Лучше, чем жизнь первая и последняя...

— Он так и не очнулся? Чарльз отрывает напряженный взгляд от лица Эрика и поворачивается к застывшему в дверях Пьетро, качает головой. Шея затекла от длительной неподвижности и отзывается неприятными ощущениями при движении, но это такие мелочи в сравнении с состоянием Эрика. — Пока никаких изменений. — Черт, Хэнк сказал, что он в коме, — Чарльз кивает, а Пьетро, явно не осознавая этого, с силой дергает себя за прядь волос. — Я не виноват, что дурацкий мячик резко изменил траекторию! Курт появился так неожиданно, я ведь всего на миллисекунду глаза отвел, а он… — Пьетро, тебя никто не винит. И Курт тоже не виноват, и мячик, и даже камень, о который Эрик ударился головой. — А кто тогда виноват? — Пьетро плюхается в кресло, стоящее по другую сторону кровати. — Случай. И, возможно, один не слишком умный телепат, который настойчиво просил всех известных ему богов, чтобы Эрика в школе задержало чудо. Допросился. — Что теперь с ним будет? Когда он очнется? Чарльз был бы рад не отвечать на эти вопросы, но Пьетро заслуживает правды. — Мы не знаем. Хэнк провел все необходимые анализы, но никаких чрезмерных патологий не выявил. У него сильное сотрясение, конечно, вот только, по всем прогнозам, Эрик должен был очнуться еще два дня назад, а вместо этого впал в кому. Я не знаю, как это объяснить. Пьетро некоторое время молчит, переводя взгляд с неподвижно лежащего на кровати Эрика на Чарльза и обратно. Очевидно, что он обдумывает какую-то крайне сложную мысль. Чарльз не против ее услышать — у него самого не осталось никаких идей. — Может, — наконец подает голос Пьетро, — он просто не хочет возвращаться? Чарльзу такой вариант в голову ни разу не приходил. — Как это не хочет? — На него же столько всего свалилось за последнее время, — начинает объяснять Пьетро, будто это он, а вовсе не Чарльз, знает Эрика несколько десятков лет, — семью убили, мир завоевать не получилось, тут еще я объявился. Любой бы попытался сбежать. Может, ему удалось? Это объяснение звучит абсурдно и притом настолько логично, что Чарльзу даже возразить нечего. Теперь он тоже переводит взгляд с Эрика на Пьетро и не может понять, что с новым знанием делать. — Ладно, профессор, я пойду, — Пьетро поднимается на ноги. — Вы с Хэнком скажете, если он очнется? — Конечно, — голос звучит неожиданно сипло. Чарльзу очень не нравится это «если». Он понятия не имеет, что будет делать, если Эрик не откроет глаза. — Спасибо. Улыбнувшись уголками губ, Пьетро выходит из комнаты. Шагом. Удивительная для него медлительность. Чарльз хотел бы знать, что сейчас чувствует Пьетро и о чем он думает, но проносящиеся на субсветовой скорости мысли он читать, к сожалению, еще не научился. «Не хочет возвращаться». Странная причина никак не желает улетучиваться из мыслей. Если бы подобная теория относилась к кому-то другому, Чарльз бы ее даже не рассматривал. Мозг, конечно, штука сложная, но у любых возможностей есть пределы — загнать себя самостоятельно в кому невозможно. Вот только дело касается не кого-то абстрактного, а Эрика, который умудряется раз за разом удивлять не только всех окружающих, но даже Чарльза. Собственно, никому больше это обычно не удается. Так есть ли вероятность, что Пьетро прав? За прошедшие два дня Чарльз несколько раз пытался нащупать сознание Эрика, но то пряталось где-то слишком глубоко, ускользало, никак не желало попадаться в расставленные ментальные сети. Может, стоило попытаться проследовать за ним в самые глубины разума, но Чарльз никогда прежде так далеко не забирался, а потому ему банально страшно. Он понятия не имеет, насколько травмирующим для Эрика может быть подобное телепатическое вмешательство, а ведь еще присутствует риск, что Чарльз сам не найдет дорогу назад. Мизерный, конечно, но он есть. Обычно внутренний мир человека ограничивается комнатой — небольшой территорией, где тот чувствует себя в безопасности. В редком случае, если разум достаточно натренированный, это целый дом со множеством потайных помещений и ходов. Если Эрик спрятался от реальности в укрытом