Невозможен

Это последний урок. Карма не напрягается, ведь английский язык — это для него не худший из предметов. Наоборот, урок мисс суки был один из лучших, если не являлся им. И пусть даже так, ожидал его конца он не меньше, чем остальных. Акабанэ считал, мол, урок — само по себе вещь скучная и, тем более, он-то точно не был создан для того, чтобы просиживать часами пятую точку на неудобном деревянном стульчике и грустно смотреть на экран телефона, ожидая последние минуты. Пф, какая пустая трата времени. И именно это сейчас как ничто другое подсказывало красноволосому: пора бы быть проще и просто слинять. Выйти в туалет и не вернуться. А вещи? Да хуй с ними. Нервно играя пальцами по деревянной поверхности парты, Карма осматривал класс, великодушно подарив тому последний шанс показать что-то новое, на чём можно было заострить внимание или использовать для очередного покушения на учителя Коро, может, осталось что-то, что он ещё не изучил детальнее. Щелчок по деревянному полу, к ногам Кармы прикатился круглый ластик. Очевидно, соскочил с передней парты (какой-то из) и закончил трещеной через все его мысли. На этом чьём-то кусочке резины было ломаными буквами написано «help me». «А это чё ещё за фак?» — Окуда, не метушись, заберёшь после уроков, — Карма поднимает с пола потерявшийся предмет, пока говорит Ирина. Окуда. У неё до сих пор дрожат коленки, причём с самого начала урока. Кстати, парень, поднявший ластик, давно это заметил. «Манами Окуда, ты это серьёзно, что ли?» — лишь подумал парниша. И взгляд его теперь прикован к ней. (…) И вот, наконец-то, звенит звонок. — Можете идти домой, — на одном дыхание объявила учитель Ирина, оставив мел у доски. — ей, Манами, — робкая ученица чуть не подпрыгнула на стуле, в ожидании приговора, от чего Карма заулыбался ещё больше. Это забавно. — Завтра я тебя снова спрошу. Постарайся выучить всё на следующий раз, там и экзамен на носу. — Да-а, — дрожащим голосом ответила девочка и сжала пальцы в кулачки. А Карма до сих пор внимательно наблюдает за каждым её глубоким вздохом, подперев щеку рукой. Элегантный. Учителю Ирине (ей, кстати, на самом деле, всё равно) даже начало казаться, мол, красноволосый позабыл, что ему пора бы домой, застряв где-то между миром из гладко пошлых детских фантазий и реальностью. Ведь он совсем не реагировал ни на звонок, ни на то, как одноклассники один за другим поспешно покидают класс (для них звонок, являющийся завершением рабочего дня, наверняка даже имеет особый аромат). Может, всё потому что он зацепился взглядом за Окуду, которая неподвижно сидела на одном месте. А последняя, в свою очередь, даже и не подозревала, что в классе осталась не она одна.

