Будучи аристократом и прожив всю жизнь в Большом городе, Тэхён понятия не имеет, кто такие индейцы. Всё, что ему известно – это их наличие на диких землях, но как уверял старик, племена никогда не заходили на территории бледнолицых. Столкнуться с ними практически невозможно, если только ты сам не зайдёшь на их земли.
Омега открывает глаза от прикосновений к себе и первое, что видит – это конусная крыша вигвама. Совсем рядом сидит ребёнок, из его волос торчит маленькое перо, а на лице две ярко-рыжих полосы, которые показывают принадлежность к племени. Мальчик, заметив пробуждение незнакомца, неуклюже встаёт на ноги и уходит, явно направляясь за взрослыми.
Тэхён пробует оценить положение, в котором оказывается: явно это не племя Апачи, потому что омега не связан и всё ещё жив, что несомненно радует, однако, поблизости не оказывается Чонгука. Находится он в самом обычном вигваме, рядом стоит глиняная ваза с водой, на лбу лежит смоченная ткань, а плечо до сих пор болит от иглы, видимо, с малой дозой яда. Не похоже, чтобы Ким был пленником, однако своих кинжалов он не обнаруживает. Что, если его не посчитали опасным, но с Чоном что-то сделали?
Тэхён поднимается на ноги, прислушивается к разговорам на непонятном ему языке и выходит из сооружения, жмурясь от яркого света. Его взору предстаёт целое поселение индейцев близ реки, обосновавшееся здесь, по-видимому, уже продолжительное время, судя по строениям, которые расстилаются на достаточно далёкое расстояние. Племя большое, значит эти индейцы не Навахо, которые предпочитают кочевать, что предполагает опасность нахождения аристократа здесь.
Внимание омега привлекает к себе быстрее, чем ожидалось – индейцы с любопытством разглядывают голубоглазого, златовласого аристократа, который не похож на других бледнолицых. Особенно ясно видно изумление детей, которые с восхищением переговариваются между собой, смотря на него. Но и взрослых ждать долго не приходится.
— Yuputka! — вдруг проговаривает мальчик, проводя ладонями по своим рукам, обращаясь ко взрослым с копьями в руках.
Тэхён тяжело сглатывает, не понимая ни слова, о чём говорят индейцы. Но то, что его не связывают, не пытают и не пробуют зажарить на костре немного обнадёживает.
— Извините, — Тэхён делает попытку установить контакт через жесты, которые понимают люди на всех континентах, хотя некоторые могут обозначаться у индейцев совершенно другим значением. — Где… мой… друг? — он рисует в воздухе образ альфы, завершая жестом царапины на щеке Чонгука, надеясь, что они понимают, о ком идёт речь.
Не увидев никакой реакции, которая подтверждала бы, что они поняли друг друга, Ким решает предпринять попытку пойти самостоятельно, но при первом же шаге ему преграждают путь копьями.
— Vo-bi-vava, — произносит один из индейцев и убирает копьё, разворачиваясь и уходя в другую сторону.
Посчитав это за приглашение пойти за ним, Тэхён неуверенно следует за мужчиной, надеясь, что это племя мирное и с ними удастся договориться. Омега уже жалеет, что сбежал с фермы, хотя стоило всего-то подождать до вечера, и если бы не уверенность, что его отослали подальше, ему бы не пришлось чувствовать себя пойманным животным на охоте.
Если бы он послушал Чонгука сразу, и они бы повернули обратно, возможно, на них не стали бы нападать, чувствуя угрозу.
Проходя мимо небольших построек, Тэхён успевает заметить мирную жизнь, которая здесь протекает, как ручей рядом: в простых загонах гуляют разного вида одомашненные птицы, лошади свободно ходят поблизости и бегают дети, бросая взгляды на златовласого. Шинни похож на них, наверняка он родом из подобного племени.