от всех подвале, может потребоваться какое-то время, чтобы его оттуда вытащить. Ну и насколько сильно Чарльз готов рискнуть, оставив школу без защиты? Сколько потребуется времени? Час? День? Непозволительно долго. Нет, он не позволит себе подобной роскоши — в его ответственности несколько десятков детей. В конце концов Пьетро наверняка ошибается — уже скоро Эрик очнется, и все будет хорошо. Чарльз не хочет даже мысли допускать о том, что может быть иначе. За последние несколько месяцев не только Эрику пришлось понести тяжелые потери. Чарльзу кажется, что после битвы с Эн Сабах Нуром, произошедшей внутри его собственного сознания, он лишился какой-то частички себя. В чем-то стал жестче, даже злее, наверное. Осознание того, что он не всегда сможет защищать детей, доверивших ему свои жизни, в очередной раз больно хлестнуло по самолюбию и гордости. Легко говорить, что никто не может контролировать все на свете, когда у тебя нет телепатии, способной направить мысли каждого человека в мире в нужную сторону. Но у Чарльза она была. Он никогда не хотел ставить себя выше окружающих, но так или иначе оказывался тем, кто принимает решения, ведет за собой остальных и отвечает за каждый их шаг. Управлять не получалось только Эриком, и вон к каким чудовищным последствиям это приводило раз за разом. Пережив момент слабости после победы над очередным врагом, неожиданно растянувшийся на несколько недель, Чарльз запрещает себе жалеть других больше, чем это необходимо. Им нужен не добрый и понимающий друг, каким он был все эти годы, а сильный лидер, который сможет защитить, направить, помочь. Жесткий и способный контролировать происходящее. Удивительно, как они с Эриком в конце концов стали похожи, но хорошо, что хоть методы достижения целей пока еще отличаются. Чарльз уже не чувствует в себе той мягкости, которая была раньше. Просто невозможно остаться добрым идеалистом после всего, что ему пришлось пережить, хоть он и старается, насколько хватает сил. Рядом с Эриком позволять себе капельку слабости было проще, тогда как теперь он должен быть сильным за двоих. Чарльз снова вглядывается в неподвижное лицо. Эрик. Как много боли и радости с ним связано. Как много приобретений и потерь. Чарльз еще очень о многом хочет ему сказать, стольким поделиться. Неужели Эрик действительно предпочел от него сбежать? Черт бы его побрал. Только не снова. Не после того, как позволил опять ощутить эту сладкую близость и возможность просто быть где-то рядом, держать его в поле зрения. Чарльз сомневается, что сможет вынести очередную разлуку. И уж точно знает, что свихнется, если будет еще несколько дней напряженно вглядываться в это родное лицо и пытаться уловить хоть малейший проблеск движения. Нет, хватит. Эрик придет в себя, рано или поздно очнется и будет смеяться над всеми страхами глупого Чарли — нужно только дать ему еще немного времени. Чарльз просто обязан в это верить, чтобы не сойти с ума. К вопросу о том, что Эрик самостоятельно ухудшает свое состояние, приходится вернуться уже к концу недели. На пятый день обычная кома плавно перетекает в глубокую. Слушая, как Хэнк об этом рассказывает, Чарльз ощущает противный липкий страх, стискивающий сердце. Как такое вообще возможно? Эрик же находился в стабильном состоянии — ни одной причины для осложнения. Но оно есть. Сознание Эрика уходит все дальше, строит между собой и реальностью новые бастионы. Зачем он так? Неужели ему не за что держаться? Подъезжая в инвалидном кресле к кровати, на которой все так же неподвижно лежит Эрик, Чарльз быстро смахивает навернувшиеся на глаза слезы. Не время себя жалеть. Он обязательно сможет высказать Эрику все, что о нем думает, как только тот придет в себя. Если вообще придет. Чарльз напрочь забывает про стоящего рядом Хэнка и вздрагивает, когда на его плечо ложится ладонь. Почему-то хочется ее стряхнуть. — Профессор, не думаю, что могу еще чем-то ему помочь. Что будем делать? Как будто теперь есть хоть какой-то путь решения проблемы, кроме самого радикального. Чуть развернув кресло, Чарльз поднимает голову, чтобы