинами».       Ее губы дрогнули. «С Гасаном она ругалась немного не так, — подумал Марселан, вспоминая слова Джамилы. — Шарафа лгала. Но уже сложно сказать, кому».  — Ни слова обо мне. Ни от нее, ни от Диршана. И для нее я была лишь наследницей. Ресурсом.  — Ну… Она могла просто не признаваться, что любит тебя, в письмах брату. Ее же саму выдали замуж, чтоб не мешалась. Вряд ли после такого она стала бы откровенничать.  — Но у меня в руках ее дневник. И ее последнее письмо. Письмо ко мне… Она писала, что сожалеет, что не может воспитать из меня настоящую редгардку. Своевольную, свободолюбивую, гордую наследницу Предшественников, и достаточно умную, чтобы однажды стать советницей. Что не хотела меня. Как и не хотела замуж.       Марселан вздохнул и сел на край ее кровати.  — Увы, Азхар, люди не всегда любят своих детей, и у каждого свои причины. Твои родители произвели тебя на свет, поскольку одному несолидно быть неженатым, а второй… А со второй дела еще печальнее. Да, у них на тебя были далеко идущие планы, не включающие в себя твое мнение. Ты удивишься, но встречается это часто. Гораздо чаще, чем ты думаешь. И не только у благородных.  — Хочешь сказать, твои родители тоже родили тебя, потому что надо?  — Меня родили, потому что так получилось, — улыбнулся Марселан. — Я вырос в бедном квартале Даггерфолла, где и научился воровать. Моя мать работала прачкой, отец — конюхом. Кормить нас, меня и братьев, им было тяжело, поэтому большую часть жизни я был сам по себе.  — А Винсент?  — У Винсента примерно та же история, только родился он на ферме за городскими стенами Даггерфолла. Та его шутка про свиней… Да, его семья их и разводила. Сначала он, как и все дети фермеров, просто работал пастухом с младых ногтей, а потом, уже в более сознательном возрасте, его потянуло в город. Там я научил его воровать, а он меня научил притворяться и отыгрывать роли. Как видишь, каждый из нас немного превзошел своего учителя. Так долго работать личным слугой и не спалиться Винсент бы не смог.       Она замолчала, и слезы катились из ее глаз.  — Ну же, девочка. Какая разница, кто тебя родил? Благородные господа из Хаммерфелла или прачка из Даггерфолла — не важно. Сейчас я — Марселан Ладро, не побоюсь этого слова, мастер-вор. А ты — Азхар, которая готова свалить из этого даэдрова поместья. Осталось лишь снять деньги со счета и вуаля! Вся жизнь — в твоих руках. Гасан, пусть и стал Венценосцем, не имеет рода за своей спиной, а значит, претендовать на то, что оставила тебе мать, он не имеет права.  — Я знаю… — она протянула ему руку, на которой Марселан заметил именное кольцо-печатку. — Она сделала это для меня перед смертью. Теперь я — Азхар ат-Павиа. Свое кольцо она тоже оставила.  — Хм… Жанду обещала выяснить, что нужно, чтобы получить твои законные деньги так, чтобы на них не претендовали твои родичи из семьи матери.  — А они могут?  — Теоретически — могут. Практически — не знаю, я в банковском деле не понимаю ничего.  — Это вопрос не для банка.  — В юриспруденции я понимаю еще меньше.       Они замолчали.  — Что теперь делать… — Азхар тихонько заплакала.  — Ну, для начала — хорошенько проплакаться. А потом забрать свои денежки и свалить в закат. Где бы ты хотела побывать?  — Ты спрашиваешь у человека, который впервые за десять лет вырвался куда-то без сопровождения отца, где он хочет побывать?  — Ну, вдруг? Может, ты мечтала побывать в э-э… Эльсвейре? Валенвуде? И там, и там, говорят, красиво. До Валенвуда из Сентинеля вообще добраться не проблема. Надо будет только Сиродил как-то обогнуть, но Золотой Берег — регион узкий, и охраны на границе там немного.       Она улыбнулась.  — К тому же, у тебя есть Жанду. Это, конечно, сомнительное утешение, но насколько я могу знать эту женщину — она Сентинель кровью зальет, если тебя кто-то обидит.  — Это-то меня и пугает, — Азхар вздохнула. — Она — даэдра.  — И что? Знаешь, судя по шоку Винсента вчера, если бы она не сняла капюшон, он бы никогда не подумал, кто она. Так что человеком притворяться она научилась, пусть и с оговорками…       Он встал с ее кровати.  — В общем, не расстраивайся раньше времени, не грусти из-за родителей и жди. Жанду узнает, что там в банке, и рванешь куда захочешь из этого злосчастного города.  — Спасибо. Я попробую. И… Отведи меня сегодня к ней. Хорошо?  — Хорошо.       А тем временем надушенный, переодетый, напомаженный Винсент прошел в банк как служащий по поддельному удостоверению. Будучи здесь уже не в первый раз, он точно знал, куда идти, с кем говорить, а кому на глаза не показываться; он уверенно, словно ходит тут каждый день, подошел к полкам со счетными книгами, и нашел фамилию «ат-Павиа».       Взяв толстенный талмуд в руки, он положил его на стол, открыл и деловито стал просматривать имена и пометки. Юсуф, Ашеран, Дигра, Диршан… Никого из этих людей Винсент не знал, да они его и не интересовали, но в самом конце списка значились два слова, которые заставили бретонца едва заметно хищно улыбнуться.       Шарафа и Азхар ат-Павиа.       В счетных книгах содержалась информация обо всем. И о сумме на счету, и об арендованных ячейках, если таковые были, и о способе получения доступа к ним. Шарафа за неделю до своей смерти вложила внушительную сумму в банк, указав, что получить ее может только она или ее дочь, предъявив ее письма (образцы почерка содержались в прикрепленных бумагах) и кольцо-печатку. Для Азхар все было еще проще — только кольцо. Ее личное.       Рисунок обоих перстней крупным планом так же был приложен ко всей перечисленной информации. Винсент уже собирался перевернуть страницу, дабы узнать, сколько денег положено Азхар, но мимо прошел какой-то банковский рабочий:  — О, а ты чего это тут делаешь?  — Выписку делаю, а что?  — Для кого?  — Азхар ат-Павиа.  — Надо же, они забыли, что у них в банке лежит?       Винсент только хмыкнул, взял бумагу и начал просто переписывать информацию из счетной книги. Он не имел ни малейшего понятия, как делаются банковские выписки.  — Печать только не забудь поставить, — бросил ему работник.  — А где она?  — Да вот стоит, — мужчина кивнул на стойку в углу, и там действительно стояла печать в золотой оправе. «Отлично! Напечатаю куда-нибудь, наделаем копий с образца и сможем подтверждать себе любые операции в обход банка», — удовлетворенно подумал Винсент, продолжая переписывать всю информацию из счетной книги.       Когда с ней было покончено, бретонец закинул этот тяжелый талмуд обратно на свое место, а после подошел к стойке, где печатей оказалось несколько; не растерявшись, Винсент поставил каждую на отдельный листок бумаги, засунул все это себе за пазуху и ушел на второй этаж здания, оттуда — на крышу, где его ждал заранее подготовленный мешок с одеждой.       Он юркнул за ящики, наваленные кучей (кто их вообще там оставил?) снова переоделся в пьяницу, засунул все бумаги в настрадавшийся рюкзак и осмотрелся. Банк стоял на крупной, оживленной улице, однако все сентинельские проспекты строились по одному принципу: красивый фасад и даэдра-знает-что сзади. В частности, у банка на задворках стояли импровизированные стойла из двух столбов и натянутой ткани для верблюдов, на которых приезжали работники из отдаленных районов города. Не придумав ничего лучше, бретонец осторожно сполз на ткань и постарался как можно быстрее спрыгнуть на землю, слушая, как полотно затрещало под его весом.       Его явно очень давно не меняли.       Оказавшись на земле, бретонец привычно притворился подвыпившим, и заплетающейся походкой побрел по задворкам в порт. И снова, когда воздух запах соленым, а дорога пошла вниз, он расслабился, выпрямился и направился прямиком на «Благословение Кенарти», где показал Жанду найденные бумаги.       