Tame my heart

      На последней паре Хосок думает о том, что ему определенно повезло. Его одногруппники считают его клёвым парнем, преподаватели относятся отлично, особенно на иностранных языках. Но он видит в коридорах Мина и улыбается своим мыслям. В перерывах между парами к Чону сбегаются чуть ли ни все учащиеся — он ведь, кажется, один из немногих таких смелых и отчаянных, которые решались огрызаться с преподавателем литературы. Парень улыбается свойственно, машет рукой и заливисто смеётся, потому что это не то, чем стоит гордиться (ему ведь точно поблажек никаких ждать теперь не стоит), но всё же предупреждает, что это был пускай и первый, но далеко не последний раз. Потому что на самом деле он не чувствует вину.       А ещё тут стоит отметить одну важную деталь — Мин на самом-то деле новому студенту интересен. Всё-таки его непреклонность и своеобразная жестокость, которая выражалась требованиями к знаниям его предмета, завлекала каким-то образом. Нет, это не та самая любовь с первого взгляда или что-то подобное, однако Хосок почему-то хотел привлечь внимание своего нового профессора. Чонгук почему-то ему не вспоминается.       Юнги, судя по злым взглядам в сторону новенького студента, начинает ненавидеть его всей душой. Что же, если честно, Хосоку плевать совершенно, возможно даже в своеобразную радость. У него ведь по-настоящему гордость задета и раздавлена в целое ничто, а обида на преподавателя, который непрямым текстом пытался показать своё превосходство над студентом и тратил его очки терпения, уже все позволенные показатели взорвала и достигла своего возможного максимума. За одну пару и одно столкновение в коридоре Мин успел его выбесить. Альфа никому и никогда таких прелестей не позволял, а за одни лишь попытки готов был глотку разорвать при любом удобном моменте. Поэтому Мину уж придется потерпеть, пока его гордость не вернется в привычное состояние.       Хосок хочет, чтобы Юнги не только мысленно жалел о том, что так глупо ведет себя, но и вслух прощения просил за всё, что на лекции устроил. И, быть может, не один раз на коленях перед ним. Ему ведь уже не впервые опускаться перед Чоном на колени, верно? Хосок знает, что у него хватит сил и терпения, чтобы старшего сломить и полную промывку мозгов устроить, здесь скорее дело времени. Он уверен, что Мин будет шипеть и кусаться, только вот рано или поздно Хосок скажет ему мяукнуть, и тот беспрекословно это сделает.       Правда, парень пока что не выбрал, как лучше это сделать. Цель есть и уже к ней настрой серьёзный. Начало положено, но путей множество, и выбрать какой-то из них чертовски сложно. Он уже завладел его временем в свое личное пользование. Просто сделать из него мальчика на побегушках? Как запасной вариант сойдёт, но не более — скучно ведь получится и как таковых чужих страданий не увидит. Может, из строгого профессора сделать юношу лет так восемнадцати со всеми прилагающимися? Ему ведь наверняка непривычно будет в клубах пропадать ночами, а не только по выходным за пару часов пробовать каждый напиток из бара, и после в туалетных кабинках языком с чужого рта выуживать таблетку, и за собственную уздечку заводить. А потом, если всё удачно сложится, прогибаться под своим студентом и сжимать в руках белоснежные простыни. Хотя, возможно, ему не привыкать?       Хосок, кстати говоря, вообще больше по девушкам-омежкам, в отличие от брата. Но тут, кажется, Мин действительно согласен на всё. И это отличный повод попробовать. И злой взгляд Юнги Хосоку нравится, потому что в тот момент, когда он сжимал его щёки, он чувствовал его феромон. Этот омега определенно прятал в себе чертей. Если только сам им не являлся.       А вечером повторяется вчерашний порядок действий. Хосок не задерживается дома долго: переодевается в обычную черную рубашку, остается в своих дырявых черных джинсах и минут пятнадцать пытается привести светлые волосы в относительный порядок — ветер на улице убил даже малейший шанс сохранить хоть какую-то укладку. Чонгуку вот с этим везло — у мелкого почему-то они всегда лежали идеально. Написав брату сообщение, что он всё же хотел бы увидеться, он снова возвращается к волосам, что лезут в глаза.       