Пустая трата времени

Лютик внимательно смотрит на свои ноги. Знай его Геральт чуть меньше, решил бы, что он оценивает свои шансы встать с инвалидной коляски. Но нет — он просто упирается взглядом в одну точку и думает, сможет ли пережить ещё одну неудачу. Услышав о разговоре Геральта с Айденом, Лютик едва заметно поёжился. Потом долго молчал, задал несколько уточняющих вопросов — и снова затих. Геральт решается позвать его, когда проходит уже пять или десять минут. — Ты как? — Нормально, — автоматически отвечает Лютик. — Что-нибудь надумал? — Нет. Слишком сложно. Конечно, сложно. Попробуй, решись на обследование, рискуя поверить в успех и не добиться его, проведя в инвалидной коляске больше года. — Боишься, что не получится? Ох, не стоило этого говорить, думает Геральт. Не в том он положении, чтобы не заботиться о том, что слетает с языка… — О, что ты, — ядовито кривит губы Лютик. — Просто кредит за коляску не выплатил, жаль так быстро с неё слезать. — Серьёзно? — Геральт говорит это быстрее, чем успевает понять, что Лютик ёрничает. — Нет. В воздухе повисает тишина. Геральт мысленно бьётся головой о стену. — Кстати, о коляске… — осторожно начинает он, когда лицо Лютика вновь приобретает спокойное выражение. — Я давно хотел спросить… — Что? — Твоя травма… В общем, у тебя ведь только ноги отказали. Почему твоя коляска электрическая, как у тех, кого совсем парализовало? Лютик, выслушав вопрос, почему-то качает головой и не слишком-то весело смеётся. — Тебе честно ответить? — поймав кивок Геральта, он продолжает: — У меня просто были лишние деньги. Зачем напрягаться и крутить колёса вручную, когда можно просто нажать пару кнопок? Нет, ну серьёзно? Только Лютик мог так поступить. Купить коляску, сравнимую по стоимости с крылом от самолёта, просто потому, что у него куча денег. Геральт не сдерживает смешка, но потом закусывает губу, понимая, что, хоть ситуация и довольно абсурдная, у Лютика просто не было более приятных поводов потратиться. — Кончай меня жалеть, — спокойно говорит Лютик. — Откуда ты… — Геральт, — он снисходительно вздыхает. — дураку понятно, о чём ты сейчас думаешь. Возможно, никто не произносил его имени с такой интонацией. Нет, точно — никто. Говорить о чувствах неловко, неуместно и вообще как-то тяжело. Лютик игнорирует эту тему с тех пор, как позвал его на кухню пить чай. Он смотрит бесстрастно, выглядит равнодушно, но Геральт помнит, что его равнодушие редко оказывается правдой. — Ведь это и впрямь смешно, — вдруг продолжает Лютик. — Я получил серьёзную травму, а вместо того, чтобы потратить деньги на нормальную реабилитацию, решил угрохать их на коляску с электроприводом. Геральт скованно улыбается. — Ну так… что? — осторожно спрашивает он. — Как насчёт обследования? Лютик пожимает плечами. И молчит. — Знаешь, о чём я думаю? — он вдруг поднимает голову и прищуривается. — Тебе-то какое дело? Тебя это почему волнует? Геральт впадает в ступор. — Э-э… — Ты просто хочешь восстановить свою репутацию в агентстве? Вернуться на работу? Что ж, понимаю. Слово «работа» звучит так, будто его смешали с какой-то токсичной дрянью. Замечательно. — Нет, — стиснув зубы, отвечает Геральт. — Хочу поднять с кресла твою задницу и отодрать ремнём. Заебал. — О-о… — иронично протягивает Лютик. — Мне нравится. Ты, кажется, снова начал воспринимать меня человеком, а не своим пациентом. Ну, или как у вас, сиделок, это называется? Вот же змея. Настоящая болотная гадюка. Вёл себя тихо, говорил спокойно и безразлично, а теперь прицельно выстрелил ядом. — Я уже извинился. — Ты думаешь, этого хватит? — Я так сильно тебя задел? Геральт, как обычно, задумывается о сказанном слишком поздно. Лютик сжимает ладонь на подлокотнике коляски. — О, ничуть, — цедит он тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Я просто так загремел в реанимацию