Сосед

Дверь приглушённо закрывается, суматошно двигаются ключи в замочной скважине, а следом два разгорячённых тела с особой жадностью прижимаются друг к другу. Тяжёлые вздохи, чмокающие звуки и летящая в стороны одежда, пока две пары ног беспорядочно двигаются в сторону спальни. Это не предел, но адреналин, играющий в крови, от чего-то превратился в острую страсть, и сейчас единственное желание заключается в том, чтобы выплеснуть переполняющие эмоции. Зи чувствует дикое желание касаться нежной кожи Саппа, не пропустив ни дюйма белоснежной прохлады. Прук понимает и доволен на самом деле, ведь наконец-то всё то, что столько времени его мучало, сжирало изнутри, раскрыто, по тому и желание, что сейчас завладело его разумом, более чем сильное и тёмное. Вряд ли он остановится, если Сэйнт попросит. Но этого и не будет. Да. Сэйнт точно не попросит его остановиться, ведь желание быть оттраханным Зи прямо сейчас, буквально разрывает его изнутри. Всё напряжение словно превратилось в острые иглы, пронизывая насквозь, и желание по телу распространяется быстрее, нежели самый опасный яд. — Зи… — полушёпотом. — Зи! — не прерывая поцелуй. Ладони Прука жадно сминают зад Сэйнта, прижимая ещё ближе, и две твёрдые плоти касаются друг друга через тонкую ткань белья. Прук уверенно шагает вперёд, двигая и Сэйнта, пока младший не ощущает резкий подъём с пола, а дальше уже он сидит на столе, нежно покусывая подбородок Панита. — Ты мой, — широко улыбается Прук, подставляя шею под смачные поцелуи, — я люблю тебя, — а пальцы суматошно пытаются снять бельё с Саппа. — Какой нетерпеливый, — ухмыляется Сапп, не отрываясь от посасывания нежной кожи, приподнимая зад. — А как можно быть терпеливым, — шепчет Прук, чуть отстраняясь от Сэйнта, — когда у меня здесь, — и жадно окидывает взглядом оголённое тело, так раскрыто и пошло сидящее на столе перед ним, и широко расставленные ноги Сэйнта открывают более чем прекрасный для Панита вид: и он не знает, от чего острее покалывает возбуждение по телу сгоняя кровь к каменной плоти, то ли красивый член, уверенно ждущий своей ласки, то ли аккуратные яички, которые Зи так любит сосать, то ли самое главное место, такое маленькое, нежное, плотно закрытое, но жадно обхватывающее, стоит в нём оказаться. — Ты. У Сэйнта голова идёт кругом от этих нежных, до дорожи накаляющих слов. Наблюдать за Зи оказывается чертовски горячо: и то как он снимает с себя последний предмет одежды, и то как он проводит по своему члену ладонью, не отрывая взгляда от промежности младшего, и то как он резво достаёт смазку из тумбочки, активно смазывая ноющую плоть, а следом, раскатав презерватив на пару пальцев и смазав их, подставляет к анусу Саппа, который в нетерпение поджимает нижнюю губу. Он исподлобья смотрит на Прука, аккуратно вводящего в него пальцы, и млеет. Правильные движения, и мягкая дрожь сковывают тело, пока Зи продолжает искусно ласкать чувствительное место. Словно эти пальцы погружаются в глубину всей той похоти и страсти, что поглотила Саппа, разжигая это желание сильнее, подводя к грани безумия. Зи знает, что без растяжки будет больно, знает, но он просто больше не может. Здравый смысл на минуту покидает парня, когда он, вытащив пальцы, не разработав младшего должным образом, надавливает головкой на влажное, слегка расслабленное колечко мышц, проникая внутрь. Пока Сэйнт шипит от неприятного ощущения и давления, Зи прикрывает глаза, приоткрывая губы, прерывисто и тяжело дыша. Горячо и узко. В Сэйнте. До боли в яйцах. — Ах-к, Зи… — пальцы руки Саппа грубо впиваются в плечо старшего, пытаясь привести парня в чувство, хотя бы чуть-чуть. — Прости… — шепчет Прук, подхватывая возлюбленного под коленями. — Больно? — Мх-ках! — давится воздухом Сэйнт, только собравшись ответить, ведь брюнет делает первый толчок, сразу же попадая по простате. — Но, — и снова этот яркий блеск в потемневших глазах, — тебе нравится. Смотри какой ты влажный, — и без капли стеснения, пальцы проводят по влажной головке, размазывая смазку. Эти слова, пожалуй, для них двоих производят неожиданное впечатление: Сэйнт сжимается, чувствуя, как его словно кипятком бурлящего экстаза и истомы заливают, а Прук чувствует, как всё его тело, каждый его орган, каждая его клеточка превращаются в мягчайшую сладкую вату, тающую от влажных касаний. — Ах ты ж блять… Особо сильный и глубокий толчок, и пальцы цепляются за загривок Сэйнта, оттягивая волосы назад. Хищный оскал его младшего и опьянённые глаза лишь призывают к более активным движениям, которые Зи начинает совершать. Словно всасывает, дарит удовольствие, а звуки, эти красивые звуки от соприкосновения двух тел — и мурашки по телу. — Я… лю…блю т…ебя, — из последних сил выстанывает Сапп, срываясь на резкие, рванные крики. Зи долбиться в него так сильно и правильно, что всё плывёт, и Сапп плывёт, держась только за счёт Зи. Его точные удары в нужное место доводят младшего до исступления. Сапп даже не понимает, что кончает, он даже не понимает кто и что он, просто ощущая как каждая клеточка его тела наполняется неземной негой. Он весь дрожит, что изнутри, что снаружи, а из его глаз текут самые чистые слёзы наслаждения, и его сердце могло бы затрепетать в такой же эйфории, увидь он с какой нежностью сейчас смотрит на него Панит. Чувствует ли он, как на него кончает Прук? Нет. Он кончает почти следом за Саппом, так что возможности что-либо понять у младшего нет. Он даже интуитивно обнимает возлюбленного за шею, когда тот поднимает его на руки и несёт в постель, и как в бреду продолжает шептать: «Я люблю тебя». Сапп точно не тот человек, который раз загнавшись решит развивать эту глупость, поселившуюся в его голове. Недосказанность была обосновано и решена сегодня, вернее не решена, а хотя бы узнана, а это главное. Сапп верит Зи на все сто процентов, и сегодняшний примирительный секс для Сэйнта является лучшим показателем того, что между ними на самом деле всё хорошо, и что Прук точно не оставит его. Несмотря ни на что. — Я очень люблю тебя, Сэйнт… — слышит Сапп горячий мягкий шёпот прямо в ухо, сильнее прижимаясь к сильному и любимому телу. Он блаженно улыбается, что-то мурча в грудь Прука, и засыпает почти сразу же, полностью сражённый нервной измотанностью, эмоциональной и теперь физической.