Получается не особо круто и классно, как он привык, однако этого вполне хватит для обычной встречи с друзьями, что прознали о возвращении альфы в Корею. Кстати, встреча. Хосок пускай и желает своему преподавателю хорошенько потрепать нервы, ему всё-таки не хочется светиться с ним на людях, особенно попадаться на глаза новым одногруппникам, поэтому он и собирается потащить Юнги в какой-то клуб на окраине города, чтобы встретиться со старыми приятелями, которые ради развлечения приехали проверить, как и насколько хорошо Хосок устроился здесь. Не то чтобы он хотел с ними видеться, но всё же.       Юнги ждет его у подъезда своего дома в спальном районе. Он недовольно хмурится, сложив руки на груди, и, возможно, пытается таким образом согреть замерзшие ладони. Хосок улыбается ему довольно, когда выходит из такси и зовет присоединиться. Принципиально не брал машину — он планировал сегодня выпить, а вождение в нетрезвом виде его семья точно не оценит. Да и он не был идиотом. — Куда мы едем? — спрашивает Мин недовольно, прижавшись к дверце. Не доверяет Хосоку и приближаться не хочет. Не только из-за того, что этот малолетний ублюдок его шантажирует. Просто… не хочется рисковать. — А это секрет, — с усмешкой отвечает Чон, не предпринимая никаких попыток дотронуться или приблизиться вплоть до выхода из машины. Он легонько подталкивает Мина в сторону клуба, где внутри за столиком уже ждут друзья. И логично, что первый их вопрос о том, кого Хосок привел с собой. — А? — он отвечает наиграно растеряно и с лёгкой улыбкой. — Это Юнги-хён. Мы пока что не очень близки, но я хотел бы называть его другом, — приобнимает за талию и к себе прижимает якобы друга, свободной рукой взъерошивая тому волосы. Мин шипит на этот жест, пока Хосок не стреляет в него предупреждающим взглядом. Омега садится рядом и молчит, все так же держа руки на груди.       Юнги хмурится оттого, что ему незнакомо это место. Он не был в других клубах лет пять, предпочитая иногда посещать лишь один, и сейчас совсем не хотелось нарушать эту длительную цепочку. Он сжимает зубы, когда громкая музыка, перегар и сигаретный дым обволакивают уже в самом помещении, но послушно сидит рядом с Чоном, стараясь не особо смотреть на друзей своего мучителя, по-другому и не назовешь. Только вспоминает, как мурашки вспарывают кожу, когда тот прижимает к себе. У Юнги обычная белая футболка с широким воротом, и он совсем не вяжется внешним видом с Хосоком. Он чувствует жар чужой ладони у себя на боку, но не отвечает, неопределенно хмыкая. В друзей они играют, конечно.       Юнги подзывает к себе официанта, прося принести чего-нибудь крепкого, чтобы память на раз отшибло и не чувствовать ничего, кроме как лёгкости в голове. Он ненавидит напиваться, но сейчас не может по-другому, потому что Хосок все ещё ухмыляется и, черт знает, каких чертей ещё прячет, пока так легко приобнимает его за пояс. Якобы не замечает этого, обыденный жест. Конечно.       За полчаса в нем исчезает несколько стаканов виски, какой-то до дряни сладкий коктейль, и он уже почти не чувствует ненависти. Только приятную тяжесть в голове и усталость. Юнги откидывает голову назад, обнажая шею, и слушает гул чужих голосов. Не замечает, что на него смотрят. Танцующая толпа уже не так раздражает, и блондин почти забывает о том, что в такие места имеют свойство ходить студенты. Вполне возможно, что и его тоже. Плевать, конечно, он взрослый человек, и его личное время он может проводить как хочет, но рядом с ним Хосок, а это не способствует ничему хорошему.       Причин к тому, почему Юнги всё-таки очутился в компании, чьи участники определённо хотя бы на парочку лет младше его, на самом-то деле много, как прикидывает Хосок. И одна из них заключалась в том, что Чон попросту хотел похвастаться своим новым «другом». Всё-таки надо было подтвердить в сотый раз свой статус самого привлекательного и успешного среди них альфы. Перед приятелями он всегда был лучшим, только с братом держался на равных. И, например, никогда бы не посмел себе сказать и слова в сторону его омеги. Хосок не идиот, он, наоборот, лёгок в общении, в любом месте может прижиться, да и друзей всегда и при любых обстоятельствах найдёт и плевать, каким именно образом. Одному оставаться — такая себе идея.       