Уличный

Ноябрь в этом году совсем холодный. Бэкхён как-то не подумал о том, что зима наступит настолько скоро, и, следовательно, не был готов. Сидеть на полу было холодно. Обычно он подкладывал свою куртку, оставаясь в потемневшей футболке и потёртых старых джинсах, но сейчас снять с себя верхнюю одежду было никак нельзя — воздух в переходе слишком холодный для того, чтобы сидеть в футболке. Он пытался снять куртку с одного плеча, чтобы хотя бы краешек можно было подогнуть под себя, но рука мгновенно замерзала и приходилось натягивать обратно. Поэтому он терпел, хоть и пальцы тоже замерзали, а гитара очень быстро расстраивалась на холоде. Сегодня не очень удачный день. Людей так же много, но они всё меньше подходят к Бэкхёну. Сначала он выглядел, как просто уличный музыкант, и на него многие смотрели. Иногда даже собирались послушать, немного толпились, с радостью отдавали свою мелочь. Но сейчас Бэкхён уже, скорее, похож на бомжа, а люди не любят бомжей. Они грязные, от них дурно пахнет, и их существование неудобно. Бэкхён тоже раньше усердно от них отворачивался и добавлял шагу, чтобы быстрее оставить бездомных позади. Иногда в его голове пролетала мысль: а что, если я сам окажусь в такой ситуации? Он гнал её. В конце концов, с чего бы? У него была квартира, хорошее образование, работа — не было ни одной причины считать, что что-то может его привести к такой жизни. — Парень, — раздался голос сверху. Он поднял взгляд, видя перед собой копа. Бэкхён раньше бегал от них, но в какой-то момент даже они перестали обращать на него внимание. Сейчас он, ожидая какого-нибудь повода поскорее подняться с холодного пола, быстро поравнялся с копом, и тот нахмурился: — Трезвый, что ли? — Я не пью, — тихонько ответил Бэкхён. Это удивило человека с офицерским значком. Бэкхён немного замешкался, понимая, что это не простой патрульный, а коп в высоком звании, хоть он и выглядел достаточно молодо. — Слушай, пусть так, но ты нарушаешь закон, ты знаешь? Попрошаек забирают в отделение. Бэкхён отставил гитару к стене, поглаживая саднящие подушечки пальцев левой руки. — Хорошо, я не играю уже, — сказал он. Коп отодвинул ногой чехол для гитары, глядя на количество денег в ней. — Боюсь, я должен задержать тебя, товарищ. Бэкхён преодолел в себе желание согласиться, потому что ночевать ему больше всё равно было негде. Однако за всё время на улице он ни разу не попадался, его репутация всё ещё оставалась чистой. Он не терял надежды однажды вернуться домой, отмыться от всей грязи и всего, что он пережил, пойти на работу и вновь жить нормально. — Пожалуйста, не надо, — прошептал он так, что в толпе людей лишь по движению губ можно было угадать, что он говорит. — Я никому не делаю зла, я просто играю... И я больше не буду. — Будешь, — ответил коп. — Как только я уйду. Первый раз я, что ли, такого, как ты, вижу. Бэкхён упёрся ногами, когда коп схватил его за руку, чтобы он не убежал. Его взгляд всё ещё был жалобным, и, возможно, он бы сработал, будь Бэкхён сейчас чистеньким и симпатичным мальчиком. Но, как он уже понял, бродяжки не имеют права на сострадание к ним. — Я ведь ещё сейчас сопротивление при задержании тебе впишу, — предупредил мужчина. — Отпустите, пожалуйста, я не сделал ничего плохого, — у Бэкхёна на глазах выступили слёзы, и он вновь поднял взгляд на полицейского. — Я что, должен умереть от голода на улице? Я ни у кого ничего не ворую — я зарабатываю как могу, что мне ещё делать? Люди смотрели на него сейчас, и на их лицах было отвращение. Лишь некоторые глядели с жалостью, видя, что человек с гитарой совсем молод, что он не просто уличный пьяница и что он плачет, что ему страшно. Бэкхён сейчас не был красив, но возраст был на его стороне. Хотя бы он. — Ким, — вдруг раздалось за спиной полицейского. Тот развернулся, и Бэкхён тоже взглянул на нового персонажа этой истории исподлобья, совсем аккуратно. Очень красивый мужчина в драповом пальто и с дипломатом смерил его взглядом, а затем вновь посмотрел на копа. — Оставь мальчишку, чего ты к нему пристал? — Попрошайка, — ответил тот. — Нет, он волонтёр. А деньги — добровольные пожертвования и чаевые. Коп нахмурился, некоторое время глядя на мужчину и крепко держа руку бродяжки в своей ладони. Тот не