***

— Вот дрянь! — Окуда бросила через весь класс исписанный листок, с набором каких-то слов на английском, которые Карма, само собой, так и не смог разглядеть с задней парты. Слова совсем не запоминались, а дома не давали их нормально выучить уже третий день. Как быть? Завтра последний день. — Да нормальная ты, — подколол её Карма, по-лисьи улыбаясь, от чего Манами в испуге обернулась к нему, не зная, злиться ей или плакать. К сожалению или к счастью, сегодня Акабанэ тоже особо не спешил домой… — Прости, я думала, одна, — оправдалась Окуда и еле заметно пожала плечами. В прочем, с этой секунды, девушка поняла, что не сосредоточится на уроках от слова совсем. Сложно было даже притворяться. — так вот почему у меня было это ощущение, будто за мной кто-то смотрит. Манами не видела, она, скорее, чувствовала, как золотые (буквально) глаза сейчас сверлит её спину. «Ага. Привычка всему искать оправдание и всегда оправдываться.» — для Акабанэ это был явный признак того, что, скорее всего, Окуда когда-то была объектом издёвок. Так подсказывал ему жизненный опыт, да и если просто сложить всё, что он знал о ней. Карма всегда находит этот бисер мелочи и сшивает из него общую картину, в этом весь красноволосый парниша. Умение видеть человека насквозь хорошее преимущество, если тебе что-то от него нужно. — Что ты делаешь, Манами? — цокнул языком парень и ещё пару раз постучал пальцами по парте. — Ты какая-то в щи задроченная. «Потому ли о ластеке совсем позабыла своём?» Манами всегда видела Карму как садиста для себя же самодура, из-за тех самых его искорок безумного азарта глазах цвета золота. Ведь они были единичными с её порывами страсти, когда работала над очередной отравой для учителя. — Учу английский. Но что тебе с того? — девушка изобразила улыбка на изящном личике, хотя Карма совсем не смотрел на неё. И даже сидя сзади, ему хватило услышать её тихий голос, чтобы почувствовать, как дрожат её губы и пальцы не находят себе места. — Тебе не пора домой? — У меня вольное посещение. И ещё… Today you are my victim. Окуда молчит. Не потому, что испугалась или не знает, что сказать, а потому что не понимает, о чём речь. Припустим, даже если бы понимала, реакция не особо отличалась бы. Уж слишком она стеснительна и наивна. Ведь он «просто её одноклассник». Хулиган, почти убийца, садюга и просто человек с жаждой крови (скорее шилом в жопе). Окуда всё равно была уверена в том, что Карма ничего и никогда ей не сделает. — Ты помнишь, что говорила нам учитель Ирина? Язык учить получается куда лучше, когда тебе хочется понимать своего собеседника. — Я могу расценивать это, как предложение помочь? — слышится в голосе надежда. — Я сам не знаю, как это понимать, — Карма наконец-то перестал вертеть пальцами тот несчастный карандаш, встал из-за своего места и подошёл к Манами. — встань, Окуда, — ровным тоном скомандовал. Окуда откликнулась на просьбу, тотчас на губах у Акабанэ застревает беззвучная улыбка, украшая обезумевший от ожидая лик. Он и есть тот самый чертовски прилежный маньяк, обещающий убить медленно и нежно. К чёрту все эти «можно и нельзя», мысли уже разнятся с действиями и Карма давно понял почему. Остановившись, когда юбка одноклассницы уже едва ли не касалась его бедра, опустил глаза на открытую тетрадь у парты и прочёл все пункты, которые были отмечены карандашом как те, что ещё предстоит выучить. В эту секунду, он понял одну очень важную вещь в своей жизни. — Ирина-сенсей, я вас обожаю! — громко заявил Акабанэ, рассмеявшись на весь кабинет, и только потом обратил внимание (вообще, он и так это знал) на то, что Манами опешила от сказанных слов так, что аж стиснула зубы. — Окуда, а чего ты побледнела вся? Парень тут же моментально отдалился на два шага назад и зашёл за спину одноклассницы, тотчас его наглая правая рука оказалась под юбкой ученицы и без малейшей капли сомнения, задрав её, его следующее движение было так же молниеносным. Своей правой рукой Акабанэ как можно легче и резче приложил её к спине девушки и придавил её к парте, шлёпнув по заднице. — I slapped your ass, — прокомментировал свои действия. — это значит «я шлёпнул тебя по заднице», подтверди-ка мои действия своими словами, иначе придётся повторять практику, — сквозь эту дьявольскую улыбку во все зуба, прорывались смешки, он был в предвкушении. Акабанэ помнил слова Окуды о том, что кроме естественных наук, другие предметы в её голове просто не укладываются, ещё тогда он подумал о том, как она вообще тогда научилась говорить? Элементарно: практика, необходимость, интерес. Ей нужно быть вынужденной. И, конечно, ещё тогда он всё это задумал. Никакой теории, практика. — Нет… Отпусти, Карма, — еле слышно произнесла девушка, тотчас не ровно дыша. И не одна здесь знала, что мысли совсем не те, что слова. Так много чувств и эмоций в голове, чёрт ногу сломит (но Карма навряд ли). Они сплетаются в огромный клубок и, как будто их попросили, просто сводят с ума. Это тяжёлый выбор между тем, что должна делать и что хочется. В её тихом омуте беззвучно черти водятся, по вечерам, когда утыкается в подушку с чем-то подобным в голове и… больше всего на свете хранит эту тайну. — Чтобы ты снова получила самую низкую оценку в классе? — ещё один шлепок. — Окаянная? — You… slapped my… ass… — шептала девчушка, зажмурившись, в ответ лишь ещё один шлепок. — Громче, я не слышу! — рассматривая жертву сверху вниз, промурлыкал садист. — Наглый кот… — выдавила из себя Окуда, а как давно мечтала сказать в слух. — Неправильный ответ, мышка! — ещё один шлепок и с губ Окуды нагло вырывается стон, от чего Акабанэ тут же честно себе признал, что испытал точно какое-то новое ощущение. — Говори! — You slapped my ass! — щёки уже не были пунцовыми, Манами была откровенно красной, словно помидор, и до конца твердила себе: выгнула спину лишь потому, что ей так удобно. Только вот было одно но, после второго шлепка, ученицу уже никто сильно и не держал. Не доведи Господь! Акабанэ ведь действительно хотел помочь (правда, весьма необычным способом, пусть и явно самым подходящим для одноклассницы), а не сесть за попытку изнасилования. Вот ещё ему не хватало. — Одобряю, — Манами почувствовала ещё одну волну новых ощущений с ещё одним шлепком. Она нехотя прикусывает руку, чтобы больше не издавать эти триклятые стоны, пока тотчас над ней смеётся на завоевательском этот чёрт двуногий. «И слава Богу…» «Волей не волей, а выгнулась ты ещё больше.» Девушка сползла на стул и неуверенно взглянула на красноволосого. — Акабанэ-кун, — Карма проводит своими мягкими молочными пальцами по щеке, подбородку девушки и, затем, большим пальцем касается её нижней губы. — ты невозможен… — шепчет Манами и облизывает палец парня, ещё больше смущаясь, прикрывая глаза, не в состоянии зреть дальше это лицо, взирающее всегда на неё свысока, особенно сейчас. Карма чувствует себя уверенно, ведь для него всё в этом мире — так просто. От прыжка с обрыва до признания в любви. Особенно, если знаешь, что она нуждается в тебе больше, чем в воздухе. Когда кто-то в классе шутит, каждый раз, Окуда смотрит в его сторону, а чуть что, сразу же пугается, немедленно отворачиваясь, сжимая ткань своей юбки, словно антистресс. А он… не дурак же. Просто ленивый. Ленивый клоун, вот. — Не переживай, я всегда знал, что ты такая, — колени Кармы у пола и Акабанэ тотчас касается пальчиками тонкой шеи, лижет щёку робкой гёрл, что совсем того не ожидала. — ведь я тебя вижу насквозь. — он не целует, и даже перестаёт лизать. Снова ухмыляется, уставившись прямо в фиалковые глаза, которые Окуда всё ещё куда-то пытается от него безнадёжно спрятать. — скажи-ка теперь, что я облизал твою щёку: «I lick your cheek». — I want you to lick my cheek one more time, teacher! Манами надоело. Она бесстыдно тянется за поцелуем, но Карма абсолютно беззаботно уворачивается, а у неё от такого желание дышать пропадает. — Ты уверена, что хочешь этого, бесстыжая? — Окуда