Лучше, чем жизнь первая и последняя...

— Ты уверен, что не хочешь остаться? Эрику кажется, что Чарльз задает этот вопрос по привычке. Как будто непонятно, что для школы и живущих в ней детей он представляет угрозу. На эту глупость даже отвечать не хочется, но все же Эрик решает не нарушать правил их привычной игры, поэтому делает над собой усилие и произносит: — Ты телепат, — он легонько хлопает Чарльза по плечу и идет к выходу. — Можешь уговорить меня сделать что угодно. — Прощай, друг мой, — в голосе Чарльза слышится улыбка, Эрика она радует. В прошлый раз они прощались более драматично. — Удачи, профессор. За спиной съезжаются автоматические двери, и только тогда Эрик позволяет себе облегченно выдохнуть. Чарли-Чарли-Чарли. Как же часто с ним бывает сложно, да только без него еще хуже. И поэтому нужно бежать из этой чертовой школы как можно скорее. Эрик быстро проходит коридорами особняка, особо не глядя по сторонам. Он и раньше неплохо ориентировался в этом доме, но теперь, отстроив его с нуля, может пройти по каждому этажу с завязанными глазами. И дело вовсе не в арматуре и металлических крепежах, которые он ощущает, как продолжение собственного тела. Вернее, не только в них. Бежать. Бежать, пока еще есть на это силы. Он не имеет ни малейшего понятия, куда направится. Семьи и привычного дома больше нет, как и смысла возвращаться в Польшу, которая так и не смогла до конца принять обратно свое искореженное войной дитя. А потому Эрик волен выбирать любое направление: можно наугад ткнуть в глобус и отстроить все заново. Опять собрать соратников из числа тех, кто не решился примкнуть к людям Икс. Вновь придумать себе цель, наметить план действий и пошагово его выполнять. В очередной раз перейти дорогу Чарльзу и увидеть в голубых глазах обиду и немой упрек… Черт, как же он устал начинать все каждый раз с нуля. Эрик завидует Чарльзу почти до зубовного скрежета. У того всегда есть место, где он чувствует себя свободно и в безопасности, где может претворить в жизнь любые свои идеи и остаться понятым. Настолько прекрасное место, что даже Эрик снова почувствовал себя здесь хорошо, а это уже совершенно лишние и мешающие ему ощущения. Дойдя до своей комнаты, Эрик коротким движением пальцев распахивает дверь. Ему нужно просто забрать чемодан с вещами, и можно будет смело уходить. Конечно, заходить за одеждой было необязательно, но шлем он оставлять не хочет — слишком уж тот ему дорог. И только оказавшись внутри помещения, которое все эти бесконечные годы было закреплено исключительно за ним, Эрик понимает, что зря открыл дверь. Нужно было попросить Чарльза переслать шлем почтой. Или попытаться воскресить Эн Сабах Нура, чтобы тот сотворил ему новый. Да что угодно, только бы не оставаться в особняке лишнюю секунду. Медленно пройдя по комнате, Эрик обводит помещение практически ласковым взглядом. Именно здесь ему перестали сниться кошмары по ночам — за годы бесконечной погони за Шоу он позабыл, что значит нормальный сон, но в доме у Чарльза смог расслабиться впервые за много лет. Именно сюда приходил вечерами Чарльз, подолгу сидел в кресле возле кровати и сводил Эрика с ума своими долгими взглядами, от которых по телу то и дело пробегали мурашки. Именно здесь Эрик понял, что у него есть, за что бороться. Это помещение было восстановлено в разрушенной школе одним из первых. Эрик помнил, как всего несколько недель назад давал указания рыжей девчонке — Джин, ее зовут Джин, — которая никак не хотела понимать, почему расположение предметов обстановки должно быть выверено до дюйма. Чарльз наблюдал за их работой из коридора и весело фыркал в ответ на возмущенные возгласы Эрика. Это воспоминание хотелось отправить в копилку к нескольким таким же — теплым и уютным. Эрик останавливается у окна и медленно проводит кончиками пальцев по открытой створке. Ему очень хочется остаться. С головой погрузившись в помощь Чарльзу и детям, за последние недели он ни разу не удосужился подумать о том, чем собирается заняться. Зато отчетливо ощутил, как хорошо находиться в окружении своих, не ожидая поминутно открытой конфронтации или удара в спину. Безумно хотелось принять еще тогда невысказанное вслух, но отчетливо проступающее в каждом взгляде предложение Чарльза. Остаться. Хоть ненадолго позабыть о том, что он должен куда-то бежать и что-то делать — все равно у Эрика нет на этот счет ни одной конструктивной идеи. И все шло практически хорошо до сегодняшнего утра. Они с Чарльзом завтракали и как раз обсуждали успешность транспортировки Стражей в школу и их подключения, когда уютное уединение нарушил Пьетро. Появился он неожиданно — вот еще секунду назад Эрик намазывал тост джемом, а теперь держал в руке воздух. Пьетро же устроился на одном из стульев и с аппетитом уплетал не-его-тост. — Доброе утро, Пьетро. Мы тут немного заняты. Чарльз, как и всегда, был дипломатичен, но даже в его тоне проскользнули нотки недовольства. Эрик и вовсе с трудом сдерживался, чтобы не высказать Пьетро все, что он думает о подобной наглости. — Понял, — казалось, мальчишка совершенно неспособен обижаться, — я вас отвлеку на пару минут. — Он повернулся к Эрику, и тот невольно вздрогнул под таким же пристальным, как и у Чарльза, взглядом. — Ребятня шепчется, что ты подумываешь от нас свалить. Эрик открыл рот, чтобы сказать, что это