Уличный

Он вцепился в эти фотографии и копии протоколов так, словно от этого зависела вся его жизнь. Пришлось выложить достаточно крупную для него сумму, чтобы распечатать фотографии на цокольном этаже, куда его отправил охранник из фойе. Он мог бы бесплатно в любом другом кабинете банковского офиса, но Бэкхён просто побоялся туда зайти. Побоялся облажаться ещё сильнее, хотя куда уж сильнее... В транспорте он не выпускал из рук папку, держал так крепко, что даже если бы её попытались вытянуть десять человек одновременно, они бы ничего не добились. Бэкхён был готов группироваться всем телом, чтобы защитить эти документы. Пусть всего лишь копии, но сейчас они были дороже, чем его собственная жизнь. Однако чем дольше он ехал, тем более очевидно становилось, что никому нет дела, какими бы важными эти документы ни были. Но Бэкхён всё равно не расслаблялся, думая, что, возможно, только от этих бумажек сейчас зависит вся его жизнь. Одновременно, глядя вокруг, он наблюдал такое до странного приятное безразличие к себе со стороны окружающих. К нему даже подсели в автобусе, и от этого захотелось плакать, потому что было очень страшно снова стать изгоем. Впервые за долгое время он просто такой же, как все. Человек, на которого всё равно, который ничем даже не запомнится всем этим людям. Разве может что-то радовать ещё сильнее в его ситуации? Слёзы всё же тронули его глаза немного, когда он решался нажать на звонок. Его одежды рядом с порогом не было, и также не было и чехла с гитарой. Бэкхён бросил на пустующее место свой совсем погрустневший взгляд. Всё, что было у него, — этот комок барахла за дверью важного и большого человека. Теперь нет и его. Бэкхён выдохнул, стирая слёзы с щёк и всё же нажимая на звонок. Пак Чанёль подошёл к двери спустя около десяти секунд, лениво отворяя её и пропуская Бэкхёна внутрь. — А где моя одежда? — тихонько спросил тот. Мужчина только плечами пожал: — А ты что, планировал ещё носить эти лохмотья? Всё выкинули. — И гитару? — чувствуя себя действительно несчастным от того, насколько он нищий, спросил Бэкхён. — Возможно, ты не заметил, но она была несколько сломана, — ответил тот, протягивая руку. — Давай уже документы. У Бэкхёна дрогнула нижняя губа, и он опустил голову, отдавая папку Чанёлю. Тот раскрыл её и тут же ухмыльнулся. — Я тебя, вроде, только отчёты просил взять, а ты ещё и фотографии мне притащил. Неплохо, — он посмотрел содержимое по диагонали, кивая. — Наркоту, значит, нашли. Понятно. Ладно, — мужчина хлопнул Бэкхёна по плечу. — Хорошая работа. Иди прими душ и приготовь на стол к обеду, кушать уже хочется. Пришлось закрыть глаза и сделать глубокий вдох, чтобы решиться. Бэкхён поднял взгляд на Чанёля и тихо, но слышно окликнул уходящего мужчину: — Мистер Пак. Тот остановился, вполоборота переводя взгляд на Бэкхёна. — Это я разбил вазу, в которой были наркотики. Из-за меня их нашли. Простите меня. И взгляд пришлось опустить, чтобы побороть страх и желание заплакать. Никто же не виноват, кроме него... — Ну, разбил и разбил, мне-то что? — переспросил Пак. Бэкхён резко поднял голову, непонимающе глядя на мужчину. Характер взгляда, кстати, был взаимным. На Бэкхёна тоже смотрели, как на мальчика-аутиста. — Я подвёл Вашего клиента. — Тем больше он мне заплатит, — пожал плечами Чанёль. — Нечего наркоту было на рабочем месте хранить, сам виноват. Бэкхён слова не мог сказать уже в который раз за день, и ему было бы легче, если бы Чанёль снова отвернулся и ушёл, как намеревался. Но тот не спешил — он даже не двигался, неотрывно глядя на своего помощника. И, казалось, молчание затянулось настолько, что становилось уже неловко, но Пак неожиданно разрезал давящую тишину своим голосом: — Я пожалею, что сказал об этом такому, как ты, но, Бэкхён, неужели ты думаешь, что я выгоню тебя на улицу за разбитую вазу? Вновь взгляд потупился, и Бэкхён чуть опустил голову, не очень-то зная, как реагировать на эти слова. Краем глаза он зацепил приближение человека, а затем на его подбородок скользнула рука мужчины, поднимая его лицо и заставляя смотреть в чужие строгие глаза. — Послушай, Бэкхён. Я не собираюсь шантажировать, угрожать тебе, издеваться над тобой и смеяться над твоей ситуацией. Ты, — он поднял папку, показывая привезённые Бэкхёном бумаги, — проделал отличную работу, сделал даже больше, чем я у тебя просил. Случайности бывают со всеми. Может быть, ты ещё не понял этого, но я не изверг. И если вот так ты будешь работать всегда, с чего я должен быть заинтересован в усложнении твоей жизни? Я наоборот буду по мере возможностей тебе её упрощать. В моём доме кнутом не воспитывают. Всё, иди ополоснись и накрой на стол на нас двоих. У Бэкхёна натурально ноги подкашивались. Он оттирал свою кожу до блеска, стоя перед зеркалом и думая о сказанном. Не верилось, что такое возможно, всё больше с каждой секундой казалось, что Бэкхён сошёл с ума и просто выдумал всё это. Если так, он не хотел уходить из этих иллюзий никогда. Он никогда не примет красную таблетку. Синяк стал лишь больше сегодня, и Бэкхён вздохнул, думая, может ли он оставить его или лучше всё скрыть тональным кремом. Не хотелось раздражать кожу вновь, и он отложил тюбик, решая оставить тональник на потом. Мелкие ранки от сильного удара должны подсохнуть, а то ещё дольше всё будет заживать. Кушать и самому хотелось чересчур сильно. И вряд ли кто-то другой сильнее Бэкхёна способен оценить ощущение, когда хочется есть и действительно имеется возможность этот голод утолить в любой момент. Он улыбался, предвкушая аппетитный обед и мягкий зелёный чай, стоящий в заварочном чайнике. Немного хотелось своего любимого молочного коктейля, но Бэкхён одёргивал себя даже за одну мысль об этом. Его жизнь не наладилась — она всё ещё покоилась на дне, просто Чанёль не брезговал такими. Это не значит, что есть повод возвращаться к старым привычкам. Он вошёл на кухню, чтобы, видимо, подгонять Бэкхёна, но остался на пороге, наблюдая за уже почти накрытым столом. А затем за Бэкхёном. — Кто же тебе врезал так, а? — спросил он, подходя к вновь смутившемуся Бэкхёну и разглядывая его глаз. — Неужто на ногу кому-то наступил? — Можно и так сказать, — ответил Бэкхён. Чанёль вытащил смартфон из кармана, протягивая его Бэкхёну. — Бери. Пока не заработаешь на свой, будешь пользоваться этим. Только порнуху на него не качай. Бэкхён улыбнулся, беря телефон в ладонь и бережно снимая с экрана какую-то пылинку. — Спасибо, — сказал он. — Я теперь смогу сам фотографировать всё на месте. Мужчина усмехнулся, занимая своё место за столом. Бэкхён засуетился, убирая смартфон в карман и готовя стол для их трапезы. Всё было так важно для него сейчас здесь: вилочки и ножички в нужном порядке, салфетки одна к одной, белые тарелки на серой скатерти и совершенная симметрия. Оказавшись вдруг в