Сан-Стефано-дель-Сантино.

      Местечко Сан-Стефано-дель-Сантино. До туристического бума здесь была обыкновенная итальянская дыра, пропахшая рыбой, кисловатым виноградным вином не лучшего качества и персиками с окрестных плантаций. Главная достопримечательность — католический собор со средневековой статуей великомученика Святого Стефана и остатки древней крепостной стены любителей старины не привлекали. Сонная провинция лежала в стороне от традиционных туристских маршрутов. Местные жители, не слишком предприимчивые по натуре, предпочитали жить по старинке, не заглядывая дальше своего носа. Рыбаки выходили в море, крестьяне — на поля и виноградники. По воскресеньям они слушали мессу в соборе, шепотом делясь последними сплетнями. И никто из жителей Сан-Стефано-дель-Сантино не благодарил Бога за золотой песок берегов бухты, у которой примостился городок, лазурную воду залива, потрясающий по красоте ландшафт и не отравленный ядовитыми выбросами промышленных предприятий воздух.       Отгрохотала Вторая мировая война, которую местечко пережило все в той же полусонной дреме: пришла дюжина похоронок на парней да, заблудившись случайно, заскочил разведывательный патруль англичан, разыскивающий свою часть.       Мир менялся. Послевоенная Европа поднималась из руин, быстро забывая об ужасах войны. Люди возвращались к нормальной жизни, а для европейца она немыслима без полноценного отдыха или необременительного путешествия. Курорты росли как на дрожжах, принимая туристов. Настал черед и Сан-Стефано-дель-Сантино.       Местечко очень скоро стало излюбленным местом отдыха бравых парней с военных баз, предпочитающих развлекаться с подружками подальше от ревнивых мужей и глаз придирчивого начальства. По следам военных потянулись крупные туристические компании, осваивающие новые места на побережье. Первые комфортабельные отели появились в середине шестидесятых вместе с современной автострадой, соединившей Сан-Стефано-дель-Сантино с ближайшим городом, имевшим современный аэропорт. Акваторию маленького рыбацкого порта почистили, причалы переоборудовали под стоянку прогулочных катеров и яхт, соорудили мини-аквапарк с аттракционами.       История рыбацкого захолустья завершилась. Началась жизнь не очень дорогого, но вполне респектабельного и симпатичного курорта, постепенно завоевывающего известность. Местные жители переквалифицировались в официантов, гидов, прочий обслуживающий персонал растущих, словно грибы после дождя, отелей. Многие ударились в торговлю, открыв сувенирные лавки, магазины, бары. Магазины заняли целый квартал. Владельцем нескольких из них являлся благообразный английский джентльмен, которого местные жители давно считали своим.       Джозеф Уилсон, британский подданный, выгодно купив недвижимость, построил на собственные средства виллу с чудесным видом на море. Позднее, включившись в туристический бизнес, англичанин расширил свое участие: приобрел и переоборудовал два комплекта виллетт — удобных и недорогих апартаментов с отдельным входом для туристов, предпочитающих тихий отдых подальше от людской жизни. Скромный, как и подобает истинному джентльмену, Джозеф Уилсон отказался жить в особняке, сдав виллу в аренду состоятельным господам. Сам же, невзирая на почтенный возраст, окунулся с головой в дела туристического бюро, носящего его имя.       Горожане уважали пожилого англичанина. Встречая его во время ежедневной вечерней прогулки на набережной, каждый считал своим долгом поприветствовать мистера Уилсона, называя его полковником.       Он не перечил, хотя на войне Джозеф Уилсон дослужился лишь до младшего офицерского звания вооруженных сил Его Королевского Величества. Но оно многого стоило… Месяц лейтенант Уилсон харкал кровью, пачкая белые простыни военного госпиталя. Подлечив, врачи сочли его транспортабельным и предписали переправить на родину. Однако с той поры у Джозефа появились проблемы с легкими, не принимавшими климат Британских островов.       Помучившись несколько лет, ветеран войны сменил родные туманы на целебный воздух. Сан-Стефано-дель-Сантино стал его вторым домом.       Потерявший юную жену, бывший коммандос остался холостяком, никаких привязанностей, кроме своего бизнеса и яхт, у него не было. Возраст заставил Уилсона отказаться от хождения под парусом, но он часто посещал пристань яхт-клуба, чтобы переброситься словцом-другим со знакомыми.       