Дневники Ричарда Горика

Дик быстро понял, что ванную ему приготовили не по доброте душевной, расслабиться после ужасной дороги в повозке, а ради того самого преображения. Пока Дик мылся, Хуан достал из багажа маленькую разборную жаровню, поставил её, набрал из камина углей, вскипятил воду в одном из маленьких тазиков, что им принесли, и всыпал в неё какой-то порошок — пахнуло терпкими травами и чем-то ещё, неприятно, но не сильно. Этим раствором они промыли волосы Дика, неторопливо и тщательно, а потом его позвал к себе Серхио. В одной руке у него была маленькая стеклянная баночка, как для ароматических масел, в другой — кисточка, и на Дика он смотрел слишком уж хищно. — Что это? — настороженно спросил Дик. — Синяки господина Виржиля Бертрана, подвергшегося нападению разбойников, — ответил за Серхио Хуан; Серхио добавил с преувеличенным вздохом: — Не настоящих же вам наставить! Хотя бы с этим Ричард был согласен. Серхио рисовал на нём с видимым удовольствием; пометил левую ключицу и плечо, спустился к рёбрам, посадил по синяку на поясницу и правое запястье, оглядел критически свою работу, приказал: — Теперь глаза закройте, сударь Виржиль. Хвала Создателю, Дик почти сразу сообразил, что обращаются к нему, послушался, с тоской думая о том, что своё имя придётся забыть, и, скорее всего, на целое лето. Виржиль Бертран, про себя повторил он. Гогенлоэ-ур-Адлерберг, надо же, родственник графу Васспарду, усмехнулся Дик одними губами. Кисть, смоченная в чём-то густом, похожем одновременно на краски и на глину, касалась его скулы, глаза — и верхнего, и нижнего века — челюсти, пока Серхио наконец не решил, что следов избиения достаточно. Промокнул смесь тканью, хмыкнул удовлетворённо, разрешил открыть глаза. — Раствор раздражает кожу, до утра опухнет и будет слегка болеть. Так надо, для убедительности, — спокойно сказал Хуан. — Синяки сойдут быстрее, чем настоящие, но это не страшно, уже через неделю все наши попутчики наверняка сменятся шестнадцать раз. Ваша новая одежда, дор. Скоро принесут ужин, нужно поторопиться. Ричард поморщился, покачал головой: — Я не голоден. Просто устал. Хуан посмотрел на него внимательно, но, видимо, решил не настаивать. — Мы в соседних комнатах, дор. Не выходите завтра, пока Серхио или я не постучим. Дик кивнул: в ближайшие десять часов он планировал вообще никуда не выходить, после долгой поездки, а потом тёплой ванной ему хотелось только спать. Серхио крикнул слуг, и те слили воду, унесли тазы, бадью, ширму, подбросили дров в камин; эта суета казалась Ричарду бесконечной, но он всё равно не заметил, когда успел остаться один. Запер дверь, прикрыл ставни, мельком подумав о том, что не помнит, когда исчез настоящий-ненастоящий Виржиль Бертран, задул свечу на прикроватной тумбе. Забрался в постель, коснулся ладонью кольца на цепочке, уже засыпая, подумал с детским упрямством — он всё равно Ричард Окделл. И неважно, что сейчас его потерял весь Талиг. *** На Ричарда Окделла, если честно, он был не похож. Вчера Дик слишком устал, чтобы задуматься о том, как он будет выглядеть после всех манипуляций кэналлийцев, но этим утром он удивлённо разглядывал себя в зеркало, встроенное в крышку дорожного сундука.