теплоте дома рядом со всеми прелестями цивилизации, Бэкхён вновь становился придирчивым к себе и ко всему вокруг педантом. Так он называл свои занудства и чрезмерный перфекционизм в незначительных вещах, вроде оформления обеденного стола прямо перед глазами у, возможно, не совсем понимающего Чанёля. — Я не думал, что ты вообще справишься. Я специально на сложное место отправил к несговорчивым следакам. Бэкхён уже сел и просто старался прочувствовать момент близости трапезы. Не из объедков в социальной столовой, а совсем из нормальной, человеческой еды. Чанёль его мысли прервал, и Бэкхён отложил вилку, глядя на него. — Испытание на прочность? — тихо спросил Бэкхён. — Своего рода да. С другими следователями я в лучших отношениях, они всегда идут навстречу, а этому только волю дай сожрать кого-то послабее. Ты оказался не так прост, — мужчина хмыкнул. — Уже в который раз. Ешь. Бэкхён послушно взял вилку, но взгляда с Чанёля не спустил, хоть и знал, что неприлично вот так в рот человеку заглядывать за столом. — Можно задать вопрос? Пак кивнул, не отрываясь от своей тарелки. — На чьей мы стороне? Он хотел сначала сказать "вы", но подумал, что это будет звучать довольно небрежно. А "мы" как-то слишком... Сокровенно? Бэкхёну так понравилось это "мы". Чанёль правда никакого внимания не обратил на его формулировку. — Мы зарабатываем деньги, — ответил он. — И нам не важно, что при этом будет с Вашими клиентами? Это вызвало усмешку у мужчины, и Бэкхён наклонил голову. У него тут мир в глазах рухнул, а этот человек смеётся? — Отлично, когда адвокат защищает хорошего невиновного человека от тюрьмы. Но хорошие люди моих услуг и не просят, — он качнул головой. — Они столько просто не зарабатывают. — Позвольте мне ещё один, более личный вопрос? — Задавай, Бэкхён. — Почему Вы стали адвокатом? Наивному Бэкхёну, может быть, стоило в тряпочку помолчать со своими романтичными взглядами на мир. Он всё ещё думал, что любая профессия существует, чтобы сделать мир лучше. — Хочешь поговорить о добре и зле? — спросил Пак. — Я очень давно не видел невиновных людей, Бэкхён. Если я такого встречу, что ж, он может на меня рассчитывать. У Бэкхёна внутри загорелся маленький огонёчек. Ещё в тот момент, когда он вычитал в визитке Пака о том, что он адвокат, появилась искра внутри, и сейчас она ярко вспыхнула, немного отражаясь румянцем на щеках Бэкхёна. Чанёль не заметил, и слава богу. Бэкхёну нужно было подумать. Осознать, что, возможно, у него есть призрачный шанс вернуть свою жизнь, вот только детали плана в его голове не вырисовывались. Пока. — Конфискованное имущество можно вернуть после суда? — осторожно спросил Бэкхён, глядя на Чанёля исподлобья. И тот неожиданно закатил глаза, а у Бэкхёна едва не остановилось сердце из-за простой боязни, что Пак Чанёль уже всё знает... — У тебя полный шкаф шмоток, бери что угодно. Или, если тебе нужны конкретно те тряпки, привычные тебе, я могу купить похожие и забросить их на месяц тухнуть в мусорный бак. Подойдёт? Правда результат только через месяц, когда наберётся нужная степень аутентичности. Бэкхён сдержал облегчённый вздох и слегка улыбнулся, больше не решаясь рисковать. — Для кого эта одежда? — спросил он. — Для моего бывшего парня, но он почти не пользовался ей. Больше расспрашивать Бэкхён не стал, хотя в его голове не сразу всё уложилось. Что это за отношения такие, когда один другому одежду покупает, когда она тому даже не нужна? Вероятно, очень близкие. Глядя на Чанёля, он не мог себе представить его возящимся с кем-то до такого трепета, и от того становилось неприятно от мысли, что Чанёлю пришлось его отпустить. Хотя кто знает... Может, это был такой же бродяжка, как Бэкхён, который не продержался в этом доме долго. — Загрузи посуду в посудомойку, — сказал Чанёль, указывая на прибор. — Умеешь пользоваться? Бэкхён кивнул, и Чанёль только усмехнулся. — Ну, кто бы сомневался. Потом можешь чем угодно заниматься, можешь по дому послоняться, можешь в плойку поиграть — уверен, ты и этим пользоваться умеешь. Мне только не мешай. И он быстро покинул помещение, оставляя Бэкхёна смотреть ему вслед. Да, в плойку он правда умел играть, но не очень-то хотел этого сейчас. Боялся, наверное, что может привыкнуть и потерять. Да, возможно ли себе представить такое, Бэкхён боялся испытывать хорошие эмоции, потому что все они возможны лишь в этих стенах. А что, если Пак Чанёль правда не избавится от него после первого промаха? Бэкхён тряхнул головой, словно все мысли, уже замучавшие его, должны были оттуда просто выпасть. Он немного устал от них, хотя прошло даже меньше суток. Поэтому единственным способом отвлечься от них Бэкхён бы предпочёл залезть в чьи-то чужие, заканчивая с посудой, включая машинку и отправляясь искать в доме книги. У Чанёля не замок, не дом сильно зажиточного одинокого мужчины, не избушка на курьих ножках – совсем обычный небольшой уютный дом из американских фильмов. То самое, что имеют в виду люди, когда говорят о жизни с газоном и белым заборчиком. У Чанёля не было газона, только каменная плитка до самых ворот и немного неухоженные лужайки по бокам от неё. Бэкхён бы хотел дослужиться до своей зарплаты, чтобы со всем своим умением ласково относиться к ландшафту облагородить их. Просторная гостиная с книжной полкой, занявшей всю стену и свидетельствующей о спокойном образе жизни владельца помещения, встретила Бэкхёна отголосками солнца, заструившегося по его коже. Руки Бэкхёна заблестели из-за своей белизны. Так не должно быть у бездомных — ведь он всё лето провёл, будучи отбросом общества, однако Бэкхён почти не покидал переходы, справедливо думая, что людей там больше, чем снаружи. От жизни под землёй, недоедания и постоянного холода Бэкхён стал прозрачным. Жалость к себе подступила к горлу, и он поскорее обратил внимание на книги. Его взгляд остановился на нижней полке, пестрящей тёмно-зелёными переплётами научных книг, и Бэкхён бы не был собой, если бы не узнал их. — Ничего себе, мистер Ландау, как же Вы тут оказались? — с улыбкой спросил он, садясь на пол напротив знакомых корешков и любовно проводя по ним пальцами. — Похоже, что бы ни происходило со мной в жизни, Вы меня никогда не оставите. Вы указываете мне верный путь, да? Значит, тут я и должен быть, если в этом доме я встретил Вас? И он усмехнулся своим мыслям, понимая, как глупо звучит. Сейчас бы ещё видеть намёки от жизни в учебниках по физике. Ему так не нравились эти учебники, ей-богу. Ещё в детстве, когда он начал проявлять любовь к предмету, родители купили ему полный цикл учебников, чем отбили желание Бэкхёна заниматься этим на долгие годы. Они понадобились, когда он учился в университете, и Бэкхён страдал каждый день, когда приходилось иметь дело с этими писаниями. Затем уже взрослому ему подарили это собрание материалов в красивой