Единственное верное решение (с)

      Аменадиил проигнорировал всех, кто попытался помешать ему войти в покои Отца.       Он не собирался останавливаться. Может, Люцифер отчасти был прав, а может — они оба просто зря себя накручивали, но конкретно сейчас — им нужен был ответ. Однозначный и срочный, пока никто не натворил глупостей.       Даже если Бог уж очень занят своими божественными делами, ему определённо придётся отвлечься от них, чтобы сообщить сыну о своём решении насчёт второго внука.       Аменадиил ещё не знал, что именно собирается делать, но — и это точно! — он не был готов легко отступить. У всех детей Господа, если подумать, должно быть равное право разговаривать с Ним — но, на случай, если это не так, лично у него был козырь. Привилегия, если угодно — он был старшим. Он был перворождённым. Он тысячелетиями был правой рукой Отца — и сколько бы грехов на его счету ни числилось, этого у него никто никогда не мог отнять.       Последним на пути у Аменадиила встал Майкл. С ехидной улыбкой, которая, казалось, застревала на его лице дольше, чем он хотел — из-за почти парализованной правой стороны, — со своим шрамом через всё лицо, и с довольно трусливо спрятанными поломанными крыльями. Ангел остановился, глядя на своего брата — тот сжимал что-то в руке, наверное, какое-то оружие, но использовать его против Аменадиила не решался. Полный страха, унижающийся, порой, больше, чем ныне покойный Уриил, всего за секундную благосклонность Отца — он всё ещё боялся потерять свои привилегии. По капле он собирал в огромную чашу снисхождение и похвалы, пробивался наверх, незаметно, ластился, вовремя совался под руку — сейчас лишь ему было позволено проходить так далеко, чтобы можно было услышать Его голос.       Но всё это было так легко потерять — и Аменадиил лишь молча приподнял брови, поднимая взгляд на брата. Он знал, что тот побоится нападать на него, когда от Отца их отделяет лишь огромная полупрозрачная дверь. Знал, что Майкл побоится потерять свои привилегии, опозориться, снова быть униженным — ему хватило на Земле.       — Он не желает никого видеть, — переложив ответственность на Отца, сказал ангел. Аменадиил пожал плечами, снова делая шаг вперёд. Майкл тоже отступил, поднимая руку с оружием, защищаясь. — Тебе непонятно сказали?       — Ну так останови меня, — предложил ему Аменадиил. — Или ты боишься?       — Если ты здесь, то это ты чего-то боишься, — секунду подумав, парировал Майкл. — Неужели, Чарли ушиб коленку? Ах, да — он ещё слишком слабый для того, чтобы ходить. Лежит и сосёт кусок резины, верно?       — Ты не заденешь меня, Майкл, — ответил Аменадиил. — И причина моего визита к Отцу тебя не касается.       — О, ещё как касается! — ангел повысил голос, выдавая в нём напряжение. — Особенно, если ты пришёл поговорить о новом отпрыске. Что, думаешь, при полной силе заделаешь кого-то поинтереснее? Или, — Майкл криво усмехнулся, — уже заделал? — он несколько мгновений наслаждался тем, как изменилось лицо брата — даже слегка расслабился, поняв, что попал в точку.       — Я не понимаю, о чём ты, — напряжённо ответил Аменадиил.       — Не умеешь лгать, братишка. Все здесь, наверху, уже в курсе, что кто-то снова обрюхатил человека. Осмелиться сделать это во второй раз мог только ты. Возможность была и у Люцифера, но… — он фыркнул, — вот здесь я в своём брате уверен. Он не настолько идиот, чтобы…       — Уйди с дороги, Майкл, — нахмурился ангел. — Или мне придётся вышвырнуть тебя отсюда.       — Попробуй, — ощетинился тот. — И тогда Отец больше не пустит тебя даже в Сад.       