Та читала их и задумчиво кивала, а увидев, что Винсент сделал образцы всех печатей банка, улыбнулась.  — Значит, на счету Шарафы полтора миллиона золотых, на счету Азхар — три с половиной. Интересный разброс, — задумчиво протянула Жанду металлическим голосом. — Интересно, почему так.  — Обрати внимание на даты. Счет на Азхар был открыт раньше, чем личный счет Шарафы. Полагаю, что для Азхар она намеренно откладывала деньги, а на свой счет записала то, что умыкнула у мужа.  — Да, похоже на правду… Марселан упоминал, что Гасан через суд пытался получить доступ к счету Шарафы, но у него ничего не вышло. Ты сможешь узнать, что там было и почему?  — Суд… — Винсент цокнул языком. — Боюсь, тебе нужен не я, а Ра’Кемир. Каджит, может, и не в курсе, чем все дело кончилось, но знает того, что может покопаться в бумагах вместо нас.       Жанду поморщилсь.  — Не слишком мне хочется снова идти к этому коту.  — Но в суд я не проберусь, сразу говорю, — Винсент вздохнул. — Ты помнишь, кто у нас капитан стражи?  — Помню. Лланел Гилво.  — Абсолютно неподкупный, несговорчивый и не идущий на уступки Лланел Гилво. Уж если данмер стал капитаном стражи в Сентинеле, значит, к нему действительно не придраться… И он по долгу службы в суде бывает часто.  — Боишься, что он тебя поймает?  — Да. Потому что тогда он, точно охотничья псина, пойдет по следу и найдет всех нас. И тебя, и Марселана, и Азхар тоже достанется, хоть она пока ничего противозаконного не сделала.       Жанду кивнула.  — Да, ты прав. Хорошо, я схожу к Ра’Кемиру.  — Мне пока будут какие-нибудь поручения?  — Хм… От Дж’Хары до сих пор никаких вестей. Проверь, не случилось ли с ней чего.  — Хорошо.       И они разошлись каждый по своим делам: Винсент направился в свою каюту, где переоделся в простого портового рабочего, а Жанду вновь надела свой плащ с капюшоном, написала на бумаге запрос для Ра’Кемира, и степенным шагом, пародируя альтмерку, поплыла в уже знакомую пещеру.       Каджит сидел на том же месте, что и обычно, и, едва завидев знакомую фигуру, самодовольно улыбнулся.  — А-а, славный капитан почтил Ра’Кемира своим визитом, — осклабился он. — Что же Химере нужно сегодня?       Жанду села за стол напротив него и протянула записку. Тот взял ее в лапы, прочитал и задумчиво погладил свои усы.  — Интересно, интересно. Значит, Химеру интересует судебная тяжба Гасана с родом ат-Павиа?       Жанду молча кивнула.  — А готов ли капитан заплатить за эти сведения?       На стол упал кошель с золотом. Каджит взял его в руки, взвесил и удовлетворенно кивнул.  — Что ж… Ра’Кемир не знает, какие были претензии у Гасана. В тайны хаммерфельского суда проникнуть сложно… Но можно. Пусть Химера пошлет своего человека в королевские архивы. Он должен будет найти Ригурта Седого. Норд подрался с кем-то из рода ра-Калагар, за что был наказан служением короне в архивах. Ригурт ненавидит свою работу, ненавидит Хаммерфелл, Сентинель и короля в частности, так с удовольствием проведет человека Химеры туда, куда нужно… Он расскажет все, все покажет, а за обещание перевести его в какое-нибудь более подходящее нордскому брюху место отдаст все нажитое.       Химера кивнула.  — Кстати, у Ра’Кемира теперь новое правило, — хитро осклабился каджит, и Жанду напряглась. — Каждая третья его услуга оплачивается не золотом, а информацией. Иначе бедный Ра’Кемир потеряется в этом мире и не сможет работать! Пусть Химера помнит об этом.       Жанду усмехнулась, подумав про себя, что за свою информацию она тоже будет требовать деньги, согласно кивнула и ушла. Значит, Ригурт Седой в королевских архивах. Ну да, где же еще быть документам суда, состоявшегося как минимум десять лет назад?       