обёртке, и Бэкхён был так заинтригован, когда открывал. А когда открыл, стал смеяться, доставая из коробки и крепко обнимая шестой том о гидродинамике — он был самым плохим из всех. Это ощущение от новой встречи с кошмаром его детства не сравнимо ни с чем. Только сейчас он уже совсем другой человек, больше не ученик младших классов, не студент университета, уставший от сложной учёбы. Теперь он намного больше знает. И намного более свободен. С гидродинамики он и начал, вспоминая, как был вынужден во второй раз в жизни открыть эту книгу в университете, роняя на её страницы горючие слёзы студента, который ничего не знает и которому это ещё сдавать. А сейчас, закутавшись в плед на диване в гостиной, он с предвкушением пролистал первые страницы, начиная путешествие с предисловия. А дальше Бэкхён исчез. Чанёль вышел со своего рабочего места ближе к вечеру, натыкаясь в гостиной на Бэкхёна с пледом на плечах, обнявшего учебник по физике, заложенный где-то чуть меньше, чем на одной четверти, и сладко задремавшего после прочитанного. И что-то, видимо, остановило его от того, чтобы разбудить своего помощника и сказать ему накрыть на стол. Бэкхён слышал его только краем уха, но сознанием до этого понимания так и не дотянулся. Был занят. Спал. Дотянулся только тогда, когда его всё же разбудили. Будили совсем мягко, едва коснувшись плеча, и голос Чанёля тоже звучал мягко, даже несмотря на то что, вроде бы, он ругался. — Товарищ дорогой, спать во время рабочего дня как-то неприлично, не находишь? Бэкхён встрепенулся, открывая глаза и сразу начиная двигаться. — Извините, — промямлил он, поднимаясь с дивана и сонно плетясь до книжной полки, чтобы убрать учебник. Чанёль проследил за ним, а затем кивнул в сторону учебников, когда Бэкхён уже повернулся к нему, ожидая указаний. — А почему только с шестого тома начал? Бэкхён немного растерялся сначала, думая о том, как много фактов своей жизни он не боится рассказать, но затем просто улыбнулся. — После этого учебника никто не хочет заниматься гидродинамикой, — сказал он. — Самая непознанная область физики. — И ты решил восполнить эти пробелы самостоятельно? И Бэкхён уже было набрал в грудь воздуха, чтобы ответить, что вообще-то не самостоятельно, что вообще-то у него высшее образование, научная степень, работа по специальности, но, вместо всего, он просто улыбнулся. Нельзя давать Чанёлю повод задуматься о том, кого он вообще в свой дом пустил. Рассуждая так, Бэкхён чувствовал себя не менее чем участником проекта Манхеттен, скрывающим своё участие в создании самого страшного оружия массового поражения всех времён. — Ладно, собирайся. Нам нужно кое-куда наведаться, только побыстрее. Бэкхён прошмыгнул в комнату, чтобы вновь надеть на себя то, в чём он сегодня он уже выходил на люди. Телосложение бывшего парня Чанёля явно было невероятно похоже на Бэкхёна, как будто все вещи на самом деле покупались для него. И Бэкхён бы, возможно, заподозрил, не будь этой одежды здесь ещё до его прибытия. Он не задавал лишних вопросов, просто выходя под оценивающим взглядом Чанёля на порог и ожидая, что он скажет, куда Бэкхёну нужно поехать. Признаться, его денег осталось не на такое уж и большое количество поездок. — Пальто, — кивнул Чанёль. Бэкхён непонимающе посмотрел на него. У него не было пальто... — Дьявол... — лицо Пака вдруг напряглось, и он покачал головой. — Ты что, без верхней одежды сегодня ездил? К щекам прилила краска уже в который раз за этот день, и Бэкхён чуть отступил. — Было не холодно на улице, — тихо сказал он. — Надень, — Чанёль указал на драповое пальтишко на крючке в прихожей. — И не вздумай больше на улицу выходить без верхней одежды. Сомневаюсь, что у тебя есть страховка, чтобы лечиться от гриппа. Бэкхён кивнул, разворачиваясь, чтобы взять очень красивое и приятное на ощупь пальтишко, оказавшееся ему несколько большевато в плечах. Посмотрев в зеркало, Бэкхён увидел себя чуть полнее, чем был на самом деле, чуть красивее, чуть живее и уже точно не бомжем. — Спасибо, — улыбнулся он Чанёлю. Мужчина взглянул на него с ноткой какой-то придирки, так внимательно и обстоятельно, а затем подошёл к Бэкхёну, протягивая руки и поправляя воротник пальто, задравшийся сзади. — Тебе идёт, — сказал он. — Объясни мне одну вещь, Бэкхён. Почему тебе всё это идёт? Эта одежда, этот маникюр, вилка в руках, учебник физики — весь этот дом. Это мой дом, ты знаешь это? Почему ты выглядишь так, словно всю жизнь здесь прожил? Это не должно быть так. Бэкхён был растерян, стоя вблизи от человека, который больше не относился к нему с пренебрежением — почувствовал, видимо, человека своего круга и не мог понять, почему так. Бэкхён давал слишком много намёков. Он глуп. — А, впрочем, не объясняй, — махнул рукой Чанёль, отступая от парня. Развернувшись, он прошагал к выходу. Лишь у самого порога остановился, чуть поворачивая голову, чтобы Бэкхёну был виден его строгий и прекрасный профиль. — Ты не хозяин дома и не хозяин ситуации. И не местный интерьер. Ты уличный музыкант и бродяжка. Здесь я забочусь, Бэкхён. Прими это к сведению. И он вышел из дома, оставляя Бэкхёна перед порогом с обувью. Пак Чанёль запутался. Бэкхён явно далеко не первый, кто был на его попечении. Чанёль был точно уверен, что знает уличных людей, их интересы, их приоритеты, их образы здесь, в этом месте, насквозь пропахшем успехом. Бэкхён не вписался ни в одни рамки, и Пак Чанёль вынужден объяснять самому себе, почему этот мальчик не такой, почему он создаёт впечатление холёного бабушкиного пирожка, отличника и умницы, откуда в нём столько несвойственных бродяжкам черт? Объяснять и пытаться убедить себя, что Бэкхён и остальные — это одно и то же. А зачем? Бэкхён вышел вслед за мужчиной, направляясь в сторону автобусной остановки, когда ему просигналил автомобиль хозяина дома. Он кивнул через лобовое стекло, показывая Бэкхёну, чтобы тот подошёл. — Куда намылился? — спросил он, когда Бэкхён оказался у опущенного стекла. — Вы не хотели, чтобы я садился в Вашу машину, — негромко напомнил Бэкхён. — Садись, — сказал тот. Бэкхён смотрел ему в глаза в течение нескольких секунд, а затем немного отошёл, открывая дверь в салон и приземляясь на переднее сидение. Повозившись с ремнём безопасности, он наконец-то смог пристегнуться, выдавая свою неловкость хоть в чём-то — Бэкхён машины никогда водить не умел, не хотел и не планировал. Да и садиться сейчас не очень хотел — автобус бы его вполне устроил. Посидел бы себе спокойно в одиночестве, подумал о словах, сказанных Чанёлем "Ты не хозяин ситуации". Бэкхён боялся знать, что скрывается под этой фразой. Если Чанёлю так важно быть единственным имеющим право выбора человеком, то кто тогда вообще Бэкхён? "Тот, кого не жалко". Самое печальное, что альтернативы не было. Или так, или голодная смерть в ледяном