Шанс жить долго и счастливо, или как Блэки Поттерам помогали

Книгу взял Сириус -Глава третья, приглашение. Когда Гарри спустился на кухню, все трое Дурслей ей уже сидели за столом и даже не подняли на него глаз. -Ничего не меняется,-сказала Лили. Дядя Вернон загородил широкую багровую физиономию ут­ренним выпуском «Дейли Мэйл», а тетя Петунья сосре­доточенно резала грейпфрут на четыре части, скрыв ло­шадиные зубы за поджатыми губами. Дадли выглядел рассерженным, угрюмым и, казалось, еще больше раздулся. Это кое-что значило, если учесть, что он и без того обычно занимал собой целую сторону квадратного стола. Джеймс нарисовал в воздухе квадрат. -Это называется поперек себя шире.-сказала Кассиопея. Тетя Петунья положила ему в тарелку четверть неподслащенного грейпфрута, боязливо про­ворковав: «Это тебе, Дадли, милый», на что он только злоб­но посмотрел на нее. В его жизни произошли крутые и очень неприятные перемены с того дня, как он принес домой годовой табель успеваемости. Как всегда, дядя Вернон и тетя Петунья старались най­ти оправдания его скверным оценкам: тетя Петунья ут­верждала, что Дадли — очень одаренный мальчик, но требует особого подхода; -Например палки. дядя Вернон держался другой линии — ему «не нужен сын неженка и зубрила». Столь же деликатно они касались обвинений в хулиганстве, записанных в табеле. «Он шумный маленький мальчик, но и мухи не обидит!» — восклицала тетя Петунья со сле­зой в голосе. -Мухи может и не обидит, а братца... Однако в конце табеля было несколько вежливых за­мечаний школьной медсестры, которым даже дядя Вернон и тетя Петунья не могли найти оправданий. Сколько бы тетя Петунья ни причитала, что Дадли крупный маль­чик со здоровым детским жирком -"Здоровый детский жирок"-это интересная формулировка,-сказала Эйлин. и что растущему орга­низму необходимо много еды, факт оставался фактом — у поставщика школьной формы уже не было бриджей до­статочно большого размера. -Это проблемы поставщика,-сказал Сириус. -Проблемы индейцев шерифа не волнуют. Острый глаз тети Петуньи различал неуловимый отпечаток пальца на ее сверкающих чистотой стенах и насквозь видел соседей, но отказывал­ся замечать то, что было очевидно школьной медсестре: без всякого дополнительного питания Дадли разнесло до размеров молодого кита из породы косаток-убийц. -Не плохо так,-сказал Сириус. И вот — после многих скандалов, где в ход шли такие веские аргументы, что от них дрожал пол в спальне у Гар­ри, -Даже так... и потоков слез, пролитых тетей Петуньей, — был объявлен новый режим. Диетическая программа, при­сланная медсестрой школы «Воннингс», была прикреп­лена к холодильнику, из которого убрали все, что обо­жал Дадли, — газировку и пирожные, шоколадки и бургеры. И вместо этого наполнили овощами, фруктами и зеленью — «кроличьей едой», как выразился дядя Вернон. Чтобы умилостивить Дадли, тетя Петунья настояла, что­бы и вся семья села на ту же диету. -Вот это я понимаю, коллективная ответственность.-сказала Лили. Поэтому Гарри тоже получил свою четвертинку грейпфрута. Она была намно­го меньше, чем у Дадли. Тетя Петунья явно считала, что лучший путь поддержать моральный дух Дадли — это уверить его в том, что еды у него, во всяком случае, боль­ше, чем у Гарри. -Сомнительное действие. Но тете Петунье было невдомек, что спрятано под все той же поднимающейся половицей в комнате наверху; -Боеприпасы?