было удобнее разговаривать с Хэнком. — Как думаешь, вы с Рейвен сможете присмотреть за ребятами какое-то время без меня? Скажем, сутки или даже меньше. — Да, конечно. А что вы собираетесь?.. Чарльз уверен, что Хэнку его идея не придется по вкусу, но у него было время подумать и просчитать варианты. Этот, насколько он понимает, единственный. — Я попытаюсь проникнуть в сознание Эрика и вытащить его из комы, но на это потребуется какое-то время. Резкий разрыв контакта такого рода может причинить вред и ему, и мне. Поэтому вам придется присматривать за детьми и защитить всех, если возникнет внезапная необходимость. Уверен, причин для беспокойства нет, но все же мы с Эриком будем совершенно беспомощны в это время. Я могу на вас положиться? Даже мысли читать не нужно, чтобы понять, насколько эта идея не нравится Хэнку. От него буквально фонит раздражением и совершенно детской обидой. Но кому, как не ему, знать, что ради Эрика Чарльз готов на все? — Как все пройдет? Моя помощь потребуется? Чарльз слегка улыбается. Очень приятно видеть, что он всегда может рассчитывать на поддержку Хэнка. Осознавать это удивительно даже спустя столько лет дружбы. Он на секунду прикрывает глаза и посылает несколько мысленных просьб. — Сейчас сюда подойдут Рейвен, Джин и Пьетро, и я вам все объясню. — Пьетро? А он зачем? — Он больше, чем кто-либо, имеет право знать, что происходит с Эриком. Дальше Хэнк решает не расспрашивать, и Чарльз ему за это признателен. В конце концов, это не его тайна. Если Пьетро захочет, он расскажет ее всем, кому сочтет нужным. Когда небольшая команда по спасению Эрика Леншерра оказывается в полном сборе, в просторной комнате становится неожиданно тесно. Участники собрания напряженно переглядываются, не совсем понимая, зачем их сюда позвали, и Чарльз позволяет себе немного насладиться их недоумением. Он любит каждого обитателя школы, но пятерых находящихся сейчас здесь — особенно сильно, пусть один из них и присутствует на собрании только физически. Как только все перестают толпиться в дверях и рассредоточиваются по комнате, Чарльз решает, что время для серьезного разговора пришло. — Как вы знаете, пять дней назад Эрик впал в кому. Теперь его состояние резко ухудшилось, — Чарльз видит, что от этих слов и без того белокожий Пьетро бледнеет сильнее, но решает не прерываться сейчас на дополнительные пояснения. — Я хочу попробовать его спасти, но для этого мне нужна помощь каждого из вас. — Все они слушают так внимательно, что даже дышат через раз. Один Хэнк все еще обиженно сопит в углу. — Чтобы помочь Эрику, мне придется максимально глубоко проникнуть в его разум. И поэтому… — Профессор, но это же опасно! — вскрикивает Джин и тут же зажимает рот ладонью, встречаясь с недовольным взглядом Чарльза. Пусть она и единственная из всех присутствующих, кто осознает весомость угрозы, сейчас ее тревога не то, что может его остановить. Чарльз собирается продолжить, но возглас Джин уже заставил присутствующих разволноваться. — Насколько опасно? — тут же спрашивает Рейвен. — Я бы сперва хотел объяснить свой план, а потом уже обсуждать возможные проблемы. Опасность — неизменный спутник всех без сомнения важных решений и поступков. Но иногда ради важных людей стоит пойти на риск. Рейвен закатывает глаза, Пьетро важно кивает, Джин не сводит с Чарльза обеспокоенного взгляда, но только Хэнк решает высказать свое мнение: — Было бы ради кого. — Мне необходимо знать, — произносит Чарльз, полностью проигнорировав эти слова, — что вы сделаете все возможное, чтобы защитить школу даже от гипотетической угрозы. Вы должны быть готовы к любым неожиданностям. Рейвен, на тебя ложится забота о детях. Следи за тем, чтобы они не применяли свои способности в полную силу, насколько это вообще будет возможно. Пьетро, твоя задача — внешние угрозы. Проверяй периметр каждый час и смотри, чтобы никто за него не заходил. Если появятся гости — сразу сообщи о них всем здесь собравшимся. Джин, тебе потребуется использовать телепатию так широко, как только сможешь. Необходимо предупреждать конфликты, проверять