Судьба

Разобравшись с несговорчивым водителем цементовоза, Джон Блэйк достает пистолет и опускается на колено за машиной, припаркованной перед входом в здание биржи. Всего полчаса назад поступило сообщение, что захватчики внутри применили оружие и взяли заложников. И когда Джон прибывает на место с напарником, коммерсанты уже на улице, крича в истерике, что это было ограбление. Внезапно из здания раздаются испуганные возгласы, и все полицейские, включая Блэйка, держат оружие наготове. Толпа людей, с поднятыми вверх руками, медленно выходит на улицу, и парень инстинктивно опускает пистолет, ругаясь себе под нос. «Они знают, что делают», — мелькает в голове Джона, пока он быстро передвигается между автомобилей в поисках наилучшего угла обзора. Толпа вдруг кричит и разделяется на две части, и из здания биржи с рёвом выезжают несколько человек на мотоциклах. Джон встает, огибает полицейские машины и следует за ворами, пока они мастерски маневрируют между дорожными заграждениями. Когда один из них проезжает мимо него, Блэйк снова опускается на колено и дважды стреляет. Заднее колесо мотоцикла взрывается и подбрасывает байк, скидывая своего водителя на землю. Джон бросается вперед и наставляет пистолет на мужчину, переворачивая того на живот. — Руки за голову! — Джон отдает команду, и только визг шин заставляет его поднять голову. Человек в красном мотоциклетном шлеме направляется в его сторону, набирая скорость, и вскидывает руку за несколько секунд до столкновения с Блэйком посреди улицы. Боль. Звезды перед глазами. Темнота. Когда Джон приходит в себя, в голове ощущается пульсирующая боль, а вокруг одна лишь темнота. Запах нечистот и затхлой воды висит тяжелой завесой, и парень стонет, поворачиваясь на бок. Что-то острое врезается в запястья, и Джон слышит скрежет металла по металлу. Он лежит на койке, руки скованны наручниками над головой. Блэйк внезапно осознает, что рядом сидит еще кто-то, и едва не подпрыгивает, когда различает подле себя крупную фигуру. — Ебать, — выдыхает парень, пытаясь сесть и отползти подальше от громилы. Глаза Джона все еще не привыкли к темноте, поэтому он замирает, когда не видит, но чувствует, как огромная ладонь ложится на его грудь, опуская его обратно на койку. — Не бойся, — раздается неестественно искаженный голос, и Джон сжимает челюсти, укладываясь обратно и наконец-то в полной мере разглядывая лицо этого мужчины. Маска из металла и кожи закрывает нос и рот громилы, напоминая хищного зверя, скалящего клыки. Глаза Джона расширяются. — Бэйн, — он выдыхает, в его голосе сквозит ужас, а по телу пробегает холодок. Наемник кивает. — Я вижу, моя репутация опережает меня, — отвечает Бэйн, в его фразах мелодично звучит неузнаваемый акцент. Он с невинным любопытством рассматривает лицо Джона. Ощетинившись, парень переходит в образ мышления готэмского полицейского. Он впивается ногтями в ладони и хмурится, глядя на мужчину в маске. — Что, черт побери, тебе нужно от меня? — он спрашивает, сохраняя голос низким и ровным. Бэйн не спешит с ответом. Он беззвучно осматривает Джона, затем переводит пристальный взгляд на лицо парня, и тому приходится сжать зубы до скрежета, чтоб не отвести взгляд в ужасе. Наконец-то, Бэйн клокочет сквозь маску: — Это ужасно высокомерно с твоей стороны думать, что я хочу что-то конкретно от тебя и только от тебя, — в его голосе неожиданно улавливаются юморные нотки, даже что-то вроде сарказма. Джон скалится в подобии усмешки и понимает, что его терпение на исходе. — Ты понял, о чем я, — парень почти выплевывает слова. — Почему я здесь? В воздухе вновь воцаряется тишина, пока Бэйн смотрит на него сверху. И, хотя выражение лица мужчины устрашающее и полно решимости, есть в нем что-то еще… такое мягкое. Потянувшись одной рукой вниз, Бэйн хватает Джона за подбородок. В напряжении парень ожидает, что хватка