-вскинула брови Кассиопея. у нее и мысли не возникало, что Гарри вовсе не собирает­ся следовать диете. -Было бы странно, если бы собирался. Сообразив, что ему грозит все лето просидеть на одной моркови, он сразу послал к друзьям Буклю с призывом о помощи. И те, к их чести, не пожале­ли усилий. Из дома Гермионы сова вернулась с большу­щей коробкой печенья без сахара (родители Гермионы были стоматологи). Хагрид, хогвартский лесничий, не пожалел целого мешка твердокаменных кексов собствен­ного приготовления (к ним Гарри не притронулся — слишком велик был его опыт по части стряпни Хагрида). -Чем смог. Миссис Уизли прислала их семейную сову, Стрелку, с чудовищных размеров тортом и пачкой пастилы. Бедня­га Стрелка была уже в преклонном возрасте и целых пять дней приходила в себя после такого путешествия. -Лучше бы они ему консервы прислали,-сказала Лили. -Тоже не слишком здоровая хавка, но лучше чем торты,-сказала Кассиопея. А на день рождения (который для Дурслей просто не суще­ствовал), Гарри получил сразу четыре великолепных тор­та — от Рона, Гермионы, Хагрида и Сириуса. У него и сей­час еще оставались два и поэтому, предвкушая роскош­ный завтрак, который он себе устроит наверху, Гарри беспечально взялся за свой грейпфрут. Неодобрительно хмыкнув, дядя Вернон отложил га­зету и хмуро уставился на собственную четвертинку грейпфрута. — И что это? — проворчал он. -Результат твоего воспитания,-хмыкнула Вальбурга. Тетя Петунья строго взглянула на него, кивком указав на Дадли, который уже прикончил свою часть и мрачно смотрел в тарелку Гарри маленькими поросячьими глаз­ками. Дядя Вернон обреченно вздохнул, взъерошив боль­шие густые усы, и взял ложку. В дверь позвонили. Дядя Вернон поднялся с кресла и вошел в прихожую. С быстротой молнии, пока мать была занята чайником, Дадли стащил остаток отцовского грейпфрута. Из прихожей донеслись звуки разговора, чей-то смех, и затем отрывистый ответ дяди Вернона. Парадная дверь захлопнулась, и послышался треск разрываемой бумаги. Тетя Петунья поставила на стол заварной чайник и недоуменно оглянулась: где это дядя Вернон? Минуту спу­стя он вернулся, красный от злости. — Ты! — рявкнул он на Гарри. — В гостиную, живо! -Что он ещё натворил? Сбитый с толку и ломая голову над тем, в каких гре­хах его подозревают на этот раз, Гарри встал и вслед за дядей Верноном пошел в соседнюю комнату. — Итак. — Дядя Верной со стуком закрыл за ними дверь, твердым шагом дошел до камина и повернулся к Гарри с таким видом, словно собирался объявить ему, что он арестован. — Итак. Гарри так и подмывало спросить: «Итак что?» — но он счел, что не стоит подвергать характер дяди Вернона такому испытанию с утра пораньше, учитывая, что его нрав и без того ожесточен голодным пайком. По­этому Гарри решил принять вид вежливой озадаченно­сти. — Это только что принесли, — сказал дядя Вернон. Он угрожающе помахал перед Гарри исписанным лист­ком сиреневой бумаги. — Письмо. Насчет тебя. Гарри растерялся еще больше. Кто мог написать о нем дяде Вернону? Да еще прислать письмо по обычной по­чте? -Мы тоже,-сказал Сириус. Дядя Вернон свирепо взглянул на Гарри и стал читать вслух: — «Дорогие мистер и миссис Дурсли! Мы с Вами незнакомы, но... -... безумно хотим познакомится,-сказала Кассиопея. я не сомневаюсь, что Вы немало слышали от Гарри о моем сыне Роне. Как Гарри Вам, возможно, рассказывал, финал Кубка мира по квиддичу состоится в следующий понедельник вечером, и мой муж Артур сумел достать очень хорошие билеты благодаря своим связям в Департаменте магиче­ских игр и спорта. -Здорово!-сказал Джеймс. Я надеюсь, что Вы позволите нам взять с собой Гарри на матч, тем более что такая возможность выпадает раз в жизни — Британия не принимала у себя финал вот уже тридцать лет и добыть билеты крайне трудно. Мы, разу­меется, будем рады, если Гарри проведет у нас остаток летних каникул, и проследим, чтобы он благополучно сел на поезд в школу. Пожалуйста, ответьте как можно скорее. Лучше вос­пользоваться обычным способом, поскольку магловские почтальоны не сумеют доставить письмо в наш дом. Я не уверена, что они вообще знают, где он нахо­дится. В надежде вскоре увидеть Гарри искренне Ваша Молли Уизли, P.S. Надеюсь, мы наклеили достаточно марок».