Волосы его стали совсем светлыми — не как у Арно или близнецов, но близко к тому; от этого — и ещё от ужасных синяков, Создатель, если бы Дик не знал, что они нарисованы, он почувствовал бы жалость к самому себе — кожа казалась ещё бледнее. Да, пожалуй, после отравления он слишком много времени провёл в четырёх стенах, не имея ни малейшего желания выходить на воздух. Его новая одежда была из менее качественной, но всё же добротной ткани — обычный колет, серый с тёмно-зелёными отворотами, серые штаны, ничем не примечательные дорожные сапоги, серая шляпа с тёмно-зелёным пером. Дик заметил что в отражении даже глаза его стали выглядеть темней, какого-то неопределённого цвета. Хуан выдал ему пару кинжалов на пояс: один длинный, вместо шпаги, о которой Дику пока придётся забыть, и второй короткий, привычный, с таким он упражнялся на тренировках. Герцогская цепь, фамильный перстень, шпага, которую ему подарил Эмиль, — всё это пришлось оставить в особняке на улице Мимоз. Кольцо Ричарда Горика Дик носил под одеждой, и в любом случае отдавать не собирался — никому, кроме Рокэ — но Хуан и не упомянул о нём, хотя не мог не увидеть. — Господин Виржиль Бертран, — представился Ричард отражению; отражение в новое имя не очень верило, но Дик не отчаивался. — Сударь Виржиль. Сударь Виржиль, мечтающий стать гвардейцем. Сударь Виржиль, влюблённый в Аньес с Белой улицы. Сударь Виржиль, через шестнадцатую кровь кузен графа Васспарда. Они с Валентином, впрочем, и так были дальними кузенами — и с Арно; в Талиге, как говорил дядюшка Эйвон, все всем родственники. Хуан постучался и вошёл, оглядел Ричарда и кивнул одобрительно: — Очень хорошо, дор. Только вы бы шляпу носили пореже. Пусть волосы на солнце выгорают, так, когда будут отрастать, разницу никто и не заметит. Дик кивнул; он думал прятать за шляпой лицо, но из-за этих синяков его всё равно бы никто не узнал — да и некому было, если честно. Но раз Ворон решил прятать его со всеми предосторожностями, он возражать не будет. — Запомните, дор, разбойников ваших мы так и не поймали; лошадь дадим свою, одну из переменных, а Серхио вы наймёте, чтобы он защищал вас по дороге — мало ли ещё что случится. — У меня же денег нет, — растерянно произнёс Дик, и Хуан ответил, как будто сдерживая улыбку: — Вы сговорились, что Серхио доведёт вас до крыльца дядиной гостиницы, а дядя заплатит. Ах, точно, он же едет к дяде! — Я постараюсь не забыть, — заверил его Дик. Не забывать очень помогал Серхио. Он явно воспринял свою роль охранника всерьёз, потому что в пути проводил рядом с «Виржилем Бертраном» больше времени, чем с остальными кэналлийцами. Сначала попутчиков у них было много — кто-то уезжал на лето в деревню, кто-то — по торговым делам в крупные южные города, кто-то, как и он, стремился к порту. Который, кстати, назывался Валро — Дик услышал это от Серхио и постарался запомнить. Серхио вообще много говорил, не как остальные кэналлийцы, выбалтывая всю их ненастоящую историю — что Серхио подался в вольные наёмники и решил часть пути из Олларии проехать со старыми знакомыми, и тут же удачно подвернулась работа, что в Валро его ждут неплохие деньги и множество возможностей для предприимчивого человека, что несчастный сударь Виржиль неразговорчив и хмур, но это пройдёт, как только он получит своё первое письмо от прелестной Аньес… Дик привыкал к новому имени, новой внешности, новой жизни — они ночевали в тавернах, ехали не спеша, глотая сухую пыль, под жарким южным солнцем, и Дик всё равно прятался под шляпой в самый солнцепёк, выгорят волосы, никуда не денутся, а свалиться с лошади от теплового удара ему не хотелось. Силы медленно восстанавливались — он уже не хотел постоянно спать, зато хотел есть, и вечерние тренировки с кинжалом не выматывали его, а разжигали в крови давний азарт, воскрешали