Аменадиил рывком подался вперёд, выпуская крылья, почти прижимая брата к двери. Майкл сглотнул, быстро оглядываясь — оба ангела уже слышали шаги где-то вдалеке, если бы сюда кто-то вошёл, слухи бы точно разлетелись по всему Серебряному граду. Майкл же терять своего положения не хотел — поэтому нехотя уступил, опуская оружие.       — То-то же, — мрачно сказал Аменадиил, отстраняясь от него. Его брат отряхнулся, поправил свои подчёркнуто ангельские одежды — белую рясу, которую наверняка носил только из желания угодить Отцу.       И, может быть, желая как-то себя успокоить цветом своей одежды — всем прекрасно было известно, что он долго завидовал Люциферу, который унаследовал свет Матери, получив белые крылья. Мало кто из их братьев и сестёр сейчас так одевался — конечно, их одежда не была похожа и на земную, но рясы изменились, стали необязательными, кто-то даже мог надеть что-то вроде кожаных доспехов, как Ремиель. Аменадиил в своё время тоже носил рясу, которую Люцифер пренебрежительно называл «платьем» — но и у него она была не такой консервативной, как у Майкла.       По крайней мере, при виде его никто не вспоминал о наволочках и простынях.       — Я предупреждал тебя, — хмурясь, не желая терять гордого вида, сказал ангел. Аменадиил приподнял крылья, угрожая — и Майкл снова едва ли не шарахнулся назад, боясь получить унизительный удар. Никто не осмеливался так себя с ним вести, и он растерялся — может, по привычке, а может — действительно не знал, сможет ли одолеть старшего брата.       Он отступил в сторону. Аменадиил, не убирая крыльев, чуть сложил их — он не собирался начинать с обвинений и ссор. Ему нужен был разговор с Отцом — быть может, Он и правда не слышал молитв Люцифера.       Так что, когда Майкл уступил ему, Аменадиил решительно толкнул огромную прозрачную дверь, входя туда, куда уже многие годы не осмеливался входить никто.       — Отец? —позвал он. Голос отразился от высоких стен эхом, но уверенности ангела это не поколебало. — Отец, я прошу тебя — выслушай меня. Это я, Аменадиил, —он оглядел гигантскую залу. Слишком роскошно для Того, кого он помнил. Неужели, и Бог увлёкся ненужным внешним богатством? Не Он ли поощрял тех, кто не стремился в жизни только к обогащению?       Ладно. Может быть, это просто эстетическая картинка — Господь может менять бытие, вполне возможно, ему всего лишь захотелось находиться в таком месте. Или же это инициатива Майкла, который приносил своему Отцу дары, желая задобрить его — такое объяснение выглядело даже логичнее.       — Отец? — громче позвал Аменадиил, уверенно шагая вперёд. Наконец, последовала какая-то реакция — всё в зале колыхнулось, зашевелилось, словно сам воздух наполнился божественной волей. Подвешенное уютное кресло-яйцо, ярко выделяющееся среди всего, что было вокруг, — такой формы сейчас был Небесный трон, — качнулось, разворачиваясь. Ангел выпрямился, лицом к лицу встретившись со своим Создателем: темнокожим мужчиной с простыми чертами лица, в простой одежде — никто бы не принял его на Земле за Бога.       Если подумать, даже Майкл был больше похож на стандартное представление человека о божестве, нежели его Отец.       Он медленно поднял веки. Глубоко вздохнул, как обычный усталый человек.       — Зачем ты потревожил меня? — услышал Аменадиил знакомый голос. Точно тот же, что раздался в Аду, когда он наворачивал по его коридорам уже в тысячный раз, размышляя о том, каким образом его брат выдерживал здесь по несколько земных лет, прежде чем снова сбежать на Землю.       — Люцифер, — ответил ангел, не зная, как иначе начать разговор. Их Отец был всеведущ, и то, что было для Майкла тайной, для Него тайной точно не было.       — А, — Он склонил голову. — Да. Я слышал его молитвы.       — Слышал? — Аменадиил приподнял брови, крылья у него сами собой опустились. — Но почему Ты не ответил ему?       — Разве не Люцифер когда-то попросил меня больше не разговаривать с ним? — усмехнулся Бог.       — Это было миллионы лет назад, Отец. А для него прошло ещё больше, — ангел шагнул вперёд, чувствуя, как энергия вокруг него смещается, волнуется, словно море. — Люцифер прошёл долгий путь. Он повзрослел, многое понял, научился любить…       — Он бы не научился этому без моего дара, — перебил его Бог. Аменадиил покачал головой.       — Он любил нас. И Тебя, и нашу Мать, — мужчина нахмурился, услышав эти слова, энергия вокруг стала недружелюбной.       — Ты считаешь, из любви к нам он поднял восстание? Из любви ко мне или к тебе отправился в Сад к Еве? Может, всё же из любви к себе?       — Майкл манипулировал им, — возразил ангел.       — Кажется, Люцифер ратовал за свободу воли. Майкл принудил его сделать что-то из этого? Может, угрожал отнять его жизнь? — Аменадиил молчал, и Бог кивнул своим мыслям: — Нет. Или ты хочешь сказать, что меня он отказался слушать — но послушал своего брата?       — Отец, — глубоко вздохнув, повторил ангел. — Ему плохо. Он скитался по мирам всё то время, что находился в изгнании. Он не знал, что ему делать, но теперь, впервые что-то создав, Люцифер многое понял. Он будет разбит, если Хлоя сделает аборт, если убьёт его единственное творение. Прошу тебя…       — Но ведь в этом и смысл, — оборвал его Бог. — В этом — смысл наказания, сын мой. Ты не просишь меня освободить грешные души из Ада, потому что знаешь, что они заслуживают того, что получили. Люцифер, — Он словно обронил имя сына, — или, как я привык называть его, Самаэль — заслужил страданий. Он заслужил вечного изгнания. А теперь оставь меня, — Бог снова опустил веки, устраиваясь в своём кресле, показывая, что разговор окончен.       В прежние времена, может быть, Аменадиил смирился бы и отступил.       Но не сейчас.       Вот, что горело в груди у Люцифера, когда он поднимал восстание — теперь он понимал своего брата.       — Нет, — твёрдо сказал ангел, снова шагая вперёд. Бог приоткрыл глаза, определённо с удивлением взирая на своего сына. — Нет, Отец. Я не уйду. Я не позволю тебе сделать это с Люцифером.       — Кто ты такой, чтобы что-то не позволять мне делать? — с едва заметной насмешкой в голосе поинтересовался Он.       — Я — Твой сын. Но, знаешь, — Аменадиил сглотнул, понимая, что сейчас может разрушить всё, что на самом деле было ему дорого — и осознавая, что не может отступить, иначе никогда себя не простит, — знаешь, я начинаю жалеть об этом. Потому что вижу, что даже Люцифер может быть лучшим отцом, чем Ты. Он хотя бы любит ещё нерождённую душу. А Ты — не любишь даже тех, кого породил миллиарды лет назад. Если Ты думаешь, что это правильно, тогда зачем послал ему Хлою? — его Отец приоткрыл рот, чтобы ответить, но ангела было не остановить: — Просто чтобы издеваться над ним? Дать тридцать лет счастья, и потом — устроить вечную агонию без любви и тепла? — Аменадиил преодолел всё оставшееся между ними расстояние, почти навис над Ним, отчаянно хмурясь, стискивая кулаки. — Так? Ну тогда — лучше просто убей его, Отец. Пусть он помучается перед смертью и этим всё закончится. Потому что, если Ты смотришь на него так долго, и до сих пор наслаждаешься его муками — неужели Ты действительно такой благой и добрый? Даже Дьяволу не нравилось смотреть на пытки, ему надоедали и те, кто действительно заслуживает мучений. И Ты нисколько не лучше монстра!..       