— Дядя Вернон закончил чтение. — Взгляни на это, — прорычал он. Это был конверт, в котором и прибыло письмо мис­сис Уизли, и Гарри едва удержался от смеха — конверт был сплошь заклеен марками за исключением един­ственного квадратного дюйма на лицевой стороне, куда миссис Уизли умудрилась втиснуть написанный бисер­ным почерком адрес Дурслей. Лили хихикнула. —Ну… она наклеила достаточно марок, — сказал Гар­ри таким тоном, будто подобную ошибку мог совершить кто угодно. Глаза дяди сверкнули. —Почтальон это заметил, — процедил он сквозь зубы. — Ему было очень интересно, откуда такое пись­мо пришло. Потому-то и позвонил. Кажется, он нашел это забавным. Гарри ничего не ответил. Возможно, кто-то и не понял бы, почему дядя Вернон поднимает такой шум из-за чрезмерного количества марок, но Гарри слишком дол­го прожил с Дурслями и знал, как безумно их раздражает все хоть сколько-нибудь необычное. Не дай бог кто-то подумает, что они связаны (пусть даже и отдаленно) с такими людьми, как миссис Уизли. -Мы в курсе.-сказал Сириус. Дядя Вернон грозно смотрел на Гарри, а тот старал­ся сохранить на лице самое невинное выражение. Если сейчас повести себя правильно, то можно запросто по­пасть на самое интересное событие за всю свою жизнь. Гарри ожидал, что же скажет дядя Вернон, но тот по-прежнему не произносил ни слова, вперив в племянни­ка злобный взгляд. Наконец Гарри решился нарушить молчание. — Так что... я могу поехать? -Давай,-подбодрил Джеймс. Багровую физиономию дяди Вернона исказила лег­кая судорога. Усы встали дыбом. За этими усами сейчас происходила ожесточенная схватка двух основных дя­диных инстинктов, вступивших в острое противоречие. Разрешить Гарри ехать, значит, сделать его счастливым, а против этого дядя Вернон неустанно боролся трина­дцать лет. С другой стороны, отъезд Гарри избавлял от него на две недели раньше, чем можно было надеяться, а дядя Вернон не выносил присутствия Гарри в своем доме. -Да уж, дилемма,-сказал Питер. Раздираемый противоположными чувствами, он вновь уставился на письмо миссис Уизли. —Кто эта женщина? — спросил он, неприязненно разглядывая подпись. —Вы ее видели, — ответил Гарри. — Это мама моего друга Рона, она встречала его, когда мы приехали на Хог... на школьном поезде в конце прошлого семестра. Он чуть было не произнес «Хогвартс-Экспресс», но это был верный путь взбесить дядю. Во владениях Дурслей никто даже не упоминал вслух названия школы Гарри. Дядя Вернон скривил широченную физиономию, словно припоминая что-то очень неприятное. — Толстуха такая? — проворчал он наконец. — С ку­чей рыжих детей? Гарри нахмурился. Это уж явная глупость со стороны дяди Вернона — обзывать кого-то толстухой, когда его собственный сын Дадли был именно таким лет с трех, а теперь и вовсе стал больше в ширину, чем в высоту. Дядя Вернон вновь внимательно перечитывал письмо. — Квиддич, — пробормотал он. — Квиддич — это что еще за чепуха? -Какая тебе разница? Гарри опять почувствовал раздражение. —Вид спорта, — отозвался он нехотя. — Играют на метлах... —Ладно, ладно! — торопливо прервал его дядя Вернон. Гарри не без удовлетворения заметил, что дяде ста­ло не по себе, — он не мог вынести слово «метла» в сте­нах собственной гостиной и вновь поспешил укрыться за чтением письма. -Что ему метлы сделали? По его губам Гарри разобрал слова: «Пришлите ответ обычным способом». Дядя сдвинул брови: —Что это она имеет в виду — «обычным способом»? — фыркнул он. —Привычным для нас, — пояснил Гарри