Однажды во время короткого пустячного разговора с приятелем, готовившим свою яхту к долгому морскому переходу, старик заметил медленно идущего по пирсу мужчину. Одетый в стандартную униформу туриста — светлые брюки и майку навыпуск, этот человек отличался от праздношатающихся отдыхающих своей внутренней собранностью, выражавшейся в скупых, размеренных движениях, чуть наклоненной вперед голове. Он не размахивал руками, не глазел по сторонам, любуясь предзакатным небом, меняющими цвет водами залива. Светловолосый, широкий в плечах мужчина, явно погруженный в себя, просто брел и казался немного потерянным.       Уилсон проводил незнакомца взглядом: — Странный парень.       Итальянец, проверявший блоки судна, поднял глаза: — Действительно, полковник, любопытный тип. На бродягу не похож, а работу ищет. — Работу? — заинтригованно переспросил старик.       Спортивная фигура незнакомца не вязалась с образом неудачника, испытывающего нужду. Свои услуги предлагали югославы, албанцы, болгары, готовые вкалывать с утра до вечера, лишь бы положить в карман несколько тысяч лир. Но обычно такие просители походили на побитую камнями собаку. — Да, полковник! Парень желает подзаработать, — подтвердил яхтсмен, идя вдоль борта.       Двигаясь параллельно ему, Уилсон спросил: — Албанец? — Собеседник покачал головой. — Непохоже! По-итальянски говорит неважно, а на вашем родном языке, полковник, шпарит здорово. Я, во всяком случае, хуже… Поднимайтесь, пропустим по стаканчику.       Уилсон жестом отказался. Старый солдат интуитивно угадывал в уходящем человеке профессионального военного или около того. О принадлежности к этой касте свидетельствовала выправка, которую не могла скрыть даже легкомысленная одежда отдыхающего. — Спасибо, дружище, как-нибудь в другой раз. — Старик следил глазами, обесцвеченными временем, за необычным иностранцем.       Закончив проверку блоков, яхтсмен вытер руки, поправил кепку с длинным козырьком и, заметив интерес Уилсона к незнакомцу, поспешил выложить: — Парень обмолвился, что он француз. Вроде бы собирается задержаться надолго. Бросить якорь в Сан-Стефано. Я бы мог предложить работу, но вы знаете, каково иметь дело с эмигрантами. Полиция печенку выест, да и штраф мне не по карману. Засекут — хлопот не оберешься.       Уважаемый гражданин Сан-Стефано-дель-Сантино Джозеф Уилсон, до неприличия быстро попрощавшись, засеменил шаркающей старческой походкой, подхватив под мышку бамбуковую трость с серебряным набалдашником. Он нагнал незнакомца у автостоянки рядом с причалом. Задыхаясь от быстрой ходьбы, старик окликнул его, протягивая ладонь. Мужчина остановился, обернулся. Немного удивленный, он ответил на приветствие. Старик, едва слышно охнувший от нерасчетливого крепкого рукопожатия, представился: — Джозеф… Джозеф Уилсон.       Иностранец, чью кожу уже позолотил загар, машинально ответил: — Томас…       Он пристально всмотрелся в глаза новому знакомому, затем с некоторой настороженностью спросил по-английски: — Вы понимаете по-французски?       Морщинистое лицо Уилсона расплылось в улыбке. Похлопав Томаса по плечу, он потеплевшим голосом произнес: — Нет. Но у меня есть причины уважать людей, говорящих на этом языке…       В потрепанном заграничном паспорте Томас Броули значился под другой фамилией и именем. Действительности соответствовала только фотография, припечатанная штампом с размытыми краями и плохо читаемыми буквами. На некоторых страницах расплывались жировые пятна. — Документ должен выглядеть соответственно, поэтому я сделал потрепанную обложку, добавив немного грязи внутрь. Часто путешествующий человек вызывает меньше подозрения у псов с таможни и погранконтроля, — мотивировал мастер по изготовлению фальшивых бумаг.       Эрвин Смит готовился покинуть Францию, где ослепшее правосудие занесло над его шеей топор. Превратности судьбы заставили его искать помощи у патриарха криминального братства. Единственный правильный выход он видел в возвращении к своему давнему другу, который достаточно известен и имеет авторитет среди мафиозников. Так, место встречи было назначено в Сан-Стефано-дель-Сантино.       Ровно за два часа до вылета динамики зала ожидания аэропорта пробулькали о начале таможенного досмотра и пограничного оформления пассажиров. Граждане засуетились, подхватывая сумки и покорно выстраиваясь в очередь. Некоторые спешно заполняли декларации, консультируясь с бывалыми соседями.       