состояние всех обитателей. Если что-то будет не в порядке, то предупреждай Рейвен и Хэнка — они смогут помочь. Вопросы? Какое-то время никто из них не решается заговорить первым. Наверное, не ожидали, что он будет в такой резкой форме раздавать приказы, когда они не находятся на боевом задании. Но нынешняя ситуация является для Чарльза почти таким же серьезным делом, как и спасение мира — Эрик умирает, а ему самому предстоит бросить всех, чтобы использовать последний призрачный шанс. Куда уж серьезнее. — Не знал, что все тут находятся под таким тотальным контролем. Ну, конечно. Пьетро. Чарльз ожидал от него чего-то подобного. — В школе живет несколько десятков ребят, которые обладают невероятными, нередко разрушительными способностями. И я отвечаю за жизнь и безопасность каждого из них. — Мы отвечаем, — раздается голос Рейвен. Спасибо за поддержку, сестренка. — Конечно, Чарльз, мы все сделаем, можешь не переживать. Осуществляй свою миссию спасения столько, сколько потребуется. В ее голосе не слышится издевки, но Чарльз знает, что эта нотка там есть. Из всех присутствующих в комнате разве что Пьетро, может, ничего не заметил — Хэнк и телепатка Джин прекрасно поняли отношение Рейвен ко всему происходящему. — Но пока мы будем оберегать учеников, кто позаботится о вас, профессор? — Джин говорит это так непосредственно, что Чарльз усилием воли душит в себе порыв обнять и утешить ребенка, которого он воспитывал на протяжении последних нескольких лет. — О нас с Эриком позаботится Хэнк. Уверен, все решится за несколько часов. Я просто хочу подстраховаться, чтобы иметь возможность полностью сосредоточиться на своей работе. — А если все пойдет не так? — не отстает Джин. — Тогда я разорву ментальную связь и вернусь один. — А если вы не сможете вернуться? Застрянете в его сознании? Чарльз тяжело вздыхает и оглядывает присутствующих: ответ на вопрос Джин явно хотят знать все. — Шанс подобного настолько мизерный, что фактически сводится к нулю. Но если вдруг это все же случится, то я хотел бы, чтобы ты держалась от головы Эрика как можно дальше. Даже не пытайся с ним связаться, пожалуйста. Без меня именно ты остаешься за главную, а мы не имеем права рисковать всеми телепатами сразу. К сожалению, лестью Джин провести не удается. — Может, будет лучше, если я сама попробую ему помочь? — Нет! — громко выкрикивает Чарльз раньше, чем успевает себя остановить. Его омывает ледяная волна страха при мысли, что Джин с ее безграничным разрушительным потенциалом попытается сунуться в сознание Эрика. Рейвен с Хэнком обеспокоенно переглядываются, а Джин и Пьетро практически синхронно вздрагивают. Чарльз делает глубокий вдох и продолжает уже тише: — Нет, Джин. Это не самая хорошая идея. Мало просто найти Эрика в глубинах сознания, необходимо уговорить его вернуться. Ты не знаешь его так хорошо, как я. — Но я могу хотя бы… В разговор вклинивается Пьетро: — Эрик с тобой не пойдет. Головы всех присутствующих тут же поворачиваются к нему. У Чарльза проскальзывает мысль, что способность удивлять — это у них семейное. — С чего ты взял? Ты же знаешь Эрика не лучше, чем я, — возмущение в голосе Джин льется через край. — Он мой отец, — Пьетро обезоруживающе ей улыбается и, широко расставив руки, кланяется в ответ на ошарашенный взгляд. Чарльз отмечает, что Рейвен удивленной не выглядит. Хэнк едва слышно хмыкает из своего угла. — Есть вещи, которые необязательно знать наверняка, чтобы понимать интуитивно. А вот эмпатией Пьетро явно пошел в мать, кем бы она ни была. Решив, что обсуждение можно закрывать, Чарльз подводит итог: — Если вопросов больше нет, я бы хотел начать подготовку. Вопросов никто больше не задает. Кивнув, Джин первой выходит из комнаты: она выглядит сильно расстроенной и чуть не плачет. Чарльзу очень хочется ее утешить, но сейчас необходимо сосредоточиться на другом. Они обязательно поговорят позже, когда Эрик очнется. Следом за ней к выходу направляется Пьетро, но оборачивается в дверях. — Удачи вам, профессор. Передайте Эрику, что ему есть, ради чего возвращаться. От его слов в горле