Волной энергии его отбросило назад. Едва не сбило с ног, хоть Бог к нему даже не прикасался — но Аменадиил устоял, лишь отступив на пару шагов. Ему определённо хотелось бы разорвать сына в клочья, но что-то в огромной божественной сущности ангелу удалось задеть — Он этого не делал.       — Ты защищаешь эгоиста, — сказал, наконец, Бог. — Твой брат не способен на настоящие чувства. Он не способен на реальную жертву. Если ты считаешь, что его ребёнок в опасности — можешь забыть об этом. Самаэль никогда не допустит, чтобы что-то, чего он хочет, у него отняли.       — Ты не знаешь его!       — Нет, знаю.       — Сколько Ты наблюдал за ним? Наслаждался его болью?!       — Его настоящей боли никто никогда не видел. Самаэль не принёс ни одной действительно ценной жертвы ради тех, кого он, по твоим словам, «любит».       — Он ушёл в Ад ради Хлои и всего человечества!       — Но в любой момент мог передумать и остановиться. Что и произошло в итоге. И это никогда не причиняло ему серьёзного вреда. Ему ничто не причиняло вреда — даже когда он уничтожил своего брата.       — Отец…       — Он мог бы уничтожить и тебя, — продолжил Бог. — И твоего сына. Если бы вам пришла в голову мысль тронуть его игрушку.       — Тогда Люцифер защищал и нашу Мать тоже!       — Ты так считаешь? — усмехнулся Он.       — Он изменился. Люцифер изменился, — упрямо повторил Аменадиил. — То, что Ты видишь — не то, чем кажется. Он больше не заслуживает боли, его нужно наградить!..       — Чтобы ему было удобно снова поднять восстание и перестроить Серебряный град под себя? Наполнить его грехами?       — Если Ты позволишь Люциферу создать семью, он забудет обо всех грехах, как Ты не понимаешь? — не выдержал ангел. Снова подался вперёд, но его остановила невидимая стена. — Ему уже не нужен клуб, а расследует преступления он только потому, что Хлое это нравится!       — Помнится, Самаэль говорил, что делает это из-за того, что ему хочется наказывать людей, — одним движением меняя пространство вокруг, сказал Он. Аменадиил умолк, оглядываясь: они находились в кабинете Линды. Люцифер одевался, сама доктор нежилась под одеялом — ангел бы поморщился, вспомнив о том, что мать его ребёнка спала и с его братом тоже, но Бог именно этой реакции от него и добивался. Нет, ничего страшного: Мартин сама этого хотела. То, с кем она была раньше, не так важно.       — Раньше, когда Отец заставлял меня это делать, мне это было в тягость, — комментировал Денница, отвечая, видимо, на какой-то вопрос доктора. — Но, когда всё на моих правилах — это восхитительно.       Картинка сменилась.       — Мне нравится воздавать по заслугам, — глядя сверху вниз на свою Мать, заявил Люцифер. Аменадиил увидел себя со стороны — они были в пентхаусе, и он помнил этот разговор. — Меня это радует, — всё замерло, когда Бог снова махнул рукой. Ангел стиснул зубы.       — Ты всё ещё считаешь, что ему просто нужен союз с Хлоей? — насмешливо спросил Он.       — Может, и нет, — признал Аменадиил. Поджал губы, пытаясь найти слова. — Но всё же, он изменился. Веришь Ты в это или нет.       Несколько секунд Отец смотрел на него. Потом хмыкнул, приподнимая уголки губ. Поднялся с кресла.       — А это можно проверить, — сказал Он, отходя в сторону. Ещё взмах рукой — и кресло тоже исчезло, всё вокруг изменилось, завертелось — и, когда успокоилось, Аменадиил вздрогнул, подавшись вперёд. Он узнал своего брата и Хлою; и ангел точно был уверен: именно так был одет Люцифер, когда он оставил его пару часов назад на Земле.       — Нил Джексон, — прочитала с телефона Декер, когда напарник открыл ей дверцу машины. Благодарно коснулась его руки, погладила, не отрывая взгляда от мобильника. — У нас есть ордер.       — Думаешь, это он убил тех троих школьников? — спросил Люцифер. Аменадиил вскинул взгляд на своего Отца, но тот был увлечён происходящим. Ему тоже пришлось смотреть.       — Не знаю. Учителя не видели его лица, у нас есть только показания глухой уборщицы, которую он не заметил, когда шарил по карманам убитых детей.       — Она глухая, но ведь не слепая, — возразил Денница.       — Если ты правильно перевёл то, что она сказала на языке жестов…       — Можешь не сомневаться, детектив, — в голосе у брата Аменадиил услышал тоску — наверное, он подумал о том, что не сможет научить своего ребёнка ни одному языку, хоть сам знает все в совершенстве. — Всё было переведено в точности.       — Ой, — Хлою чуть качнуло, когда она поднималась на бордюр, и Люцифер немедленно подхватил её, придержал за локоть и плечо, тревожно заглянул в глаза. Девушка заморгала, качая головой — Аменадиил опять посмотрел на своего Отца, но тот совершенно не двигался. Должно быть, у Декер всего лишь закружилась голова — у Линды тоже такое бывало, это было нормально. Неприятно, конечно, но нормально: организм реагировал на внутренние изменения, и…       О, чёрт.       Ангел закусил губу, переводя взгляд на брата. Должно быть, тот тоже это понимал, даже получше него — Люцифер придерживал Хлою, боясь сдвинуть её с места, заставить потерять равновесие и упасть. Он понимал, что происходит, понимал, из-за чего это происходит — и снова вспоминал то, что его терзало.       — Хлоя, — Денница осторожно убрал у неё с лица волосы, усилием воли заставил себя говорить мягко, заботливо. — Может быть, посидишь в машине? Попросим кого-нибудь другого заняться этим Нилом, тебе не обязательно… — он перевёл взгляд на её живот, задержал дыхание, чтобы, видимо, не издать мучительного стона от мысли о том, что всё это скоро прекратится. Что ему некого будет так защищать.       — Нет, нет… — Декер выдохнула, выпрямилась, нащупывая его руки. С полминуты постояла, разглядывая землю под собой, вновь обретая баланс. — Нет, всё хорошо. Всё в порядке. Закончим уже с ним, — она кивнула, тряхнув хвостиком, потом подняла глаза на Люцифера, коротко улыбаясь. Пытаясь поддержать его, но Аменадиил видел по тому, как его брат чуть сгорбился — хоть он и понял, что девушка имела в виду подозреваемого, но подумал о своём ребёнке.       С ним тоже скоро должно было быть всё кончено.       — Ладно, — согласился Денница. Отпустил её, сунул руки в карманы. Поморщился, когда пропускал Хлою вперёд, думая, видимо, о том, как повёл себя — будто пытался выслужиться перед ней, уговорить её оставить малыша, доказать, что он будет заботливым…       Аменадиил не увидел, а почувствовал, как его Отец сделал едва заметное движение. Он чуть нахмурился, уже открыл рот, чтобы что-то сказать — и не издал ни звука. Не получилось, словно парализовало голосовые связки.       Он увидел, как его брат опускает взгляд в землю и снова останавливается, что-то замечает. Как оказалось, это был его платочек в нагрудном кармане — хотя ангел мог поклясться, что тот только что был аккуратно сложен, теперь край его некрасиво выбивался, раздражая своей несимметричностью. Денница нервным движением вытащил его полностью, начал складывать — но руки у него подрагивали, может, из-за переизбытка эмоций, может — от литров выпитого не так давно алкоголя. Подул ветер, и платок вырвало из его рук — он куда-то полетел, Люцифер даже не успел среагировать.       