Начальник дежурного пограничного наряда, купив в киоске сигареты, возвращался на рабочее место. Пересекая зал, он, подчиняясь профессиональной привычке, мимоходом разглядывал пассажиров. Из общей людской массы его цепкий взгляд выделил эффектную пару — подтянутого мужчину с фигурой атлета и провожавшую его молодую женщину. Коротко стриженная брюнетка, прилипнув к спутнику, что-то тихо говорила ему, как бы уговаривая остаться. Непроизвольно пограничник сравнил девушку со своей опустившейся женой — вечно брюзжащей каргой с необъятными формами. Позавидовав крепко скроенному красавцу, он подумал, что нет никакого смысла оставлять такую куколку дома и шастать по заграничным курортам в поисках сомнительных приключений.       Вдруг участок его мозга, заполненный тысячами фотографий с оперативных ориентировок на преступников, которых надлежало задержать, выдал тревожный импульс. Лицо девушки затесалось каким-то образом в хранящуюся под черепной коробкой картотеку.       Лысина начальника интенсивно выделяла пот. Природный компьютер, натренированный годами службы, не дал сбоя и выудил нужную информацию. Пограничник, игнорируя повышенное внимание пассажиров к своей персоне, облегченно рассмеялся раскатистым басом. В смиренно взирающей на своего спутника девушке он узнал восходящую звезду журналистики Роузи Гилберт, специализирующуюся на скандальных расследованиях. По материалам ее статьи, посвященной бардаку и коррупции, процветающим в главных международных аэропортах Парижа, пресс-центры, погранслужбы и прочих заинтересованных контор опубликовали ряд опровержений, а газету с фотографией смелой журналистки сотрудники зачитали до дыр, передавая из рук в руки. Магия печатного слова состоит в том, что люди любят читать о себе даже нелицеприятные вещи.       Очередь сокращалась. Таможенники проводили досмотр спустя рукава. Среди туристов редко попадались контрабандисты. Контингент мелких предпринимателей, выкроивших деньги, чтобы вывезти семью в Европу, подозрений не вызывал. Крутилась вертушка, пропуская пассажиров. Диктор призывал опоздавших поторопиться.       Мягко улыбаясь, Смит высвободил свой локоть из пальцев девушки. Он не переносил долгих прощаний, особенно перед рискованными предприятиями.       Подхватив сумку, он чмокнул Гилберт в щеку: — Пожелай мне удачи. — До свидания, Эрвин. Я рада, что в репортаже о тебе не поставлена точка. Дай знать, когда устроишься.       Девушка отступила на шаг, открывая путь к вертушке. Энергично встряхнувшись, Смит пристроился за спиной почтенной дамы, успевшей надеть на голову плетеную шляпку, и направился вперед.       Надменный таможенник отодвинул распотрошенный чемодан, принадлежавший даме в соломенной шляпке. Вяло, точно осенняя муха, он покопался среди вещей Смита, наморщив нос, изучил декларацию и обвел жирной линией графу суммы валют. — Разрешение на вывоз имеете? — простужено просипел неприятный инспектор.       Зеленоватый листок сертификата банка лег на стойку. Смит подал документ молча и попутно подумал, созерцая натянутые лица пассажиров, проходящих контроль: «Откуда в нас неистребимый страх? Почему выезжающий за границу ощущает себя потенциальным преступником?».       Вялый таможенник достал смятый носовой платок. Громко высморкался, не отпуская пассажира. Проделав процедуру, он милостиво позволил: — Проходите, уважаемый. Не задерживайте.       Оставался последний барьер, чья прочность определялась зоркостью глаза пограничников и мастерством гравера.       Войдя в узкий коридор между двумя кабинами, Смит подал паспорт. Стараясь сохранять нейтральное выражение лица, он следил за действиями симпатичной белобрысенькой прапорщицы с редкой челкой. Контролер просмотрела служебный блокнот, сверяя серию и номер паспорта. — Томас Броули? — строго переспросила блондинка. — Он самый. — Летите в Италию? — Куда довезут! — решил побалагурить Смит. — По индивидуальному туру? — официальным тоном продолжала прапорщица.       Бывавший в переделках по хлестче, чем паспортный контроль, Эрвин тем не менее ощутил нервное покалывание в кончиках пальцев рук. — Точно так.       Двери в кабину распахнулись, пропуская начальника смены. Офицер, склонившись к девушке, что-то быстро прошептал ей на ухо. Белобрысая прапорщица, моргнув, подняла глаза, пожирая взглядом Смита. В ее глазах блеснули искорки любопытства, а паспорт перекочевал к старшему по званию.       «Кажется, влип, — решил Эрвин. — Сейчас закружится карусель». Въедливо изучив разлохмаченную книжицу, начальник пограннаряда с ехидцей в голосе заметил: — Мистер Броули, где вы паспорт храните? В холодильнике или в духовке кухонной плиты?       