Ему до одури нравится, когда его в очередной раз хвалят, называют красавчиком или красноречивой бабочкой, которая, о боже, каким-то хреном смогла привлечь не простого одногодку, а прямо-таки взрослого человека, с которым общего у них в принципе быть не может. Не в счет то, что он всегда привлекал внимание. Хотя по Юнги не скажешь, что он прям старик — единственное, что выдавало его возраст — так это вечное ворчание и почти нулевая активность в клубе, однако младший ведь специально заикнулся о том, что его спутник уже окончил университет и ему, кажется, давно перевалило за двадцать пять. В остальном — он был молодым и симпатичным омегой. А реального возраста он, конечно же, не знал, но это временно. Вся эта ситуация напоминала собрание пятнадцатилетних девочек, одна из которых хвасталась совершеннолетним любовником. Глупо, странно, зато забавно и не скучно. — Думаю, мне надо отойти, — хрипит Мин, поднимаясь со своего места, и, пошатываясь, направляется к туалету, чтобы умыться холодной водой. Он опирается руками на раковину, смотря на расплывающееся отражение в грязном зеркале. Он так давно не напивался, что сейчас с трудом соображал, как добраться до дома. О, боже, он даже не знал, где он конкретно, чтобы назвать таксисту место. Да и вряд ли Хосок задумал просто напоить его, да? Сучёныш.       Хосока спрашивают про университет. Причём навязчиво так. Не отстают после слабого ответа «да всё окей, ребят», поэтому приходится сообщить им о том, что с литературой запара нереальная и вообще препод какой-то тухлый попался. Сказать, что, да, конечно, он сам выбрал это направление, только вот преподаватель всю картину портит. — Но Юнги-хён помогает мне с этим справиться, — улыбается довольно и на спинку облокачивается, раскидывая руки по обеим сторонам. — Отвлекает, так сказать, — поворачивается в сторону, где тот самый помощник должен сидеть, и как-то зависает на пару-тройку секунд — Мина на месте не было. — Где?.. — Проебал ты своего друга, — слышится голос со стороны и приглушённый смешок, потому что знают, что в открытую насмехаться над Хосоком не стоит. Не тот человек. И в подтверждение приятель видит холодный вопросительный взгляд. Неуютно ёрзает на месте и отводит глаза — аура доминантного альфы не позволяла ему продолжать расслабленно хихикать. — Он ушёл минуты три назад, походу накидался и стало дурно с непривычки.       Не сказать, что Чон стал волноваться за чужое состояние, скорее уж недоволен был, что Мин скрылся без разрешения, но всё-таки поднялся на ноги, опустошая свой бокал. Бросает напоследок: «Скоро буду», и пробивается сквозь взбудораженную музыкой толпу к уборным. И, блять, как-то не радовал тот вариант, что сейчас бедолагу Юнги надо будет наверняка на руках тащить домой, иногда прерываясь на его тошноту. Благо, омега не выглядит особо тяжелым. — Юнги? — не то чтобы он мог обращаться так неуважительно к своему профессору, но почему бы и нет? Ему позволено всё, потому и стоит пользоваться возможностью. — У тебя всё в порядке? — подходит тихо со спины, вновь обвивает руками вокруг талии и прижимается грудью к спине, только после шёпотом на ухо задавая вопрос и осторожно прикасаясь губами к мочке. — Чертов Чон Хосок, — шипит Мин, прикрывая глаза, когда тот прикасается. Было бы неплохо хотя бы перестать думать о поведении альфы и пытаться предугадать каждый его последующий шаг. Это казалось невозможным — Чон словно состоял из противоречий. Юнги напрягается в его руках, не отвечая на вопрос. Потому что чувствует чужое дыхание и губы.       Кажется, у Мина всё действительно было нормально, наверное, просто надоело на месте сидеть, и вариант «съебать по-тихому» показался наилучшим в этой ситуации. Хосок злится немного даже, ибо уже настроился на то, что всё будет идти по его плану. Но был и плюс — омега, возможно, и правда выпил больше положенного и может стать более податливым. И тогда уже станет поинтереснее. — Ты такой лапочка в таком состоянии, — вновь улыбается и смотрит на отражение в зеркале. — Я даже не обращу сейчас внимание на твои слова. И я знаю, как заставить тебя смягчить своё отношение ко всем студентам, — сильнее прижимает к себе, чтобы ни единого сантиметра между ними не осталось. Юнги в его руках напрягается ещё сильнее и смотрит ему в глаза через зеркало. Хосок усмехается. — Знаю, что не хочешь, но тебе придется привыкнуть думать о своих словах, омега, — а после снижает голос до еле слышимого шепота и на шею губами опускается, обдавая горячим дыханием. — Как насчет поцелуя для начала? Или ты предпочитаешь начинать с отсосов?       