переходе. Чанёль знал, что у Бэкхёна нет другого варианта, где бы он мог пережить зимние месяцы. Этот человек был осведомлён, что Бэкхён полностью зависим от него, и это могло развязать ему руки. — Что, тебя напугали мои слова дома? — неожиданно прервал тишину Чанёль. Бэкхён не знал, что ответить, глядя на свои руки и не шевелясь, словно его даже и не вывел из раздумий чужой голос. — Тебе следует отвечать, если я говорю с тобой, — прозвучало далеко не так твёрдо, как могло быть, но Бэкхён не собирался ждать, когда терпение Чанёля будет исчерпываться. — Вы хотите, чтобы я оставался жалким? — спросил Бэкхён. Он в курсе, что вопросом на вопрос не отвечают, но просто ответить "да, Вы напугали меня" он не мог. Не сейчас, не после того, что прозвучало. — Я дал тебе уже миллион обещаний и гарантий того, что тебе ничего не угрожает и я буду добр к тебе и заботлив. Каковы гарантии с твоей стороны в таком случае? Бэкхён поднял на него взгляд, глядя на мужчину с некоторым удивлением. — Что? — хмыкнул Чанёль, заканчивая с парковкой и встречаясь взглядом с протеже. — Не так понял мои слова? — Разве Вам нужны гарантии от меня? Я не в том положении, чтобы качать права. Пак хмыкнул, качая головой, и затем уже так привычно и так тепло его ладонь коснулась виска Бэкхёна, слегка лохматя его волосы. — Забавный ты. Сутки почти без присмотра по дому валандаешься, из которого, как сам считаешь, можешь вылететь за любую провинность, и даже в голову не пришло припрятать какую-нибудь побрякушку подороже. Отсутствие у тебя денег — дело двух недель, пока я не выдам тебе аванс. А каковы твои гарантии будут потом? А через два месяца? Ты уже выглядишь полноправным хозяином, какова вероятность, что с двумя зарплатами в кармане ты останешься прислуживать негодяю, вроде меня? Бэкхён уверенно покачал головой: — Если бы Вы были негодяем, меня бы здесь уже не было. Это вызвало новую усмешку у мужчины, однако на этот раз эмоции были более мягкими. Бэкхён сказал приятную ему вещь. Правда, вероятнее всего, Чанёль сам не очень-то в это верил. — Да, забавный, — пробормотал он всё ещё с улыбкой на лице и открыл дверь, покидая салон автомобиля. Бэкхён поспешил за ним, закрывая дверь и слыша щелчок замков. Плёлся он неспеша, оглядывая машины на стоянке и красивых людей, уже рассаживающихся по своим каретам в конце рабочего дня. Чанёль был впереди на два шага, и Бэкхён позволил себе ещё немного промедления, оглядываясь на машину, на которой они приехали, и вдруг понимая, что они тоже одни из таких людей. Бэкхёну было так непривычно чувствовать себя не выделяющимся и не портящим картину своим присутствием. Поворачиваясь, он резко услышал сигнал автомобиля и визк тормозов совсем рядом. От испуга закружилась голова, и Бэкхён, повернувшись, положил руки на капот автомобиля так, словно это могло его остановить. — Ты больной, что ли? На дорогу смотри! — заорал ему водитель. Бэкхён почувствовал руку на своём локте, дёргающую по направлению к выходу с парковки. — Знак на въезде — пять километров в час, хули сам-то летаешь? Тут вагон пешеходов, — так же зло ответил ему Чанёль. Вот поэтому Бэкхён никогда не будет водителем... Вместо продолжения разговора, водитель снова возмущённо просигналил, и Чанёль увёл Бэкхёна в сторону, когда тот газанул и поехал к выезду с парковки. — Урод, — пробормотал Чанёль. — А ты по сторонам смотри, а не в облаках витай, таких заносчивых ублюдков полно. Бэкхён обнаружил себя крепко ухватившимся за предплечье Чанёля лишь спустя несколько секунд. Неловко опустив руку, он украдкой взглянул на мужчину, не проявившего ровно никакой реакции на непредвиденное касание. И с этого момента в голове у Бэкхёна всё перевернулось. С первой встречи с этим человеком он почувствовал небрежность к себе, отвращение к внешнему виду и положению в обществе. Но, стоило ему оказаться под опекой Пака, больше ни одного плохого слова не проскользнуло в его адрес. Сколько раз Пак говорил, что Бэкхёну ничего не угрожает рядом с ним? Сутки прошли, а это его божественное "не бойся" прозвучало уже трижды. Звучало и "ты можешь есть сколько хочешь и спать сколько угодно". Звучало "не выходи на улицу без верхней одежды". Звучало "неужели ты думаешь, что я выгоню тебя из-за разбитой вазы". О какой небрежности может идти речь, когда он так непринуждённо и легко касается Бэкхёна, сидит с ним за одним столом, разрешает просто так валандаться по своему дому без присмотра, смотреть куда захочет, брать что угодно. Нет, Чанёль точно не упивался своей властью, отыгрываясь на Бэкхёне. Он просил об услугах, взамен отвечая очень добрым и трепетным отношением. Бэкхён поднял взгляд на него, слегка улыбаясь. Может ли он считать, что он в хороших руках? Как не подвести этого человека никогда? — Ну, здрасьте, — небрежно сказал Чанёлю кто-то в офисе, куда они зашли. Бэкхён даже не спрашивал. Догадывался, зачем они здесь, и ждал нового стресса от знакомства с людьми в сто раз влиятельнее него. — Опять бомжа привёл? Бэкхён чуть выглянул из-за плеча Чанёля, неосознанно задвинувшись туда от враждебного окружения. И, удивительно, как только его нос показался общественности, враждебность просто исчерпалась. Мгновенно. — Божечки, — мужчина спрыгнул со стола, подходя к Бэкхёну и вытягивая его на свет за руки. — Откуда такой милашка? Ты кто? Ты тоже бомж? Бэкхён неловко дёрнул плечом, теряясь от внимания. — Бездомный, — ответил он. — Если сейчас их такими выпускают, я тоже хочу себе одного, — сказал мужчина, обращаясь к Чанёлю. — Где ты их берёшь? — Такому, как ты, Чунмён, их никогда не разглядеть, — хмыкнул Чанёль. Было неуютно, словно они собаку какую-то обсуждали, а не человека, который прямо перед ними стоит. Бэкхён явственно чувствовал, что идёт обсуждение не его, а его "породы", пусть и в шутливом тоне — неважно. Для кого это вообще может казаться смешным... — Тогда не буду разглядывать других. Присмотрюсь к твоему, — и человек, названный Чунмёном, так тепло ему улыбнулся, что мысли просто растворились. — Я Ким Чунмён, босс твоего босса и директор всего вот этого, — он обвёл взглядом здание, но Бэкхёну показалось, что он имеет в виду вообще весь мир. — Как тебя зовут, чудо? — Бэкхён, — ответил тот. — Бэкхён. Поужинаешь со мной завтра после своего рабочего дня? Бэкхён был смущён. Он поужинает? А разве не стоило спрашивать об этом сразу у Пака? Как будто от Бэкхёна здесь что-то зависит. Но тот молчал, а Бэкхён боялся на него смотреть. И отказывать боялся, потому что знал, что будет здесь теперь часто и жизнь у Пака будет зависеть от того, как станет содействовать ему его босс. — Ладно, — несмело кивнул Бэкхён. — Ну, и прекрасно, — он сунул в руку Бэкхёна свою визитку. — Мой номер. Если будут какие-то проблемы на местах, куда тебя будет посылать Пак, звони мне, я всё улажу. Ну и вообще. Жду твоего сообщения. И