Allure

Джеймс всегда плохо различает оттенки. Он никак не может вникнуть, чем отличается антрацитовый от графитового или сиреневый от фиалкового. Для него они являются лишь цветами, серым и фиолетовым, никаких сложностей. Джеймс, в целом, не любит усложнять, к чему это нужно, если жизнь и без того сложная штука. То же самое и с чувствами. Ему непонятна тяга людей к обязательствам, к обременению себя другим человеком, к возведению его на пьедестал. Ведь есть ты сам. Тот, кто должен быть на первом месте – это ты, а не другой человек. Он тысячи и тысячи раз до этого наблюдал, как его друзья в погоне за «счастьем» менялись под другого человека, ломали себя. Теряли себя. И в итоге оставались ни с чем. Джеймсу такое не нужно. Хорошего секса и верных друзей ему вполне хватает для комфортной и счастливой жизни. Джеймс фыркает, выныривая из размышлений, когда грубый голос Порша, читающего рэп, разносится по студии. Он любит голос Порша, он трогает что-то внутри Джеймса, будоражит, заставляет нервно сжимать бедра в предвкушении. Терд закатывает глаза, когда замечает голодный взгляд Джеймса, направленный за стекло звукозаписывающей студии, и, когда запись заканчивается, подгоняет всех уйти. Джеймс машет им на прощание, невинно улыбаясь, и вновь возвращает все внимание Поршу. Если бы его попросили назвать цвет Порша, он был сказал – чёрный. Зыбкий, словно нефть, словно темная вода на болотах, потому что голос Порша тянет его вниз, лишает воли. И Джеймс не видит ни одной причины, чтобы сопротивляться своему желанию. Порш не видит тоже, в этом их взгляды совпадают. – Круто получилось? – спрашивает Порш, когда Джеймс толкает его на диванчик в углу и садится сверху. – Пиздец, как круто, – выдыхает Джеймс и целует его жестко и глубоко. Незачем тратить время на разговоры, их ртам есть, чем заняться. Когда Порш роняет его на бок и приспускает свободные шорты, Джеймс мычит, закусывая свои пальцы. Еще одна причина не отказываться от секса с Поршем – его ловкий во всех смыслах язык. Джеймс каждый раз сходит с ума, когда Порш вылизывает его, толкается языком внутрь, постепенно добавляя пальцы. Это так круто, что первый раз Джеймс кончает только от его пальцев и языка. – Блять, Порш, – выстанывает Джеймс, марая спермой свою толстовку и выгибаясь на диванчике. Порш в ответ хрипло смеется, вытирая рот тыльной стороной своей ладони. Он дает Джеймсу еще пару секунд, чтобы прийти в себя, а потом шлепает его по голому бедру. –Поворачивайся, пи, я еще не кончил, – приказывает Порш, и Джеймс с охотой переворачивается на живот и поднимается на колени. Справедливости ради, членом Порш работает так же хорошо, как и языком. Джеймс не любит спать с Кэпом часто. Он слишком нежный, слишком эмпатичный, с ним все слишком похоже на отношения. Он не выгоняет Джеймса из кровати сразу после, он готов обнимать его, гладить по спине мягко и осторожно, послушать про его сложный день, если это необходимо. Чтобы спать с Кэпом, нужно особое настроение: белое, снежное, хрупкое. И сегодня у Джеймса как раз такое. Кэп сразу понимает, что что-то не так, когда открывает дверь своей квартиры. – Что случилось, пи? – он мягко принимает Джеймса в объятия, устраивает теплые ладони на пояснице, согревая сквозь тонкую ткань рубашки. – Устал, – тихо отвечает Джеймс. Кэп удобный, он идеального роста, чтобы спрятать лицо у него на груди и забыть про неприятности. – Хочешь, я накормлю тебя, и ты мне все расскажешь? – Кэп хочет как лучше, он хороший друг. Но Джеймсу нужно другое. Он осторожно прижимается к Кэпу сильнее, обвивает его талию руками и спустя секунду чувствует, как ладони Кэпа смещаются ниже, сжимают его ягодицы. – Обойдемся и без разговоров. Джеймс тихо смеётся в шею Кэпа, оставляя лёгкие поцелуи, пока тот пятится вглубь квартиры, не отпуская его из рук. Они валятся на диван немного неуклюже, но Джеймсу это нравится, поднимает ему настроение. – Я могу трахнуть тебя сегодня? – спрашивает он, пока выцеловывает шею Кэпа. Кэп усмехается и откидывает голову, открывая доступ к своей шее ещё больше. Может быть, он чувствует, что Джеймсу это сегодня нужно или хочет сам, Джеймсу плевать. Если