вырывался. Страшно было. И немного интересно в глубине его сознания. И вдруг коп его отпустил, поворачиваясь к нему и качая головой: — Тогда чтобы я больше тебя тут не видел, — сказал он. А затем развернулся и быстро пошёл прочь. У Бэкхёна дрожали руки, и он не знал, от холода это или от волнения. Погода ухудшалась, на улице поднялся ветер, и, хоть и в переходе не дуло, стало намного холоднее, чем было днём. Пальцы Бэкхёна были красными от холода, и, повернув голову к его спасителю, он заметил взгляд на его руках. — Спасибо, — пролепетал он. Несмотря на то что этот мужчина проявил к нему доброту, помогая избежать проблем, сейчас он одарил парня высокомерным и холодным взглядом. Однако не уходил. Чего ему было нужно? — Уличный гитарист? Это твоя деятельность? — спросил он. Бэкхён неловко кивнул, смущаясь вопроса. Мужчина посмотрел ему в лицо, отслеживая его изменения. Бэкхён, наверное, выглядел очень наивным, раз даже румянец от обычного вопроса сдержать не мог. — А зимой как перебиваешься? Пожав плечами, Бэкхён отвёл взгляд. У него есть сбережения — накопил за эти месяцы. Если будет совсем трудно, он может использовать эти деньги, просто рассказывать об этом не очень хотелось. — Пьёшь, когда холодно? — Совсем не пью, — ответил Бэкхён. — Неужели, — хмыкнул мужчина. — Верится с трудом. Туберкулёзом или ВИЧ не болеешь? Бэкхён поднял на него ошарашенный взгляд. Что ж, может, и не стоило удивляться, но для воспитанного Бэкхёна, выросшего в благополучной семье, слышать такие подозрения было шокирующе. — Нет, конечно, — он замялся, сминая в ладони край чехла из-под гитары. — Извините, я не должен здесь больше находиться, я... — Хочешь работу? — неожиданно спросил незнакомец. Парень застыл, глядя на него всё с тем же удивлением. — Хочу, но... Кто мне её даст? — Я дам, — ответил мужчина, хмыкая. — Мне нужен такой, как ты. — Какой? — не понял тот. Никчёмный, Бэкхён. Никому не нужный. Вот что он имел в виду. — Тот, кого не жалко, — и вновь красивое лицо разрезала кривая ухмылка. Пришлось сглотнуть эти слова. Бэкхён покосился на свою гитару. Что ж, ему действительно холодно на улице, но разве он может жаловаться? У него есть она. Музыка даёт ему хоть какие-то деньги и возможность жить. Тот, кого не жалко, — это плохая профессия. — Простите, наверное, мне придётся отказаться. — Эй, — и его вновь поймали за руку. Бэкхёну это не нравилось, но он молчал. — Мне нужен мальчик на побегушках, которому можно платить меньше, чем помощникам. Это точно всё равно будет намного больше, чем ты зарабатываешь сейчас. И никто не причинит тебе зла, не бойся. Он действительно так сказал: "не бойся". Бэкхёну показалось, что его тон стал чуть менее пренебрежительным, возможно, потому что мужчина почувствовал ещё живую гордость бродячего музыканта. — А Вы можете дать мне гарантию, что я не попадаю в ловушку? — спросил он. Мужчина закатил глаза: — Даю тебе слово, что в любой момент можешь валить обратно на улицу. Устроит? Пять секунд у Бэкхёна заняло принятие решения. И затем он осторожно кивнул, хотя, конечно, откуда ему знать, в какую цену его слово? — Хорошо, я хочу попробовать. — Замечательно, — он немного брезгливо осмотрел Бэкхёна с ног до головы. — В машину я тебя не посажу, так что поезжай до моего дома на автобусе. И он так же быстро исчез, как появился, а Бэкхён взглянул на бумажку внимательнее. Не очень далеко. Немного страшно. И жутко холодно. Он попытался согреть тёплым дыханием пальцы, но не помогло, и они не стали шевелиться лучше. Если честно, кажется, Бэкхёну улыбнулась удача, потому что зиму бы он не пережил.

***

Когда он сидит в переходе с гитарой, он воспринимается, как просто явление. Иногда, стоя чуть поодаль, люди слушают его, потому что Бэкхён красиво поёт, особенно красиво, когда болеет. Но он никто им, они ничем ему не обязаны, даже контактировать с ним не должны и не собираются — все это понимали. Бэкхён это понимал. Взгляд и пара монеток в чехле от гитары, и это всё, на что он мог рассчитывать. Его это устраивало, потому что люди не делали ему ничего плохого, пока он не был близко к ним. Его давно не интересовало его изгнание из общества. Не мешают, да и ладно. В автобусе правила игры иные. Здесь с ним вынуждены контактировать, а принуждение