Дорогая ткань в полёте обогнала Хлою и упала на крыльцо ближайшего дома, куда девушка и направлялась. Мелькнула чёрная тень — с диким мявом за летящим платком промчался чей-то кот, отдыхавший, видимо, до этого на изгороди. Платок снова взлетел от порыва ветра — кстати, неправдоподобно сильного, — и кот сделал ещё прыжок, теперь уже в сторону ухоженного кустарника.       Оттуда с щебетом вылетели птицы. Казалось, ничего особенного не произошло — Люцифер нагнал Хлою, взглядом нашёл свой платок, они мирно продолжали идти к дому — но что-то было не так. Что — Аменадиил не понимал, но уже чувствовал.       Денница подобрал платок. Потом они постучались. Позвонили. Никакой реакции.       Тогда Декер кивнула на дверь, предлагая Люциферу повеселиться — ангел не сдержал улыбки, когда увидел лицо девушки. Ей тоже было невыносимо тяжело — но она старалась дать своему напарнику столько поддержки, сколько могла. В её силах было позволить ему сломать дверь, например, чтобы дать спустить пар хоть немного.       И Денница её сломал — без особого удовольствия, но удар был мощным: должно быть, такой же он хотел бы нанести своему Отцу, если в нём всё ещё был жив гнев, не утонувший в боли.       Они прошли в дом. Заглянули в гостиную, столовую — никого.       Хлоя заглянула в пустой и уж слишком тёмный коридор. Не позвала за собой Люцифера, шагнула вперёд…       И раздался щелчок, напоминающий тот, что звучал, когда кто-то снимал оружие с предохранителя.       Аменадиил заморгал, пытаясь понять, откуда он донёсся. Люциферу же долго думать не пришлось — едва услышав этот звук, он львиным прыжком настиг девушку, отталкивая её, утаскивая за собой. Мимо его уха просвистела пуля, он едва успел пригнуться. Денница выпустил крылья, прикрывая Хлою, поспешил снести полстены, чтобы вывалиться в более просторное помещение, где можно было укрыться. Стреляющий, видимо, был в шоке — этим Люцифер и воспользовался, подталкивая Декер вперёд, заставляя бежать, прятаться — но девушка не собиралась этого делать. Извернувшись, она вскочила, направила туда, в темноту, оружие, закричала:       — Полиция Лос-Анджелеса!       Но тут сверху раздались громкие быстрые шаги, почти бег — и кто-то ещё почти спрыгнул с лестницы, отталкивая своего незадачливого ошалевшего от реальности божественного напарника. Не глядя, не замечая крыльев Люцифера, второй преступник вскинул оружие и прицелился в Хлою.       Аменадиил вскинул испуганный взгляд на своего брата, попытался пошевелиться — он хотел сделать что угодно, замедлить время, броситься с Небес вниз, чтобы помочь им, защитить их — но кто-то отнял у него волю, не позволяя двигаться. Денница неудобно упал, распластав одно крыло и подвернув другое — он не успевал подняться, чтобы схватить девушку и улететь.       Так что он сделал единственное, что придумал — быстро сложил их и с отчаянным криком рванулся вперёд, закрывая её своим телом.       Раздалось несколько выстрелов.       Завыла, запоздало, где-то полицейская сирена.       Аменадиил почувствовал, как всё его тело отпускает этот внезапный паралич. Он медленно подошёл ближе к своему брату, не зная даже, находится ли он на Земле, или всё ещё в покоях своего Отца, как невидимый наблюдатель. Отец, точно — это он смял платок в кармане у своего сына. Так делал Уриил: для того, чтобы привлечь внимание преступников, и дать им время подготовиться, Он запустил цепочку незначительных, на первый взгляд, событий.       