Королева отверженных

      Ночью в дверь капитана постучали, и Азхар посетила Жанду, сопровождаемая Марселаном. Даэдра жестом повелела бретонцу выйти, и тот повиновался, а сама сложила руки на столе, облокотившись на него.       Юная редгардка, переодетая в обычную горожанку, мялась на входе.  — Ты хотела видеть меня, — начала Жанду, и ее металлический голос непривычно резал девушке уши. — Так бери стул и присаживайся.  — Я… Да… — она повиновалась и села перед капитаном, нервно теребя подол своего платья и глядя в сторону.  — Что привело тебя?  — Я… Я просто хотела поблагодарить. Ты… дала мне надежду.       Жанду улыбнулась.  — Я рада, что у меня получилось это сделать, но совсем необязательно было приходить лично, чтобы сказать это. Ты подвергаешь себя большому риску, покидая поместье.  — Я знаю. Я… Я хочу больше знать о мире, в котором живу.       Даэдра откинулась на спинку стула, и трепет нежной души Азхар, который она чувствовала, заставлял трепетать и ее.  — Воры, контрабандисты… оказались ко мне добрее, чем мои собственные родители. Мой отец… скорее всего убил мою мать, чтобы та не мешала ему стать регентом. Я… Я хочу знать, почему хорошие люди становятся против закона.  — Законы не совершенны изначально. — Жанду пожала плечами. — В Сентинель, например, запрещен ввоз корня багрянницы и любых растворов, приготовленных на их основе, просто потому, что… Не знаю, почему, честно, но если ты пойдешь лечиться от атаксии, именно его тебе и пропишут.  — Но… Как? Почему?  — Не знаю, говорю же. Запрещен и все. Возможно, потому что багрянницу собирают в Коловии, а та — часть Империи, которая во время Великой Войны бросила Хаммерфелл разбираться со своими проблемами самостоятельно. А еще запрещен ввоз даэдрических реликвий, из-за чего страдают историки и маги, предметов из Чернотопья в память о Кнахатенском Гриппе, в общем, список большой. И на этот список есть покупатели.  — Ты так говоришь, словно закон только мешает…  — Конечно, нет. Среди контрабандистов полно торговцев скумой, например. Однако несовершенство законов и их предвзятость ставит тех, кто возит сушеную багрянницу, в один ряд с теми, кто возит лунный сахар. Для стражи и те, и те — преступники, и наказание будет одинаковым.  — Люди воруют… по этому же?  — Ну, тут у каждого своя причина. Кто-то, как Винсент, просто обижен на мир, и пытается ему навредить таким способом. Для кого-то, как для Марселана, это искусство. Кто-то делает это от азарта, кто-то — потому что жизнь заставила. Это никак не оправдывает их действия, но объясняет, как так вышло.       Азхар задумчиво смотрела в стол. Жанду, бывшая боевая единица в армии Шеогората, легко постукивала пальцем по столешнице. Для нее стенания Азхар о несовершенстве мира были далеки, и все же беспощадное чувство, жестокая привязанность именно к этому человеку заставляли ее хотя бы попытаться пойти навстречу.       В Нью-Шеоте она бы просто назвала смертного размазней и ушла.  — Прости, я не очень сильна в словах утешения, но…  — Не нужно утешений. Я в порядке. — Азхар улыбнулась, и глаза ее засияли. — Я знаю, что хочу сделать со своими деньгами. Ты… поможешь мне?  — И что же ты собираешься делать?  — Я хочу… компенсировать это несовершенство. Я хочу увидеть мир таким, какой он есть, без позолоты и краски. Хочу окунуться в эту грязь и очистить ее.  — Дитя, это сложно, — обеспокоенно бросила Жанду.  — Я знаю. Так ты… Ты со мной?       Она впервые за весь разговор посмотрела в даэдрически-желтые глаза аурил и протянула ей руку. Не зная, что и делать, Жанду замерла.  — Тебя убьют. Для стражи ты станешь королевой преступников, и первым на тебя ополчится твой род.  — Я подумала… Мой род вел себя отвратительно. Будет здорово, если я ему отомщу.  — Семья ат-Павиа поступила так, как поступила бы любая другая знатная семья. Не только Хаммерфелла.  — Разве это делает их поступок лучше?  — Нет.  — Вы — потерпевшие. Пострадавшие от тех законов, которые придумали они, основываясь… Не знаю, на чем.  — Дитя, ты не понимаешь, что делаешь…  — Я понимаю. Я хочу быть кем-то большим, чем сидящая взаперти редгардская девчонка. Которая десять лет не выходила из дома без контроля отца. Вы спасли меня, и я хочу вам отплатить.       Жанду опустила взгляд.  — При одном условии. Ты не будешь делать это одна. Я должна знать все, что ты решишь.  — Ты решила контролировать меня, как мой отец?  — Нет, я решила защитить тебя. Я не собираюсь лезть в политику, это не моя сфера. Я — воин, и буду им до конца.  — С… Спасибо. Когда-нибудь я смогу отплатить за твою доброту.       Даэдра коротко улыбнулась. Тот человек, которым она любовалась, чьи портреты постоянно рисовала… Вот он, рядом. И она, словно утратив тысячелетия жизни, словно куда-то делась ее даэдрическая душа, не может ничего толком сказать. Чего-то искреннего, от сердца.       Ее учили махать мечом, но никак не развивать отношения.       Воцарилось молчание.  — Знаешь, я все думала о том, что ты мне сказала… тогда… — Азхар зажмурилась, чувствуя себя очень неловко. — Мне никогда не говорили, что любят меня.       Жанду улыбнулась.  — Зря, — бросила она единственное, что смогла из себя выдавить.  — Я… — Азхар прикусила губу и напряглась. — Можно, я тебя обниму?  — Можно, — ответила Жанду, испытывая странную смесь волнения, восторга и счастья.       Тем временем Винсент и Марселан сидели на палубе, и темноволосый бретонец пересказывал своему другу все, что ему удалось узнать о Дж’Харе.  — Значит, этот капитан все-таки до нас добрался.  — Именно, — кивнул Винсент.  — Я сильно сомневаюсь, что речь идет именно о проституции. Скорее всего, этот данмерский хлыщ пронюхал, что эта каджитка собирает заказы на перевозки, и будет пытаться из нее выбить признание в этом.  — Что вообще он забыл в порту? Он же начальник стражи, его территория — центр города.  — Да кто ж его знает? — Марселан скрестил руки на груди. — Надо как-то пробраться в тюрьму. Вытащить Дж’Хару и спрятать на время.  — Куда? В ящик посадить и отправить в Даггерфолл в качестве груза? — Винсент бросил на своего друга красноречивый взгляд.  — Лучше в Вэйрест, там веселее, — окрысился Марселан. — Ей все равно придется залечь на дно. Я не думаю, что после общения с Лланелом она захочет вообще с нами работать.       Они замолчали.  — Интересно, о чем они там разговаривают, — протянул Марселан.  — Тебе-то какое дело?  — Да так, любопытно.  — Нас это не касается. Пусть делают, что хотят.  — Вообще, это забавно. Чую, в нашей жизни грядут изменения, причем основной причиной этих изменений будет именно Азхар. — Марселан улыбнулся. — Вот как пить дать, они что-то задумали.  — Ну и пусть думают. Чего загадывать наперед?  — Какой же ты… безынициативный!  — А ты — любитель лезть не в свое дело.  — Ну да, ну да, грешен, тут ничего не поделать. — Марселан картинно закатил глаза. — Возможно, если бы не мой язык, этой истории бы не было.  — Ты про тот язык, которым ты капитану жопу лизал, лишь бы тебя из Даггерфолла вывезли? О да, тут ты прав как никогда, — холодно бросил Винсент, и лишь каверзный взгляд, брошенный на друга, показал, что это была всего лишь шутка.  — Если бы я не знал тебя с детства, дружище, я бы тебе сейчас зарядил кулаком в нос, — усмехнулся Марселан. — Когда-нибудь я это сделаю.  — Скорее Ра’Кемир на коленях прибежит тебе ботинки облизывать, чем ты полезешь в драку.  — Да пошел ты.