вызывает ответную реакцию. В случае с людьми вокруг Бэкхёна это была агрессия и, чаще всего, ничем не прикрытая. Презрительный взгляд нормален, к этому он привык, иногда его немного ранило грубое и небрежное поведение, задевало, когда люди отряхивали одежду, если он случайно её касался, но всё это в порядке вещей. Они не причиняли вреда самому Бэкхёну, только глядели, как на мерзкое насекомое. Он дождался наименее заполненного автобуса, заходя и забиваясь в свободный угол. Кондуктор не спешил к нему подходить, и Бэкхён его не вынуждал делать это, просто отдавая монетки на вытянутой руке. Увы, пришлось, хоть и для него это незапланированные и серьёзные траты, мужчина, которого, судя по визитке, звали Пак Чанёль, не оплатил ему транспортные расходы. Неподалёку от него встала девушка, держась за поручень и шарясь в смартфоне. Её парень держал её за талию, недовольно косясь в экран. Бэкхён отвернулся, чтобы не вызвать негативную реакцию на своё присутствие, но его вскоре всё равно заметили. Парень попытался увести девушку, но та помахала ему рукой, чтобы он не мешал. Неподалёку был ещё один свободный угол, и Бэкхён выдохнул, покидая своё место, чтобы до него добраться, однако не успел, потому что автобус затормозил. И вот личное пространство человека нарушено. Девушка выронила телефон, а её парень, уже и так раздражённый присутствием Бэкхёна, с яростью посмотрел на него. — Извините, — Бэкхён поклонился, пытаясь ретироваться, чтобы не злить присутствием ещё сильнее. — А ну-ка стой. Его развернули обратно, и Бэкхён получил в глаз. А затем ещё раз в губу, падая на грязный пол. Нестрашно, одежда и так касалась пола в переходе и теперь перманентно грязная, но за лицо было неприятно. На глаза выступили слёзы, но на этом издевательство не закончилось. Девушка попыталась остановить это, и Бэкхён мысленно был благодарен ей, но сделать она ничего не смогла: Бэкхёна за шкирку выкинули из автобуса, а водитель поспешил закрыть двери. Ему не нужны проблемы с бомжами. Бэкхёну было обидно, но, сняв с плеча чехол от гитары, он понял, что дела ещё хуже, чем казалось. Гриф разломился надвое, и Бэкхён вдруг заплакал во всю силу. Музыка была его спасением. Если бы не она, надежды бы не было и он бы свёл счёты с жизнью, как только лишился всего. Гитара была его спутницей и единственной собеседницей, счастливые моменты заменяли воспоминания, связанные с каждой нотой каждой песни, а общение — мудрость текстов, которые открывались Бэкхёну только сейчас. А теперь её нет. И нет денег, чтобы её купить. И нет способа выживать. Субботний вечер, весёлые компании снуют туда-сюда, обходя плачущего бродяжку со сломанной гитарой в руках. Бэкхён не считал времени и на людей внимания не обращал, ложась головой на скамейку у остановки. Заснуть бы сейчас было очень плохой идеей: и к мужчине придёт поздно, и замёрзнет окончательно. И так руки уже онемели. Преодолевая себя, он поднялся, решив, что лучше замёрзнет, добираясь своим ходом, чем снова сядет в автобус. Не очень, кажется, далеко оставалось. Минут двадцать пешком. Часов у него не было, чтобы это проверить, но он и не торопился. К предчувствию прислушиваться не приходилось — кажется, оно уже само глухо. Бэкхён преданно нёс гитару за спиной, хоть и её было уже не спасти. Иногда становилось тяжело, и он начинал плакать и мёрзнуть от этого только сильнее, но старался держаться. По крайней мере, теперь его ничего не держит. Пак Чанёль — адвокат. Клиентов принимает у себя дома и, видимо, очень неплохо зарабатывает, чтобы такой приобрести. Бэкхёну оставались считанные секунды до тепла. — Ехать от силы полчаса, где тебя черти носили больше трёх? — прозвучал злобный голос за дверью, пока замок поскрипывал, открывая Бэкхёну дверь. — Ещё одно опоздание, и... И Пак Чанёль закатил глаза, видя кровь на лице бродяжки. — Господи, из какой же дыры ты вылез, — проговорил он. — Отвратительно. Штаны, обувь, носки и куртку снимай и оставляй на улице. И балахон этот тоже, — он указал на чехол гитары. — После душа сам выкинешь, им тут не место. Гитару, так и быть, можешь оставить. У Бэкхёна дрогнула губа. Да было бы что оставлять теперь... Он остался лишь в белье и потемневшей футболке, послушно стягивая с себя остальное прямо на улице. — Это