он удалился, а у Бэкхёна стало сладко во рту. Он бережно положил визитку Чунмёна в карман джинс и всё же исподлобья бросил взгляд на Чанёля, боясь его реакции. Тот со скучающим видом играл с какой-то побрякушкой на офисном столе. Бэкхён подошёл чуть ближе, уже думая, что имеет на это право и Пака от него не тошнит, и тот перевёл на него взгляд. — Всё, закончил налаживать личную жизнь? — спросил он. Бэкхён вновь растерялся, глядя в глаза Паку и пытаясь найти там какой-то намёк на то, что ему делать. — Я побоялся отказать, — тихо сказал он. — Ты слышал когда-нибудь выражение: "не стоит срать там, где ешь"? — безэмоционально спросил Пак. — Как раз о ситуации, когда ты соглашаешься на ненужные тебе отношения с человеком, с которым работаешь. Теперь что бы плохого между вами ни случилось, ты почувствуешь эти последствия. — Разве у меня был выход?.. — растерянно спросил Бэкхён, и, честное слово, он был готов расплакаться. — Что мне делать? — Понятия не имею, — резко ответил Чанёль, поднимаясь со стола и шумно ставя игрушку обратно. — Постарайся хотя бы не переспать с ним на первом свидании. Бэкхёна уколола такая небрежность, но он ничего не сказал, лишь нахмурившись и поспешив за Чанёлем. Мужчина прибавил шагу, минуя офис, затем этаж, затем здание и в итоге визжа шинами прямо перед носом у Бэкхёна. Тот вздохнул, глядя вслед уезжающей машине и не понимая такой резкой реакции. Он понял, что должен был отказаться, но ведь, если честно, он может сделать это и сейчас. Просто напишет Чунмёну, что не стоит, или встретится завтра и скажет лично, что ему жаль, но он не считает такое положение дел правильным. Ведь ничего ещё толком не случилось — почему Чанёль так резок? Бэкхён обернулся, устанавливая где он находится и планируя дойти до одного места. Ему было так тяжело здесь, среди других людей, даже рядом с Чанёлем. Он ничего не знал, не был достаточно обучен всему, что для них естественно, не понимал, чего хочет от него Пак и чего будут хотеть все другие. О мотивах поступков других людей приходилось так напряжённо думать, что уже за день у него начала сильно болеть голова. На улице становилось холоднее, и Бэкхён почувствовал уже привычное ему ощущение, что одежда не спасает и ледяной ветер пробирается прямо под неё, буквально прямо под кожу. Заходя в свой переход, он, кажется, ощутил, что ничего не изменилось. Вот он снова здесь, снова один, ему холодно, только теперь на его месте сидит кто-то другой. Без гитары и немного пьяный, но Бэкхён не брезговал. Вот его порода. Порода выброшенных людей, которым намекают на дверь, как только они перестают быть нужны. Он выудил из кармана несколько монеток, заработанных им так же, и положил рядом с мужчиной, который даже внимания на него не обратил. Был пьян. Бэкхён поднялся, бросая на него взгляд, в отличие от взглядов остальных, полный сочувствия. Это сейчас Бэкхён кажется им полноценным членом общества, но ещё день назад и он не был. Его прошлое и настоящее были здесь, перед глазами каждого из них, просто они не осознавали. Не думали, что от такого никто не застрахован. Даже они. И никто так же не проявит сочувствия к ним, если они станут людьми, живущими только за счёт чужого сочувствия. Бэкхён чувствовал, что вот-вот заплачет, поэтому всё-таки отвернулся, покидая переход с очень тяжёлыми сердцем. Он не мог всем помочь. Он даже не уверен, не понадобится ли ему самому помощь в ближайшее время — он тоже никто, как и все они. Поднявшись на поверхность, он подошёл к автобусной остановке, потирая руками слегка подмёрзшие плечи, чтобы немного согреться, и неожиданно слыша сигнал автомобиля. Он повернулся, закрывая рукой свечение фар и с удивлением разглядывая машину Чанёля. Подойти он решился не сразу, и, только лишь услышав второй сигнал, поспешил к автомобилю, не зная, приглашён он внутрь или нет. Чанёль махнул головой на соседнее сидение, и Бэкхён обошёл машину, открывая дверь и словно мгновенно согреваясь в салоне автомобиля. — Зачем ты туда ходил? — спросил Пак спустя три минуты молчания. Бэкхён повернул к нему голову, разглядывая сосредоточенную морщинку между бровей Чанёля. — Я знаю, как Вы заботитесь обо мне. Но каждый намёк на то, что я делаю что-то неправильно, звучит для меня, как угроза, и ведь так и должно быть, да? Поэтому Вы и предпочитаете работать с людьми, вроде меня. Которые бы ценили эту работу больше, чем свою жизнь. Я ведь далеко не первый на этом месте. Куда-то все остальные же делись — полагаю, туда же, откуда пришли. — Они уходили исключительно по своей вине, — ответил Чанёль. — Но ведь я и виноват, — сказал Бэкхён. — Я накосячил уже в пятый раз за день. Нагрубил утром, подставил клиента, уснул на рабочем месте, был слишком фамильярен с Вашим домом и согласился на свидание с Вашим боссом. Пять раз, — он растопырил пальцы на руке. — Не уверен, сколько раз осталось до моего лимита. И Пак вдруг усмехнулся, услышав все эти слова. Бэкхён непонимающе посмотрел на него, ожидав чего угодно, но только не смеха со стороны этого человека. — Я назвал тебя шлюхой утром, — напомнил он. — И напугал до слёз. Прости за это, иметь дело с такими уличными, как ты, мне ещё не приходилось. Бэкхён был в таком шоке от сказанного... Да, он не ожидал смеха от этого мужчины, но даже он казался чуть вероятнее, чем извинения. Как такое вообще возможно? Бэкхён потерялся в нём. Пак Чанёль уже дал понять, что Бэкхён нетипичный бомж, и со стороны Бэкхёна это было взаимно. Пак Чанёль — совершенно нетипичный человек. Согреваясь в салоне автомобиля, куда ещё сутки назад ему доступ был закрыт и чей хозяин нос воротил от него вчера, Бэкхён чувствовал, что этот человек уже заставляет его сердце биться чаще, а эмоции скатываться в запутанный клубок. И вечером ничего не осталось от вчерашних подозрений и мыслей о своей наивности. Пак восхитительный. Вот бы его не подвести. Этой ночью ему снился этот же самый салон автомобиля, где Бэкхён сидел в красивом драповом пальто, нахохлившийся и согревшийся, а рядом Чанёль, произносящий слова извинений. А затем ещё кое-что, что не звучало и, наверное, никогда не прозвучит в его адрес. "Ты никогда больше не попадёшь в этот переход, — говорил Чанёль в его сне. — Я помогу тебе. Ты не останешься больше один на один со своими проблемами". Бэкхён проснулся в слезах. Потому что, наверное, всё ещё не может сказать, что ему помогут. Сейчас, этим утром после такого сна единственное, чего ему хотелось, — просто спрятаться за спину Пак Чанёля, как вчера в адвокатском офисе, и чтобы он смотрел зло на его обидчиков. Чтобы просто сказал: "Тронете его — будете иметь дело со мной". В девять утра почему-то Пак Чанёль вновь был в ванной, хотя вчера точно так же Бэкхён наткнулся на него аж в одиннадцать. И вновь он неловко отвернулся, собираясь уйти, вновь ухмылка Пака и его слова