Чарльза встает неприятный ком. — Я передам. — Что нужно сделать? — Хэнк наконец выходит из облюбованного угла, и Чарльз с облегчением переключает внимание на него. — Принеси, пожалуйста, кушетку. Хэнк кивает и тоже выходит, оставляя Чарльза с Рейвен наедине. Она наверняка хочет что-то добавить к обсуждению, но он не против услышать очередное напутствие от сестры. Впрочем, сегодня она удивительно немногословна. Чарльз готов к упрекам в неоправданном риске, однако Рейвен молча подходит к кровати Эрика, а затем проводит кончиками пальцев по его щеке. — Смешно, конечно, но отчасти я тебя понимаю. Любить его очень сложно, но не любить — еще сложнее. — Ты до сих пор?.. — Чарльзу практически больно говорить об этом с ней. — Нет. Давно нет. Прошли те времена, когда я пыталась отвоевать его сердце у тебя. Наивная. Думала, что просто надо приложить чуть больше усилий. И еще немного. И еще. На это ему ответить нечего. Можно было бы сказать, что сердце сердцем, но Эрик к своим чувствам практически никогда не прислушивается, так какой смысл на это каждый раз рассчитывать? Но Чарльз не хочет ее обманывать. Ведь он ведется на все эти взгляды и улыбки уже несколько десятков лет, а потому не уверен, что когда-нибудь сможет вычеркнуть Эрика из своей жизни, как бы тот ни поступал. Кого угодно, только не его. — Хотела бы сказать, чтобы ты был осторожен, но это и так понятно. Просто помни, что попытка хороша, даже если результат будет отрицательный. В горле снова встает ком. Такое ощущение, что они все на войну его отправляют. Хотя, кто знает, что его ждет внутри этой бесконечно умной и бесконечно нелогичной головы? — Спасибо. Рейвен открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но ее прерывает возвращение Хэнка. Чарльз старается отделаться от желания продолжить диалог мысленно. Этот разговор тоже подождет до их возвращения. Через несколько минут, которые приходится потратить на размещение второй кровати, Чарльз устраивается на мягком покрывале и прикрывает глаза. Он слышит, как за Хэнком и Рейвен закрывается дверь. Что ж, теперь предстоит самое сложное. Первое прикосновение к разуму Эрика ощущается струей прохладного воздуха. Чарльзу всегда нравился этот контраст, обманка, сулящая безмятежное спокойствие. Он был потрясен до глубины души, впервые встретив за мягкой прохладой настоящий ураган разрушительных эмоций и ярости. Потрясен и очарован — слишком уж его восхищало внешнее хладнокровие Эрика. Кто бы мог подумать, что тот окажется настолько эмоциональным и глубоко чувствующим? Чарльз так прятать эмоции не умел, хоть временами и старался. Иногда ему даже удавалось кого-то провести, но близкие всегда могли прочесть все по его лицу. Эрик же оставался непрошибаем, как наковальня. Естественно, на поверхности никакого признака сознания обнаружить не удается, но на это Чарльз даже не надеялся. Он делает глубокий вдох и проникает глубже, туда, где обычно прячется тот самый ураган эмоций. Вот только сейчас на море полный штиль — ни единого дуновения ветра. Ладно, к этому он тоже был готов. Погружение на следующий слой сознания отсекает все внешние раздражители. Чарльз больше не чувствует своего тела, не ощущает, как делает вдохи и выдохи, и что самое тревожное, не слышит ни единого отголоска мыслей обитателей школы. Похожие ощущения он испытывал, когда принимал сыворотку, но тогда хоть оставалась тактильная связь с миром. Сейчас же его окружает полный вакуум и темнота. Чарльз пытается ощутить хотя бы намек на присутствие Эрика, разглядеть в этом мраке его убежище — ничего. И тут возвращается страх. Отсюда он еще может найти дорогу назад, с трудом, наверное, но сил хватит — именно этот слой и был его изначальной целью. Вот только здесь Эрика нет, а значит придется проникать в самую глубь. Слишком далеко от поверхности, слишком опасно. Нужно бы вернуться, рассказать о том, что у него ничего не получилось, но он не может этого сделать. Конечно, Чарльз понимает, что никто из оставшихся в реальности и не подумает его осуждать, а Джин и Хэнк и вовсе будут только рады. Только он прекрасно