Мысли снова возвращаются к Чонгуку. Что с ним, и где он? Может быть, индейцы посчитали Тэхёна, в отличие от Чона, безопасным, потому что он – омега, а альфу не оставили в живых? Бросили его там или что ещё хуже, убили. Нет, в это не хочется верить. Как бы Ким ни желал отомстить главарю Фэрусов, покончить с ним лично и предать суду, что, кстати, стало отходить на второй план, сейчас Тэхён надеется, что он жив. Ким готов простить ему всё: брошенную в него песчаную кобру, пинок песка в глаза, постоянные падения, удар доской по голове, связывание, издевательства – всё, лишь бы Чон был жив.
Тэхёну впервые так страшно, что глаза начинает застилать пелена слёз. За всё то время, что омега покинул Большой город, были, конечно, тревожные ситуации, но не настолько, чтобы всё тело бросило в дрожь. Проблемы с Фэрусами отошли, Кима уже не сильно волнует происходящее где-то там.
Волнует Чонгук.
Индеец, что ведёт омегу, останавливается перед входом в достаточно большой вигвам, хотя по строению уже больше походит на какую-то усовершенствованную постройку, и молчаливо кивает головой, приказывая заходить. Наверное, там вождь племени, и разговор с ним может стоить аристократу жизни. Тэхён делает шаг, с опаской проходя мимо мужчины, и заходит внутрь.
Первым, кто бросается в глаза, это сидящий вождь с большим головным убором из перьев, а напротив него спиной к выходу сидит… Чонгук. Альфа живой и невредимый, почувствовав присутствие Тэхёна, оборачивается, встречаясь со взглядом голубых, мокрых глаз, опускает глиняную чашку и встаёт, не успевая ничего сказать, как омега бросается к нему и обхватывает руками. Чон еле удерживает равновесие, когда Тэхён прижимается к нему, утыкаясь в грудь, и крепко сжимает в своих руках, тихо всхлипывая от облегчения.
— Пожалуйста, не отпускай меня больше! — Тэхён боится открыть глаза и выпустить из своих рук того, к кому он так привык за такое короткое время, в ком действительно нуждается и боится отпустить.
У Чонгука сердце бьётся быстрее, он медленно опускает руки на спину омеги, начиная гладить его, успокаивая. Он совсем не ожидал такой реакции от аристократа, который ещё несколько часов назад грозился его застрелить. И сейчас Тэхён показывает свои искренние эмоции, окончательно разбивая о себе аристократический образ.
Вождь, завидев это воссоединение, достаёт ещё одну чашку и наливает чай, приглашая омегу присоединиться к ним. На удивление Чонгук отвечает главе племени на их же языке, отчего Ким удивлённо поднимает взгляд на альфу, окончательно запутавшись, кем они тут приходятся: пленниками или же гостями. Тэхён с заплаканными глазами сидит рядом с альфой, молча пьёт чай, который на вкус необычайно великолепен, и ждёт, когда ему объяснят, в чём дело. Скорее всего, после этого случая он будет более покладистым и навсегда прекратит думать о побеге.
Наконец, вождь договаривает и встаёт, удалившись и оставив пару наедине. Ещё несколько секунд помещение окутывает молчание, после чего Чон поворачивается в сторону Тэхёна, посмотрев на его красные от слёз глаза.
— Почему ты…
— Мне в глаза что-то попало, — неправдоподобно отвечает Ким, не признаваясь, что безумно счастлив видеть его. — И вообще, что это за племя? Чего они хотят? Откуда ты знаешь их язык?
— Это – то место, куда я хотел тебя привести, — неожиданно отвечает Чонгук, давая понять, что ферма – не конечная точка их путешествия. — Племя Чероки, что расположились к востоку от пустынного городка, и с кем Фэрусы поддерживают хорошие отношения. Вчера на охоту вышли юноши, которые увидев, что мы друг друга чуть не убили, не дали нам этого сделать. Они против убийств, особенно на их землях. Можешь поблагодарить, что они узнали меня в лицо.
Чонгук разминает шею, ощущая неприятное чувство после иглы, но всё ещё выглядит напряжённым. Казалось бы, если они друг друга знают, почему их не отпускают?