о том, чтобы он заходил. На этот раз только не добавил фразу о том, сколько раз Бэкхён видел раздетых мужчин. — Тебе можно поручить готовку, ты умеешь готовить? — спросил Чанёль. Бэкхён кивнул. — По понедельникам ко мне ходит уборщица, — сказал Чанёль. — Она делает генеральную уборку, готовит, но с четверга готовить придётся тебе. В четверг и субботу надо мыть пол и пылесосить, в среду, пятницу и воскресенье — вытирать пыль. Это помимо моих поручений, поэтому постарайся уборку делать по утрам, так как с двенадцати мне может понадобиться твоя помощь. По вторникам у тебя выходной. Всё понял? — Да, — ответил Бэкхён. — Сегодня мне нужно будет куда-то поехать? — Возможно. Но, скорее всего, нет. Ещё хочу предупредить, что, когда ко мне приходит клиент, ты моя секретарша. Сидишь рядом, записываешь всё, приносишь кофе. И молчишь, пока не спросят. — Понял, — и Бэкхён улыбнулся. — Сегодня будет клиент? — Да, один. Ближе к вечеру. Так что сегодня на тебе пыль, мытьё посуды и вечером посидишь у меня в кабинете и попишешь за клиентом. У Бэкхёна мурашки по коже пробежали, когда он почувствовал, что Чанёль вновь положил ладонь на его лицо и коснулся большим пальцем синего века. — Болит? — спросил он. — Нет, — шепнул Бэкхён. — Сколько это проходить будет? Бэкхён пожал плечами. — Дней пять, наверное. — Хорошо, не пользуйся косметикой без надобности. И сегодня не красься, когда клиент придёт. — Мне всё равно придётся сегодня... — тихо напомнил Бэкхён. Чанёль отошёл от него, услышав это. — А, точно, тебе ещё на свидание сегодня. Ну, по этому поводу я тебя предупредил. Только один совет, Бэкхён, — и он говорил серьёзно. — Что бы ты ни решил насчёт этого, Чунмён — большой босс, и, каким бы милашкой он ни казался, ждать он уж точно не любит. Лучше не заставляй его сидеть у телефона и смотреть, пока ты не напишешь. И он удалился из ванной, оставляя Бэкхёна одного. Чанёль вчера ясно дал понять своё отношение к этому, и у Бэкхёна не оставалось сомнений в том, что ему не стоит сближаться с Чунмёном. Он чувствовал, что подводит Чанёля этим. — Вы не будете завтракать? — успел словить Бэкхён Чанёля, выходящего из кухни. — Уже позавтракал. Но от кофе не откажусь, когда ты сам поешь, — сказал он и, взлохматив волосы Бэкхёна, удалился со словами: — Пью чёрный с ложкой сахара и без сливок. Бэкхён улыбнулся самому себе, чувствуя счастье от того, что кто-то относится к нему с добротой и благоговением. Хотя ещё вчера утром он плакал в ванной, думая, что всё его назначение в этом доме — быть половой тряпкой. И не то чтобы он был уверен, что сейчас это не так. Но казалось, что нет. Казалось даже, что он почему-то нравится Пак Чанёлю, хотя для этого не было пока никаких причин. Достав из своих джинс визитку Ким Чунмёна, он взял отданный ему на время телефон, набирая чужой номер и стараясь унять участившееся сердцебиение. Бэкхён знал, что ввязывается во что-то непростое. Случись это ещё год назад, он бы не был напуган. Он бы знал, что, пусть и вряд ли по масштабам влияния он сопоставим с этим человеком, но ему есть чем ответить. Сейчас же рядом с Ким Чунмёном он пыль под ногами. Щелчок пальцами, и Бён Бэкхёна нет как такового. Никто не будет его защищать — никто его даже не хватится. — Слушаю Вас, — раздался елейный голос Ким Чунмёна в трубке. У Бэкхёна внезапно горло перехватило, и он шумно вдохнул, успокаиваясь, чтобы начать разговор. — Здравствуйте, мистер Ким. Я Бэкхён, я вчера... — Ну, наконец-то, я уж решил, что ты собираешься меня продинамить, — перебил тот. — Извините, — пролепетал Бэкхён, чувствуя себя такой тряпкой, что даже перед самим собой было неудобно. — Не извиняйся, крошка, — он говорил с Бэкхёном так сладко, что тот действительно начал успокаиваться по этому поводу. — Как ты? Пак уже закатил ревностную сцену? Бэкхён улыбнулся на это. — Нет, он только показал, что переживает. — Ну, раз он без претензий, ничего не должно нам помешать. Я заеду за тобой в семь, тебе подойдёт? — Я не знаю, к Чанёлю должен приехать клиент, но мне не сказали, когда. — Вот после клиента я и приеду. — Хорошо, — улыбнулся Бэкхён. Только положив трубку, Бэкхён понял, что он совершенно не с теми эмоциями разговаривал, с какими должен был. Кажется, он собирался встретиться с Чунмёном и разорвать этот странный контакт, но их разговор уже во второй раз не оставлял Бэкхёну пространства для собственного мнения. Лишь прикинув ситуацию за этим ужином, он понял, как неловко всё будет выглядеть. Собирается он поесть за чужой счёт и затем сказать? Или сказать сразу, как они приедут в ресторан, и сделать эту поездку бессмысленной? Или же просто встретиться и сразу начать с того, что ничего быть не может? Бэкхён был так взволнован. Он донёс Чанёлю его кофе с маленьким блюдечком печенюшек и маршмеллоу, но шёл так, словно ему в ноги иголки впивались. Каждый шаг давался с большим трудом, потому что чем ближе становился Пак, тем тяжелее Бэкхён ощущал угрызения совести. Мужчина проследил за ним внимательным изучающим взглядом. И понял, конечно же, иначе бы не был таким высокооплачиваемым специалистом. Но не отреагировал, и из-за этого становилось только хуже. Включая его кабинет, в доме было только четыре открытых комнаты и кухня. Уборка прошла так, словно Бэкхён просто сходил на экскурсию и близко познакомился с каждой деталью интерьера в этом доме. Даже в спальне Пака, слегка угрюмой, но с большой и красивой кроватью, царил порядок. Бэкхён только оглянулся на мягкие перины, немного завидуя такой роскоши, но решил не останавливаться здесь. Фотографий нигде не было, так что и смотреть было не на что. Пак Чанёль в этом доме практически оторван от других людей. У него есть помощники, которые везде ездят и налаживают дела, есть они же и уборщица, которые приносят продукты из магазина, есть кабинет дома, компьютер дома и изредка к нему приезжают его клиенты. С кем же он дружит? Есть ли у него родные? Влюблён ли он? Глядя на его комнату, Бэкхён думал, что нет. Не похоже, что кто-то дорог этому человеку — не похоже, что что-то дорого. Бэкхён, почувствовавший в этом доме такую заботу к себе, не мог понять, почему так. Почему его полки не наполнены письмами от друзей, проходящих практику в других странах, почему среди дня не разносятся звонки с предложением зависнуть где-нибудь на выходных. Почему стены пусты? — Ну что, дружочек, — Пак оказался прямо за его плечом, и Бэкхён подпрыгнул от неожиданности. Хмыкнув, мужчина обошёл его, заглядывая на стол, где перед Бэкхёном лежала книга по гидродинамике и тетрадка, которую он, думая, что имеет на это право, стянул из кабинета Чанёля, пока тот отлучался. А в ней аккуратным почерком были выведены конспекты — Бэкхён всегда бережно подходил к изучению физики. Ну, разве что не в универе. В универе сложно было даже предположить наличие в мире