и, прежде чем дядя успел остановить его, добавил: — Вы же знаете, совиная почта. Это обычное дело для волшебников. Дядя Вернон вскипел, как будто Гарри произнес не­пристойное ругательство. Затрясшись от злости, он не­рвно оглянулся на окна, словно ожидая увидеть кого-то из соседей, прижавших уши к стеклу. —Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не упоминал всей этой пакости под моей крышей? — прошипел он, и его лицо приобрело густо-фиолетовый оттенок. — Здесь даже одежда на тебе та, что мы с Петуньей надели на твою неблагодарную спину! -За что он должен быть благодарен?-фыркнула Лили. —Только после того, как Дадли ее износил, — холод­но отозвался Гарри. И в самом деле, на нем был свитер размеров на пять больше чем надо, так что рукава при­ходилось закатывать едва ли не наполовину, а свисал он ниже пузырей на коленях его потрепанных джинсов, ко­торые тоже висели мешком. — Не смей так разговаривать со мной! — яростно взревел дядя Верной. Но Гарри не собирался молчать. Миновали те дни, ког­да ему приходилось безропотно исполнять каждый пункт идиотских дурслевских правил. Он обошелся без диеты Дадли и не позволит дяде Вернону помешать ему поехать на Чемпионат мира по квиддичу, как бы тому ни хотелось. Гарри сделал глубокий успокаивающий вдох и сказал: — Ладно, хорошо, я не увижу Кубка мира. Теперь я могу идти? У меня там не закончено письмо к Сириусу. Вы зна­ете — мой крестный отец... -Это уже шантаж. -О, Бродяга, тобой уже шантажируют! Он сделал это. Он произнес волшебные слова. Крас­нота пятнами схлынула с лица дяди Вернона, и оно ста­ло похожим на плохо перемешанное черносмородино­вое мороженое. —Ты... пишешь ему, да? — В голосе дяди Вернона про­звучала претензия на спокойствие, но Гарри видел, как зрачки его маленьких глаз сузились от страха. —Пишу, — ответил Гарри небрежно. — Я уже давно ему не писал, и вы понимаете, боюсь, он может подумать что-нибудь не то... И остановился, наслаждаясь действием этих слов. Он почти видел, как закрутились колесики под густыми, тем­ными, разделенными идеальным пробором волосами дя­дюшки. Если помешать Гарри написать Сириусу, тот мо­жет подумать, что с Гарри тут плохо обращаются. А если запретить ехать на Кубок мира, Гарри напишет Сириусу, и маньяк-убийца будет знать, что с его крестником пло­хо обращаются. -Хорошо быть маньяком-убийцей! -Сириус! Выбора не остается. Гарри наблюдал, как у дяди в мозгу созревает решение, словно здоровенная усатая физиономия была прозрачной. Мальчику стоило больших усилий сдержать улыбку и сохранить безраз­личный вид. И вот наконец... — Ну ладно. Можешь ехать на этот чертов... эту глу­пость... короче, Кубок мира. Напиши этим... этим Уизли... пусть имеют в виду... они должны сами забрать тебя. У меня нет времени таскаться с тобой через всю страну. Можешь остаться у них до конца лета. И еще, скажи сво­ему... своему крестному отцу., напиши ему... что едешь. — Ну разумеется, — просиял Гарри. Он повернулся и пошел к дверям гостиной, борясь с желанием вопить и прыгать от радости. Он поедет! Он по­едет к Уизли, он поедет на Чемпионат мира по квиддичу! В холле он едва не налетел на Дадли, притаившегося за дверью с явной надеждой подслушать, как влетит Гарри. Широкая улыбка на лице Гарри совершенно сразила его. — Замечательный завтрак, верно? — спросил Гарри.