Прапорщица коротко хихикнула, поднеся к губам сжатый кулачок. — Простите, не понял? — Смит, выражая искреннюю заинтересованность, придвинулся к стеклу кабины. — Бережнее с документами надо обращаться. Посмотрите…       Нагнувшись так, что половина лица стала невидимой для людей с зелеными погонами, Смит, скорчив скорбную физиономию, разглядывал развернутый документ, прижатый к стеклу.       Отвратительное пятно, вобравшее в себя все цвета радуги, походило на клеймо, оставленное нечистоплотным животным, опорожнившимся на бумагу. «Перестарался гравер с маскировочной мазней. Нагадил лишнего», — выругался про себя Смит.       Занудливо растягивая слова, пограничник продолжал нравоучение: — Паспорт, между прочим, основной документ, удостоверяющий вашу личность. В следующий раз, мистер Броули, мы будем вынуждены не пропустить вас. Потрудитесь обменять паспорт на новый и хранить его в надлежащем месте.       Демонстративно шлепнув книжицу на стол, офицер удалился. Клацнул механизм штампа, оставившего фиолетовую отметку контрольно-пропускного пункта. Дорога из Франции была открыта…       Городок с домами под черепичными крышами сразу очаровал Смита. Старая часть Сан-Стефано-дель-Сантино, еще сохранившая средневековый колорит, казалась иллюстрацией из книги сказок. Затерявшись среди туристов, можно было спокойно прогуливаться, не дергаясь при встрече с полицейским из-за давно просроченной визы. Владелец крохотной гостиницы не лез с расспросами, неизменно высказывая восхищение мудрым решением постояльца продлить свое пребывание.       По утрам Эрвин просыпался с тяжелым чувством неопределенности. Хотя он с другом и оговорил место, но дата и время были не учтены. Леви Аккерман — босс мафиозной группировки, скрывающийся от лишних глаз. Леви родился в мафии. Его отец — глава, мать была грушей для биться, но Аккерман обещал себе, что в его жизни всё будет совершенно иначе. После смерти отца, он будто исчез и никто не знал о его месте пребывания, кроме Смита. Их дружба завязалась в далеких старших классах, они вместе проходили все плохие и хорошие моменты в жизни. Неофициально, но Смит числится в его мафиозной группировке, но непредвиденные обстоятельства в виде смерти отца Леви разделили их.       Дни сменялись. Чтобы бросить якорь в Сан-Стефано-дель-Сантино, требовалась основательная зацепка. Стопка банкнот уменьшалась в объеме. Срок визы истек. Вынужденное безделье — худший вид пытки для деятельного человека — действовало на нервы. Первоначальная расслабленность и давно забытое чувство покоя сменялись хандрой.       Смит устраивал заплывы на длинные дистанции, доводя себя до полного изнеможения. Возвращаясь, долго отлеживался в укромном уголке дикого пляжа, куда забредали только влюбленные парочки. Однажды, направляясь в гостиницу после изнурительного морского марафона, Смит вдруг передумал и решил повременить с ужином. Бесцельно поплутав по улицам старого города, он вышел к собору. Вечерело. Туристы заполнили уютные ресторанчики и пиццерии.       Смиту хотелось тишины. Массивные двери собора, покрытые резьбой, изображающей сцены из Библии, были открыты. Зайдя внутрь, Эрвин постоял минуту, давая глазам привыкнуть к полумраку. Из неприметной двери возле алтаря вышел храмовый служка, горбун неопределенного возраста, недовольно фыркнул на посетителя и по-крысиному юркнул обратно.       Пройдя вперёд Смит осмотрел могилы местных феодалов. У саркофага, стоявшего перед одной из ниш, Смит остановился, пытаясь разобраться в надписи. Какой-то представитель знатного рода, носивший титул графа, пал в расцвете лет на поле сражения. — Простите, — Эрвин обратился к горбуну-служке, вынырнувшему из-за колонны, — вы говорите по-английски?       Горбун вжал подбородок в грудь: — Немного… — Я скверно знаю латынь. Переведите мне окончание. — Свою просьбу Смит подкрепил купюрой в одну тысячу лир.       Подобревший служка, видимо, выучивший наизусть все надписи на усыпальницах, дребезжащим голоском пробубнил на плохом английском: — После смерти от нас ничего не остается, кроме чести.       Тысячеголосое эхо под куполом повторило фразу: — …ничего не остается, кроме чести…       Горбун посторонился, уступая дорогу странному экскурсанту, продолжившему осмотр в глубокой задумчивости. Смит шел, повторяя про себя запавшие в душу слова, согревающие сердце. Он многое потерял: друзей, имя, оболганное продажным правосудием, но только не честь. У алтаря, в восточном приделе храма, Эрвин сбавил шаг. «Хоть бы ты приехал скорей, приятель», — прозвучало в мыслях.       