А тем временем Винсент, переодетый в вольного моряка, праздно шатался по порту, поглядывая по сторонам. Он знал, где обычно крутятся заказы на незаконные перевозки — это либо южные склады, либо окрестности Королевской Транспортной Компании, где для расстроенных торговцев даже поставили скамью, на которую они могут сесть и поплакать над отказом в перевозке, либо в таверне «Печаль Морвы» — той самой, в которой танцевала Азхар. Он степенно по очереди заглянул в каждое из мест, но Дж’Хары нигде не было, а в таверне вместо каджитки он нашел стражников и невероятно недовольного трактирщика. «Печаль Морвы» была самым приличным заведением в порту, здесь иногда отдыхали патрулирующие улицы служители закона, но в этот раз, видимо, что-то пошло не так.       Винсент сел за стойку и пристально посмотрел хозяину таверны в глаза, после чего бросил взгляд вбок, на сидящих стражников. Трактирщик вопрос понял.  — Пива, — вслух сказал бретонец.  — Сейчас сделаем, — с будничной интонацией ответил ему редгард.       Он щедро налил пенный напиток в кружку и поставил ее перед гостем, тот же в ответ кинул на стойку пару золотых за нее. Бард в углу, как и положено, играл на цитре и пел, и, понадеявшись, что его голос не даст стражникам ничего услышать, Винсент шепнул:  — Кого словили?  — Каджитка. Шкура пятнистая, ухо подрано, грива рыжая, — быстро ответил трактирщик. Бретонец сделал щедрый глоток из кружки и кивнул редгарду:  — Дружище, пиво у тебя всегда было отменным.  — Ох, спасибо на добром слове! — улыбнулся он и с той же улыбкой, стараясь не смотреть на стражу, продолжил шептать: — Лланел Гилво решил, что она… торгует собой. Вся таверна не смогла его в этом разубедить. Ее держат в тюрьме до выяснения обстоятельств.  — Лланел?.. Лланел Гилво?! Проклятье. — Винсент снова сделал щедрый глоток. — Поэтому у тебя эти теперь сидят?  — Ага. Думают, что у меня тут бордель под прикрытием. Я уже им все показал, все комнаты, все подвалы, все равно сидят.       С тяжелым сердцем Винсент хлебнул еще пива. Дж’Хара была молода и красива, и, чего греха таить, любила легкие, открытые платья, к которым привыкла в Эльсвейре. Более строгое общество Хамерфелла ее любовь к подобным одеяниям не оценило, но еще никто ни разу не называл ее проституткой. В целом, каджиты в Сентинеле могли творить любую чушь, пользуясь тем, что средний редгард ничего не знает об Эльсвейре, и оправдывать это тем, что в стране альфиков и лунного сахара так принято, но тут что-то пошло не так. Лланел Гилво, каким-то чудом оказавшийся в порту, решил, что в Хаммерфелле так одеваются исключительно проститутки, а значит, и Дж’Хара входит в их число.       А проституцию редгарды презирали, она была запрещена.  — Спасибо за пиво, бывай, — бросил Винсент и вернул кружку обратно хозяину. Тот кивнул и принялся ее мыть.       Степенной походкой только сошедшего с корабля моряка бретонец направился к «Благословению Кенарти», зашел в каюту капитана и стал ждать. Жанду, едва зайдя внутрь, скинула плащ, села за свой стол и посмотрела на Винсента, ожидая, что тот скажет. По спине того побежали легкие мурашки — скорее не от страха именно перед капитаном, а от непонимания, от невозможности прочитать выражение желтых даэдрических глаз.  — Где Дж’Хара? — спросила Жанду.  — Ее поймали. Лланел Гилво спустился в порт, зашел в таверну, увидел ее, решил, что она проститутка, и арестовал ее.       Капитан прикусила губу.  — Гнарлы дери этого данмера! Неужели мне придется опять тащиться к Ра’Кемиру?!.. — она откинулась на спинку своего стула, запрокинув голову. — Хорошо. У меня немного получше дела. В королевских архивах работает норд, Ригурд Седой, который так ненавидит свою работу, что за дополнительную плату найдет что угодно. А за возможность сбежать из Сентинеля готов заплатить очень дорого.  — Сомневаюсь, что у работника архивов много денег, — Винсент прицокнул языком. — Но я найду его.  — Найди. А я вновь поговорю с каджитом. Дж’Хару надо выручать.  — Определенно. И кстати, я думаю, сегодня вечером к тебе будут гости.  — Я тоже думаю об этом, Винсент.