Счастье в серых тонах (Gray Colored Happiness)

Глава 31. Я не слаб. Нет. Но и не силен. Знаю, хоть никому и никогда не признаюсь вслух. И знаю, что сейчас лежу рядом с Сакурой: в безопасности и уюте, но совершенно бессмысленно. Если бы я был достаточно силен, то Наруто бы лежал со мной: не безопасно, не удобно и страшно. Хорошо осознаю это. Но я не силен. И поэтому здесь, с этой розововолосой девушкой, чьи мечты рухнули и исчезли вместе с человеком, которого она любила. Которого никогда не существовало. Но все-таки, она здесь, со мной. Потому что она тоже не сильная. Проснувшись, понимаю, что лежу на самом краю кровати. Сакура, свернувшись калачиком, прижалась к стене. Словно мы желали отдалиться друг от друга настолько далеко, насколько это возможно. Со стоном сажусь, скрываю наготу краем смятого одеяла. Отвратительно и мерзко. Мне слишком плохо, чтобы читать нотации. Чувствую себя опустошённым, как и тогда, когда имя предателя прицепилось ко мне. Странная сила давит сверху, словно на самом деле я пьян. Если бы можно было стереть последние двадцать четыре часа… но нет. Выходя из комнаты – не оглядываюсь, не вернусь обратно. Прохожу мимо зеркала, не заглядывая в него. Мне знакомо отражение. Болезненный, бледный, изуродованный, как можно хотеть меня? Сломанная вещь. Конечно, Сакура думала об этом, вздрагивая каждый раз, когда касалась одного из сотни шрамов. И все же… Пальцы Наруто касались их без страха, ему не было дела до внешних изъянов. А те, что были внутри, оставались проблемой. Встаю под горячие струи воды, надеясь, что они сожгут кожу вместе с воспоминаниями. Опускаюсь на колени, прижимаюсь лбом к гладкой холодной плитке. Кипяток льет по шее и вниз по позвоночнику. Скребу пальцами по коже, надеясь избавиться от аромата Сакуры и своего предательства - как змеи скидывают кожу. Как же дерьмово. Нужно экономить воду. Выключаю ее. В висках пульсирует, словно от зарождающейся головной боли. Кажется, черепная коробка вот-вот лопнет от переизбытка мыслей. Мурашки покрывают кожу. Одеваюсь и выхожу из ванной. Мебель стоит не там, где должна. Ни единой моей фотографии, или книги, или любой другой мелочи. Ничего моего. Стены не того цвета, и даже окна слишком высокие. Это место никогда не сможет стать домом. Но если Наруто вернется, то оно станет местом, где я живу. Совет хочет, чтобы у меня была семья? Они хотят еще раз взять под контроль род Учиха? Прекрасно. История показала, что кровь Учиха нельзя приручить. Они никогда не получат того, что хотят. Они знают, как я ненавижу все это, особенно Змей. По их мнению, фиктивная семья и отсроченная месть куда лучше, чем мой выбор. Ожидаю, что Орочимару ворвется в сознание и начнет восклицать, но внутри – тишина. И боль: постоянная, пульсирующая боль. Если Наруто вернется, то я выберу свой путь. Мне придется попытаться. Это мой выбор. Надо лишь обмануть собственную природу, но в этом я эксперт. В конце концов, у меня вышло с Сакурой, пока в голове мелькали картины светловолосого парня с голубыми глазами и золотистым цветом кожи… и его голос… он называл меня по имени… Что ж, вернемся к реальности. Он ушел. А я – сошел с ума. Дерьмо. Со стоном прячу лицо в ладони. Солнце слабо светит в окна, согревая кончики пальцев. /Да-да, совсем скоро./ Морщу лоб; паразита почти не слышно – настолько глухо звучит его голос. «Что?» Но Орочимару не отвечает. Бросаю затею, стараясь избавиться от головной боли. Упираюсь ладонями в обеденный стол. Мне надо одеться: возвращаюсь в комнату, чтобы взять вещи. Сакура так и лежит, словно животное, свернувшееся на краю кровати. /Может быть уже. Хм…/ Застегивая штаны на выходе из комнаты, отвлекаюсь на голос паразита. Он явно разговаривает сам с собой, и вряд ли подозревает, что его слышат. /Хм-хм. Скорее всего, да. В конце концов, оно того стоило./ «Чего?» /О даа-а…/ Звучит жутко и странно. /Скоро я снова обрету свободу. Великолепная награда за терпение./ Его голос усыпляет, а головная боль вызывает головокружение. Неуклюже натыкаюсь на дверь, уходя от Сакуры. Девушка шевелится от шума. Колени подгибаются, но успеваю схватиться за косяк. Головная