На следующий день он познакомился с Джозефом Уилсоном.       Со Смитом англичанин повел себя по-джентльменски. Для начала он наведался в мэрию и побеседовал по-дружески с ее главой. Затем нанес визит вежливости начальнику карабинеров, намекнув на нежелательность слишком придирчивой проверки документов у своего нового помощника.       Почетному гражданину Сан-Стефано-дель-Сантино никто из представителей власти не отказывал. У стражей порядка хватало проблем с ворами-гастролерами, с осевшими на побережье албанцами, сбивающимися в бандитские шайки, а также с продавцами «дури», бесперебойно снабжающими ею почитателей наркотического кайфа. Мэр города, пропустив с Уилсоном по стаканчику вина пятилетней выдержки, выбор одобрил: — Французы порядочнее, чем эти дикари-албанцы или вороватые румыны. Но почему бы вам не нанять югославов? Они такие покладистые…       Первое время старик приглядывался к Смиту, доверяя исполнение мелких поручений вроде ремонта крыши виллетты, чистки бассейна, мойки машины, которую, несмотря на преклонный возраст, англичанин водил сам.       Постепенно они привыкали друг к другу — два человека, принадлежавших к разным мирам. Вечерами Уилсон приглашал Смита на бокал коньяку, превращая эту процедуру в настоящую церемонию. Плеснув на донышко «Курвуазье», старик смотрел через идеально прозрачное стекло, оценивая цвет напитка, а затем вдыхал аромат крепкой жидкости, освобождающейся из стеклянной неволи. Спустя минуту Уилсон делал маленький глоток, смакуя коньяк. После чего следовала целая лекция старика о способах получения максимального удовольствия при употреблении божественного напитка.       Потом наступал черед неторопливой беседы обо всем на свете. Человек с богатым прошлым, Уилсон, сохранивший живой, острый ум и интерес к окружающему миру, нашел в Смите достойного собеседника, умеющего слушать.       Воспоминания — страсть пожилых людей, особенно если их прошлое было наполнено яркими событиями, рискованными ситуациями и встречами с неординарными людьми. Джозефу Уилсону было чем поделиться. В глазах старого англичанина предательски блеснула влага. Пальцы мяли ткань куртки. Подбородок клонился к груди.       «Удивительно устроен человек… — размышлял Смит. — Всего у него в достатке: процветающий бизнес, обеспеченная достойная старость, всеобщее уважение, безоблачное небо над головой, а тоскует по военным временам. Может, потому, что тогда он был нужен? Страдал, умирал от жажды, недосыпал, стрелял во врага и сам боялся быть убитым, но жизнь его имела смысл, радовала победами и была настоящей. А сейчас она похожа на надоевший леденец — вроде бы сладко, но удовольствия все меньше и меньше. Так и со мной… Наконец-то достиг относительного спокойствия. Причалил к райскому берегу. Живу благодаря сентиментальной привязанности старика, как у Бога за пазухой, а на душе тошно. Что ж, такое состояние, наверное, типично для изгнанника, бежавшего из страны с поддельным паспортом. Но я вернусь. Когда-нибудь…», — повторял про себя Смит.

***

      В разгар сезона виллу Уилсона арендовал новый клиент. Он заблаговременно предупредил о своем приезде, прислав уведомление по факсу. Приняв сообщение, англичанин поспешил обрадовать Смита: — Скоро познакомишься с американским Рокфеллером. Это правда, что все бизнесмены связаны с мафией? — Нет, просто сложно разобраться, кто бизнесмен, а кто мафиози, — с верой в правоту своих слов ответил Смит.       Клиент и впрямь наклевывался знатный.       Сведения об Джеймсе Франко, арендовавшем виллу, Смит почерпнул из средств массовой информации. Промышленный магнат, удачливый финансист, ловкий делец, проворачивающий многомиллионные сделки, он сколотил поражающую воображение империю. Ее становым хребтом были предприятия добывающей промышленности, ряд горно-обогатительных заводов, комбинаты по переработке черного золота. Свои владения, как и положено императору, мистер Франко постоянно расширял, прикупая то банк, то очередной завод.       Если верить газетным сплетням, на политической сцене Джеймс Франко придерживался народной мудрости: «всем сестрам по серьгам». Он подкармливал самые различные партии и движения, никому не отдавая предпочтения. Хитроумная тактика приносила плоды.       Журналисты писали о нем почти исключительно в превосходных тонах, утверждая, что этот одаренный от природы человек прошел жестокую школу жизни, сумев подняться из низов на вершины предпринимательского Олимпа. Но вообще-то Франко старался не мелькать на телевизионных экранах, редко давал интервью, держался в тени. Частную жизнь он оберегал от посторонних глаз, вплоть до конфликтов с прессой.       