— Я просто объелся, а ты? -Можно и потроллить. Смеясь над изумлением братца, Гарри помчался к себе В комнату перемахивая через три ступеньки сразу. Там его поджидала Букля. Она сидела в клетке, уставив-шись на него громадными янтарными глазами, и щелкала клювом, показывая, что чем-то недовольна. Тотчас же обнаружилась и причина ее недовольства. — Ой! — воскликнул Гарри. Нечто наподобие серого, покрытого перьями теннисного мяча ударило его по голове. Гарри потер висок, озираясь — что такое? — и увидел крохотную сову, настолько маленькую, что она могла бы уместиться в его ладони. Она возбужденно носилась по комнате, словно шальная Шутиха. Тут только он обратил внимание, что к его но­гам упало письмо. Наклонившись, Гарри узнал почерк Рона. Внутри была наспех нацарапанная записка. «Гарри! Папа достал, билеты! Ирландия против Болгарии, в понедельник вечером! -Неплохо. Мама пишет маглам, чтобы те разрешили тебе остаться. Они уже могли получить письмо — не знаю, насколько магловская почта быстрая. Все равно решил написать тебе. Отправ­ляю это письмо с Сычом.» -С кем?-переспросил Джеймс. -Сову его так зовут, судя по всему. Гарри задержался на слове «сыч», затем поднял глаза на малютку-сову, кружившую вокруг абажура под потол­ком. Меньше всего на свете она походила на сыча. Мо­жет, что-то не разобрал? Гарри вернулся к письму. «Мы приедем за тобой, нравится это маглам или нет; ты не можешь пропустить Кубок мира. Но мама и папа считают, что сначала для вида надо все-таки спросить их разрешения. Если они согласятся, срочно присылай Сыча с ответом — мы приедем и заберем тебя в воскре­сенье, в пять часов. Если они скажут «нет», опять-таки быстро присылай Сыча, и мы все равно увезем тебя в пять часов в воскресенье. -Гении. Гермиона приезжает сегодня днем. Перси приступил к работе в Департаменте международного магическо­го сотрудничества. Пока будешь у нас, не упоминай даже слова «заграница», если не хочешь, чтобы он заго­ворил тебя до смерти. До скорой встречи, Рон.» -Не плохо,-сказал Флимонт. — Уймись! — крикнул Гарри, когда маленькая сова про­неслась прямо над его головой, что-то отчаянно вереща — видимо, очень гордясь, что доставила письмо по назначе­нию. — Давай сюда, понесешь мой ответ обратно! Сова спорхнула на верхушку клетки Букли, та холод­но покосилась на гостью — вот только попробуй подой­ди ближе! Гарри взял свое орлиное перо, чистый кусок перга­мента и написал: «Рон, все в порядке. Маглы сказали, что я могу ехать. Встретимся завтра в пять. Не могу дождаться. Гарри» Он сложил это послание в несколько раз и с большим трудом примотал к левой лапке крошки-совы, пока та взволнованно скакала на правой. Едва письмо было за­креплено, сова вновь отправилась в путь — через окно свечой взмыла в небо и пропала из виду. Гарри повернулся к Букле. — Ты готова к долгому путешествию? — спросил он. Букля с достоинством ухнула. — Сможешь отнести это Сириусу? — Он взял письмо. — Подожди, я только допишу. Он вновь развернул пергамент и торопливо приписал: Остаток лета я пробуду у моего друга Рона Уизли. Пиши мне туда. Его папа достал билеты на Чемпионат мира по квиддичу! Закончив письмо, он привязал его к лапе Букли — та держалась необычайно спокойно, словно желая проде­монстрировать, как должна себя вести настоящая, серь­езная почтовая сова. — Я буду у Рона, когда ты вернешься, ясно? — сказал ей Гарри. Она нежно ущипнула его за палец, со свистящим шо­рохом развернула огромные крылья и вылетела в откры­тое окно. Гарри провожал ее взглядом, покуда она не исчезла из глаз, потом нырнул под кровать, вынул заветную дос­ку и достал из тайника изрядный кусок торта. Он сидел на полу и ел, наслаждаясь нахлынувшим на него счасть­ем. У него торт, а у Дадли ничего, кроме грейпфрута; -А я люблю грейпфруты,-рассмеялся Регулус. на дворе — солнечный летний день, завтра он расстанется с Тисовой улицей, шрам больше не болит, и впереди — Чемпионат мира по квиддичу. Можно пока ни о чем не волноваться — даже о Лорде Волан-де-Морте. -О Волдеморте надо волноваться всегда.-сказала Кассиопея. -Все. Глава закончена.