Единственное верное решение (с)

      Люцифер сидел в доме брата и вот уже почти два часа не выпускал с рук своего племянника.       Аменадиил не обращал на него внимания, пока провожал Линду на очередной семинар. Когда стало тихо, ангел глубоко вздохнул, видимо, наслаждаясь этой тишиной, а потом — она начала его напрягать. Он огляделся, нахмурился, не понимая, что именно кажется странным, а потом — до него дошло. Ребёнок проспал всю ночь — редкая удача, потом Мартин покормила его — Чарли не успел даже вякнуть, и теперь — он тоже молчал.       Не плакал.       О присутствии своего брата Аменадиил, конечно, знал, но он думал, Люцифер пришёл к нему — о чём-то поговорить, может, обсудить отношения с Хлоей, или чем-то похвастаться. Но — и это было необычно, — ангел нашёл его в углу возле кроватки, на диванчике, странно молчаливым, и…       С ребёнком на руках?..       Аменадиил поморгал, решив, что от непривычно долгого сна у него начались галлюцинации: весь мир виделся лучше, чем был на самом деле. Вероятно, брат хотел как-то пошутить над ними, рисовал какую-нибудь ерунду на лице или пелёнках у малыша, или поил его виски, чтобы тот продолжал помалкивать, или снова показывал своё дьявольское лицо…       Ангел с опаской приблизился к дивану, заглянул через плечо Люцифера, быстро оценил ситуацию. Лицо у него было обычным, только глаза поблёскивали красным — но Чарли нравилось, судя по тому, как он удивлённо разглядывал своего дядю. Денница делал свечение ярче, мигал в разных режимах, потом резко гасил его — малыш смеялся, тянулся к его лицу, явно желая проверить, что же там такое настолько интересно сверкает.       Люцифер позволял ему это, разрешал ловить себя за нос, потом перехватывал его ручки, убирал от себя… улыбался?       Либо это был не его брат, либо кто-то пообещал заплатить ему столько, что Аменадиил даже не мог вообразить себе это число.       — Люци, — позвал он его. Денница вздрогнул, опуская малыша на диван, поднял на него взгляд. Аменадиилу показалось, что глаза у него были красными не только от того, что их наполняло стремительно гаснущее дьявольское свечение. — Извини, что так долго.       — Всё нормально, — ответил Люцифер. Что-то в его голосе ангелу не понравилось, он прищурился, но прежде, чем ему удалось бы нормально посмотреть в глаза брату, тот опустил голову, снова посмотрел на Чарли. Аменадиил почувствовал, что от него пытаются что-то скрыть.       И ему это не понравилось.       — Ты хотел о чём-то поговорить? — осторожно спросил он. Денница пожал плечами.       — Просто заглянул к вам, — ответил он. Ребёнок захныкал, и Люцифер снова заставил свои глаза гореть алым. — Разве мне тут не рады?       — Тебе всегда здесь рады, Люци. Просто ты до этого, — Аменадиил перевёл взгляд на своего сына, — не особо проявлял интерес к Чарли.       — Ну, — Люцифер уложил малыша на диван, неловко, не умея обращаться с ним, — он же мой племянник. И он забавный, — Денница осторожно потыкал пальцем мягкий животик ребёнка, и тот немедленно начал ловить его, смеяться. Удивительное развитие для двух с половиной месяцев — так говорил Дэн, хотя из прочитанного в Интернете Аменадиил сделал вывод, что Чарли опережал своих сверстников в развитии совсем немного. — Ловлю момент. Хочу попрощаться. Что тебя удивляет? — ангел вздрогнул, когда услышал, как голос его брата неожиданно дрогнул.       — В смысле?       — Ну, вы же, — Денница не поднимал на него взгляд, сосредоточенно смотрел только на племянника, — вы же наверняка скоро умотаете наверх. Когда доктор умрёт. По нашим меркам, ей осталось не так уж и много. Она отправится знакомиться со своим свёкром, и вы улетите к ней. Я останусь здесь один, не так ли? — он усмехнулся, и Аменадиил заметил, как губы его задрожали больше необходимого. — То есть, вряд ли ты будешь отпускать малыша Чарли летать к дяде Люциферу на кутёж и пьянки. Да и сам, когда окажешься наверху, наверняка займёшься чем-нибудь необыкновенно скучным и невероятно бесполезным, — он замолчал. Больше никак своих эмоций не выразил, и ангел задумался — не показалось ли ему? Вряд ли на его брата нахлынули родственные чувства, это было так на него не похоже — скорее всего, он подумал что-то не то, не так понял, неправильно интерпретировал…       — Люци, — мягко сказал Аменадиил, — ты просто изначально показал нам, что не особо хочешь общаться с Чарли. Никто не прогонит тебя, если ты будешь приходить к нам, пока мы на Земле, и, если ты обратишь к нам молитву после этого, мы обязательно спустимся… — ангел запнулся, увидев, как у его брата непривычно изгибаются губы, как у него странно блестят глаза — нет, вот сейчас ему точно не показалось. — Люци?..       — Значит, вы уйдёте, — Денница коротко, нервно закивал своим мыслям. — Вы тоже уйдёте.       — Люцифер, что случилось? — уже почти настойчиво повторил Аменадиил. Его брат мотнул головой. Выдержал паузу, сделал вдох, потом посмотрел на него — так честно, как только смог, заставил себя улыбнуться. Получилось очень криво.       — Я пойду, — сказал он, поднимаясь с дивана. Ангел нахмурился, тоже встал, хотел преградить брату дорогу — но Денница защитился, протянув ему Чарли. Аменадиил вынужденно забрал ребёнка, а после этого — уже не смог вовремя шагнуть вперёд, чтобы помешать Люциферу уйти.       И тот так торопился, что оставил на диване пиджак — Аменадиил, понимая, что другого способа заставить его обратить на себя внимание всё равно нет, быстро наклонился, подхватывая предмет гардероба. Денница уже протянул к нему руку, и она повисла в воздухе, когда до него дошло: брат не отдаст ему пиджак, пока он с ним не поговорит.       А этого ему не хотелось. Он не собирался раскрывать свою душу существу, что не могло его понять, он…       Что-то выпало из кармана, когда Аменадиил отступил на шаг назад, прижимая к своей груди ребёнка, пытаясь сложить пиджак удобнее. Он машинально проследил за траекторией полёта этих предметов, хотел уже было извиниться, что так получилось, но…       Особо опытным в этом вопросе, ангел, конечно, не был, но он уже видел положительный тест на беременность, когда Линда пришла к нему, чтобы сообщить о том, что он станет отцом.       Аменадиил вскинул взгляд на Люцифера. Люцифер же, сообразив, что брат всё понял, глубоко вздохнул и опустил протянутую руку.       — Ты расскажешь, как так получилось? — спросил ангел, приподняв брови. Его брат закрыл глаза, бессильно пожимая плечами.       Аменадиил понял, что ему придётся оставить сына с Дэном, у которого, вроде как, должен был намечаться выходной, или, на крайний случай, с няней — потому что в этом доме им с Люцифером точно не хватит алкоголя на всю эту историю.