тоже, — Пак брезгливо ткнул на одетый верх Бэкхёна. — Быстрее давай. Бэкхён почувствовал стеснение. Непонятно, откуда в этой измотанной душонке ещё могла плескаться скромность. Ситуация абсолютно не располагала к ней. — Всё, заходи. Душ слева у комнаты, — он ткнул пальцем в нужную дверь. — Приведи себя в порядок, выглядишь тошнотворно. Да, это правда. Бэкхён поторопился к двери, шлёпая голыми пятками и тормозя прямо перед входом. — Эм... — он не знал, как обратиться к мужчине, который так и не представился: может ли он использовать имя с визитки? — У меня нет другой одежды... — Дам я тебе одежду, иди уже, — он брезгливо отвернулся, уходя. С ума сойти, Бэкхён в тёплом душе. Изредка он останавливался в мотеле на накопленные деньги, чтобы помыться и постирать одежду, но там даже летом было очень холодно, и никогда не было горячей воды. Здесь он на секунду почувствовал, что он у себя дома. Что сейчас, сполоснувшись, он пойдёт на кухню, сделает себе молочный коктейль и плюхнется на диван играть. Это ощущение развеялось, когда он посмотрел на себя в зеркало. Его лицо было очень грязным, на его отросшей щетине засыхала кровь, а глаз обрамлял наливающийся синяк. Бэкхён выдохнул, залезая в душевую кабину и включая воду. Была у него и слабость, от которой пришлось отказаться, как и от всего остального, включая теперь и музыку, — его пальцы. Бэкхён был влюблён в свои руки и очень трепетно заботился о них и о ногтях. Отмыв своё тело добела, он повременил с бритвой, начиная рыться по ящикам, чтобы отыскать какое-нибудь подобие маникюрного набора. Это было главным и это приносило наслаждение. Так Бэкхён расслаблялся. К его сожалению, он нашёл лишь ножнички и маленькую пилочку, но, решив, что справится, повязал полотенце на бёдра, вставая у раковины и начиная бережно обрабатывать давно страдающие без заботы ногти. Бэкхён не был женственным, но ему были свойственны такие немного не мужские повадки. Лишь время от времени. Просто в данный момент он мог себе такое позволить. Аккуратно убрав все остатки с пилочки, Бэкхён спрятал её обратно, глядя на свои пальцы, а затем на себя в зеркало. Что ж, уже не так мерзко. Лицо все ещё ужасно, но теперь его касались длинные ухоженные пальцы без грязи под ногтями. А значит, уже неплохо. Пак Чанёль вошёл в ванную без стука, когда, побрившись, Бэкхён осторожно обрабатывал губу. Он планировал ещё замазать синяк вокруг глаза, но его руки остановились, как только парень услышал щелчок двери. Пак Чанёль смотрел на него оценивающе, заостряя внимание на весьма аристократично выглядящих ладонях Бэкхёна. — А ты действительно, похоже, не пьёшь, — сказал он. Мужчина подошёл к нему, и неожиданно его пальцы легли на лицо Бэкхёна, поворачивая его, чтобы взглянуть. — Уличная шваль, которая пилит себе ноготочки и обрабатывает губы бальзамом? Бэкхён молчал, смущаясь оценивающего взгляда на его лице. — Как тебя зовут? — Бэкхён. А зачем скрывать? Документов у него всё равно нет, а Бэкхёнов миллион. — С этого дня, Бэкхён, ты живёшь здесь и выполняешь все мои указания. Отвезти кому-то документы, поговорить с важным человеком, помыть полы в доме — я говорю один раз и хочу быстрого и качественного выполнения. Я буду очень неплохо это оплачивать. Чанёль не отпускал его лицо, но лишь сейчас Бэкхён решился взглянуть на него: — Какими рамками будут ограничиваться эти указания? — спросил он немного боязливо. — Никакими. До тех пор, пока это не будет причинять тебе физического вреда. Не бойся, Бэкхён, если ты будешь работать хорошо, моё отношение к тебе будет сооветствующим. Я взял тебя, чтобы ты мне помогал, а не чтобы пускать тебя в расход. Снова это "не бойся", из-за которого Бэкхёну вдруг стало легче. Он не знал этого человека, но верил ему. — Можно задать вопрос? — тихо спросил Бэкхён и, видя кивок, продолжил: — Почему я? Пак Чанёль хмыкнул, выпуская его лицо: — Ты молод, талантлив и с улицы. Люди, у которых ничего нет, гораздо сильнее ценят такую возможность. На таких, как ты, легче рассчитывать, потому что я могу быть уверен, что вы на сто процентов сделаете всё, что нужно. Это звучало намного лучше, чем "тот, кого не жалко", Бэкхёна устроило. И даже немного порадовало: он стал важным, просто потому что бездомный — это как будто