Влажные, болезненные хрипы вырывались из пробитой груди Люцифера. Ангел замер, когда увидел раны — из них толчками выплёскивалась кровь, пачкая и забытый всеми злосчастный платок, и тёмно-голубую рубашку Денницы. Хлоя тоже успела выстрелить — прежде, чем на линию огня выскочил Люцифер. Теперь стрелок лежал возле лестницы, а его напарник медленно пятился к выходу. Декер быстро посмотрела на него, потом попыталась найти взглядом своего напарника — и тоже, наконец, услышала этот звук. Заметила, как он цепляется за свою грудь, медленно сползая на пол. Забыла обо всём на свете, опустив, едва ли не выронив пистолет.       — Люцифер! — воскликнула она, падая на колени, желая подхватить его, не дать ему упасть на пол. Денница, наконец, судорожно закашлялся, выталкивая из лёгких обжигающую, разъедающую их жидкость. — Нет, нет-нет-нет, Люцифер, как же так, я же думала, ты… — речь её оборвалась, но Аменадиил понял, о чём говорила девушка. И правда — они упоминали, что его брат вновь стал неуязвимым. Он не до конца понимал, как, когда это стало им известно, но о самом этом факте помнил — так почему же тогда Денница был ранен?..       О, нет.       Ангел зажмурился, опуская голову, когда в памяти у него всплыли слова брата: «да, я бы сам убил себя». Вот и причина его уязвимости — Люцифер хотел этого. Всё просто.       Он искренне считал себя виноватым в смерти своего будущего ребёнка и жаждал боли, жаждал наказания.       Вот дерьмо.       — Люцифер, пожалуйста… — Хлоя придержала его голову, укладывая на пол, но тело его скрутило, свело в приступе боли, и он зажмурился, пока девушка спешно устраивала его на боку. — Тише, тише, потерпи, копы уже тут, сейчас будут врачи… — она шептала ему что-то бессмысленное, успокаивала, гладила по голове, и тут же — старалась крепко зажать раны, чтобы уменьшить потерю крови. Денница слегка расслабился — пик боли спал, позволив ему сделать новый болезненный вдох и открыть глаза.       Глаза горели красным. Его сущность пыталась его исцелить, но что-то ей мешало, что-то блокировало её силу. Люцифер остановил взгляд на Хлое, потом, содрогнувшись, выплюнув ещё кровь, перевёл его ниже. Ниже…       Медленно, дрожа, кашляя, протянул руку к её животу. Прикоснулся. Новая судорога прошла по его телу, заставляя вытолкнуть ещё драгоценной жидкости, но Люцифер не сжал ладонь, не посмел причинить ей боли. Переждал эту волну — и мягко, дрожащими пальцами, провёл по её животу. Он что, он…       Он его поглаживал.       Декер зажмурилась на секунду. Освободила одну руку, коснулась его запястья. Закусила губу почти до крови, подняла веки — встретилась с ним взглядом. На лице её была сложная смесь эмоций: но Аменадиил понимал, о чём она думала. Она понимала, что сейчас Люцифер может умереть, что ей ничего от него не останется, что их единство будет разрушено, и все планы наслаждаться близостью до глубокой старости — тоже рухнут. Она его потеряет.       Но ещё Хлоя думала о том, как будет страдать их ребёнок, если в попытках сохранить кусочек их любви, она родит его.       — Да, — выплёвывать кровь у Денницы сил не хватало, дрожь его слабела. — Я знаю… — Аменадиил склонился над ним, понимая, что брат его не видит. Ещё раз попытался взмахнуть крыльями — бесполезно. Его держали здесь. Он разглядел две раны — одну почти вскользь, на боку, вторую — ровно в центре груди. Именно она, видимо, и причиняла страдания. — Я знаю… — Люцифер облизнул губы, не обращая внимания, что слизывает и кровь тоже. — Не сохраняй его, — алые глаза погасли, он опустил веки, но Аменадиил успел разглядеть крошечные слезинки — что-то ещё осталось после того срыва в клубе, когда они были наедине. — Даже если я… даже если не выживу. Не сохраняй. Не… — мучительный звук, почти крик, когда Хлоя с силой надавила на его рану, то ли пытаясь заставить замолчать, то ли желая помочь, — не рискуй… — но, в противовес своим словам, он, открыв глаза, снова посмотрел на её живот. Тяжело задышал, сглотнул. — Не рискуй, — сорвалось ещё с его губ, прежде чем судорожные сжатия горла не поглотили все остальные звуки, что ему ещё хотелось издать. Но он всё же вытолкнул: —ради меня.       Аменадиил поднял взгляд на Отца. Тот молчал, продолжая наблюдать за тем, как Люцифер пытается сжаться на полу, подчиняясь физической боли, и как стремится продолжать смотреть на Хлою, ловя последние, возможно, рядом с ней секунды. Ангел не понимал, что ещё Ему нужно — либо Бог действительно не настолько хорош, как он думал всё это время?       — Он умирает, — сказал Аменадиил. Его Отец вздрогнул, тоже поднимая на него глаза. — Он же знает, что будет заперт в клетке в Аду. Я сказал ему это. Почему он, по-Твоему, не облегчает себе будущее? Почему он снова уязвим? Он же понимает, что его будут терзать целую Вечность. Что же тогда он не просит Хлою помочь ему? Почему не просит Тебя помочь ему? Почему он просит её выбрать свои чувства, а не его? Почему просит её избавиться от ребёнка, который мог бы, может быть, освободить его, в которого он мог бы вселиться, если души ещё нет? Почему, Отец?       — Он выбрал просто умереть, — чуть сведя брови у переносицы, негромко сказал Он. Будто себе под нос, будто, не понимая — и Аменадиил приблизился, осмелился коснуться Его плеча, заставляя посмотреть на себя.       — Он выбрал умереть, — сказал он, едва заметно кивая. — Тебе ни о чём это не говорит?       Захлёбывающееся дыхание вдруг стихло. Ангел вздрогнул, почувствовал, как вздрогнул и его Отец — они оба перевели взгляд на те две фигуры, что замерли перед ними на полу. Люцифер смотрел широко распахнутыми глазами куда-то перед собой, наверх — но Хлоя только что дёрнулась назад, когда он затих, и, видимо, Денница просто повалился на спину. Скорее всего, он до конца смотрел на неё — ей в глаза, или же туда, где должна ещё была быть частица его света.       Декер испуганно выдохнула. Дрожащей рукой потянулась проверить пульс у напарника — но Аменадиил уже понимал, что, даже если его брат ещё не умер — осталось ему всего несколько секунд. И видел, что девушка это тоже понимает — но искренне надеется, что у Люцифера всего лишь болевой шок: уж очень долго он даже не стонал, не моргал, слишком нехорошо расслабился…       Ангел увидел, как взгляд её наполняет паника. Отчаяние, боль — но прежде, чем Хлоя предприняла хоть что-то, картинка будто застыла, вместе со временем — и Аменадиил почувствовал, что вновь может двигать крыльями.       Бог стоял посреди зала, напряжённо вглядываясь в лицо своего сына и лицо девушки, которую он создал когда-то неизвестно, для чего — может, лишь для этого самого момента. Он закусил губу, хмурясь, что-то стараясь осмыслить — а потом на секунду обернулся, посмотрел на второго своего сына. Аменадиил не отвёл взгляда, испытующе глядя на Отца.       Тот вздохнул. Отступил на шаг назад, кивая в сторону выхода. Странная тень мелькнула на его лице, словно он боролся с самим собой, а потом…       Потом Бог протянул руку вперёд, впервые за долгое время меняя что-то не только в своём зале, но и на Земле.       И в свою очередь принимая единственное верное решение.