Кэп готов дать ему то, что он хочет, Джейму просто возьмет. Секс с Пэрисом всегда как последний: сумасшедший и дикий, необычный, странный. Какое слово не подбери, оно будет подходить. С Пэрисом можно экспериментировать и не бояться быть осмеянным. Джеймс ценит это. И сейчас ему хочется гореть в ярком огне Пэриса. – Хэй, – в трубке звучит веселый голос Пэриса, и Джеймс невольно улыбается. На заднем плане слышится тихая музыка и несколько голосов. – Занят? – уточняет Джеймс, перед тем как озвучить свое желание на сегодня. – У меня Джей и Танин. Они не останутся, – понятливо хмыкает Пэрис. – Приезжай. И у Джеймса нет причин, чтобы отказаться от встречи с лучшими друзьями перед хорошим сексом. Разве что… После чертового лакорна Джеймса волнует присутствие Джейлера. И совершенно не в том плане, в котором ему этого хотелось бы. Было смешно придуриваться и приставать к Джейлеру шутки ради, но в реальной жизни у него есть Танин, есть давно и надолго, пока смерть не разлучит их и прочая чушь, в которую Джеймс не верит. Но у Джея и Танин это работает. И сейчас, когда лакорн и промоушен давно позади, у Джеймса осталось чувство незавершенности. В той единственной сцене поцелуя, если это можно так назвать, губы Джейлера были мягкими, осторожными, нежными. И Джеймсу стало интересно. Ему стало необходимо узнать, такой ли Джей всегда или это была просто игра. – Джеймс? – напоминает о себе Пэрис, вырывая его из задумчивости. – Ты здесь? – Да, да, – быстро отвечает Джеймс, – я приеду. В итоге Джей и Танин остаются. Уже поздняя ночь, они все пьяны, сегодня пятничный вечер, и у них нет причин, чтобы не продолжить веселиться. Алкоголь притупляет навязчивые мысли Джеймса, он сворачивается на диване у Пэриса под боком, впитывает его тепло. По диагонали от него сидят Джей и Танин, почти отзеркаливая их позу: Танин опирается на плечо Джейлера, тот обнимает ее за талию одной рукой оберегающим собственническим жестом. Джеймс пьет дальше. В какой-то момент он обнаруживает себя в ванной, когда плещет себе в лицо прохладной водой, пытаясь прийти в себя. Из зеркала на него смотрит собственное уставшее и немного грустное лицо. Он не хочет признавать в своем интересе к Джейлеру чувства, но пока он пьян, он может быть честным с собой. Потому что, это, блядь, они самые. – Блять, – тихо выругивается он, вытирая лицо, и открывает дверь, почти влетая в Джейлера. – Ох, – Джейлер подхватывает его, когда Джеймс оступается и влетает лицом ему в грудь. – Ты в порядке? Джеймс не отвечает. Он позволяет себе обнять Джейлера за талию, прижаться к нему на несколько долгих мгновений. Получается так же удобно, как с Кэпом, только по какой-то причине ощущается почти обжигающе горячо. Джейлер, словно чувствуя неладное, обнимает его крепче, прижимает к себе осторожным мягким жестом. Джеймс ненавидит то, как ему это нравится. Ненавидит блядский лакорн, Джейлера и совсем немного Танин, хоть она ни в чем и не виновата. – Я в порядке, – наконец отвечает Джеймс. Ему не хочется отстраняться, но то, как трепыхается его сердце в груди, подгоняет его уйти. Ему нужно вернуться к Пэрису, дождаться, пока Джей и Танин уснут, и потрахаться от души, забыть все эту романтическую чушь. Но Джейлер не дает ему уйти. – Подожди, я помогу, – предлагает он мягко и все еще держит Джеймса за талию, его руки дарят чувство защищенности. Джеймсу хочется его ударить. Но вместо этого он цепляется за затылок Джейлера и наклоняет его голову к себе, чтобы поцеловать. Джейлер не сопротивляется, он позволяет Джеймсу целовать себя, мягко двигает губами на встречу, словно пытаясь успокоить. Его губы все такие же мягкие, нежные и осторожные. Джеймс чувствует, как его мутит от этого. - Я в порядке, - повторяет он, когда отрывается от Джейлера, для верности отходя на шаг. Он обходит Джейлера, протискивается мимо и старая не задеть его. Джейлер ничего не говорит. Когда дверь ванной закрывается, Джеймсу хочется заорать. Но вместо этого он глубоко вздыхает, поправляет волосы, возвращает улыбку на свое лицо и возвращается в комнату. Хорошего секса и верных друзей ему вполне хватает, ему не нужны чувства. Ведь так?