не его дело, но Чарльз успел среагировать раньше: — Эрик уйдет, когда посчитает нужным. Если, конечно, не захочет остаться с нами. На это Эрику тоже было что ответить, но, видимо, в этот диалог его приглашать никто не собирался. — Я не о том, — махнул зажатой в пальцах половинкой тоста Пьетро, — пока ты не ушел, нужно сказать тебе кое-что важное. — Он перевел взгляд на Чарльза, но затем покачал головой, будто самому себе. — Сказал бы тебе наедине, да ты все равно все разболтаешь профессору. Эрик приподнял брови. Он никогда не замечал за собой привычки «разбалтывать». Чарльз фыркнул, тоже оценив иронию. — И что ты хочешь мне рассказать? Пьетро глубоко вздохнул, бросил остатки тоста на тарелку и внезапно улыбнулся. — Ты мой отец! — Что? — Что? Эрик произнес свой вопрос одновременно с Чарльзом, и они в четыре глаза вытаращились на мальчишку. Тот улыбнулся еще шире. — Фух, я это сказал. Не думал, что скажу. Вообще не хотел говорить. Но сказал. Прям камень с души свалился. Теперь можешь валить на все четыре стороны, куда ты там собрался. Улавливать смысл его сбивчивого тарахтения получалось с трудом. В голове было пусто-пусто. Даже Чарльз со всеми своими способностями не нашел бы там сейчас ни одной мысли. Эрик открывал и закрывал рот, не понимая, что должен ответить на подобное заявление. Хотелось спросить, не шутит ли Пьетро, но это было глупо — несмотря на улыбку, взгляд у мальчишки оставался предельно серьезным, пытливым. Наконец Эрик смог сформулировать, как он решил, достойный ответ: — Пара минут закончилась. Чарльз моргнул от удивления. Улыбка Пьетро превратилась в усмешку, в которой Эрик теперь хорошо различал собственные черты. — На сердечные объятия я не рассчитывал, но такого сучару, как ты, папочка, еще поискать надо. Ладно, ребятки, удачи вам. Долю секунды спустя Пьетро с кухни исчез. Эрик взглянул на Чарльза, предупреждая все комментарии, но на того суровый взгляд Магнето не действовал никогда. — Зря ты так. Он ведь нервничал, волновался. Ты мог бы дать ему рассказать всю историю. А теперь что? Как он узнал? Кто его мать? Эрик поморщился. Лично он не хотел знать ответы на все эти вопросы. Не сейчас. — Давай вернемся к этой теме вечером. Вечером он планировал оказаться на максимально далеком расстоянии от Чарльза, Пьетро и этой чертовой школы. Эрик не чувствовал в себе ни капельки сил, чтобы принимать и анализировать эти новости. Чарльз тяжело вздохнул, кивнул, а потом снова вернулся к обсуждению Стражей. О Пьетро они больше не говорили. И вот теперь Эрик смотрит на знакомый до последнего листочка вид из окна и думает, что зря он не позволил мальчишке договорить. По привычке закрылся в своей броне, даже не пытаясь понять, насколько тяжело Пьетро было признаться. Но что Эрик мог ему дать? Все его близкие всегда страдали, умирали, оставались по его вине калеками на всю жизнь. Нет. Лучше держаться от всех них как можно дальше. От тех, кто еще остался в живых. Он не знает, сколько времени проводит, погрузившись в свои мысли, но приходит в себя, когда тени на полу комнаты начинают удлиняться. Если он собрался уходить, то нужно делать это прямо сейчас, пока Чарльз и Пьетро не пришли его переубеждать. Эти могут. Эрик захлопывает створки окна, задергивает шторы, будто вместе с теплым воздухом отсекает последние пути к отступлению. Хоть раз в жизни нужно не быть эгоистом, а подумать о том, как будет лучше другим — в том, что без него их жизнь станет лучше, Эрик даже не сомневается. Он подхватывает чемодан и, не мешкая больше, закрывает за собой дверь. Бежать. На пути к выходу он не встречает ни одного ребенка, и, только выйдя на улицу, понимает, куда все подевались — на широкой поляне перед особняком, кажется, собралась вся школа. Они расположились вокруг небольшого участка, по которому взад-вперед носится серая молния. С крыльца открывается отличный обзор, но все же Эрику требуется некоторое время, чтобы понять, что именно происходит. Судя по всему, тренировка со Стражами уже закончилась, и теперь Пьетро решил развеселить детвору, играя сам с собой в теннис. Казалось бы, для наделенного сумасшедшей скоростью мальчишки это пустяковое дело, но зрелище почему-то завораживает. Эрик позволяет себе еще немного полюбоваться на Пьетро, а затем все же спускается по ступенькам и быстро идет по направлению к воротам. Если повезет, никто его побега не заметит. Вот только у Эрика всегда были проблемы с везением. Он как раз преодолевает половину лужайки, когда со стороны болельщиков слышится звонкий голос: — Курт, а ты успеешь поставить ему подсечку? Толпа принимается радостно улюлюкать, всем нравится эта глупая идея. Впрочем, во время игр тоже можно тренироваться, да и детям такая форма обучения контролю над способностями подходит больше всего. До ворот остается не больше трех сотен ярдов, когда в голову Эрика на суперскорости прилетает что-то твердое. От неожиданности он теряет равновесие, неловко взмахивает руками, и еще успевает подумать, что это был чертов теннисный мячик, прежде чем с размаху упасть на спину. Резкая пронзительная боль тут же простреливает голову, кажется, насквозь. С губ Эрика срывается короткий болезненный вскрик, а затем перед глазами все начинает расплываться. До того, как потерять сознание, он успевает услышать громкое: — Папочка! А потом проваливается в пустоту.