— Но у нас проблема, — Чон достаёт из своей набедренной сумки кинжалы омеги, возвращая их обладателю, и прослеживает, чтобы тот их спрятал обратно в сапоги. — Они хотят тебя в подарок.
— Что? — Тэхён не верит в то, что слышит. — В смысле в подарок?!
— Послушай, я приезжал сюда всегда с Мустангом, а тот в свою очередь всегда привозил с собой подарки – так принято. Да ты ещё и похож на какого-то там бога, так что они сочтут за честь выдать тебя замуж за одного из своих сыновей.
— Скажи, что я не могу!
— Отказать Черокам, значит проявить пренебрежение к их доброте, им вообще отказывать в чём-либо нельзя, понимаешь? Это оскорбление, унижение, и приравнивается к вражде, — Чонгук нервно проводит по переносице, пытаясь найти решение из ситуации. — Если бы ты остался на ферме, мы бы взяли у Энди животных в преподношение, а сейчас, когда вождь выдал свою просьбу, прежде, чем я сказал, кто ты, уже поздно за зверюшками возвращаться.
На Диком Западе свои законы и помимо них, ещё существуют и индейские. Сложившаяся ситуация грозится разрывом дружбы между Фэрусами и племенем Чероки, а допустить этого, по-видимому, нельзя. Но и соглашаться оставаться в племени индейцев Тэхён не собирается.
— Скажи им, что ты – мой муж, — Ким поворачивается к альфе, решая, что соврать таким способом будет лучшим выходом, при котором второй раз при живом супруге его не смогут выдать за другого.
— Муж, в которого ты чуть не вонзил кинжал и направлял револьвер? — Чонгук натянуто улыбается, намекая на правила индейцев. — Муж, который пытался тебя связать? Да они будут беспросветно рады освободить тебя от такого мужа!
— Тогда придумай что-нибудь! — Тэхён отчаянно выдыхает, опустив голову. — Я обещаю, что больше не сунусь на Дикий Запад, если ты вытащишь меня отсюда. Забуду дорогу в пустынный город, забуду Фэрусов и всё, что здесь было. Я вернусь в Большой город или к Мустангу, куда скажешь, только не делай из меня подарок!
— Ты не сделал никаких правильных выводов о Фэрусах, — Чон устремляет взгляд перед собой, давая понять, что это не то, что должен был сказать аристократ. — Всё напрасно.
Тэхёну не позволяют продолжить – вождь возвращается, и сейчас всё зависит от сказанного Чонгуком, у которого в руках судьба омеги. Альфа точно разочарован, и если он примет решение, как тот, кто может это сделать, несмотря на Мустанга, то Кима оставят здесь.
Вождь закуривает трубку, рассматривая голубые глаза, и что-то медленно спрашивает у Чонгука, а потом неожиданно затихает, будто принимает решение. Чон же покорно ожидает ответа, надеясь, что его выбор окажется верным и удачным.
Вождь поднимается, а вместе с ним и Чонгук, подхватывая за собой Тэхёна, и все выходят на улицу, где собралось племя, ожидающее ответа. Про златовласого бога услышал каждый от малого до великого в племени, поэтому индейцы уже готовились к предстоящему торжеству.
Омега перестаёт дышать, ощущая, как собственное сердце готово выпрыгнуть из груди, и медленно берёт Чона за руку, боясь, что их разлучат.
— Pauvaw! — громко произносит вождь, отчего Тэхён вздрагивает.
И после этого индейцы начинают ликовать, радостно выкрикивая что-то и продолжая активно готовиться к празднику. Чонгук прикрывает глаза и продолжает держать руку Кима, уводя его за собой. Получилось? Их отпустили так просто? Или всё же нет?
— Что сказал вождь? — Тэхён опускает взгляд на замотанную ладонь альфы окровавленной тканью и виновато закусывает губу.
— Что сегодня будет большой праздник, — улыбается Чонгук, останавливаясь перед молодым юношей, что протягивает главарю Фэрусов самую настоящую бумагу и угольный карандаш, а тот в свою очередь передаёт всё это омеге. — Время блистать своей аристократией, Песчанка. Пиши, что мы в племени Чероки и сможем уйти только завтрашним утром, — Чон замечает ступор омеги и складывает руки. — Что? Я не умею писать, а рисовать всё, что произошло, слишком долго.