Эрвина слегка удивлял выбор миллионером места для отдыха. Обычно люди его типажа снимали виллы или апартаменты, где раньше отдыхали графы, князья и прочие представители титулованной знати, чтобы затем, вернувшись домой, в страну, где эту самую аристократию вырубили под корень, похвастаться ночами, проведенными на ложе под балдахином, расшитым фамильными гербами.       Впрочем, вилла мистера Уилсона, внесенная в престижный туристический каталог, котировалась достаточно высоко. Построенное по индивидуальному проекту здание стояло на обращенном к заливу склоне. Заботливо ухоженные сад и цветники, терраса, ведущая к морю, бассейн с мозаичным полом — все отвечало самым изысканным вкусам.       Франко прибыл из аэропорта точно в указанное время. Черный лимузин, взятый напрокат вместе с одетым в униформу шофером, шурша шинами по гравию дорожки, въехал в распахнутые решетчатые ворота.       Обслуживающий персонал: кухарка, горничные встречали временного хозяина, выстроившись на нижней ступеньке лестницы парадного входа. Отдельно от них, соблюдая дистанцию, стоял англичанин, за спиной которого стоял Смит. Чуть наклонив корпус, старик просеменил по дорожке к лимузину. Он протянул руку, церемонно произнося: — Мистер Франко, рад вас приветствовать в Сан-Стефано-дель-Сантино!       Кряжистый мужчина с фигурой, испорченной животом, нависавшим над брючным ремнем, сдержанно улыбнулся, подавая широкую, словно лопата, ладонь. Настал черед Смита. Он быстро шагнул вперед, встав плечом к плечу со стариком и хотел уже вежливо поприветствовать, как были произнесены слова: — Где-то я тебя уже видел…       Смит только помотал головой. Отдав дань вежливости, он собрался было вернуться на прежнюю позицию, но мужчина опередил его. Буравя Смита взглядом цепких стальных глаз с желтыми прожилками, сигнализирующими о проблемах со здоровьем, он отрекомендовался: — Джеймс Франко… Промышленник…       «Промышленник? Скромно, но значительно», — оценил Смит, одновременно пожимая крепкую ладонь гостя. — До боли знакомое лицо. Вы что же, компаньоны с мистером Уилсоном? — неприятно властным тоном спросил Франко. — Всего лишь помощник. Зовите меня просто Томас. — Смит отступил за спину англичанина. — Томас…       Из-за спины Смит рассмотрел спутников Франко. Их было двое: скромно молчавшая девушка и молодой накачанный парень, беспрестанно вертевший коротко стриженной головой.       Девушка, одетая в обычное летнее платье, скрывающее все прелести фигуры, совершенно не соответствовала своим спутникам. Ее лицо было красивым, нежным, голубые глаза сверкали под лучами палящего солнца. Волосы были, скорее всего, крашенные. В меру короткие рыжие они красиво лежали на худых плечах. Выйдя из машины, она озарила всех своим взглядом, заострив внимание на Эрвине. То же проделал и он сам. — Эмили Кларк… — Вымученная улыбка появилась на ее симпатичном лице.       Телохранитель назвался Гарри. Физические данные у парня были неплохими. Широкая грудная клетка, бугрившиеся литые бицепсы, массивная шея и тяжелая нижняя челюсть. Он усердно изображал высшую степень озабоченности, зыркая по сторонам прищуренными глазами, тяжело топтался возле хозяина, но его взгляд предательски уплывал к загорелым стройным ножкам молоденькой горничной, нанятой обслуживать гостей.       «Кабанчик! — усмехнулся про себя Смит. — Выдрессировали в какой-нибудь охранной фирме, а потом продали втридорога с лучшими рекомендациями. Демонстрирует собачью преданность, но толку от него, как от огородного пугала. Но не стоит задевать самолюбие мальчика. Пускай мнит себя начальником императорской гвардии».       Эрвин не корчил из себя гордеца. Споро подхватив кожаный чемодан, выставленный взопревшим на солнцепеке шофером, он направился в дом, но был остановлен раздраженным окриком Франко: — Вы носильщик или переводчик? За что вам деньги платят?       Смит остановился: — Я?! — Запомните, персонал действует по моему распоряжению. Запомните и переведите остальным! — рокотал басом Джеймс.       Уловив раздраженную интонацию постояльца, Уилсон попытался разрядить конфликтную ситуацию, пригласив приехавших осмотреть сад, насладиться великолепной лазурной линией горизонта.       Призвав на помощь все свое самообладание, Смит ровным голосом произнес: — Мы не в Америке, мистер Франко, и вы не удельный помещик, распоряжающийся крепостными. Будьте чуточку повежливее.       