бы всё, что ни делается, к лучшему. — Одевайся, — вновь немного небрежно проговорил Чанёль, открывая дверь, чтобы выйти. — И почисть зубы. За ужином можешь задавать вопросы. Оставшись наедине с собой, Бэкхён приблизился к зеркалу, разглядывая своё лицо в упор. Без щетины, грязи и крови он не выглядел мерзким. Он красив. Даже несмотря на синяк вокруг глаза и треснутую губу. И Чанёль принёс ему тёмные шортики чуть выше колена, достаточно узкие, но на исхудавших ногах Бэкхёна висели даже они. Также в наборе были белые носочки и белая поло, и со всем этим Бэкхён выглядел очень невинно. И он немного растерялся, заходя на кухню и просто не зная, что ему делать. Здесь было очень просторно, много шкафов и кухонной утвари, а Чанёль просто сидел с книгой в руках и не обращал на него внимания. Бессмысленно поводив взглядом из стороны в сторону, Бэкхён решил, что, хоть и указаний к действию не было, ему стоит что-то сделать самостоятельно. Он прошёл мимо Чанёля и наконец-то удостоился взгляда. И даже спиной Бэкхён чувствовал характер этого взгляда. Оценка. Пак оценивал его так, словно он предмет интерьера или одежда "на выход", и Бэкхён не думал, что получит положительные баллы. И Чанёль тут же подтвердил эти мысли: — Ну и обглодыш ты, конечно, — сказал он и затем хмыкнул. — Ты вообще чем питался у себя на улице? — Иногда хватало денег на нормальную еду. Чаще просто в социальных столовых. Чанёль сморщил лицо так, словно его самого заставили есть в таком месте. — Но там же еду делают из испорченных остатков, это вообще нельзя есть. — Лучше, чем ничего, — тихо ответил Бэкхён, чувствуя себя жалким. Чанёль смотрел на него некоторое время брезгливо, но Бэкхён не был уверен, что эти эмоции именно к нему были направлены. — Ладно, Бэкхён, — Чанёль вновь уставился в свою книгу. — Здесь питайся нормально, ты не должен выбиваться из толпы своим внешним видом. У Бэкхёна оставался ещё один вопрос, но он боялся задавать его. Глядя на своё телосложение и затем на высокого широкоплечего Чанёля, он не понимал, откуда у него взялась одежда на такого маленького и худого человека, как Бэкхён. Каким образом Чанёль мог подготовиться к его появлению? Вечером Бэкхёну казалось, что он глупый наивный парень, который услышал данное ему слово незнакомого мужчины и пустил всё на самотёк. Бэкхён давно не чувствовал заботы: друзья оставили его, как только у него появились проблемы, девушка тоже не многие тяготы смогла с ним перенести — у Бэкхёна ничего не осталось, и теперь только это "не бойся" звенело в ушах. Такая малость, но так трепетно лечило раны на его сердце. Большой и сильный Чанёль, благосклонный к нему, снился Бэкхёну и ночью. Ему впервые за долгое время было не холодно — боже, казалось, он не согревался уже месяца три. А теперь, находясь в маленькой каморке без окон, он чувствовал себя самым счастливым мальчиком, потому что у него была своя кровать, своя постель и очень мягкое одеяло. А во снах — человек, который закрывает его грудью от тех, кто вредил ему. Первый, кто заступился за него. Сильный мужчина, за спиной которого прячется мальчишка, столько месяцев несправедливо страдавший. Бэкхён так хотел этого. Просыпаясь утром, он уже чувствовал, что находиться в этом месте ему естественно. И, что бы ни было, он сильно постарается, чтобы заслужить эту благосклонность, чтобы однажды Чанёль пошёл и перегрыз всем глотки за него. Бэкхён улыбнулся своей глупости. На часах было одиннадцать утра, и он поспешил одеться и выйти. Он спал тринадцать часов после тяжёлого дня, и теперь жизнь на улице одновременно казалась и возможным наказанием, и каким-то страшным сном. В доме как будто бы никого не было, и Бэкхён поспешил в ванную, чтобы всё-таки замазать синяк вокруг глаза. У него, кажется, самого появилась брезгливость к тому, каким он был ещё вчера, хотелось избавиться от следов несчастной жизни. Однако, зайдя в ванную, он тихо ойкнул, закрывая глаза и пытаясь наощупь найти дверь, чтобы выйти. — Извините, — проговорил он, а затем запутался в ногах, и его повело в сторону. Ударившись головой о кафельную стену, Бэкхён и вовсе не устоял на ногах, оказываясь на полу и слыша смешок со стороны. А сам Бэкхён, наверное, бы хохотал на его месте. — Походу, карма у тебя совсем в