Яблоневый сад

      Само плавание растянулось на неделю – и оно было полно событиями.       Одним из них стал небольшой конфликт с вездесущим бардом – я имела неосторожность заглянуть в его писульки и едва не отгрызла певуну голову.       Разнимали нас ведьмак и… Йорвет.       Последний заметил, что ему все еще очень нужен толковый лекарь. Так что барду пришлось извиниться передо мной (и скоя'таэлями) за свои неосмотрительные слова.       Ведьмак сделал вид, что он не знает эту болтливую занозу.       Правда через день певун забыл о том, что между нами пробежала розня, и разливался соловьем под лютню.       Вторым событием стал разговор с Мориль. И начало ее выздоровления.       Это случилось на третий день плаванья – Айви капризничала и плакала в люльке, и я никак не могла ее убаюкать.       Эльфийка пошевелилась на койке, хоть как-то проявляя заинтересованность в происходящем. Она сильно осунулась, потому что ела мало и неохотно, большую часть времени проводила, свернувшись в клубок на койке.       Ни мне, ни Сегериму не удавалось растормошить ее и заставить жить дальше. Даже плач ребенка и то не вызывал никакой реакции. Хотя это было неудивительно – он как раз напоминал ей о случившемся и лишь сильней погружал в болезненное состояние.       Покачивая малышку на руках и убаюкивая ее, я ходила из угла в угол нашей каютки, я размышляла, как вытащить Мориль к жизни – потому что ее состояние тревожило не только меня, но и Сегерима.       В прежней жизни я такое видела – но там и тогда шла жестокая война, тех, кто потерял все (или считал так) было много. Был даже сформирован специальный отряд, чтобы те, кто не хотел жить, знали куда пойти.       "Вороны" действительно во многом были смертниками – но в то же время у них была цель: забрать с собой как можно больше врагов. Поэтому они были всегда в самых опасных и рисковых местах. Но при этом смерть словно бежала от них.       Мне же предстояло вытащить Мориль в жизнь – значит, ритуал следовало немного изменить.       И конечно – мне потребуется помощь Сегерима и остальных "белок": вещи, некоторые приготовления и помощь в ритуале, и главное – наша общая вера в то, что Мориль будет жить.       Сейчас она завозилась, проявляя недовольство.       Я тихо напевала малышке, когда заметила, что Мориль сначала села, а потом поднялась с койки.       Меня несколько беспокоило ее состояние - в помраченном состоянии эльфийка могла сотворить что угодно. Но она пока просто стояла, явно не сознавая, что происходит вокруг.       Айви в моих руках снова захныкала и на лице Мориль появилась странная гримаса – словно она сейчас заплачет. Малышка снова хныкнула – и эльфийка дернулась к ней.       Замерев и наблюдая за ней, я покачивала малышку.       Но мое волнение было напрасным – обогнув меня по дуге, Мориль вышла из каюты. Едва я перевела дух, как дверь снова хлопнула, и в каюту вошел Сегерим.       - У вас все хорошо?       - Да. Айви что-то капризничает.. Но ты вовремя, кажется, мне пришло в голову, как помочь Мориль.       - Малышке нужна мать.. Хотя ты очень хорошо заботишься о ней, и искренне тревожишься о ней…       - Мне кажется, что я даже люблю ее… Она похожа на Мориль…       - Да, Мориль всегда обладала особым очарованием. Поэтому мы вместе.       - Вы очень красивая пара. И я надеюсь что у вас все будет хорошо.       Эльф немного смущенно и застенчиво улыбнулся. Я улыбнулась ему в ответ.       Покачивая малышку, наконец задремавшую, любовалась эльфом.       Местные ушастики отличались от всех, с кем мне доводилось встречаться прежде. И каждый был индивидуальностью.       Очень привлекательной индивидуальностью.       А походная жизнь только отшлифовывала эту красоту. Хотя Сегерим же оседлый, но все равно. Похоже скоя'таэль – это скорей состояние души.       Я непроизвольно любовалась им, но это скорей было любование красивым разумным, эстетическое наслаждение.       Я еще раз убедилась, что местные эльфы отличаются от многих представителей этой расы, что я встречала, и в тоже время кого-то сильно напоминали. Но вот кого – эта мысль от меня ускользала.       А посмотреть было на что.       В большинстве своем местные эльфы были темноволосы, разброс был от иссиня-черных до шатенов всех мастей, и даже встречались с оттенками темной меди и бронзы. Реже – темно-русые, ну и так далее.       В отряде небезызвестного скоя'таэля подавляющее большинство было темноволосым, темноглазым, с чеканными профилями и высокими скулами. И довольно противным характером – знаменитая эльфийская гордость во всей красе.       Я б сказала гордыня, но кто б меня спрашивал.       Оседлые - кто жил в Биндюге и Флотзаме, радовали глаз большим разнообразием цвета волос и внешности, "белки" мне порой напоминали одинаковые отливки из формы, настолько были схожими внешне, хотя я их различала. Оседлых было различать проще.       Различался и стиль одежды – "белки" все ж предпочитали более практичные и скрывающие их в лесу цвета и фасоны, оседлые сочетали как традиционное так и людское.       Сегерим, будучи из оседлых, смотрел на мир темно-синими глазами и черты имел не настолько резкие, как у тех, кто считал себя более чистокровным сейдхе.       Вынырнув из созерцательных мыслей, я поделилась своей придумкой.       Эльф выслушал меня и задумчиво заметил:       - Ты уверена в том, что все получится?       - Очень надеюсь. На меня и так все косятся – так что собирать вещи для Мориль придется тебе.       - Это не трудно. Что еще нужно?       - Что-то, в чем развести огонь, чтоб она прошла между него и сожгла старое, ведро, чтобы черпануть воды, и хоть простынь – растереть Мориль после купания. Ну и вино – напоить ее после.       - Попробуем найти, ну… или попросим ведьмака добыть…       Что про все это потом сказал ведьмак – ибо некоторые вещи и правда пришлось… добывать, я скромно умолчу.       Йорвет на всю эту возню смотрел не слишком одобрительно – но я нашла аргументы, что коль скоро он меня взял лекарем, то я и занимаюсь своими прямыми обязанностями: лечу. В данном случае душу, а не тело. Хотя и про тела не забывала.       Наконец, заполыхали в трех котелках огни, было готово ведро с водой – почти ледяной, все ж осень, а не лето.       Сегерим вывел Мориль – малышку мы как раз перед всем этим накормили, перепеленали и она спала в люльке – эльфийка шла как во сне, деревянной походкой, что вызывало у меня тревогу, женщина словно не сознавала, где она и что с ней.       Вокруг кольцом встали те, кто согласился помочь – каждый держал в руках какую-то вещь, в основном темных тонов.       Было что дать и у меня, и у Сегерима – но мы должны были одарить Мориль уже в самом конце.       Выглядела она… Плохо она выглядела, в общем. Осунувшаяся, с бледной, даже немного землистой кожей, тени под глазами, ввалившиеся щеки, потухший взгляд.       Эльфийка шла деревянной походкой, и если бы ее не направлял Сегерим - сомневаюсь, что она пришла бы сюда сама.       Я нервно сплела пальцы, затягивать было нельзя. Дальше будет только хуже. Такие погасшие, словно подернутые пеплом глаза мне доводилось уже видеть.       Что ж, приступим.       Казалось, на барку опустилась глухая тишина – отсекая иные звуки, кроме плеска воды, да треска огня в импровизированных чашах.       Глядя на пустой взгляд эльфийки, я позвала ее, надеясь, что мои слова будут услышаны, и получится спасти эту надломленную душу. К тому же скоро Верген – и лучше будет для самой Мориль – если она будет вменяема.       - Мориль… Мы хотим помочь тебе, но ты должна делать все, что мы скажем..       Проблеск разума в пустых глаза (а они у нее красивые – теплого коричневого тона с золотистыми искорками.       - Мориль, надо идти вперед, и чтобы груз боли и беды не тянул тебя назад, я проведу тебя через обряд перерождения.       Слабый кивок.       - Сбрось все старое, как змея сбрасывает кожу, сожги старые одежды в очищающем огне.       Двигаясь как сомнамбула, она, двигаясь как-то рывками, сорвала с себя то тряпье, что было на ней с момента ее спасения – нам так и не удалось уговорить ее переодеться во что-то другое.       Одежда еще как-то скрадывала то, как плен и все последующее повлияло на Мориль – но сейчас со всей неприглядностью это было выставлено на обозрение. Я видела следы плети, шрамы от ожогов и порезов, и остро жалела, что не могу подъять Лоредо – и прибить его мучительно снова.       Но дело не могло ждать.       Стоя совершенно нагая на палубе, будто не ощущая довольно прохладного ветра, Мориль держала в руках комок тряпок.       - Брось это в огонь – пусть все плохие воспоминания, вся боль сгорят в огне.       Пара деревянных шагов и комок ветхого тряпья летит в огонь.       - Повторяй за мной! Пламя Первозданное, очисти меня! Пусть в пламени сгорит все зло и скверна, пусть закалит оно меня, как меч закаляется в горниле, и стану я мечом и огнем, разящим моих врагов!       Мориль послушно повторила за мной эти слова, под внимательными взглядами собравшихся эльфов, а я с радостью заметила снова зажегшийся в ее глазах огонек интереса к жизни.       Не успела она опомниться, как Сегерим по моему знаку опрокинул на нее полное ведро практически ледяной воды.       Из горла эльфийки вырвался крик, ноги у нее подкосились, она осела на палубу, обхватывая себя руками – но мы уже закутывали ее в простынь (что сказал ведьмак, когда к нему обратились с этакой просьбой – лучше умолчу).       - Мы приходим в этот мир с плачем, и слезы исцеляют раны в душе. Мы приходим в этот мир безо всего... И сейчас у тебя нет ничего…       Сегерим уже ставил раскрасневшуюся Мориль на ноги – а кто-то из толпы протягивал вещи.       - У тебя нет ничего – но у тебя есть наши руки, и они станут опорой тебе…       - У тебя нет ничего – но рядом есть надежное плечо, что поддержит тебя…       - У тебя нет ничего – но тебя укроют от невзгод грудью надежные друзья…       - У тебя нет ничего – но за спинами братьев ты будешь в безопасности…       - У тебя нет ничего – но наши клинки и стрелы отомстят за тебя..       - У тебя нет ничего – но у тебя есть мы…       - Ты больше не одна – и не будешь одна. Мы – твоя семья, братья и сестры, одна с тобой кровь, и не будет ближе нас для тебя.       Я протянула кем-то наполненную вином чашу эльфийке, уже полностью одетой и даже препоясанной мечами, и она приняла ее из моих рук.       Мориль сделала глоток и возвратила кубок мне, я тоже отпила, пуская его дальше по кругу, справляя своеобразную тризну и завершая обряд.       На плывущем впереди корабле было тихо – скабрезные шуточки и свист стихли, едва обряд начался.       Мне пришлось несколько изменить его – но мы вытянули Мориль.       Теперь дело только во времени, которое, я надеялась, у нас все же есть.