Надежда ярким пламенем горит | 18+

      Спустя четыре недели.       Письмо Никиты:       «Я всё ещё дышу. Пытаюсь есть, улыбаться. Иногда даже разговариваю. День за днём я стараюсь всё меньше в плохом ключе вспоминать все старые события. И Полину, и Марка, и бабушку с отцом, и Нику. Курить тоже расхотелось. От одного вонючего запаха выворачивает наизнанку. Если постараться честно ответить себе на вопрос «почему?», то, наверное, потому что табаком пропиталось всё моё прошлое.       Но не думать совсем у меня не получается. Я часто хожу к ней на могилу, приношу её любимые бисквиты, разговариваю.       Я пытаюсь научиться отпускать. Занимаю себя чем угодно, лишь бы не быть в уединении с собой.       Знаешь, кто бы ты ни был, мне уже совсем не больно. Я даже забыл, какого это ощущение. Я почему-то совсем перестал что-то чувствовать. Просто слушаю музыку, просто хожу, просто читаю. Всё стало как-то слишком «просто». Но мне даже нравится.       Маша советует сходить провериться к врачу. Говорит, мол, депрессия. А мне настолько плевать, что даже, если я буду при смерти, то буду безразличен перед бабушкой с косой. Наверное, я просто устал.       Да, надо поспать. Приду домой и лягу спать».       Письмо Кости:       «Интересно, если я просто напишу здесь цитаты из песен, от которых у меня разрывается сердце, сойдёт? Я устал копаться в себе. Ты наконец отстанешь от меня, дождь?       Всё прекрасно. Всё пройдёт. Остаются только шрамы.       Это легче, чем забыть. Наслаждаться этой болью.       Я нашел любовь, но потерял в неё веру.       Выход есть, но я не знаю, где мне выйти.       Я люблю тебя любить — мазать раны сладкой солью.       Люди прячутся за тем, кем они кажутся.       Знаешь, я теряю свободу, когда теряю тебя.       Я погас раньше, чем твоя надежда.».       Письмо Светы:       «Меня взяли в агентство. Настоящее агентство! Я так рада... Что бы я делала без мамы и Кости? Они были рядом каждый день. Каждый день ели со мной за компанию, ходили в зал или просто слушали.       Я осознала важность себя. Не свою важность для кого-то, а именно себя для себя. Почему я когда-то ненавидела эти растяжки на руках, шрамы на животе, ожог на ноге? Почему я ненавидела себя? Это всё равно, что врезать в себя ножи. Будешь молить саму себя успокоиться, в то время как руки неосознанно вонзают металл в плоть.       Больно, но не можешь прекратить.       Я так рада, что я – идеальная, я – прекрасная, я – это я.       Вчера услышала цитату: «Полюби себя и тебя полюбит весь мир». Но весь мир и не нужен будет, потому что мир будет ограничен самим собой.       Я люблю. Всё люблю».       Письмо Махи:       «Мама перевела меня в другой класс. Они дружные, но я всё равно не чувствую себя рядом с ними «своей». Но я не жалуюсь, это лучше, чем было. Меня взяли в художественный кружок. Учат рисовать.       Могу днями напролёт не вставать со стула и что-то чертить, выводить, раскрашивать. Я чувствую себя спокойно.       А вообще, мне больше нечего написать. Меня больше ничего не волнует. Я в гармонии с природой... а нет, это уже реклама прокладок. Ну, короче, всё круто».       Маша усеивала поля листа и свободные клеточки множеством синих звёздочек. Они сияли и полыхали ярким светом, но не сгорали.       Письмо Макса:       «Какой-то бред, честное слово. Это типа поможет мне смириться с тем, что меня изнасиловали, что я лишился своей мечты и вообще наркоман? Смысле, бывший. Как-то легче не стало.       Я что-то не вижу нигде огонь, чтобы сжечь это всё. Тогда и нет смысла писать сюда что-то сокровенное.       Скучно, скучно, скучно, скучно.       Интересно, здесь сработает самовнушение?       Весело, весело, весело, весело.       Что-то не весело.       Ну и что они там так долго пишут? О смысле жизни что ли рассуждают? Ну и пофиг. Всё. Я всё написал, отстаньте».       - Сдаём работу по звонку!!! Звонок, - Макс оглянулся на ребят: все о чём-то думали, смотрели куда-то. Один он дурью маялся.       Бумага зашуршала. Маша сложила самолётик за пару секунд (она очень часто делала оригами), а вот Света очень долго пыталась соединить два угла ровно, чтобы не получилось криво. Но всё равно вышло тяп-ляп. Парни сложили как попало и были довольны.       Никита разглядывал свой бумажный самолётик. Такой хрупкий и ранимый; его легко разорвать на части.       - Давайте на счёт три? – предложила Маха.       Никак не договариваясь, в один миг всю крышу огласил скромный шёпот пяти ребят:       - Один, два, три!       Самолётики подловил ветер и понёс далеко-далеко, унося за массивные здания. Ветер унёс все обиды, все чувства, выплеснутые на бумагу. Он скрыл их за крышами высоких домов и крон деревьев.       Всё закончилось, но будет тенью бегать всю жизнь. Когда-нибудь они перерастут детские травмы и выйдут на правильную дорожку. Если не сломаются до конца.       Старые надежды сгорели, порождая новые. Теперь-то всё будет хорошо?

Конец.