минусе, — сказал он. — Поискать ещё такого неудачника. Не обидно. Потому что правда, и даже спорить нечего. Бэкхён поднялся с пола, находя ручку двери, чтобы наконец-то покинуть помещение. — Извините, — повторил он, но Чанёль остановил его: — Да иди умывайся. И не нужно делать вид, что ты никогда не видел раздетых мужчин. Ну, вообще-то есть разница между видеть какого-то раздетого мужчину и видеть Чанёля. Кто бы его не смутился... Стоп, что... — Делать вид? — тихо переспросил он, отняв всё же руку от глаз, но всё равно усердно не глядя на Чанёля с полотенцем на бёдрах и стекающей по торсу водой. — Хочешь сказать, ты не спишь с ними? Ты живёшь на улице, ты мелкий и у тебя очень смазливое личико — таких, как ты, быстро берут под колпак. Стало очень обидно. Бэкхён покачал головой, вдруг смелее поднимая взгляд на мужчину: — Вы, наверное, хорошо знакомы с теми, кого ошибочно ставите в одну категорию со мной. Я не проститутка. Не алкоголик. Не наркоторговец. Я даже не попрошайка. Я музыкант. Нет ни одной причины говорить так обо мне. Пак Чанёль немного показательно воспользовался одеколоном, спокойно ставя его на место, и затем его рука взяла Бэкхёна за ворот поло, резко приближая к себе. — Не злоупотребляй моим к тебе отношением, — он говорил без злости, но Бэкхёну всё равно было страшно. — Ты можешь жить в тепле, одеваться в чистую одежду, принимать душ, есть сколько угодно и спать сколько потребуется, но это лишь потому, что я тебе это позволяю. У тебя нет опции качать права, понял? Знай своё место. И он выпустил Бэкхёна, вновь поворачиваясь к зеркалу. А тому хотелось плакать. Не из-за последних слов, что он здесь только вроде домашнего животного, а просто из-за ситуации. Ещё несколько месяцев назад кто бы посмел сказать ему, чтобы он "знал своё место"... — Пожалуйста, — со слезами на глазах проговорил Бэкхён. — Извините меня. Я только прошу не делать обо мне преждевременных выводов. Я никогда не позволял себе окунуться в грязь. Чанёль взглянул на него именно в тот момент, когда по щеке Бэкхёна скатилась слезинка и тот постарался изо всех сил скрыть свою слабость и жалость к себе. Бэкхён жил правильно, но только богу известно, насколько тяжело это было. Ничего не говоря, Чанёль положил ладонь на его висок, поднимая лицо. Бэкхён содрогнулся, чувствуя, как мужчина проводит большим пальцем по повреждённому веку, осматривая налившийся синяк. — Как будто и не уличный вовсе, — сказал он. — Манеры знаешь, ешь вилкой, ногти пилишь, смущаешься, про достоинство говоришь. Я не злюсь на тебя, ты мне почему-то симпатичен, Бэкхён. Не груби мне и старайся на работе, и у нас всё сложится. Он ещё сентиментальный, как девочка, и сейчас плакать ему уже хотелось не от жалости к себе, а от того, что он только что услышал. Почему Чанёль уже в третий раз убеждает его, что всё будет хорошо и Бэкхён в безопасности? Ведь он выглядит действительно холодным человеком, но, глядя на Бёна, он как будто бы старается пригреть его своими словами. Бэкхёну казалось, что он с улыбкой шагает в распахнутый капкан. Зная, что это капкан. — Сегодня я дам тебе первое задание, нужно будет съездить на обыск. Это придётся замазать, — он вновь провёл пальцем по синяку. — Губу тоже. Как я понимаю, аристократичному бомжу помощи с косметикой не понадобится? Это заставило Бэкхёна грустно улыбнуться со слезами на глазах и покачать головой. Ему и правда не понадобится. — Я сделаю всё как нужно. — Не сомневаюсь. И Пак Чанёль действительно не сомневался. Бэкхён явно не первый бродяжка в его жизни, но, возможно, его ситуация несколько иная. Бэкхён не бомж и не бедняк — просто всё, что у него есть, сейчас недоступно ему. Была причина, но ему не хотелось, чтобы об этом стало известно. Когда он в непривычно хорошо пахнущей и разглаженной одежде подошёл к человеку, предположительно нужному ему, тот окинул его презрительным взглядом. А вот это уже очень привычно. Бэкхён на секунду почувствовал, что всё это только игра его воспалённого разума, и нет никакого адвоката Пак Чанёля, а сам Бэкхён просто отморозил себе мозги в том переходе и всё ещё находится там, но уже овощем. — Чего тебе? — недовольно спросил его мужчина за оградительной ленточкой в офисе банка. — М-м... — Бэкхён потерялся, сжимая