понимает, что сгрызет себя сам. Эрик ведь все еще есть где-то там, на самом темном и далеком дне своего внутреннего мира. Наверняка заблудился и теперь сходит с ума в темноте и одиночестве. Нет, Чарльз его не бросит. Не снова. Пришла пора платить по старым счетам, чего бы ему это ни стоило. И если уж они потеряются там внизу, то вместе. Призвав на помощь все свои способности, Чарльз концентрируется на образе Эрика и ныряет глубже. Ощущается это так же, как прыжок в ледяную морскую воду. Он пытается сделать вдох, но неожиданно захлебывается, тонет, теряет направление движения. Тело внезапно обретает чувствительность, и Чарльз машет в ледяной воде руками и ногами, не в силах понять, в какую сторону нужно плыть. Воздух в легких заканчивается катастрофически быстро. Он из последних сил сжимает губы, не давая им раскрыться в попытке сделать рефлекторный вдох. Шансы выбраться на поверхность, если она вообще есть, тают с каждой секундой. Чарльз широко распахивает глаза, внезапно ясно осознавая, что так он и умрет в этой ледяной воде, затерянный в океане сознания Эрика. Но в тот самый момент, когда легкие нестерпимо начинает жечь от нехватки кислорода, он замечает крохотное пятнышко пробивающегося сквозь толщу воды света. На несколько отчаянных рывков к поверхности уходят последние силы, и все же ему удается сделать еще одно нечеловеческое усилие, чтобы вынырнуть. Одновременно с тем, как он делает первый жадный вдох, под ногами оказывается внезапно близкое дно. Вот только не под ступнями, как можно было бы ожидать. Стоя на коленях, Чарльз несколько секунд надрывно кашляет и отплевывается от попавшей в рот воды, а затем, все еще тяжело дыша, оглядывается по сторонам. Какого черта? Перед ним открывается шикарная панорама залитого ярким солнечным светом мегаполиса, виднеющегося на противоположной стороне озера. Высотные здания весело поблескивают стеклами окон, у их подножия раскинулись ветвистые кроны деревьев с трепещущими на ласковом ветру листьями, а практически под носом у Чарльза уютно расположился небольшой каменистый пляж. Что тут вообще происходит? — Мистер, вы в порядке? Чарльз поворачивается на звонкий детский голос и видит перед собой девочку лет семи, сидящую на лавочке в десяти футах от него. Она смотрит с любопытством, теребя подол нежно-голубого платья, а тонкие светлые косички слегка покачиваются в такт порывам все того же ветерка. — Где, — горло сдавливает, и Чарльзу вновь приходится откашляться, — где я? Глаза девочки широко распахиваются, будто она только что услышала самый безумный вопрос за всю свою жизнь. Может, так оно и есть. — Вы в Нью-Йорке, сэр. Для него этот ответ звучит полнейшим бредом. Наверное, он все же утонул, раз ему мерещатся подобные галлюцинации там, где никакого Нью-Йорка попросту не может быть. — Где Эрик? — снова задает вопрос Чарльз, неловко вставая на ноги. Светло-зеленая полупрозрачная вода едва достает ему до щиколоток, при этом щедро заливая ботинки. Превосходно. — Я не знаю никакого Эрика, мистер, — девочка спрыгивает с лавочки и отступает от нее на несколько шагов. — Вы странный. Это не он странный, а весь мир внезапно сошел с ума. Он собирается задать ей еще пару вопросов, но девочка делает еще два шага в сторону, а затем резко разворачивается и со всех ног убегает от Чарльза, тут же скрывшись за деревьями. Ладно. Бежать за ней нет никаких сил, он даже стоять нормально сейчас не может. Стоять… Чарльз с удивлением себя осматривает. Сейчас он стоит на своих ногах, и это прямое доказательство того, что у него все получилось. Видимо, каким-то нелепым чудом ему все же удалось добраться до места, где обитает сознание Эрика. Очередной порыв ветерка откидывает на глаза прядь мокрых волос, и Чарльз почти благоговейно ощупывает голову, убеждаясь, что все неприятные изъяны его внешности исчезли. Так и есть: из отражения в переливающейся на солнце воде на него смотрит его молодая копия времен знакомства с Эриком. Но это все мелочи. Главное — ноги. Как же потрясающе снова иметь возможность ходить! Он с невольным удовольствием делает