и в психушку. Забавы ради. Всё. Геральт чувствует, как лопается последняя натянутая струна где-то внутри. Тревога, мучительное ожидание, вечная необходимость подбирать слова, радость встречи, страх потери — всё это переполняет чашу терпения, и он срывается. — Знаешь, Лютик, — твёрдо и зло говорит он. — Ты идиот. Ты манипулируешь моим чувством вины, не идёшь на контакт, заставляешь теряться в догадках. Тебе весело? Получаешь удовольствие, когда все бегают вокруг и сдувают с тебя пылинки? Знаешь, я сказал бы, что больше не стану носиться возле тебя и подавать стакан воды по первому зову. Только, блять, не могу. Потому что умудрился полюбить самого эгоистичного засранца, какого только встречал. И я буду носиться возле тебя и буду приносить по сто стаканов воды, если тебе будет нужно. Но если не нужно — так и скажи. Прекрати мучить нас обоих. Повисает пауза, кажущаяся Геральту вечностью. Лютик меланхолично рассматривает свои ногти. — Извини, — наконец говорит он, глядя куда-то в сторону. — Ты прав на мой счёт. Остаётся надеяться на то, что мой психотерапевт не повесится, вытаскивая меня из этого дерьма. Ну, или я не облегчу ему задачу и не повешусь сам. — Лютик… — Что? — Ты невыносим. — Я знаю. Снова возникшая тишина становится неловкой. — Не волнуйся, я не повешусь, — внезапно говорит Лютик. — На коляске не очень-то удобно. Геральт молча кивает. Он высказал всё, что успело скопиться за долгое время, и теперь внутри ощущается только болезненная пустота, в которой нет места даже реакции на грубую шуточку. Нет вообще ничего. — Ну, я пойду? — глубоко вздохнув, говорит Геральт. — Если соберёшься на обследование, черкни потом сообщение. Расскажи, как всё прошло. — Хорошо, — отстранённо соглашается Лютик. Геральт поднимается, скованно благодарит за чай и направляется к выходу. Лютик его не останавливает. *** Свежий воздух не помогает разогнать тяжёлые мысли. Геральт садится на скамью в парке — том самом, где они однажды гуляли осенью. Утки медленно рассекают гладь пруда, плавая и ныряя за пищей на дно. Люди гуляют по аллеям, фотографируются, болтают. В голове туман. Он смотрит в одну точку, почти не мигая, потом достаёт сигарету, поджигает её и глубоко затягивается. Жизнь не изменится. Он всё так же будет ходить на работу, время от времени выпивать с друзьями. Возможно, наконец заведёт собаку. Но Лютика стоит отпустить. Жизнь не изменится. Мир, вообще-то, и не схлопывается от того, что два человека вдруг расстаются навсегда, иначе бы его уже давно не существовало, Геральт. За какие-то несколько месяцев превратился в соплливого подростка, придурок. Отпустить. Легко сказать, сложно сделать. В голове начинает крутиться дурацкая песенка из какого-то мультика: он и сюжет-то не помнит, но что-там точно было из серии «отпусти и забудь, что прошло — тебе не вернуть»… — ...Уже не вернуть. Геральт вздрагивает, потому что голос Лютика внезапно звучит где-то над ухом. Он слабо осознаёт две вещи: первая — он пел или говорил вслух. Хотя бы какую-то часть, по крайней мере. Вторая — если он не сошёл с ума, Лютик сейчас здесь. Он медленно поворачивает голову и натыкается на синие лютиковы глаза: совсем рядом. Тот даже не одевался, хотя на улице прохладно: только шарф небрежно намотал на шею. И явно торопился, поскольку, если бы шёл на своих двоих, точно бы запыхался. Геральт совершенно не представляет, как на это реагировать, а потому даёт уставшим мыслям карт-бланш. И говорит первое, что приходит в голову: — Я пел вслух? — Только одну строчку, — скованно улыбается Лютик. Геральт протягивает ему сигарету. Он берёт её, едва захватывая кончиками пальцев. — Я искал тебя. Думал, ты не ушёл далеко. Видишь, не ошибся. — Ты мог позвонить. — Я об этом не подумал. Висящая в воздухе пауза давит на нервы, но что сказать или сделать — неясно. — Мне страшно, — наконец