«Сон разума рождает чудовищ»

      Сначала был звук. Мерзкий, ритмичный, навязчивый. Словно писк мелкого насекомого-кровососа, от которого не отмахнуться, а только прибить, чтоб отстал. Он выклёвывал и долбил меня в самую сердцевину, проникнув внутрь черепа, не давая отвлечься и вновь раствориться в блаженном не существовании. Звук меня раздражал и бесил. Он принёс с собой запах. Пахло чем-то химически чистым и неживым. Вытравленным и сухим. Запах мне тоже не особо понравился. От него становилось тревожно и муторно. Он был неуловимо знакомым, но вызывал настороженность и опасение.       Я попытался вновь провалиться в безопасное небытие и не смог. Потому что почувствовал. Я почувствовал тело. Себя. Я лежал. Ничего не болело, и было уютно. Пальцы покалывало слегка, но приятно. Я был одет в нечто странное. Фартук? Нет. Скорее, в какую-то детскую распашонку. Голый зад упирался в прохладную твёрдость, а сверху по грудь я был накрыт чем-то тёплым и свежим. Ощущения были комфортными, и любопытство меня подтолкнуло. Я решился и, приложив титанические усилия, приоткрыл, наконец, неподъемные, словно Анигито*, веки и тут же зажмурился, зашипев. Белое пламя мне выжгло сетчатку. Яркий свет врезался скальпелем в мозг, заставляя его взорваться. Я застонал. Глухо и больно. Но я же упрямый. Вот не знаю откуда, но что я сука упёртая — факт, не вызывающий внутренних противоречий, был мною мгновенно принят как данность, и я снова открыл чертовы веки.       Сияюще-белое, вот, что меня ослепило. Белоснежные стены и потолок. До рези чистое и какое-то алебастровое на вид одеяло, прикрывающее меня до подмышек. Я осторожно оглядываю помещение. Стойки под капельницы и противно пищащий прибор с бегущими дергаными синусоидами на мониторе. Провода, пластырь, удерживающий иглу у меня в вене. Палец, прищемленный датчиком. Я в больнице? Не помню. Я резко сажусь. Голова начинает кружиться от тысячи мыслей, мгновением присосавшихся хоботом, словно воронка торнадо, и главная — кто я? Пластырь сдираю и датчик, что словно мелкая тварь уцепился за палец. Мерзкий писк сменяется на однотонный отвратный. Игла раздирает мне плоть, и тёмная кровь течёт по руке, пачкая белоснежное пятнами. Я задыхаюсь. Мне страшно.       В палату (а я точно в палате) вбегает юная девушка в медицинском халатике. Заполошно взмахнув руками, она начинает хлопотать надо мной. — Сэр! Что Вы делаете! Лягте! Вам пока подниматься нельзя. Я сейчас позову доктора Эдвардса. — Она протирает мне пахнувшей антисептиком салфеткой руку и укладывает на подушку. Я ей не противлюсь, и она убегает. Время тянется липкой и удушающей массой, но вот, наконец, в палату заходит мужчина. «Энтони Эдвардс. Нейрохирург», — гласит надпись на бейдже. Немолодой сухощавый мужчина выглядит озабоченным. — Так. Я вижу, Вы очнулись. Как себя чувствуете? — он подходит и садится рядом с кроватью на металлический табурет. — Не подымайтесь. Не нужно. Голова кружится? — Да, — я еле могу разлепить губы. Врач светит фонариком мне в каждый глаз. — Как Вас зовут? — этот вопрос меня ошеломляет. — Я не помню. — Не волнуйтесь. Будем надеяться, что со временем память вернётся. — Доктор похлопывает меня по предплечью. — Что последнее Вы помните?       Я судорожно пытаюсь ухватиться хоть за какое-то воспоминание, и ничего. Пустота. Эдвардс, видя мои неудачные и явно, что бесполезные, усилия, снова успокаивающе похлопывает сухой крепкой ладонью меня по руке. — Вас зовут Александр. Александр Дэвид Тёрнер. Сегодня двадцать третье января две тысячи тринадцатого года. Мы в Лондоне, в госпитале Святого Варфоломея в районе Смитфилд. Вас доставили сюда в связи с Вашим положением. Вы были в коме два месяца. — Что... Что со мной случилось? Авария? — я пытаюсь подняться, но врач не даёт. — Тш-ш-ш. Не так бойко, молодой человек. — И он укладывает меня обратно на койку, надавливая ладонью на грудь. — Я знаю лишь то, что Вы сиганули с Хаммерсмит-Бридж. — Но зачем? — я в совершенном смятении. — Этого, молодой человек, я не знаю. Рассчитывал, Вы мне расскажете. Вами интересовались представители власти. Я должен сообщить в полицию о том, что Вы очнулись. Вы поступили с серьёзными травмами. Я бы сказал, что Вас избили. Сильнейший ушиб головного мозга плюс переохлаждение. Вам удивительно повезло. Вас смогли вытащить из воды проплывавшие мимо на катере люди. Они же и вызвали медиков. Автомобиль быстрого реагирования "Службы неотложной медицинской помощи" сначала доставил Вас в одну из городских больниц, но, учитывая Ваше тяжелое состояние, Вас перевели сюда. При Вас нашли портмоне, наличные и кредитки, права на машину, связку ключей и это.       «Британский аукционный дом “Southwark Shine”», — вытеснено на пластиковой именной карте-ключе, что врач протянул мне, вынув из кармана халата. — Вы там работаете, — Эдвардс пристально следит за выражением моего лица, а я тупо таращусь на ключ. Нет. Я знаю, как им пользоваться, но не помню, чтобы использовал его сам. — Что ж, отдыхайте, — врач поднимается. — Думаю, завтра я дам разрешение полицейским Вас навестить. Вы сможете задать им вопросы, а они, безусловно, зададут Вам свои.       Мужчина направляется к двери. — Зеркало!