Мин чуть ли не щетинится в его руках. Сжимает пальцами края раковины, но чувствует, как внутри напрягается. У него, по правде говоря, никогда не было такого сильного альфы. Он не был интересен противоположному полу так, как Тэхён, например. Тот был действительно обворожительным омегой и приковывал взгляды, когда сам Мин был довольно… заурядным. И Хосок своим феромоном заставлял его подчиняться.       И Юнги, к своему ужасу, понимал, что рано или поздно слова Хосока могут стать правдой. И его бесит, что Хосок проявляет эту ложную заботу, волнуясь скорее о своих планах на омегу, нежели о чем-то другом. «О боже, ты почти что владеешь моим телом, к чему это?» — хочется усмехнуться, но он все равно молчит, чувствуя, как чужое тело греет сквозь футболку. И Юнги не противно. Ему не страшно переспать с альфой, не страшно получить от него, например, пощечину, за очередную грубость. Ему страшно от того, что тот может найти его слабые места. И не просто найти, а воспользоваться, заставив Юнги не чувствовать отвращения вообще. Он не хочет попадаться в ловушку своих же пристрастий. — Не… Называй меня лапочкой, — говорит хрипло Юнги, чувствуя, как чужое дыхание опускается и обжигает его шею. Он ждал, когда это случится, и даже морально подготовился. В принципе, Хосок имеет право называть его как пожелает, и слова Мина вообще ни на что не влияют, но он не мог промолчать. Хватка на его теле крепчает, и Юнги даже не сопротивляется, лишь опускает глаза вниз, потому что стыдно. Потому что смущает. Потому что щеки горят не только от количества выпитого алкоголя. Потому что у Хосока такие сильные и красивые руки, прямо как у альфы, которого он себе представлял во снах раньше.       Поцелуй. Чертов Хосок говорит о поцелуе, и омега усмехается. Ему даже не тошно от самого себя. Смирился с тем, что сейчас он в чужой власти. Под кожей будто горит невидимое клеймо: «Собственность Чон Хосока», и он поворачивается. Обхватывает руками его щеки и несколько секунд просто смотрит в чужие черные глаза. Черные, как пропасть, в которую падать будет очень больно. И он знает, что разобьется. Потому что Хосок усмехается, сжимая его талию.       Юнги подаётся вперед, прижимаясь к чужим губам, и послушно приоткрывает рот, позволяя Хосоку углубить поцелуй. Кажется, такие поцелуи вообще нечто личное — он с бывшими так целовался-то редко. А сейчас… А сейчас он просто не принадлежит себе. Внутренности горят, пока воздух из лёгких медленно исчезает в поцелуе, и Мину очень хочется укусить Хосока за губу до крови, чтобы было больно. Он вообще не хочет быть послушным мальчиком и не хочет сейчас стоять в душном клубном туалете, но так уж велела судьба. Видимо, ей надоело наблюдать за Юнги и его одиночеством.       Господи, неужели Юнги действительно согласился на такое? Хосок хотел побесить его для начала немного, поиграть с огнем. Но чёрт, всё идёт как-то слишком неожиданно, и парень однозначно пропускает непонятно-приятное тянущее чувство внизу живота, теряется буквально на долю секунды, вздёргивая брови, всё же поддерживает начатый поцелуй и неосознанно прижимает к себе чужое тело, потому что Мин может попытаться сбежать в самый неподходящий момент.       Юнги хорош, даже слишком — непозволительно почти что. Хосок на секунду задумывается, где это он так научился, но потом отбрасывает это — Мин взрослый омега, да и не его это дело, в принципе. Хосок не чувствует сожаления или нечто похожее на стыд за то, что омегу принуждает к этому, скорее наоборот — цепляется за этот момент, пытается уловить каждую часть удовольствия и откровенно тащится, потому что Мин Юнги, кажется, в его вкусе. Ну либо же это ему просто в кайф издеваться над кем-то таким образом и насильно принуждать творить то, о чём наверняка на следующее утро будет сожалеть. Власть, оказывается, действует как алкоголь с высоким процентом спирта — опьяняет моментально и безвозвратно, а после первого глотка хочется ещё, ещё и ещё, чтобы вусмерть напиться. А может, все это только потому, что Мин Юнги ему поддается. Не потому что вынужден, а потому что он чувствует его феромоны и то, как он неосознанно жмется ближе. Ему определенно нравится сам процесс.       