любовь к фехтованию. Он скучал по шпаге, ловил себя на том, что придерживает несуществующий эфес, поднимаясь с трактирной скамьи, и старался отучиться от этого. Попутчики, действительно, очень быстро сменялись — отставали, обгоняли их, съезжали с главного тракта, переправлялись паромом на другой берег Данара, — и никого больше не удивляло путешествие молодого молчаливого господина и его охранника к южным границам Талига. Они проезжали мимо бесконечных виноградников Эпинэ, мимо пшеничных и льняных полей — сейчас ещё нежно-зелёных, ластящихся под прикосновениями горячего ветра. Эпинэ была шумной, сухой, красивой — от неё кружило голову, Дик смотрел, как пляшут вечерами в тавернах девушки в алых шалях и с бронзовыми серьгами в ушах, как смеются, сверкая карими глазами из-под длинных ресниц, и пытался представить, каково это — вырасти в неистовой, упрямой Эпинэ. Робер, наверное, очень скучал по своей земле. Как-то он спросил у Серхио, похожа ли Эпинэ на Кэналлоа, и Серхио, поглядев на него, ответил — как море похоже на океан; Дик не видел в своей жизни ни моря, ни океана, но, наверное, понял, что он имел в виду. С остальными кэналлийцами они расстались ближе к концу пути — отряд Хуана заворачивал на запад к своему полуострову, а Дик и Серхио продолжали двигаться вдоль Данара на юго-запад, к устью, к Валро. Дик жалел, что не находит слов — не знает, как попрощаться с Хуаном, что ему сказать — он по-прежнему знал о домоправителе герцога Алвы не больше, чем прошлой весной, но теперь, не сомневаясь, доверил бы ему свою жизнь. Да что там, он уже доверил. Хуан что-то выговаривал Серхио по-кэналлийски, Дик разобрал только «соберано», Серхио слушал молча, хмыкал, улыбался ярко, кивал; Серхио, наверное, и эр Рокэ был бы нипочём. Наконец непонятные наставления закончились, и Серхио завернул коня к основному тракту, махнул Дику рукой — жду, мол, тебя, чего время терять. Дик подъехал к Хуану, думая, как сказать то, что нужно, и остаться Виржилем Бертраном. — Я… я благодарен вам за помощь, — выдавил он, стараясь не глядеть на Хуана слишком отчаянно. Он был благодарен — за Октавианскую ночь, за тренировки, за то, что был вместе с Рокэ, когда Дика отпаивали противоядием, даже за отрезвляющий окрик сквозь дверь библиотеки. — Пустое, дор, — тихо ответил Хуан, и это «дор», пожалуй, было самым искренним, что они оба могли себе сейчас позволить. — Не давайте Серхио обыгрывать себя, он жульничает. Ричард усмехнулся, искренне и вымученно одновременно; он не понимал, почему так случилось: его эр в Фельпе, на войне, — или уже совсем скоро будет там, — Хуан уезжает в Кэналлоа, а сам он, под чужой личиной, с чужим горем — в Валро, жить у несуществующего дядюшки, ждать писем от несуществующей возлюбленной. Ждать, когда Рокэ позовёт его — как будто всем им есть, что скрывать, как будто все они совершали что-то постыдное, хотя всё было совсем иначе. — Постараюсь оправдать ваше доверие, — хрипло выдавил он, не дожидаясь ответа, развернул лошадь, склонил голову, пряча словно намертво приклеенную кривую улыбку. Их никто не окликал, не останавливал — кэналлийский отряд неторопливо двинулся своей дорогой, и они с Серхио остались вдвоём. — Ну что, молодой господин, — Серхио, по своему обыкновению, так хлопнул Дика по спине, что тот покачнулся в седле, — сейчас быстрее дело пойдёт, без этих-то телег? А то я боялся, мы и к концу лета не доберёмся! — В самом деле, — пробормотал Дик, растирая плечо; Серхио смотрел на него, ухмыляясь, и улыбка самого Дика