хрипло говорит Лютик. Геральт внимательно смотрит на него. — Я знаю, — честно отвечает он. — Мне страшно снова потерпеть поражение. Чувствую себя беспомощным. Ветер треплет отросшую чёлку Лютика и теряется где-то в голове. Геральт решает послушать. — Я, честно, не знаю, зачем пришёл. Я дом-то последний раз покидал только на скорой, наверное. Как из больницы выписали — не выходил. Я… — он вдруг прячет лицо в ладонях и резко растирает ими лоб и щёки, словно пытаясь взбодриться. — Мне страшно, Геральт. А ещё — я мудак. — С чего вдруг? — С того, что столько мучаю тебя. Для меня… Для меня ведь это тоже не игры. Мне тебя не хватало. Геральт шумно выдыхает, бросая уже третий по счёту окурок куда-то на подножку коляски. Лютик ворошит его носком ботинка. — Мне тоже тебя не хватало, — говорит Геральт. И только спустя мгновение осознаёт. — Ты… что сейчас сделал?! — А? — оторвавшись от своих мыслей, отрешённо спрашивает Лютик. — О чём ты? — Ты только что ногой пошевелил! Лютик смотрит на него, открыв рот и глупо хлопая глазами. — Что? — нервно хихикает он. — Я не… — Я знаю, что я видел. Ещё раз попробуй. — Да я даже не знаю, как! Он пытается. Геральт видит, как от напряжения сведены его брови и сжаты губы, и как эмоции на лице сменяются подобно кадрам мультфильма. Нет. Не выходит. — Геральт, — устало говорит Лютик, откидывая голову назад. — Прекрати меня мучить. Я никогда не смогу ходить. И, если это был розыгрыш… — Это был не розыгрыш. Я никогда не стал бы так шутить. — Я знаю, просто… — Я понимаю. Ты не веришь мне, ты не почувствовал. Но, может, это ещё один повод обследоваться? — Может быть. Они снова молчат какое-то время. Лютик явно собирается с мыслями, Геральт напряжённо ждёт, что будет дальше. — Я люблю тебя. Это говорит Лютик. — Прости меня, — говорит он. — Мне нужна твоя поддержка, и я пойду на обследование, если ты будешь держать меня за руку. Я люблю тебя и больше не хочу быть один. Я… Геральт не даёт ему договорить. Его пальцам так тепло, так правильно и привычно сейчас — они обвивают чужой затылок и зарываются в густые волосы. Геральт целует его отчаянно и надрывно: я не оставлю тебя, никогда не оставлю. я тебя л ю б л ю. Лютик выпутываться не собирается: лишь сильнее тянется к нему, вцепляется тонкими пальцами в ветровку — и целует-целует-целует… Целует долго, наплевав на то, что они, вообще-то, на улице, и что в такой позе он и вовсе рискует свалиться с коляски. Он. Его. Целует. И в мире больше ничего нет. И мира больше нет. *** — Знаешь, — тихо говорит Лютик, глубоко вдыхая свежий ветер. — Может, это не так важно, встану ли я на ноги. Я… я уже привык. — Не говори ерунды, — Геральт мягко вкладывает в его руку пакет жареных каштанов. — Всё будет хорошо. — Надеюсь, — улыбается Лютик. — Надеюсь, что будет — независимо от результатов обследования. Не хочу о нём думать сейчас. — Ладно. Геральт берёт его за руку. — Не мёрзнешь? — Не-а, — Лютик качает головой. — А ты? Вместо ответа Геральт касается губами его виска и стягивает из пакета каштан. На город медленно опускается вечер. Они так и просидели здесь, в парке, около трёх часов. Мимо сновали и продолжают сновать люди, машины шумят на проезжей части. В голове у Геральта впервые за долгое время приятно пусто, и он по-идиотски любуется тем, как Лютик пытается прожевать слишком твёрдый каштан. — Што? — бубнит тот с набитым ртом. — Шмешно шебе? Геральт начинает смеяться в голос. Лютик наконец проглатывает каштан и тычет его локтем под рёбра. — Иди ты, — весело бросает он. Лютик улыбается. По-настоящему - мягко, открыто. Его глаза такие же синие, как тогда, когда они впервые встретились, от него пахнет домом и теплотой. Морщинки-лучики в уголках глаз похожи на крошечные паутинки. И Геральт, не в силах выдержать всего этого великолепия, снова притягивает его к себе и целует в губы.