Когда губы начинают болеть, Юнги отстраняется, не поднимая взгляд. Держится уже за чужую шею и плечи, чувствуя, как алкоголь размягчает мозг. Или же это феромон альфы? В любом случае соображать тяжело, и он об этом уже жалеет. И злится. Злится, как никогда раньше. — Что-то ещё? — спрашивает он негромко, пока восстанавливает дыхание. Сжимает рубашку на его спине, наблюдая за его губами. Альфа облизывается, и Мин сжимает рубашку на его спине чуть сильнее. Он был готов упасть на дно пропасти и снова встать. Не дождется Чон того, что он разобьется в лепешку, ни за что.       Хосоку мало, катастрофически мало и хочется догнаться поскорее до желанного блаженства, как вчера ночью. Его пальцы переходят на подбородок Юнги, приподнимают, с силой надавливая для лучшего эффекта и послушания. Заставляет смотреть прямиком в глаза напротив — зрительный контакт тоже немало важен. Как повезло, что Юнги ниже.       Интересно, на сколько хватит терпения Мина? И как долго Хосок сможет сдерживаться, чтобы не сорваться прямо в первый же день на самую весёлую часть всего этого цирка?       Юнги послушно смотрит в чужие глаза. Хочется цапнуть зубами за пальцы, как щенку недрессированному, но он лишь опускает взгляд вниз, потому что по неизвестным причинам (чертова властность Хосока) он не может долго держаться. Его волю подавляют одним взглядом, и от этого так же страшно, как и интересно. Что будет, если Хосок начнет действительно приказывать? Юнги орет на студентов, не скупится на крепкие выражения, но именно он упадет на колени и покорно опустит голову, если почувствует рядом нечто… Такое. И он давно это знает. Даже Тэхён знает об этом.       Альфа пальцами опускается на шею, а там добирается до загривка, слегка сжимая волосы и массируя кожу для успокоения, и вслед целует старшего в уголки губ совсем нежно и даже трепетно. Осторожничать — это не для него, однако сейчас почему-то всё хотелось сделать в лучшем виде, чтобы запомнилось надолго. Чтобы сыграть на контрасте.       Хосок шепчет «мой» и губами припадает к шее, пытаясь не оставлять после себя следы в виде ярких засосов — сам такое не особо любит. Он не пытается сказать Юнги о чувстве наслаждения, лишь о том, что тот принадлежит сейчас Хосоку как альфе. И парень вроде как заигрывается: свободной рукой лезет под футболку — так ощущается всё намного лучше, прижимает Юнги к раковине позади, чуть ли не усаживая его на неё, и временами кусает, кромками клыков оставляя лёгкие царапины и оцеловывая их сразу же после. Хосоку, возможно, не нужно многого делать, чтобы заставить омег хотеть себя и просить о большем. Но ему нужно однозначно постараться, чтобы это сделал Мин.       Уже оттого, как Хосок аккуратно целует в уголки губ, Юнги вздрагивает. Хочется отпихнуть его, чтобы понять, зачем. Зачем так резко из огня да в полымя, когда он — цепная игрушка? Произнесённое «мой» пугает ещё сильнее. Хосок не должен заиграться, потому что… — Я не твой, — хрипит Мин, вцепившись пальцами в чужие плечи. Он не принадлежит Хосоку, но если посмотреть с другой стороны, то Юнги как раз-таки принадлежит Чону. Тот волен надеть на него ошейник и заставить раздвинуть ноги, пока не наиграется окончательно. Можно ли сказать, что Мин зависит от его мнения? Возможно, да. Можно ли сказать, что он зависит от своего желания — определенно да. — Я никогда не буду твоим.       Чужая рука скользит под футболкой совершенно незаметно — Юнги на секунду напрягается и сильнее упирается в раковину, понимая, что бежать некуда. Да и не хочется, черт возьми. Алкоголь заставляет думать, что все это нормально. Сейчас нормально. От чужих зубов жжёт на ключицах и шее — Мин жмурится, надеясь, что следы не будут видны завтра.       