Огорошенный неожиданной отповедью, финансовый воротила, привыкший к беспрекословному подчинению, запыхтел. Его брюшко заколыхалось, будто он собирался заняться чревовещанием. Лоснящиеся, гладко выбритые щеки Джеймса обрели багровый оттенок. Чем дальше, тем комичнее становилась сцена.       Деликатный англичанин, скроив озабоченную физиономию, разглядывал безоблачное небо. Эмили показывала своим видом безразличие ко всему, что происходит, что не нравилось прибывшему американцу. Шофер лимузина, смуглолицый итальянец, полировал платком лакированный козырек форменной фуражки. В телохранителе прорезалось чувство долга. Насупившись, Гарри жонглировал буграми мышц: — …Парень…борзеешь, а рога в загранке выросли?       Желваки величиной с грецкий орех играли на скулах раздухарившегося охранника, подбадриваемого молчанием шефа. Он подошел к Смиту, ткнул ему пальцем в грудь, а другую руку положил на плечо. — Приятель, не в службу, а в дружбу убери свою конечность, — миролюбиво, но вместе с тем интонацией предупреждая о возможных последствиях, попросил Эрвин.       Шея телохранителя начала набухать, точно пожарный брандспойт под напором воды, глаза округлились. Охамевший молодчик, подбадриваемый молчаливым невмешательством Джеймса, дернул Смита за ворот рубашки: — Надо попросить прощения у Джеймса Франко!       Пуговицы, вырванные с мясом, отлетев горошинами, сгинули в траве. Назревала драка. Но омрачать приезд гостей банальным мордобоем Смит не желал. Однако спускать на тормозах жлобские выходки лощеного кабанчика он тоже не мог.       Коротким, как выстрел, взглядом Смит извинился перед стариком. Его жесткие, словно стальные прутья, пальцы нажали на болевые точки у подмышки и на шее телохранителя. Древнее искусство «жалящего прикосновения», переданное Смиту одним степным мудрецом, кочевавшим в забайкальских просторах, было бескровным, но безжалостным способом укрощения самого свирепого противника.       Улыбка застыла на лице охранника, брови изогнулись дугой, поднявшись чуть ли не к макушке, руки беспомощными плетями свесились по бокам, а из уголков рта двумя ровными струйками потекла слюна. Сделал три шатких шага к лимузину.       Сам Джеймс, будто под гипнозом, наблюдал за маневрами несчастного охранника, а тот, парализованный почти неприметными прикосновениями, продолжал вытанцовывать заплетающимися ногами сумасшедший кордебалет. Мокрыми вывернутыми губами Гарри издавал нечленораздельные звуки, сопровождая невнятицу фонтаном брызг слюны.       Высший пилотаж жалящего прикосновения состоял в мгновенном отключении сознания человека. Импульсы, посланные одновременно разными болевыми точками, достигали мозга, срабатывающего по принципу предохранительных пробок электросети. Чтобы не допустить разрушения всей системы, то есть организма, мозг отключался на время, принимая удар на себя. Но с телохранителем получилось так, что импульс из нижних точек опередил болевое послание верхних. Одна волна догоняла другую, а обманутый мозг охранника пытался сопротивляться.       Видимая сторона представления была очень эффектной. Здоровый парень за сотую долю секунды превратился в позеленевшего от страха зомби с нарушенной координацией движений. Согнувшись крюком, он постоял, опираясь на капот лимузина обеими руками. Затем Гарри грохнулся спиной все на тот же капот, засучил ногами, словно эпилептик на пике припадка, и, перевернувшись на бок, скатился под колеса на гравийную дорожку.       Реакция Франко была примечательной. Он наблюдал за конвульсивными подергиваниями телохранителя с холодным интересом. Поджатые губы Джеймса таили в себе ухмылку.       Смит облегчил страдания недавнего противника. Подойдя как раз в тот момент, когда охранник начал пережевывать резину колеса, он, нащупав затылочную впадину, резко вдавил в ее середину свой палец. Приняв позу внутриутробного эмбриона, телохранитель замер, а меловая с прозеленью бледность на лице сменилась нежно-розовым цветом.       Смит проверил пульс наказанного. Мерные толчки на запястье возвращались к норме. Приподняв веки охранника, Эрвин успокаивающе солгал: — Легкий солнечный удар. Перегрелся. Отлежится в прохладе, лед на лбу подержит, холодненького попьет и будет в норме. Очень агрессивный у вас телохранитель.       Гарри перенесли в дом, уложив под дарующим прохладу кондиционером. Эмили исчезла из поля зрения, будто ее и не было. А мистер Франко, заказав чашку кофе со сливками, устроился за столиком на открытой террасе у бассейна. — Томас!       