боль растет с каждой минутой. /Терпение, глупый мальчишка. Тебе не понять добродетели./ Паразит ведет себя странно. - Саске? – сонно зовет Сакура с кровати. Не могу выдавить и слова, хотя и говорить нечего. Взяв себя в руки, выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь. /Чарующий вкус невинности и доверия./ /Как простодушно./ Рука соскальзывает с дверной ручки и упирается в палас на полу. Краем уха слышу движение в коридоре. Какаши вернулся. /Как же легко. Словно свежая податливая глина./ Шум расползается по квартире. Звуки отдаются болью, растекающейся по венам. Надо уйти. Слишком шумно. Опираясь на руки, не в силах встать на ноги, пытаюсь уползти: от них, от всего, от звуков. /Все просто великолепно./ Вслепую пытаюсь найти путь на кухню, жмурясь от болезненно-яркого света. /Всё встало на свои места./ Руки упираются в дверцу кухонной тумбы. Унизительно, но пытаюсь встать на ноги, опираясь на нее. Еще одно усилие воли, и натыкаюсь на раковину, нащупываю стакан и наполняю его водой. И уже не важно, что он был грязным. /Шансы. Так много шансов. Надо столько всего успеть, пока не стало поздно./ Головной мозг давит на череп. Горячая, сферическая боль, словно умирающая звезда внутри меня. Знаю, это вина Орочимару. Он взволнован и рвется наружу. Подношу стакан к губам, но чувствую привкус пепла. /Быть может достаточно. Может быть…/ Что-то внутри лопается, и пульсирующая гнетущая боль падает вниз, теряя физическую оболочку. Странное ощущение. Не похоже на тоску или печаль: чувства обострились и напряглись. /Снова. Снова. Снова./ Боль, удар, другой - с новой силой. Открываю рот, но не произношу и звука. Все сжимается до одной крохотной точки глубоко внутри и растет. Стискиваю зубы и сжимаю пальцы руки, пока серебристые осколки не начинают стучать по металлу раковины. Боль в ладони выступает противовесом, благодаря которому пытаюсь сосредоточиться. Мое сознание в мире, где существует лишь боль и страдание. Издалека едва различаю голоса. - Сакура! - Какаши-сенсей это не… это не то, что вы думаете!.. Чувства обострены до предела, и барабанные перепонки рвутся от криков. - О, это именно то, о чем думаю. Конечно же, вы просто поговорили, ведь я оставил вас для этого… ты это хочешь сказать? - Это не то, что вы думаете! - Не могу поверить, что ты сделала это, Сакура. Мне казалось что ты взрослая, но похоже, что нет. Где я ошибся?.. - Саске! Сакура бежит ко мне. Мягкие шаги по полу – чувствую их. А еще аромат лаванды и секса. На ней моя футболка: слишком короткая, чтобы скрывать наготу, но девушка тянет подол вниз. Смолянистая боль разрастается, растекается, словно жидкость, расползаясь по рукам и ногам. Сакура сжимает запястье, и кончики ее пальцев превращаются в стальные шипы. Хочу, чтобы она нашла лекарство от всего этого. И все же открываю глаза и с трудом отталкиваю от себя девушку. - Отойди от меня! Она ударяется поясницей о край стола с такой силой, что замечаю гримасу боли на лице. Секундой позже она падает на пол. Но в ее взгляде все то же беспокойство. - Саске! – мужской голос груб и недоволен. Бросаю взгляд на Какаши, но без толку. Перед глазами все мелькает: шаринган, изгибы рыбьего глаза, ясное четкое зрение. Быстрей и быстрей, замыкаясь в бесконечное мельтешение. - Ох, - выдыхает Какаши и касается со смесью понимания, путаницы и некоторого ужаса. Но уже через секунду меня выворачивает прямо на пол. Боль не проходит и, кажется, становится сильней. Хочется попросить Сакуру остановить наводнение, но гордость не дает обратиться за помощью. Кроме того, стоит коснуться ее и она уйдет. Я виноват перед ней. Запоздало понимаю, что девушка сжимает руку, но я вообще не чувствую это. /Давай сейчас, давай сейчас. Не упрямься. Время идет. Ты сам знаешь. Иди с ней./ Вздохи застревали в горле: внутри все жгло, как при пожаре. Такое чувство, что болезнь настигла меня. /Верно, мой мальчик. Сладкий, милый, наивный питомец. Ты знаешь, как все исправить./ Голос внутри звучит властно-успокаивающе, еще немного и ловушка захлопнется. И все же, не думаю, что он знает о том, что слышу его. - Сас… - взволнованный голос