Точно, альфа вырос в пустынном городке среди кузнечного дела, когда ещё заниматься такими вещами, как чтение и письмо? Если он и обменивался информацией, то только по рисункам или отправлял кого-то из своих людей.
Но Чонгук сказал, что они смогут уйти, оба. Значит он всё же не оставит омегу на произвол судьбы. Если не венчание, быть может, какой-нибудь обряд посвящения?
Тэхён перехватывает карандаш удобнее, подмечая, что такая роскошь, как бумага и карандаш, наверняка, подарок от Мустанга. Ким вырисовывает буквы, хотя писать на весу получается неудобно и слегка неровно, но Чонгуку нравится его почерк. Он диктует ещё пару строк, но так и не называет причину их задержки здесь на ночь.
Затем главарь Фэрусов отдаёт письмо юноше из племени, и тот, вскочив на лошадь, отправляется до фермы. В лучшем случае послание прибудет в Большой город на резвом скакуне к завтрашнему раннему утру, а за это время может много чего произойти в пустынном городке. Они теряют слишком много времени.
— Какой будет праздник? — Тэхён встаёт перед альфой, не давая тому пройти дальше. — О чём ты договорился с вождём?
— Поверь мне, ты не хочешь этого знать раньше времени, — Чонгук уходит от ответа, подзывая к себе свою кобылу, которую индейцы освободили от седла и удила, и которая всё это время наслаждается обществом жеребца Кима. — Но можешь быть спокоен, замуж за индейца тебя не выдадут и примут как своего. Чероки сложные, но неплохие, да, красавица? — альфа проводит по шее своей лошади. — Вот ты и дома.
Гнедая кобыла ластится к хозяину, благодарно фыркает и встряхивает хвостом. Это – её дом? Лошадь главаря Фэрусов принадлежала племени индейцев? Вот, откуда у неё такая жажда свободы и живая душа. Они встретились именно здесь, на диких землях под палящим солнцем, и обрели друг друга.
— Пятнадцать лет назад, здесь было небольшое поселение этого племени, на которое я набрёл, свернув не в ту сторону во время песчаной бури, — Чонгук хлопает по спине лошади, отправляя её гулять, а сам зовёт омегу за собой. — У индейцев есть обычай, по которому встретившиеся люди должны подарить друг другу подарки – преподношение, в знак уважения и мира. Тогда я об этом не знал и не понимал, что хотят от меня эти люди. Помню, я сидел перед вождём и просто молчал, не предпринимая никаких попыток с ними поговорить. И тогда пришёл Мустанг.
Тэхён оборачивается, замечая, что они уходят куда-то в сторону от поселения, но решает не перебивать рассказ альфы, в котором содержатся все ответы на его вопросы.
— В моей голове ясно стоит образ мужчины, сильного, высокого, чьи волосы словно лучи солнца, а глаза наполнены жизнью и любовью. От него пахло свиньями, и он держал поросёнка в руках, показав, как работает правило подарков. Индейцы называли его Мустангом, в честь свободного духа Дикого Запада, горячо приветствовали и радушно принимали. Он был первым, кто наладил с этим племенем отношения, обменивая животных со своей фермы на лошадей или другие мелочи. И прошлый вождь протянул драгоценный камень, которого ещё не видел ни один из бледнолицых в своей жизни, — Чонгук, забираясь на камни, которые образовывают возвышенность, оборачивается и протягивает Тэхёну руку, помогая ему залезть. — За этот камень Мустанг мог бы скупить землю и построить на ней целый город, но отдал его мне с небольшой просьбой. И я сделал из этого камня кольцо для любимой женщины Мустанга.
Пятнадцать лет назад? Тэхён пытается сопоставить это с тем, что рассказывал старик, якобы, Дикарь, соблазнивший мать, после не возвращался к ней. Это было ложью? Мустанг их не бросал.