***

      — И ты не молился? — недоверчиво спросил ангел, почти забавно поджимая ноги на высоком стуле. Бармен, лениво протирающий стаканы в пустом клубе — днём Люкс обычно не работал, — бросил на них заинтересованный взгляд, но потом поспешил отойти подальше, позволяя двум своим боссам обсуждать свои странные дела наедине.       Как же, всё-таки, удачно Денница подбирал персонал.       — Шутишь? —хмыкнул Люцифер. — Я не спал всю ночь. С самого Серебряного Града мои крылья не были раскрыты так долго. Я… — он устало провёл рукой по лицу, допивая очередной стакан с виски, — молился так, что, если бы ты меня увидел, тебе бы стало противно. То есть, — горькая усмешка, — ты же помнишь Восстание? Помнишь, как я послал нашего папашу на всех известных мне языках? Никогда бы не подумал, что буду так ползать перед ним, — Денница покачал вновь наполненный стакан, наблюдая за тем, как плещется в нём спиртное. — Я предлагал Ему всё, чего он пожелает. Несколько тысяч лет в Аду в обмен на один день на Небесах с ними. Вечное изгнание для меня, но свободу для моего ребёнка, чтобы он мог навещать Хлою наверху. Я, — он закусил губу, не зная, видимо, стоит ли это говорить — но всё же добавил: — Я предлагал Ему все свои силы, крылья, в обмен на это. Предлагал сделать так, чтобы после смерти я бы просто исчез и никогда больше не докучал Ему, а ребёнок был бы свободен.       — И Отец?..       — Не ответил мне, — Люцифер стиснул стакан так, что тот покрылся трещинами. Аменадиил вздрогнул, впервые за этот день его брат как-то проявил свой гнев — до этого он лишь бессильно рассказывал, говорил, даже не повышая голоса — но в нём, как алкоголь в этом треснутом стакане, плескалась боль. — Я, честно, не думал, что буду так счастлив, — Денница судорожно вздохнул, отводя глаза, глядя куда-то в барную стойку, а не на Аменадиила. — Я не думал, что меня так обрадует, когда кто-то скажет мне, что носит моего ребёнка. Но… я впервые за целую Вечность что-то создал, брат. Не потребил, не разрушил, а именно создал. Понимаешь? — зубы нервно стукнули по краю треснутого бокала, глоток был тяжёлым, почти болезненным. — Это был бы физический кусочек меня. И кусочек Хлои, а я… — капля стекла мимо губ по подбородку, смачивая щетину. — Я же люблю её. Я прожил так долго, в миллиарды раз дольше, чем любой ангел, в тысячи раз больше, чем наш Отец — в Аду один ваш час сойдёт за несколько лет. И в первый раз… Создание. Ребёнок. Я больше не один Светоносный — в этой Вселенной, по крайней мере, — он с трудом сглотнул, словно виски встало колом, не прошло в горло.       — Люци, но нельзя же…       — Нельзя просить Хлою сохранить ребёнка. Да, я знаю. Я понимаю, что она не хочет потерять его из-за того, что нас с ним не пустят в Серебряный Град, но…       — Я хотел сказать — нельзя отказываться от попыток уговорить Отца после одной только ночи, ведь Он может испытывать тебя, — покачал головой Аменадиил. Люцифер мрачно фыркнул. — Слушай, Он ведь может просто проверять тебя, пытаться выяснить, насколько ты готов к отцовству, насколько ты изменился, или…       — Все твои «испытания» оказались всего лишь твоими же личными терзаниями, брат, —перебил его Денница. — Из чувства вины. То, что ты потерял силу, крылья — это не было твоим испытанием. Ему просто плевать. Ты сам себя терзал, а меня… Меня Он просто проигнорировал. Да и сейчас мне нечем себя терзать: Хлоя здорова, она могла бы выносить и родить нашего ребёнка, она могла бы быть прекрасной матерью, — он потёр переносицу дольше необходимого, как будто пытался скорее закрыть лицо, спрятать свои чувства.       — Но ты думаешь, что только обрушишь на этого ребёнка вселенскую несправедливость, — подсказал ему Аменадиил. — Что, если ты сам запрещаешь себе достучаться до Отца?       — Что?       — Ну, ты думаешь, что из-за тебя твой ребёнок будет изгоем в нашей семье. Коришь себя за это. Может быть, подсознательно ты не хочешь, чтобы Отец услышал твои молитвы, потому что считаешь, что заслуживаешь быть несчастным из-за этого, и…       — Да как я могу желать, чтобы мой ребёнок не родился? — взорвался Люцифер. — Как я могу молиться в пустоту, когда понимаю, что, если мне не ответят — всё, что я должен сделать, это…       — Может быть, Люци, но ты…       — Я должен пойти с Хлоей в больницу и поддержать её, потому что мне не больнее, чем ей! — выпалил Денница. Замолчал. Губы задрожали. — Но… как?.. — голос тоже сорвался, он боролся за контроль, старался собраться с силами — у него не получалось. — Как мне… как мне пойти с ней?.. Мне… — он облизнул губы, тщетно стараясь удержать контроль, — мне страшно думать об этом, я не могу, — мотнул он головой. — Я не знаю, как буду держать её за руку, радоваться за неё, как… как вообще смогу стоять, когда это исчезнет, — Люцифер скользнул рукой к груди, и Аменадиил сразу же понял, о чём говорит брат — об этой сфере, шарике тепла, что появился, когда он узнал о беременности Линды. Раньше ангел думал, что это что-то воображаемое, то, что он сам себе выдумал, но теперь понимал — нет, тепло было настоящим. Если даже его брат, последний, кто мог бы обрадоваться внезапному отцовству, боялся потерять это тепло — значит, оно было более, чем реальным, и оно действительно меняло своего владельца.       И Аменадиил понимал его — он сам не мог даже представить себе того момента, когда внезапно шар тепла в его груди безвозвратно растает. Перестать чувствовать своего первенца, это, должно быть…       Ангел не успел ничего сказать. Для Люцифера это была последняя капля — больше ему не удалось сдержаться. Он ослабел, опустился на барную стойку, закрыл лицо ладонями — и по дрожащим плечам брата Аменадиил понял, что тот сотрясается от рыданий. Таким он его никогда не видел — да, ему было больно, когда он пытался разжечь для их Матери Пылающий меч, да, он был разбит, когда Хлоя отвергла его сущность.       Но эта боль была несравнима ни с первым случаем, ни со вторым.       — Эй, — Аменадиил, помедлив, протянул руку и дотронулся до плеча брата. Он и правда дрожал, едва дыша, и отчаянно помотал головой, когда ощутил прикосновение. — Люци, тише. Мы что-нибудь придумаем, надо только…       — Я не смогу потерять его, — хрипло выдавил Денница. — Я не смогу… когда перестану его чувствовать. Как я скажу ей, что всё хорошо, если мне будет больно?..— мучительный всхлип, почти вой на вдохе, сквозь зубы. — Как я могу… как я могу стоять и смотреть на то, как убивают моё дитя? Как… Почему я должен…       — Люци, но, если Отец проклянёт его, разве будет лучше?.. — он знал ответ, знал, что сам бы яростно отверг все разумные аргументы, лишь бы сохранить своему сыну жизнь. Это не было поддержкой — и ангел опустил голову, болезненно морщась, понимая, что его брату эти слова не помогут — лишь сделают больнее.       Люцифер медленно поднял на него взгляд. Он почувствовал это кожей, и вынужденно тоже посмотрел на него — брат не прятал влажных щёк, не смущался момента слабости — потому что помнил, хотя бы отдалённым уголком сознания, что разговаривает, наверное, с единственным в мире существом, которое действительно может его понять.       — Аменадиил, — из него словно выпили, высосали все силы: сделали дырку, как в огромном чане, и спустили в пустоту, — ты смог бы стоять и смотреть, как я ломаю шею Чарли?.. — в конце фразы Люцифер сделал вдох — и лицо его исказилось от боли, когда он о чём-то подумал. Может быть, о том, что его ребёнок никогда такого вдоха не сделает.       Повисла тишина.       — Я бы убил тебя, —наконец, ответил ангел. — Кем бы ты мне ни был.       — Да, — Денница коротко хмыкнул, пряча нервную улыбку. — Я знаю. Я бы тоже себя убил.       Аменадиил секунду соображал — и до него вдруг дошло, что брат действительно имел в виду то, что сказал.       Он бы убил себя.       В прямом смысле этого слова.       — Люци, не смей об этом думать, — покачал он головой. — Теперь в Аду ты не станешь королём. Демоны будут терзать тебя целую вечность за то, что ты был… тем, кем был.       — Очевидно, если не демоны — я сам буду терзать себя за это, — опустив веки, пробормотал Люцифер. Он чуть покачивался вперёд-назад, глядя куда-то в одну точку перед собой. — Я и так буду себя терзать, — дрожь во всём его теле нарастала, усиливалась, пока Денница говорил — очевидно, ему сейчас так плохо, как никогда не было: — Я останусь один. Зачем вообще мне было учиться всем этим чувствам, создавать какую-то связь, если у меня всё равно потом всё отнимут? — он закусил губу — и Аменадиил понял, что на самом деле его брат был счастлив иметь отношения с Хлоей. Его жизнь, если подумать, без неё была пустой, но теперь…       Она ведь станет ещё более пустой, когда все, кого он любит, и кого мог бы любить — оставят его.       Когда он будет думать о том, сколько лет сейчас могло бы быть их с Хлоей общему ребёнку. Сколько он мог бы уметь, где бы они побывали, на кого он был бы похож…       — Когда умрёт Линда, — глухо сказал Денница, — она отправится в Серебряный Град. И вы с Чарли последуете за ней. А я… — подбородок его задрожал, опустился, — я навсегда останусь здесь. Я думал, что буду вечно следить за всеми потомками Хлои, но… — он перевёл взгляд на брата. — Что мне делать, когда род прервётся?.. Ведь кто-то из её потомков может просто не захотеть иметь детей, даже Трикси, она… Я же не могу заставлять кого-то размножаться, как щенков, только для того, чтобы мне было легче пережить вечную ссылку?..       — Нет, — согласился Аменадиил. Ему самому было жутко от происходящего, он понимал, что должен что-то сделать, как-то разорвать этот круг бессилия, беспомощности, помочь и Люциферу, и Хлое, сохранить жизнь своего племянника — но сейчас главным для него был уставший, измученный болью брат. Он потерял надежду, он мог думать только о том, какой ужас его ждёт в дальнейшем — и Аменадиил не мог оставить его в таком состоянии. Они должны были что-то придумать — вместе, как семья. Но прежде всего — ему нужно было успокоить Люцифера и вселить в него надежду.       Вот, правда, в голову не шли никакие мысли. Он согласился с самоуничижительной идеей брата и не добавил никакого «но» — тот наверняка сделал выводы, если ещё мог обращать на это внимание.       Впрочем — вряд ли.       — И я не хочу, — Денница будто ожил, «отвис», резко поднял руку, вытирая влажную щеку, — говорить об этом детективу. Ей самой нужна поддержка. Но… — резкие, неловкие движения стали мягкими, будто ослабевшими. Аменадиилу не нужно было, чтобы брат договаривал: он знал, о чём тот думает. Как ему дать ей эту поддержку, если от одной мысли о визите к врачу у него разрывается сердце? Он так хочет сохранить то, что создал, и одновременно — знает, насколько это эгоистично.       Худшая пытка, которую можно представить — даже хуже, чем бесконечное убийство Уриила, которым Ад мучил его в прошлый раз.       — Люци, мы постараемся что-нибудь придумать, — пообещал ангел, опуская руку на плечо брата. — Лично я положу все силы на то, чтобы помочь тебе. Но если не получится…       — Хватит, — устало опустил веки Денница.       — Если не получится, — повторил Аменадиил, понимая, какую боль причиняет этими словами, но желая дать хоть какую-то надежду, — может быть, это не конец. Мы не остановимся на этом. Постараемся сделать всё, чтобы вы встретились на Небесах.       Люцифер несколько секунд смотрел на него. Дрожь его слегка утихла, он изучал глаза брата, словно искал насмешку или издёвку. Не нашёл, по крайней мере, если нашёл — то додумал, Аменадиил был полон сочувствия.       Денница взял в руки бутылку, о которой они уже успели забыть, и, отпив с горла, ответил:       — Да, — пауза. — Но, даже если мы встретимся на Небесах, — ещё большой глоток, — она уже не сможет никого родить.       Аменадиил умолк.       Справедливо. Да, в этом и была проблема: Люцифер на самом деле не боялся того, что никогда не увидит Хлою. Он бы не хотел её потерять, но, может быть, имея надежду, продолжал бы бороться за это тысячелетиями: он знал, что не бросит попытки воссоединиться с ней.       Но не видел смысла делать это только для себя. Может, если бы не знал о возможном ребёнке, это было бы для него сильной мотивацией: но не сейчас. Сейчас Денница ослабел, почувствовав своего малыша. Он ещё не держал его на руках, но уже знал о его существовании — хотя бы о потенциальной возможности его существования. Он останется один, понимая, что не должен был оставаться один. Понимая, что это происходит лишь потому, что когда-то ему пришлось одобрить убийство своего ребёнка.       