несколько шагов вперед, выходя из воды на влажный песок, и снова оглядывается по сторонам. Как же здесь хорошо! Если бы еще Эрик был рядом… Точно. Эрик. Оглушенный яркими ощущениями, на секунду он совершенно забывает о том, где и зачем находится. Но как бы ни было прекрасно это место, ему необходимо как можно скорее найти Эрика и заставить его вернуться. Чарльз уверен, что много времени это не займет. Свою ошибку он осознает полчаса и полторы мили спустя. Чарльз стоит на Таймс-сквер и с беспокойством вглядывается в лица прохожих. Выглядят они именно так, как и должны выглядеть ньюйоркцы — совершенно обычные и ничем не примечательные люди. И тем не менее они отличаются от тех, кого Чарльз встречал всю свою жизнь — он не слышит их мыслей, не чувствует ни одной, даже самой примитивной эмоции. Он уже успел пообщаться с несколькими прохожими, к двоим людям даже не постеснялся прикоснуться, чтобы убедиться в их реальности, за что чуть не схлопотал пощечину от милой молодой женщины. Оптимизма все это не внушает. Ведь если на секунду предположить, что с жителями этого Нью-Йорка все в порядке, то придется признать очевидное — здесь его телепатия не работает. В конце концов он ведь не заметил в толпе прохожих ни одного мутанта. И это очень плохо, но, все же не самое страшное. Чарльз доходит до ближайшего входа в Брайант-парк и тяжело опускается на свободную скамейку. Происходящее совершенно не укладывается в голове. Да и любой бы на его месте был сбит с толку подобным поворотом событий! Обычно «чертоги разума» представляют собой комнату, реже — дом, но целый чертов город?! Чарльз уже не уверен, что дело в этом случае действительно ограничивается всего одним городом. Надо же, какой у Эрика удивительный и многообразный внутренний мир. Закрыв лицо руками, Чарльз глухо стонет. Он понятия не имеет, где искать хозяина всех этих обширных угодий. Эрик выбрал лучший способ спрятаться — затерялся в многомиллионном населении чертового города. На поиски могут уйти уже не часы, а целые дни или даже недели. Он не знает, идет ли время на таком глубоком уровне сознания также, как и в реальности, да только проверить это возможности нет. Следовательно, остается только рисковать. Вот только задерживаться здесь на такой долгий срок Чарльз позволить себе не может. Нужно выбираться. Следующий час он старательно пытается нащупать в голове хоть одну ниточку, связывающую его с реальностью. Их нет, что вполне логично: ошарашенный всем произошедшим, он не сразу смог понять — раз в мире Эрика у него нет сверхъестественных способностей, то и нащупать путь обратно в реальность нет ни единой возможности. Никакой телепатии, мистер Ксавье. Получите и распишитесь. Отправляясь в это удивительное путешествие, он даже вообразить не мог чего-то подобного, но, видимо, пора признать, что теперь он тоже застрял в этом прекрасном солнечном городе. И понятия не имеет, что со всем этим делать. Ужасно хочется пить. И наверное, неплохо было бы пообедать. Чарльз рефлекторно хлопает себя по карманам и неожиданно понимает, что они не пусты. В брюках обнаруживается связка ключей, видимо, от квартиры, и бумажник. Его одежда уже успела высохнуть на жарком летнем солнце, но бумажник должен был промокнуть насквозь после купания в озере. Как ни странно, тот оказывается сухим. Внутри Чарльз обнаруживает несколько десятидолларовых купюр, карточку социального страхования и пресс-карту на имя Чарльза Ксавье. Сперва губы растягиваются в улыбке, а потом из груди и вовсе вырывается тихий смех. Ну спасибо, Эрик, удружил. Вот и проявляй после этого интерес к жизни друзей. Не такой уж он и любопытный! Хотя, нужно признать, новая профессия Чарльзу отчего-то нравится. Возможно, причина в том, что, даже находясь неизвестно где, Эрик какой-то частью своего сознания о нем позаботился. Ноги, волосы, дом, работа, деньги в конце концов. Чарльз запрокидывает голову, подставляя лицо ласковым солнечным лучам и чувствует, как от осознания того, что все в этом удивительном мире создано Эриком, в груди разливается тепло. Он найдет его. Обязательно найдет.