С чистого листа

Всё разладилось. Они продолжают жить вместе, расследовать дела, пить по вечерам чай у камина, но всё разладилось. Нет больше того безоговорочного доверия. Нет тех задорных улыбок, что против воли растягивали их губы. Нет больше случайных прикосновений и неловких объятий, когда они, уставшие от погони, засыпали на диване, не имея сил разойтись по своим спальням. И Шерлок знает, что это целиком и полностью его вина. Когда через два года после прыжка он вернулся на Бейкер-Стрит, Джон был тут и, казалось, был искренне рад его видеть. Конечно, были крики до сорванного голоса и объяснения до первых скатившихся в бессилии слёз. И всё выглядело так, что Джон простил его. Да он и простил. Просто теперь их отношения уже никогда не станут прежними. Но что убивало Шерлока сильнее, так это мысль, что их отношения никогда и не станут другими. Никогда они с Джоном не перейдут из этой фазы друзей в фазу любовников. Он упустил свой шанс тогда, два года назад, когда шагнул с крыши Бартса, разбивая своё сердце и свои надежды, чтобы самый дорогой на свете человек мог жить. По первости он ещё смел мечтать, что вернётся, всё расскажет, Джон его простит, заключит в объятия, говоря, что никого дороже у него нет и не будет, что ждал его и верил в непричастность к той паутине лжи, что он любит его также сильно, как и сам детектив любит своего блоггера. Но чем больше времени проходило со дня «смерти», тем чётче Холмс понимал, что этого никогда не будет. Находясь в этом добровольном изгнании, он считал минуты, отделяющие его от Джона, а каждая секунда простоя, когда он был вынужден бездействовать в ожидании новой информации от брата, казалась ему пыткой. И даже после подвала в Сербии он продолжал думать также. Иногда, когда ожидание становилось совершенно невыносимым, он размышлял о том, что бы было, признайся он Джону в своих чувствах тогда, сразу после бассейна. Было бы Шерлоку сейчас легче? Страдал бы Джон сильнее? Холмс не знал. Возможно, Шерлоку и не пришлось бы сейчас быть здесь. Джон ведь мог сказать, что они лишь друзья и всегда ими останутся. А мог и вовсе уйти. Значило бы это, что Мориарти всё равно попытался бы использовать Джона, чтобы достать Шерлока? Наверняка да. Такой исход дела ему бы понравился ещё больше. «Великий детектив с разбитым сердцем. Как по-человечески для того, кто ещё недавно утверждал, что этого самого сердца у него нет, – Шерлок с лёгкостью представил, как Мориарти, гадко ухмыляясь, говорит ему это. Крыша Бартса всё такая же, Шерлок сохранил её в своих Чертогах всю, до малейшей детали. – Интересно, а Джон расстроится, если ты сейчас прыгнешь? Хм, вот уж не думаю. Скорее он испытает абсолютное облегчение от осознания, что ему больше не придётся беспокоиться о том, что однажды ты приползёшь к нему, умоляя дать тебе шанс. – Мориарти делает шаг навстречу. – Так может, ты избавишь и его и себя от этих переживаний? Хоть раз в жизни поступи не как эгоист. Разве Джон не заслуживает этого? Спокойной жизни без тревог и подъёмов посреди ночи. Без вечных угроз его жизни лишь из-за того, что однажды он имел несчастье познакомиться с тобой. Тебе лишь нужно признать своё поражение, шагнув с крыши. Представь, один шаг и ты свободен от страданий, а Джон от тебя…» Всякий раз доходя до этого места, Шерлок в ужасе распахивал глаза. Будь всё так, он бы действительно шагнул без всякой страховки и планов брата. Шагнул, чтобы освободить Джона от этого тяжкого бремени Шерлоковой любви. Но к счастью, или нет, Шерлок так и не нашёл в себе силы признаться Джону тогда. Не найдёт он их и сейчас. Всё, что ему остаётся теперь, смотреть, как их дружба из некогда прочной и нерушимой превращается во что-то хрупкое, готовое разбиться вдребезги от нового удара судьбы. Впрочем, как и сам Шерлок. И если платой за жизнь Джона должны были быть страдания Шерлока от невозможности разделить с ним свою любовь, то он был готов это принять.