У Хосока чуть шершавые, горячие, как раскалённый песок, руки, которые гладят по животу и груди, заставляя нервные окончания посылать импульсы из головы к низу живота. Блондин тихо стонет, когда Хосок прикусывает слишком сильно, принося тем самым боль. Он стонет, заставляя Хосока среагировать. О, альфа определенно услышал. И вот сейчас действительно пора притормозить. — Н-не надо, — рывками проговаривает он, вцепляясь пальцами в его плечи. — Здесь любой… может увидеть, — Юнги дышит ртом, потому что кажется, что воздух раскален почти до температуры солнца, и вдохнуть нормально почти невозможно. — Твои друзья ждут, — выдает он негромко, все же отодвинув Чона от своей шеи на несколько сантиметров. А потом снова целует. Уже сам, чтобы отвлечь Чона, пока тот не увлекся. Встаёт плотно на ноги, отойдя от раковины. У Хосока классное тело, и он это признает, но не хотелось бы оценивать его ещё лучше в туалете.       Омега снова удивляет, но в этот раз не так приятно, как в первый. Теперь всё было куда хуже, потому что с какого-то перепуга он внезапно забоялся посторонних и заднюю дал в самый неподходящий момент. И хотя всё начиналось просто потрясающе: срывающиеся с уст чужие стоны подбивали на более уверенные и активные действия, а от омежьего вроде как согласия смелости подбавлялось моментально, и плевать было на то, что сюда действительно может кто-то зайти. Но заканчивается всё это чертовски плохо: у Хосока черти пляшут от вполне очевидной злости — ему влепили очередной отказ, причём ещё в таких условиях, когда даже думать о слове «нет» категорически запрещено. Дыхание сбилось самую малость, и дышать приходилось сбивчиво через рот, отчего губы быстро пересыхали и раз в несколько секунд смачивались влажным языком. Теперь после такого нормального настроения со стороны младшего лучше не ждать. Юнги ведь должен был уже понять, что если отказывает, то только хуже себе делает. — Тебя ебёт? — отходит на шаг назад, впуская пальцы в волосы и зачесывая мешающую чёлку назад, тем самым совсем испортив какую-никакую, но причёску. — Я захочу — ты и на колени здесь встанешь, и раком нагнёшься, да хоть зигзагом изогнёшься и сломаешься, потому что я так сказал, — последние три слова протягивает долго, выделяет особой интонацией, чтобы уж точно дошло, и смотрит холодно, всё никак не намереваясь закончить всё это. Всё-таки секс на быструю руку в туалетной кабинке ночного клуба не особо привлекал, Юнги прав, но если прижимает и… Нет, всё равно нет. Хосок себе такого не позволит, как и Мина до такого не опустит. Всё же… нет. Только вот спусковой крючок уже нажат. — Пойдём, — прикусывает щеку изнутри, чтобы, наконец, успокоиться, берёт за руку, переплетая пальцы, и ведёт к выходу, не давая вырваться из хватки.       Возвращаются они под громкие возгласы заждавшихся друзей и бурные аплодисменты после того, как те замечают положение их рук. Догадывались, чем они так долго там занимались. Хосок, кстати говоря, вообще редко когда нечто подобное вытворял перед ними, скорее привык оставлять личную жизнь втайне от всех, кроме Чонгука, а тут прям откровенно хвастается и скрыть этого не пытается. К счастью, приятели понимающие и не кидаются с расспросами о неожиданной смене ориентации и вкусов. Благо, что омега, пусть и не пышногрудая брюнетка с пухлыми губами. Мин вообще противоположность полная: худой, низкий, с выбеленными волосами. Губы у него довольно узкие, глаза тоже. Да и в принципе Хосок не замечал за собой увлечений подобным типом, но на каждый цветок найдутся ножницы, как говорит его папа. — Другом называть, ага, — на подобный комментарий Чон улыбается привычно, но по его взгляду становится сразу понятно — лучше заткнуться от греха подальше. Их «дружеские» отношения — не то, что он будет обсуждать.       Сам он садится на диван, а после тянет за руку Юнги на себя, усаживая на колени, и руку на бедро укладывает, будто это для них уже в порядке вещей. Поглаживает ладонью по ноге, иногда на бок переводя руку и сжимая, придвигается к лицу старшего и шепчет тихо: — Сиди смирно, — тянется к стоявшему бокалу на столе и всучивает его в чужие руки. — И пей. Сегодня ты мне нужен в неадеквате. Хотя тебе и так всё нравилось, пока ты не решил сбежать.