край кармана на своих крохотных брючках. — Шевелись. — Я от Пак Чанёля. Мужчина нахмурился, оглядывая его, а затем всё так же презрительно закатил глаза. — Раньше вонючих алкашей посылал, а теперь перешёл к айдолам. Неизвестно, что хуже. Бэкхён очень смутился этим словам, скосив взгляд к зеркалу и оглядывая свою внешность. Он похож на айдола? Это... Оглянувшись, он понял, что человек поднял ему ленту, чтобы тот прошёл внутрь. Это всё? Бэкхёну не пришлось даже никаких доказательств предоставлять, чтобы его пустили, неужели всё так просто? Не верилось. — Давай живее, — сказал мужчина, кивая в коридор. Бэкхён засеменил за ним, стараясь быть таким тихим и незаметным, чтобы не огребать больше злости только за один факт его существования. И сам Бэкхён привык к тому, какой презренный он для общества, так ещё и к Пак Чанёлю, похоже, не относились с большой любовью. По крайней мере, этот человек. И ситуации не добавлял позитива тот факт, что Бэкхён абсолютно не знал, что от него требуется. Пак Чанёль что-то пробормотал о каких-то бумагах с места обыска, но Бэкхён никогда не был на таковом, не знал законов, не знал, что за бумаги и как и у кого их брать. В такой недружественной атмосфере будет немудрено, если над ним посмеются, дадут какую-то ерунду, он в полной уверенности передаст её Паку и уже следующую ночь вновь будет проводить в переходе. Тяжёлый вздох вырвался из его груди, хоть и на то не было никакого желания Бэкхёна, и мужчина, ведущий его, повернулся, хмуро оглядывая улитку, молчаливо ползущую по его пятам, с ног до головы. — Ты хоть знаешь, зачем ты здесь вообще? Бэкхён неопределённо дёрнул плечами, глядя на него исподлобья. Его привычки серьёзно его подставляли в этом месте. Может, держись он увереннее и наглее, и этот человек бы не был таким грубым? — Мне нужно взять документы с места преступления, — тихо сказал он. Тот закатил глаза, беря Бэкхёна за плечо и толкая по направлению к двери. — Пак требует фотографировать всё на местах преступления, отчёт криминалистов и следователя. Как ты их достанешь — твои проблемы. — Но у меня нет фотоаппарата, — попытался Бэкхён. — Ну, на телефон фотографируй, — пожал плечами мужчина, разворачиваясь и уходя прочь от совсем растерянного помощника адвоката. — У меня и телефона нет... — шепнул Бэкхён. И захотелось плакать. Как же он должен был это выполнить, если ему не на что даже купить такую вещь? С дрожью в руках он отворил дверь, оказываясь в большом кабинете, полном людей, и сразу теряясь в суете и шуме, наведёнными слаженными порядками работы в правоохранительных органах, где Бэкхёну не было места. — Кто такой, кто пустил? — сказал человек по правое плечо от него. Бэкхён повернулся, и лицо мужчины рядом заставило его в страхе отступить. Он уткнулся спиной в сервант, и ваза, стоящая на нём, пошатнулась, несколько долгих секунд балансируя на краю и в итоге сваливаясь, и Бэкхён просто не успел дёрнуться, чтобы её поймать. Оглушительный звук разбитой посуды заставил весь шум в кабинете прекратиться, и Бэкхён успел попрощаться со своим местом под крышей Пак Чанёля. Пока ущерба от него кратно больше, чем какой-либо пользы. — Ё-маё, вот это да, — послышалось сбоку, и Бэкхён просто застыл на месте, закрывая глаза от страха. Он к чему угодно был готов в этот момент, хоть даже к тому, что хозяин этой вазы сейчас просто подойдёт и убьёт его к чёртовой матери в отместку. И череп вместо неё поставит. Однако случилось не это. Случился звук затвора фотоаппарата, и Бэкхён открыл глаза, видя, как двое криминалистов встали рядом с осколками вазы, между которыми таились два пакета с белым порошком. — Вы же там уже искали, как вы это проглядели? — спросил тот самый коп, напугавший Бэкхёна до полусмерти, у криминалистов. Один из них присел на корточки, поднимая ладонью в перчатке один из осколков и показывая полицейскому. — Видишь выемку? Кувшинчик с двойным дном оказался. У Бэкхёна вся жизнь перед глазами пролетела до того, как прозвучали эти слова. Он всё так же напуганно и ошарашенно посмотрел на молодого копа, который теперь улыбался, переводя взгляд на него. — Повезло тебе, пацан. Откуда ты? Бэкхён от своего испуга был совсем не в своей тарелке. Так, что даже слова сказать не мог. — И кто ты, чёрт