Временный владелец виллы сидел в плетенном из лозы кресле. Необходимый набор современного делового человека — сотовый телефон, электронный органайзер, ворох газет — громоздился на столе. — Томас, присаживайтесь! — Джеймс старался казаться радушным хозяином, словно не было никакой потасовки и его охранник не лежит пластом, закатив глаза. Смит принял предложение, несмотря на зародившееся в нем предубеждение против промышленника. — Коньяк, джин, виски? — Джеймс был сама любезность. — Извините, но я перенял стиль мистера Уилсона — наслаждаться алкоголем только в вечернее время.       Джеймс Франко хмыкнул то ли одобрительно, то ли недоверчиво: — Значит, вы англофил? Предпочитаете английскую сдержанность, размеренность и традиции. — Стараюсь придерживаться избранного стиля, — ответил Смит, не понимая, чего добивается этот вальяжно развалившийся в кресле толстосум, выложивший за аренду виллы сумму, равную годовой заработной плате коллектива рабочих среднего по масштабам предприятия.       На сей раз Джеймс был непробиваем: никакого раздражения, никакого высокомерия.       Ровный, чуть ироничный тон праведного мудреца, давно отошедшего от мирских хлопот. Вот только ледяные искорки в зрачках выдавали натуру дельца, привыкшего руководствоваться холодным расчетом, а не порывами души. — Давно в Италии? Бежали в поисках лучшей доли? Не осуждаю… Рыба ищет где глубже, человек — где лучше! — Он поднял обе руки. Любознательность его не знала предела. Он так и сыпал вопросами, пытаясь вытянуть из Смита что-нибудь существенное. — Вы где умению ломать людей овладели? В школах восточных единоборств или частях спец. назначения? — покружив вокруг да около, подошел к главному промышленник. — Простите? — Эрвин изобразил непонимание во взгляде.       Отодвинув пухлой рукой предметы, занимавшие стол, Джеймс навалился грудью на край, приблизившись таким образом к собеседнику. Перейдя на заговорщицкий шепоток, он повторил: — Убивать голыми руками, где научились? — Но ведь никто не погиб. — Только благодаря вашей доброй воле. Неужели я похож на слепого?       В белках выпученных глаз мужчины отразилась лазурная вода бассейна. Он поймал запястье Смита, повернул, как заправский хиромант, словно собирался изучить на его руке линию судьбы. — А руки-то у вас бойцовские. Шрамы на ребрах ладони, на костяшках мозоли. Не теряете форму! Тренируетесь! У меня, Томас, глаз наметан. Всякого на своем веку повидал. Вы человек совершенно особого рода занятий, это очевидно. Бедный Гарри слишком юн и задирист. Но я-то видел, как вы двигаетесь походкой хищника. Я видел ваши пальцы… — спокойно, без нажима говорил Джеймс, заглядывая в глаза Смиту.       Льдинки в колодцах зрачков финансового воротилы внезапно растворились, сменившись пляшущими язычками пламени безумия, то гаснущими, то вспыхивающими. Осторожно освободив запястье, Смит тряхнул рукой, как бы сбрасывая назойливое насекомое.       Пресекая дальнейшие расспросы, Смит поднялся из-за стола. Без враждебности, но достаточно твердо он сказал: — Мистер Франко, опустим подробности моей биографии. Она заурядна…       Промышленник недоверчиво хмыкнул, — мол, меня не проведешь. — Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, — загадочная фраза сорвалась с болезненно искривленных губ Джеймса.       Беседа оставила неприятный осадок, но вскоре Смит позабыл о ней. Приезжие вели себя вполне демократично, целыми днями прогуливаясь по живописным окрестностям, купалась в море, делали покупки. Приставленный к ним гидом, Смит выполнял и роль переводчика. Не этим он хотел заниматься до приезда Аккермана, но это лучше, чем ничего. Дни ожидания друга длились все дольше и дольше.       Джеймс не отпускал от себя Смита ни на шаг. Под разными благовидными предлогами он старался держать его рядом и в конце концов заявил мистеру Уилсону, что готов внести в контракт отдельную строку, предусматривающую выплату приличной суммы гиду-переводчику.       Про себя Смит решил вложить весь заработок до копейки в кассу фирмы своего ангела-хранителя, сентиментального Уилсона, приютившего изгнанника.       Постепенно Смит как бы привык к богатому промышленнику. Его развлечения были однообразны и скучны, но временами забавны. Но больше всего Эрвина интересовала Эмили, что тихо шла позади Франко и заинтересованным взглядом, как маленький ребенок, разглядывала местные природные виды. «Кто она и почему ошивается рядом с Джеймсом?», — вечный вопрос в голове Смита при виде девушки.