волей-неволей из искусственной становилась настоящей. Зато у него будет полно времени, чтобы обыграть Серхио в карты! *** Они прибыли в Валро на закате, в последнюю неделю Летних Скал; въехали через широкие, украшенные рельефами с крылатыми девушками ворота, на одну из главных улиц города; светлые стены и мостовые, красно-коричневая черепица, изгороди кустов шиповника, клумбы, фонтаны, — всё было будто облито золотом, дышало чем-то горько-острым, свободным, бесконечным. Серхио улыбался, глядя на ошалевшего Ричарда, потом проговорил: — Это море, дор. Он редко позволял себе «дора», хотя из уст кэналлийца это обращение никого бы не смутило — но «дор» принадлежал Ричарду Окделлу, оруженосцу соберано, а не безвестному Виржилю Бертрану, и Серхио неукоснительно блюл выдуманное им и Хуаном правило. Только сейчас, в эти минуты, несуществующему имени было не место. Они ехали медленно, — и Ричард, если быть честным, вообще забыл, зачем явился сюда, — но Серхио поймал какого-то мальчишку, раскрыл ладонь, демонстрируя несколько суанов, бросил один для затравки: — «Попутный ветер» знаешь? Мальчик кивнул, глаза его округлились. — Беги туда, найди хозяина, господина Мартена, передай, едет северный племянник, пора комнату готовить. Ничего не перепутай! Понял? Мальчишка оттарабанил, по-южному выделяя согласные и торопясь в окончаниях — видно, ещё волновался — Серхио ссыпал в раскрытые ладошки остальные четыре суана, и маленький посыльный помчался вперёд — только пятки засверкали — быстро исчез, умело лавируя среди прохожих. Северный племянник… наверное, это была фраза, по которой их должны были узнать, ведь у господина Мартена не было и быть не могло никаких родственников с севера. Гостиница «Попутный ветер» оказалась такой большой, что Ричард сначала принял её за особняк, только почему-то без высокого забора и въездных ворот. Дом был большой, трёхэтажный, с несколькими флигелями и низенькими пристройками — наверное, конюшня, кухня, комнаты для слуг, склады, чтобы постояльцы-торговцы могли при желании хранить свой товар — за почти месячное путешествие из Олларии Дик успел как следует изучить придорожные таверны, но в подобных «Попутному ветру» они ещё не останавливались. — Мой дядя, — задумчиво произнёс Ричард, — похоже, успешный человек. — Мы надеялись, вы будете довольны, сударь, — тихо ответил Серхио, усмехаясь. Высокие двойные двери в очередной раз открылись, на крыльцо вышел мужчина — невысокий, жилистый, одетый так респектабельно, настолько под стать гостинице, что Ричард понял сразу же — это их хозяин, господин Мартен. Он стоял, щурясь — закатное солнце било ему в глаза, — выискивая кого-то, и Ричард махнул рукой, обращая на себя внимание. Господин Мартен замешкался только на мгновение, а потом расплылся в широкой, чуть суетливой улыбке, возвратил жест, приглашая к себе, позвал громогласно на весь двор: — Виржиль, да ты ли это! Мальчик мой, я ждал тебя раньше, что-то задержало тебя в пути? Жан, где Жан? Да возьмите же у них бедных лошадей!.. Дик вздохнул, опуская глаза, собираясь с силами, — говорить то, что не думал, изображать родственные чувства, вспоминать встречи, которых не было, — спешился, передавая поводья помощнику конюха. Улыбнулся неуверенно, поднимаясь по ступеням вверх: — Дядя, эта история достойна притчи! — Но мы расскажем её за ужином, не так ли, господин Мартен? — добавил неслышно подошедший сзади Серхио. Виржиль Бертран наконец снова обрёл плоть — чтобы ждать писем с той же страстью, с которой их ждал бы и Ричард.