возьми, такой?! — воскликнул человек с другого конца кабинета чуть постарше, чуть пошире и чуть позлее. Он будто собирался наброситься на Бэкхёна и просто ждал момента, когда все отвернутся, чтобы распечатать свои когти росомахи и перебить тут всех, начиная с неловкого парня на пороге кабинета. — Кто такой?! — и тот вдруг действительно начал приближаться. — Я... Я от Пак Чанёля, — пискнул Бэкхён, уже не зная, куда ему здесь прятаться. Благо копы остановили мужчину от нападения, и Бэкхён приобрёл чуть больше уверенности в том, что он не рухнет от волнения. — Пак Чанёль прислал такую бестолочь?! — рявкнул злобный мужчина. Криминалисты занимались уликами, случайно найденными Бэкхёном, а копы держали строгий контроль над человеком, который пытался навредить Бэкхёну. Ситуация пугала, но ему казалось, словно он даже и не облажался. Хорошо бы, он ещё понимал, что тут происходит... — Мне нужно всё сфотографировать, — сказал он, с мольбой глядя на копа, напугавшего его две минуты назад. — Но у меня нет никакой аппаратуры для этого. — И чего ты от меня хочешь? — не понял тот. И Бэкхён пропал под этим уверенным взглядом человека, который, конечно, в гробу видел и Бэкхёна, и того, кто за ним стоит, и всех адвокатов вообще. — Нет ли... Нет ли какой-нибудь возможности поделиться снимками криминалистов? — почти шёпотом проговорил он, боясь, что его сейчас за шкирку выставят отсюда без всего, чтобы не мешался. — И ещё нужны копии отчёта криминалистов и следователя. Коп хмыкнул. — Ну, с ними и договаривайся. Сомневаюсь, конечно, что тебе это дадут, никаких законных оснований нет на это. Бэкхён так и знал. Странно, что его вообще сюда пустили, он ведь никто... — Пак же адвокат нашего дорогого дружочка, — сказал человек, следящий за злобным широким мужчиной. И, честно, у Бэкхёна земля из-под ног ушла, когда он осознал, что натворил, разбив эту вазу. От понимания, что на его совести улики и он подвёл не только этого мужчину, но и, что самое страшное, Чанёля, руки опустились, и, честно, он еле-еле сдержал слёзы. С нечеловеческими усилиями. На этом точно всё кончено. Бэкхён бы хотел умолчать, просто не говорить об этом Паку, замять тему, но взгляд его подзащитного не сулил разделить с ним такие планы и подыграть. Он всё расскажет, он даже приукрасит, и Бэкхён окажется на улице без всего. — А, ну положите ему в принтер протоколы, когда составите, — махнул рукой коп. Бэкхён повернулся к криминалисту, обследующему окрестности разбитой вазы цепким объективом камеры. Тот заметил жалостливый взгляд, останавливаясь и одаривая вниманием владельца глаз, в которых таилась буквально вся скорбь еврейского народа. — Могу я попросить у Вас снимки? — тихо спросил Бэкхён. — И как я должен тебе их дать? — не понял тот. Бэкхён почти даже не растерялся. — Я просто возьму карту памяти, распечатаю и через пять минут верну Вам. — Да прям, дам я адвокату вещдок, — усмехнулся тот. — Да не выёживайся, — толкнул его другой в плечо. — Дай пацану карту, ничего он с вещдоком не сделает. Ему и так ещё отчитываться о том, откуда мы этот вещдок взяли. Бэкхён слегка побледнел. Даже, наверное, не слегка. Ему было страшно, и он считал, что уходить с места обыска даже при такой тяжёлой для него атмосфере ему уж точно не хочется. Не хочется ехать к Паку и приближаться к окончанию этой сказки длиной в сутки. У него перед глазами щёлкнули, и Бэкхён опомнился. Криминалист с фотоаппаратом протягивал ему карту памяти, и Бэкхён быстро взял её, кланяясь на девяносто градусов и как можно скорее убегая к компьютеру. — Куда?! — и появившийся рядом коп оттолкнул его от стола владельца кабинета, шокируя в очередной раз. — Совсем, что ли? Хочешь в дело попасть со своими отпечатками на вещдоках? — Простите... — шепнул Бэкхён, разворачивась и позорно сбегая с места. Честное слово, ему так страшно и плохо давно не было. Было всё равно, что относятся к нему не лучшим образом, просто обычно от него ничего не требовалось. А тут вдруг пришлось самому обращаться к людям, что-то просить, зная, что он не имеет никакого права и веса, чтобы хоть кто-то был обязан на эти просьбы реагировать. Но самое обидное — не прошло и полминуты его нахождения здесь, и он уже провалил дело. Подвёл Пак Чанёля. Подвёл даже самого себя.