человека, который бы ненавидел физику ещё сильнее. — Хозяйничаешь снова в моём доме? — он указал подбородком на тетрадь и ручку. Бэкхён, возможно, чуть более смело, чем ему полагалось, виновато улыбнулся. — Верну Вам с первого аванса с процентами, — сказал он. Чанёль усмехнулся, наливая в стакан воды и садясь рядом с Бэкхёном. — У меня есть плойка с вагоном игр и огромный телевизор, а ты решил добуквенно изучить Ландау. А мог бы сериалы смотреть. У меня Твин Пикс есть, такая же тягомотина, в твоём вкусе. — Я смотрел, — тихо ответил Бэкхён, улыбаясь и поднимая голову. — Вы обедать? — Ну, давай пообедаем, — согласился тот. И Бэкхён отложил ручку, тетрадь и учебник на край стола, а затем и вовсе убрал их, полагая, что аппетиту они точно способствовать не будут, и начал спокойно накрывать на стол. — Смотрел Твин Пикс, говоришь? — задумчиво спросил Чанёль. — Становится всё интереснее. — В каждом человеке есть что-то, не соответствующее логике, — пожал плечами Бэкхён, а затем улыбнулся, накладывая Чанёлю пока ещё не собственно приготовленное блюдо. — Например, Вы. — И чего же нелогичного? — усмехнулся Пак. — Вы называете Ландау тягомотиной, но этот учебник взялся с Вашей книжной полки. Случайно вместе со всем циклом. Как, полагаю, и Твин Пикс. — Подловил. Чанёль улыбался рядом с ним, и Бэкхёну было необычайно тепло. Он так привык к холоду, что теперь был особенно чувствителен не только к двадцати четырём градусам по Цельсию, держащимся в этом месте даже ночью, но и к такого рода улыбке. Доброй. Улыбке человека, которому комфортно даже рядом с Бэкхёном. — Я не буду спрашивать, — вдруг сказал Чанёль после нескольких минут молчаливой трапезы. Бэкхён поднял на него взгляд, хмурясь. — О том, что произошло, — ответил мужчина на незаданный вопрос. — Я прекрасно понимаю, что ты не уличный. Ты ни секунды не был похож на уличного. Но вмешиваться я не буду. Захочешь — расскажешь сам. Бэкхён несколько долгих секунд не мог оторвать взгляда от Чанёля, спокойно продолжавшего есть. Даже стало как-то неприлично — разговор был явно окончен, а Бэкхён всё пытался придумать, как не замолчать после слов Пака. Что сделать, чтобы он не подумал о Бэкхёне что-то плохое, будто бы он преступник и прячется или ещё хуже — Бэкхён даже затруднялся придумать, но у Чанёля было большее поле для фантазии. Он бы мог. Так и не сказав ничего, Бэкхён уткнулся в свою тарелку. Он ел медленно, манерно держа вилку своими тонкими и длинными пальцами и изредка замечая на себе взгляды. Почему-то стало напряжённо. Атмосфера становилась тяжёлой, и Бэкхён чувствовал вину. Думал, что это из-за Чунмёна. Бэкхёна так бесило собственное бессилие. Он не мог сказать Чанёлю, что всё давно решено для него и он не станет заводить эти не нужные никому отношения, потому что, кажется, уже знал, как может давить Чунмён. Он общался с Бэкхёном совершенно приторным образом, но даже так, честно, он не оставлял возможности возразить. Он легко заставлял забиться в угол, а в случае с Бэкхёном и заставлять не надо. У него в углу уже оборудовано местечко — настолько часто он это место в своём сознании навещал. Такому человеку, как Ким Чунмён, никакого труда не составит просто принудить Бэкхёна, и он при этом вряд ли даже заметит ничтожные попытки показать, что тот против. Разве это не раздражает? — Слушаю, — произнёс Чанёль, вставая из-за стола и поднося трубку к уху. Бэкхён убрал со стола всю обеденную красоту, оставляя только чашки с ароматным ягодным чаем. Чанёль принялся расхаживать из угла в угол, как маятник, даже, скорее всего, отчёта себе не отдавая во время разговора по телефону. Затем он несколько напрягся, остановился, хмуря лоб — что-то вспоминал. Бэкхён не смотрел на него, но всё видел. Чувствовал любую эмоцию всем своим существом, словно видел всё спиной. И не было неожиданностью, когда Чанёль опёрся на плечо Бэкхёна вместо спинки стула. Ну, разве только немного. Его тяжёлая мощная ладонь сжала плечо Бэкхёна, и тот замер — казалось, всё в его дышащем на ладан теле прекратилось в этот момент. Он даже пульс свой не слышал — Бэкхён был практически уверен, что его сердце просто решило взять небольшой перерыв, расслабиться, отдохнуть, пожить для себя хоть пять минут. Он не знал, отдавал ли Чанёль себе отчёт в этом, делал ли специально или неосознанно, но сам почему-то искренне желал, чтобы неосознанно. Одна мысль о том, что Чанёль действительно уже не брезгует им и может спокойно касаться его, хоть и выглядит персоной отстранённой и нелюдимой, заставляла все эмоции Бэкхёна завязываться в тугой узел под ложечкой. Чанёль, тем временем, начал поправлять край его одежды у шеи так, словно она действительно нуждалась в том, чтобы быть поправленной. Его рука была прохладной, но зато шея у Бэкхёна очень горячая — да и весь Бэкхён горел сейчас. Заметив это, мужчина положил руку ему на шею, и, хоть и эта акция была недолгой, Бэкхён хотел пищать. Просто без причины и объяснений. Чанёль развернул к себе его лицо, прикладывая ладонь тыльной стороной ко лбу. — Понял Вас, — сказал он человеку на той стороне. — До свидания. И он одной рукой сбросил вызов, переводя взгляд на Бэкхёна. — У тебя температура, братец. Бэкхён преодолел в себе желание сказать, что она придёт в норму, как только Чанёль уберёт руку. — Ничего страшного, — тихо ответил тот, глядя на Чанёля исподлобья. — Она сама отойдёт. — Клиент придёт через час. Будь готов, — и Чанёль прекратил этот ужасно длинный контакт, выжавший Бэкхёна, как лимон. Он ушёл, и Бэкхён тихонечко завыл, прикрывая рукой рот. Да, Чанёль касался его всё это время, но каждый раз, абсолютно каждый для этого была какая-то причина. Обычно он разглядывал ранки на веке и губе, и Бэкхён мог относиться к этому спокойно, один раз он поднял лицо за подбородок, потому что было необходимо увидеть взгляд Бэкхёна, и время от времени ласково трогал волосы, выражая одобрение, и это тоже в порядке вещей. Для этого же касания не было ни одной грёбанной причины. Оно просто так. А Бэкхён почувствовал себя глупцом только из-за своих попыток убедить самого себя, что дело раньше было именно в необходимости, а не в прямом желании Чанёля к контакту. Он бы и сейчас мог решить, что дело было в нерасправленном воротнике, который Чанёль чисто визуально не выдержал и решил во что бы то ни стало поправить. Отёк на его лице спал, и теперь после нанесения макияжа его синяк действительно не был виден. Бэкхён долго смотрел в зеркало, разглядывал свою внешность, наверное, осознавая, что в очередной раз дело в ней. Что его принял Чанёль и на него обратит внимание Чунмён из-за симпатичного лица и ещё, возможно, из-за того, что он не пьёт. Бэкхён не был против, просто ему стоило некоторых трудов вновь понять это и привыкнуть к мысли. Ему многие дороги были открыты ранее, потому что жизнь любит красивых