чувствует, как одна из мягких ладоней легонько ложится ей на щеку, а её губы обжигает чьё-то горячее дыхание. — Ты же знаешь, что герой, он в итоге, потом всегда оказывается злым? — Карма гладит одноклассницу по волосам и улыбка на его равнодушном лице тотчас становится чуть мягче. — Неужели всё зависит только от моего ответа, неужели у тебя нет своих чувств? Окуда таким ответом осталась категорически недовольна, чего Карма сначала немного не понял. А всё более чем просто: она была из тех маленьких девочек, которые мечтали о принце, что прискачет на белом коне и порешает всех и вся. А она что? Ей подождать, отрастить косу, улыбнуться да платочек кинуть. Только вот, Карме совершенно похуй на эти ткани в цветочек и представления о тех героях, что, знаете, хлопают ресничками, обещают рай. Акабанэ встаёт с колен и идёт к своему месту, но не садится, возвращается к застывшей девушке, захватив свою тетрадку с собой. — Хочу знать, готова ли ты протянуть руку демонам, что съедают меня изнутри? — и протягивает ей тетрадь. — важно вот что, выдержишь ли ты это психически? Что скажут учителя, подружки, родители, если вдруг завидят засосы на твоих ключицах, груди… да и элементарно Коро учуит, что от тебя через чур пахнет мной. Будет ли тебе так же всё равно, как сейчас? Чем ты готова пожертвовать? «Счастье всегда на стороне отважного. А как ты думаешь, Окуда Манами?» И в протянутой им тетради, большой её портрет. Акабанэ не пытался сделать его идеальным, да и невозможно это одним лишь карандашом, ещё и в тетрадке по английскому, что уж говорить о его навыках художника, которых нет и не было от слова совсем. Но всё же: это просто охренеть и не выхнереть обратно (что и сделала Окуда, кстати). Одним своим взглядом Акабанэ твердил: «смотри и знай одно, Манами, сюда стараний было вложено больше, чем ты заслужила, (такое во взгляде читала она) чем предполагалось». Ведь этот парень не такой же, как и все. Большую часть времени очень ленивый и не старается тогда, когда что-либо считает для себя бесполезным или скучным, и сегодня, наконец-то, не тот случай. Карма ненавидит рисовать, но Окуда, чёрт её дери, есть в ней то, что ни взять, ни отнять. И он это сам только что собственноручно доказал. Окуда хмыкает и аккуратно кладёт на парту милую тетрадь. «Настоящая смелость редко обходится без какой-либо глупости» — заканчивает с размышлениями та девочка с фиалковыми глазами. — Иногда чтобы взлететь, — Окуда поворачивается спиной и встаёт сначала на стул, а потом на парту, этому Карма больше всего как раз и был был шокирован, а ещё, он никогда её не видел взирающей сверху. — надо осмелиться шагнуть в пропасть, — Карма сам по себе своеобразная пропасть, причём со своим собственным там миром. — Акабанэ-кун, лови меня. Выглядело это, если честно, чертовски глупо и по-дестки, но в то же время, с таким серьёзным выражением лица ей только в парламент (когда-нибудь потом, пока что только домашка). «Что ж, поздравляю с выбором на сегодня, на завтра и… навсегда.» Карма не жалеет, но и не гордится такой «властью» над «маленьким похотливым ребёнком», что как с парты, так в пропасть, а там по рукам бьёт за попытки её лапать, ещё и дразнится. Мол, не посмеет же Акабане так сразу, прямо здесь (а как ошибалась, но это уже немного другая история). Сейчас Карма возмущается безумию дёргать его за волосы. Манами всегда мечтала об этом, а кто бы мог подумать, что это будет первым её действием на руках возлюбленного. Хотя на самом деле, такое поведение было вызвано чрезмерным смущением Манами в данной ситуации, у неё на лице было написано «я хуй знает, что делать, но меня это смущает». Порой мы ведём себя не так как должны, особенно с людьми, в которых влюблены. В тотчас Акабанэ ещё задумался, что будет, если всё-таки он решит повалить её на парту и продолжить учить английскому прямо здесь? Не попробуешь — не узнаешь. А ничего не подозревающей Окуде, пока ей без разницы. На поцелуй же ответил всё-таки.