— Он не успел подарить его ей, — Чон не отпускает ладонь омеги, продолжая с ним медленно идти дальше. — С тех пор я не видел Мустанга на протяжении шести лет, а когда мы с ним встретились, опять же здесь, он был покалечен, а его нога сломана сразу в нескольких местах. Как ты заметил, это так и не срослось, но и кто это сделал, Мустанг не сказал. Хотя не сложно догадаться, за кем он пришёл, оправившись от горя после смерти любимой женщины.
Тэхён останавливается, пытаясь осознать, за что именно главарь Фэрусов полгода назад переломал старику все рёбра. Дело было не только в сломанной ноге кобылы, но и то, что он сделал с Мустангом. Чонгука оттащили, не дав ему закончить начатое, поэтому обошлось всего лишь переломами.
— А потом начали прокладывать железную дорогу, которая пять лет назад стала подходить к пустынному городу, уничтожая всё и всех на своём пути, — Чон хватает омегу за плечи и разворачивает в сторону закатного солнца, где располагается пустынный город. — Как думаешь, куда аристократы хотят провести пути?
Строительство железной дороги ведёт прямо к поселению индейцев, которые обосновались здесь уже так давно, что не могут просто покинуть это место. Чероки – не кочевники, им нет места на иных землях, которые заняты другими племенами. Но и ответить протестом они не могут, так как это будет расцениваться, как враждебное нападение, и тогда аристократы, не оправдываясь, могут законно истребить всех. Или же проявить аристократическое милосердие и половину взять в рабство.
Поэтому Мустанг собрал группу Фэрусов, назвав их Дикарями от того, что люди не видят истинной сущности, возглавляя их до тех пор, пока не начал слепнуть. Мустанг хотел помочь племени, не вмешивая их самих в это дело, и лично разобраться с Кимом, который отнял у него всё, что осталось после любимой женщины. Но у него просто не хватило времени.
И на смену ему пришёл Чонгук – тот, кто обязан жизнью Мустангу, тот, кому индейцы сделали дорогой подарок – гнедую кобылу. Чон, ненавидящий рабство, сам рождённый
рабом, просто не мог позволить предать свою мать, что сохранила ему жизнь, оставив на дороге, и позволить аристократам забрать это племя. Правильно сказала Моника, которая была рождена тоже на диких землях, что у людей нет свободы, это – роскошь, которую человек не может себе позволить.
— Мы тоже хотим оставить себе немного свободы, которую отбирают у нас дикари…
— И знаешь, кто знает об этом поселении, но позволяет продолжаться строительству? Кто не принимает наше условие просто сдвинуть путь, потратить больше жалких долларов, но оставить индейцам их земли? — Чонгук отпускает Тэхёна, у которого по щекам скатываются крупные слёзы. — Ну так, кто здесь действительно дикарь?
Всю жизнь Тэхён жил, будучи ослеплённым, среди настоящих
дикарей. И стоило заходить так далеко, чтобы увидеть это собственными глазами? И почему старик, зная обо всём, что происходит, ничего не предпринимает?
И сейчас Тэхёну остаётся только выбрать сторону: каким из дикарей он хочет быть.
✩✩✩
Мистер Вонг смотрит на карманные часы, стрелка которых бежит с каждой секундой, приближаясь к очередной цифре после назначенного времени. В городе сегодня особенно жарко, аристократы предпочли не выходить из домов, однако Вонгу крайне важна встреча этим вечером. В его чашке остаётся меньше половины терпкого напитка, плитка шоколадки почти закончилась, своим вкусом напоминая обладателя такого же сладкого запаха.
Наконец, человек, который не отличается пунктуальностью, появляется в своём обычном простом виде, садясь напротив и некультурно закидывая ноги грязных от дороги сапог на соседний стул. Содержателя небольшого кафетерия чужеземец просит налить ему стопку виски, вызывая привычную снисходительную реакцию у Вонга, который уже начинает привыкать к этому.