людей. Люди относились к нему лучше, чем он того заслуживал, и шли навстречу, иногда лишь потому что он улыбался им. Бэкхён, конечно, осознавал, что это его сильная сторона, и даже мог манипулировать людьми, но делал это редко, в основном будучи просто милым, покладистым и безобидным человеком с хрупким телосложением и доброй улыбкой. Он улыбнулся себе в зеркале, вновь разглядывая своё лицо и подмечая маленькие морщинки в уголках глаз. Возраст уже берёт своё. Раздался звонок в дверь, и Бэкхён, за час уже точно подготовившийся к этой встрече, заволновался, осторожно выглядывая в коридор и сталкиваясь с Чанёлем. — Давай скорее, — поторопил тот, подходя к двери самостоятельно. Бэкхён чувствовал себя некомфортно. Хотелось спрятаться — и, желательно, спрятаться за спиной Чанёля, — но он стоял, будучи полностью открытым и только неловко сжимая руки внизу. — Здравствуйте, — сказал Чанёль заходящему внутрь мужчине, чей взгляд тут же обратился на Бэкхёна. — Здравствуйте. А это... — и он не договорил, подбородком указывая на Бэкхёна. Ну, конечно. "Это". — Мой помощник Бэкхён. Чай или кофе будете? — Чёрный чай без сахара, — сказал тот, снимая пальто. Чанёль повернулся к Бэкхёну, указывая ему глазами на кухню, и тот был рад скорее ускользнуть из этого места. Ему было чудовищно некомфортно. Он даже не знал, почему — рядом с Чанёлем так сложно не было: он не делал вид, что Бэкхён какой-то неодушевлённый предмет, в отличие от всех остальных, включая этого человека, который, судя по звукам, уже удалился в кабинет Пака. Бэкхён поторопился, ставя кружки на поднос вместе с печенюшками и спеша вместе с ними в кабинет к своему боссу, чтобы выполнить другие свои обязанности. — Пожалуйста, — сказал он, ставя кружку рядом с мужчиной. Чанёль обратил на это внимание, только когда Бэкхён и рядом с ним поставил кружку ягодного чая с одной ложечкой сахара и он почувствовал запах. Бэкхён уже понял, что Чанёль любит именно этот чай. Его босс поднял взгляд, усмехаясь. — Спасибо. Бэкхён еле заметно улыбнулся. Чанёль так отреагировал, потому что он не просил чая, однако человек рядом позаботился о нём всё равно. А ещё, возможно, потому что... — Что за посуда, я, по-вашему, в детский сад пришёл? А Бэкхёну нравилась эта кружка со слониками... И он даже не понимал, что вообще можно иметь против кружки со слониками. — Расслабьтесь, мы привыкли встречать гостей в более неформальной обстановке, — сказал Чанёль. — Наш строгий сервиз, я даже затрудняюсь вспомнить, где стоит. "Мы". "Наш". Чанёль, вставший на его защиту. Бэкхён был очень тронут. — В следующий раз вспомните, — недовольно сказал мужчина Чанёлю. Было так стыдно за то, что Чанёлю досталось из-за него, и неловко, что он не знал, что ему делать, куда садиться, на чём писать. У серванта с делами стояла табуретка, и Бэкхён, чувствуя себя окончательно забытым здесь, подошёл, беря её в руки и переставляя к краешку стола Чанёля с торца, чтобы не занимать места рядом с ним. — Вы свободны, — недовольно сказал мужчина, глядя на Бэкхёна. И он так растерялся, что даже сказать ничего не смог. Только бессмысленно схватил ртом воздух, однако на помощь вновь пришёл его босс. — Бэкхён — мой помощник, он делает записи для меня. — Я не хочу, чтобы кто-то левый слушал такие вещи — откуда мне знать, что Ваш помощник не растрепет всё правоохранительным органам? — Правоохранительные органы не знают о его существовании. Он бомж. Без паспорта и жилья. Ну, вот теперь, помимо всех прекрасных эмоций, которые к нему ощущал этот человек, добавилось ещё и отвращение. Он отодвинул от себя кружку, которой касался Бэкхён, и скривил лицо, больше даже не смотря на него: — Это неприемлемо. — Или так, или я буду записывать на плёночный диктофон, а слушать потом, когда у меня будет время, — огрызнулся Чанёль. Он пододвинул к Бэкхёну блокнот, но тот, неожиданно чувствуя решимость, положил пальцы на его ладонь, и бог знает что было у него в голове, из-за чего он решил, что имеет на такое право. — Просто отдайте диктофон потом мне, я всё перепишу для Вас, — тихо сказал он, поднимаясь. Бэкхён забрал кружку посетителя, игнорируя то, как он отодвинулся, чтобы не дай бог не коснуться помощника. Взяв посуду в руку, Бэкхён повернулся к нему, глядя с участием и — боже мой — кладя руку на чужое плечо, чтобы ласково похлопать и понимающе произнести: — Сочувствую Вам. Надеюсь, Ваши проблемы решатся в скором времени силами таких же добрых и отзывчивых людей, как Вы. И затем Бэкхён покинул помещение, одновременно наслаждаясь своим поведением, и краснея из-за него в страхе, что теперь его точно вышвырнут. Из-за адреналина в висках стучало, и Бэкхён пнул стул на кухне, шумно садясь, беря грёбанного Ландау и начиная зло учить физику. Надо же, подумаешь, какой важный тип. Бэкхён уверен, что, будь он богатым, он бы не стал высокомерным. Слишком многое в жизни успел увидеть. Через час дверь кабинета Пака открылась, и Бэкхён слез со стула, выходя в прихожую, но не спеша высовывать свой нос. Стоял так, чтобы быстро собирающемуся клиенту не было видно его, а Чанёлю было. Он заметил Бэкхёна, поворачиваясь, но глядя в течение всего одной секунды, и вряд ли этот взгляд был хорошим. Дверь за мужчиной закрылась, а Чанёль остался стоять на месте, и всё вокруг зависло. Бэкхён боялся, а Чанёль словно был спокоен, думая, что сказать. — Это твоё первое предупреждение, Бэкхён, — сказал тот, наконец. И, честное слово, у Бэкхёна выступили слёзы на глазах. — Что из этого я не должен был делать? — тихо спросил он. Он надеялся, что сейчас Чанёль просто повернётся и по-доброму улыбнётся, сказав, что он пьёт чай без сахара вообще или что он не должен был брать табуретку, потому что это музейный экспонат семнадцатого века. Но Чанёль не поворачивался и не улыбался. — Открывать рот, — ответил он. — Я чуть не лишился клиента и не получил дурную рекомендацию от влиятельного человека из-за того, что тебе понадобилось поупражняться в остроумии. Бэкхён плакал. — Извините, этого больше не повторится. Чанёль перевёл на него взгляд, хмурясь. — Чего ты ревёшь? — непонимающе спросил он. — Всё ещё боишься вылететь обратно в свой вшивый переход? Или из-за моего доброго к тебе отношения ты решил, что ты там не окажешься? Ещё как окажешься. Ты не кто-то особенный. Просто для справки. Предупреждение, выговор, увольнение — я не сделаю для тебя исключения. — Спасибо, — тихо сказал Бэкхён, не поднимая головы. Слишком стыдно было, чтобы смотреть Чанёлю в глаза. — За что? — спросил тот. — За то, что не относитесь ко мне так, как могли бы. Вы добры ко мне и защищаете меня, хотя не должны, — и Бэкхён всё же поднял взгляд, чтобы Чанёль видел его искренность. — Я больше не подведу Вас. Чанёль не стал реагировать на эти слова. Просто молча удалился в свой кабинет, и Бэкхён зажмурился, начиная плакать сильнее.