будет железной, и вновь сжимает челюсти, готовясь к худшему. Но прикосновение Бэйна нежное и теплое. Дыхание Джона сбивается, когда он чувствует, как мозолистый палец гладит его щеку. Эффект, производимый этим жестом, внезапен и его невозможно игнорировать: яркое чувство молнией пронзает молодого человека насквозь, будоража каждый нерв. С долей ужаса, Джон понимает, что он знает это прикосновение, знает его еще ближе, чем все то, что ему вдалбливали в полицейской академии. Кажется, будто он всю свою жизнь пробирался через грязь Готэма в поисках этой теплой руки. На кончике его языка крутятся тысячи имен и тысячи признаний в любви (каждое из которых чудеснее и проникновеннее предыдущего), а в самых дальних уголках подсознания прячутся воспоминания о тысячах поцелуях. Голос, похожий на его, но отчетливо не его, мягко подсказывает: «Все нормально». Уголки глаз Бэйна покрываются тонкой паутинкой морщинок, и Джон знает, что наемник улыбается под маской. — Ты здесь, потому что я ждал тебя, — Бэйн говорит медленно, осторожно подбирая каждое слово, и свободной рукой тянется наверх, чтоб освободить руки парня из оков. Садясь, Джон держится на расстоянии, несмотря на то, что от этого его грудь сжимается от боли, которую он никак не может определить. Он трет свои запястья и смотрит на койку, хмурясь и пытаясь заткнуть внутренний голос, который буквально орет о желании быть ближе к наемнику. Джон замирает и чуть отклоняется в сторону, когда Бэйн сдвигается ближе к нему. — Мы не можем, — едва слышно бормочет полицейский. Джон понятия не имеет откуда он знает, о чем думает Бэйн, но чувствует, как наемник излучает это. Желание, привязанность, одиночество. Тот же самый голос внутри Джона, его, но не его, шепчет: «И почему вы не можете?» Бэйн снова придвигается, поднимает подбородок Джона, нежно держа его, и шепчет: — Мы можем. Желание оттолкнуть его и просто убежать буквально клокочет в парне, но прежде чем Джон понимает, что делает, его пальцы сжимают бедро наемника, пробираясь между складками одежды. Джон смотрит в глаза Бэйну, сквозь металл, кожу и провода маски, и ощущает, как накатывает чувство, которое он не ощущал с детства, когда молился каждый день о том, чтобы кто-то забрал его, чтобы кто-то выбрал его и оставил его себе. Надежда. Надежда, что Готэм выживет. Надежда, что Бэйн оставит город и уйдет отсюда. Надежда, что Джон сможет пойти с ним. Каждый логичный аргумент, что это безумие, что это невероятно глупо, что ему не стоит связываться с, блять, наемником, были мгновенно размыты теплым чувством, расцветавшим у него в груди. Сглотнув, Джон кивает один раз и тихо отвечает: — Хорошо. Когда Бэйн протягивает руку, чтобы притянуть его к себе, Джон позволяет и опускается на чужое теплое тело, сжимая массивные плечи и устраивая голову на груди наемника, неглубоко дыша. Не зная, что еще сказать, Джон поднимает голову и хрипло говорит: — Меня зовут Джон. Джон Блэйк. Во круг глаз Бэйна вновь собираются морщинки, и он снова проводит большим пальцем по шее Джона с таким благоговением, которое тот еще никогда не ощущал. — Джон Блэйк, — мужчина повторяет, как будто пробуя имя на вкус. — Я Бэйн. Несмотря ни на что — окруженный убийцами и отравленной водой, в объятиях человека, способного убить его голыми руками — Джон смеется. — Да, я наслышан о тебе, — ухмылка расползается по его лицу. Бэйн подается вперед и гладит большим пальцем по щеке, и Джон мягко смеется, когда чувствует нежное прикосновение к ямочке на щеке. Блэйк отстраняет руку наемника от своего лица, держась за нее. И когда Бэйн легко сжимает ее, Джон сжимает в ответ, неуверенно, но… как-то очень правильно, как будто они так и должны были встретиться — в самый темный час для Готэма. И когда Бэйн прижимается холодным металлом маски ко лбу Джона, последний рассеянно думает, что «Ночь темнее всего перед рассветом».