— Какие новости с Дикого Запада? — интересуется альфа с козлиной бородкой, натягивая вежливую аристократичную улыбку и отставляя мизинец в сторону, как полагается в высшем обществе.
— Печальные для нас, но весьма удачные для вас, — отвечает наездник, усмехаясь. — Как только станут известны окончательные детали плана, я обязательно посвящу ваше благородство в это, и с Фэрусами можно кончать.
— Про условие моё помнишь?
Чужеземец берёт принесённое виски и выпивает залпом, громко возвращая стеклянную стопку обратно на стол.
— Помню, — наездник поднимается, забирая свою шляпу. — Златовласого выскочку тебе.
— С вами приятно иметь дело, дикарь.
— К чёрту.
Вонг улыбается, удостоверяясь, что всё идёт так, как он запланировал, и скоро с кучкой Фэрусов, с их первым и вторым главарями будет покончено.
✩✩✩
Вернувшись обратно к племени, Тэхён расходится с Чонгуком, а точнее, их разделяют. Представители прекрасного пола перехватывают Кима и уводят его в один из вигвамов, принимаясь приводить его в приличный вид. Омега не понимает ни слова, и переводчик, вроде Чона, сейчас бы очень не помешал. Его тело начинают обмазывать благоухающими маслами, что пахнут просто невероятно, но не перебивая его собственный запах. После умывания и переодевания в индейскую одежду, что оказывается очень мягкой на ощупь, в золотые волосы Тэхёна вплетают красные бусы и украшения. Девушки и юноши вьются вокруг омеги, а потом и вовсе начинают красить его. И завершающим штрихом служат две ярко-рыжие полосы на щеке, знак племени.
Тэхён так наряжен, словно его хотят принести в жертву, как божество, которое необходимо высвободить из тела бренного человека. Благо Чонгук заверил, что Чероки готовы принять его, как своего, да и сам он уже давно ведёт с ними дружеские отношения, вряд ли они станут обманывать альфу. Однако и суть обряда никто не объяснил.
♫ Mari Boine, Liu Sola — Maze
Когда солнце окончательно скрывается за горизонтом, раздаются громкие, ритмичные удары в барабаны. Тэхёна берут за ладони и выводят на улицу. Вокруг шумно, племя веселится и стекается в единое место перед большим костром. Лица детей спрятаны за масками, они бегают, изображают божеств, рассказывая всем, что они дали людям на землю, а на лицах взрослых много разных причудливых нарисованных линий, и их одежда отличается от той, что была днём. Удары в барабаны меняются на нечастые, и шаманка запевает свою песнь.
Тэхёна останавливают перед танцующей толпой, которая быстро передвигается в разные стороны, танцуя обрядовый танец. Звучат флейты, музыка плавно перетекает в своём звучании, забирается в голову и отдаёт такими же ударами в трепещущее сердце. Огонь мерцает, искры вырываются в небесную синь, оставаясь висеть там россыпью звёзд.
Перед омегой останавливается девочка, протягивая ему чашу с ароматной жидкостью, и быстро исчезает в толпе. Тэхён слышит каждый удар барабана, звук тронутой струны и сильный голос, слагающий легенду о златовласом боге, что снизошёл на их землю и заберёт их беды.
Тэхён делает шаг в толпу, начинает растворяться в ней, не успевая сфокусировать взгляд. Свет мерцает, музыка никак не прекращается, а дорога не заканчивается. И в один момент толпа разделяется надвое, оставляя перед костром лишь двоих. Тэхён смотрит на Чонгука перед собой, который стоит с такой же чашей в руке и одет в длинные одеяния, а в его волосах торчит единственное перо, и на щеке две полосы, закрывающие его шрам.
— Что они делают? — омега чувствует исходящий от Чона манящий запах, отчего вбирает его в свои лёгкие и прикрывает глаза.
Альфа делает шаг к Тэхёну, поднимает руку с чашей, дожидаясь, когда омега повторит за ним, и переплетает их руки, приближаясь ещё ближе, и прежде, чем выпить, сверкает чёрными глазами, в которых отражается дикий огонь и произносит необратимые слова:
— Нас венчают.