Люцифер будет бесконечно чувствовать вину перед нерождённой душой, потеряет силы для борьбы, однажды задумается — зачем ему вообще бороться? Каким он предстанет перед братом, племянником, Отцом? Каким предстанет перед Хлоей, которая сохранит в памяти его прежний образ? Для чего он вообще явится к ней: чтобы попытаться снова стать кому-то нужным?       Но он был бы нужен своему ребёнку на Земле. Они могли бы стать командой. Они могли бы — Аменадиил этого не одобрял, но всё-таки, — попытаться уничтожить Жемчужные врата и свергнуть Бога, чтобы добиться встречи с любимой женщиной, с матерью. Они бы делали что-то вместе — и, конечно, ангел встал бы на их сторону. Может, не помог бы в отчаянном, опрометчивом убийстве Отца, но открыто поддержал бы их, часто встречался с ними, долгими молитвами и беседами склонял бы Бога к верному решению…       Всё было так просто?       Аменадиил выпрямился, отстраняясь от своего брата. Действительно, всё было довольно просто: ему всего лишь нужно было поговорить с Отцом. Он должен был сделать это для своей семьи, даже для всего мира — Люцифер рассказал ему о страхе Хлои родить Антихриста, что мог бы разрушить Вселенную, стараясь встретиться с ней — или, того хуже, просто гневаясь на всех тех, кто впустил его в такой несправедливый мир.       У Чарли до сих пор не было никаких сил, но Аменадиил зачал его, не имея сил собственных: его брат, тем временем, успешно сохранил свои крылья, свою ангельскую благодать. Он — архангел, один из старших детей Бога. Он вполне способен породить неизмеримую мощь, усиленную — или же ослабленную? Кто знает! — человеческой душой.       И в конце концов: это был ребёнок Люцифера. Маленького Люцифера, которому Аменадиил когда-то вправлял в Саду крылья, если тот падал, на спор повторяя за ним сложный трюк в воздухе. Который хулиганил на Земле, сбегая из космического «угла», куда его поставил их Отец. Которому было нужно так мало — всего лишь семейное тепло, — чтобы забыть тысячелетние распри и протянуть руку брату, что мог нуждаться в помощи.       А сейчас эта дикая боль убивала его изнутри. Терзала сердце, разбивала то, чему он только научился: и ангел не намерен был смотреть на это. Пускай когда-то Люцифер был проклят— он должен был иметь возможность получить то, о чём мечтал. Это проклятие было наказанием, и когда-то оно должно было себя исчерпать.       Например, сейчас.       Иначе почему такое счастье было позволено обрести ему, Аменадиилу? Если подумать — после всех его грехов его стоило бы наказать не меньше, чем его брата. Но он получил награду: свои крылья, своего сына, прекрасную женщину, что была ему сейчас, если не женой — то отличной, понимающей подругой. А Люцифер должен отказаться от всего на свете, чтобы вечно цепляться за эту призрачную связь с Хлоей? Серьёзно — потомки Трикси? Он так любил её мать, как самому Аменадиилу ещё и не снилось — иначе такая мысль ему бы просто не пришла в голову.       Ангел похлопал брата по плечу. Люцифер не отреагировал, лишь снова поднёс к губам бутылку — скользнул взглядом по полкам в баре, думая, видимо, что ему нужно что-то покрепче, чтобы хотя бы приглушить эти мысли, что продолжали его мучить.       Он его не остановил. Аменадиил припомнил — брат говорил ему, что у него свободно только утро. Хлоя должна была что-то сделать в участке, он был там не нужен — потому, видимо, и отправился к нему. Может, действительно, в порыве отчаяния — после бессонной ночи, проведённой на коленях перед Отцом, может — в болезненной агонии отрицания и одиночества. Но скоро Денница должен был отправиться на работу — и, хоть было неизвестно, как ему удастся справиться с корветом, если вольёт в себя ещё хоть одну бутылку из тех, на которых остановился его взгляд, — Аменадиил не мог остаться с ним.       — За единственное верное решение, — пробормотал Люцифер, запрокидывая голову, допивая виски с горла, подтверждая опасения брата.       Точно. Ему нужно было действовать.       Так что, покинув Люкс, Аменадиил огляделся по сторонам, глубоко вздохнул, расправил крылья, и взмахнул ими, направляясь к Отцу.       Для него это тоже было единственным верным решением.