Сакуры почти не слышно. Она мягко обходит и опускается на пол рядом со мной, а потом касается руки. Чувствую себя слабым, бесполезным ребенком, который никто без родителей, способных спасти его. Ненавижу этого ребенка, но всегда был им. И сейчас у меня нет родителей. Через силу заставляю себя ударить по рукам Сакуры. - Саске, - Какаши снова упрекает. По инерции рука падает на пол с характерным шлепком. Застигнутый врасплох Какаши так и остается смотреть на мою беспомощность. Пытаюсь уползти прочь, размазывая коленом остатки вчерашней еды, поскальзываясь на ней, поднимаюсь, а затем – бросаюсь к окну. - Сакура! – взывает Какаши. Воздух дрожит – они стоят позади. Все, что могу, так это стать боком и, не открывая защелки, разбить стекло. Вываливаюсь на улицу рядом с градом мелких осколков, кажущихся горящими огоньками вокруг. Нет времени размышлять. С трудом поднимаюсь на ноги и бегу прочь, прыгая с ветки на ветку, цепляясь чакрой, ведомый интуицией. Опускаю веки. АНБУ следуют за мной, но путь слишком извилист и бессистемен, чтобы догнать. Скольжу на каждой второй ветке, но хватаюсь руками, лишь бы не упасть. Чужое кудахтанье в голове сбивает с толку. /Глупый мальчишка. Нет пути назад. Вы обречены./ Есть только одно место, куда могу пойти, и АНБУ не должны достать меня раньше. Чем дальше от меня Сакура, тем ясней становится разум. /Скоро я буду свободен от этой тюрьмы! У меня будет все, что хотел!../ Растягиваюсь на земле перед пожилой женщиной, возникшей столь внезапно, словно вспышка света в ночи. /Свобода, власть - и все это раньше, чем ожидал… Бессмертие, из поколения в поколение…/ Несмотря на боль и дезориентацию, кидаюсь в сторону. Нога соскальзывает, не могу удержать равновесие и снова падаю на землю с глухим звуком. Чувствую дыхание в спину. Распахиваю глаза и неожиданно понимаю, что картинка перед глазами не мельтешит. Успокаиваю дыхание и концентрирую остатки чакры на зрачках. Активирую шаринган, свой собственный шаринган, не идеальный, но достаточный для того, чтобы использовать. Чувствую: АНБУ почти нагнали меня. Поднимаю себя на ноги и бегу прочь. /Скоро он будет принадлежать мне./ Снова крутит низкая глухая боль. «Заткнись». /Ты должен мне./ Какофония звуков и чувств усилилась, впиваясь в сознание. «Заткнись». /Ты должен мне!../ Мне надо избавиться от него! Из последних сил отталкиваю охранников и толпы случайных людей, а потом упираюсь в дверь. /Все. Будет. Моим./ - Заткнись! Не утруждаю себя стуком. Просто протискиваюсь через других и распахиваю дверь. - Тебе нельзя туда! – кричат какие-то женщины и бессмысленно машут руками. /Скоро-скоро-скоро. Ку-ку-ку-ку./ - Что это? – Цунаде раздраженно вскакивает из-за стола, отчего бумаги летят в разные стороны. – Где охрана? Изумо! Котецу! Два мешка с чакрой тут же возникают за спиной. - Да, Хокаге-сама, - оба голоса звучат в унисон. /Сила, шаринган, бессмертие. Бесконечное множество сосудов на веки!/ - Что? Что?! О чем ты говоришь? Хватит! - Уберите его! - Да, Хокаге-сама, - и голоса приближаются ко мне. Из последних сил удерживаю шаринган, но краски меняются на синий, красный, желтый и черный, а потом рассыпаются на целую радугу. - Нет, - задыхаюсь, - вы должны остановить его… /Ах, да-да-да. Скоро ты будешь моим./ «Прекрати! Заткнись!» - Стойте! Хватит, - неожиданно рядом появляется Шизуне и подходит ближе. Взмахи руками заставляют двух мужчин отойти. – Учиха-кун? Ее голос мягок и осторожен, словно она не уверена, что я отвечу. Взгляд скользит по Цунаде, словно спрашивая разрешения на разговор с Шизуне. /В любой момент. В любую секунду./ «Нет! Что? О чем ты говоришь? Прочь из моей головы, ублюдок!» - Вы должны остановить его, - все, что могу выдавить вслух. Боль пронзает тело: руки начинают дрожать. На лбу выступает холодный пот и скатывается по лицу. /Они все будут моими! Совсем скоро у меня будет такой выбор, что один за другим падут передо мной./ Нет. Только не это. Он просто не может. - Вы должны остановить его! – закрываю глаза и вцепляюсь пальцами в волосы, натягиваю кожу головы. Цунаде коротким резким взмахом руки заставляет джонинов отойти. - Учиха! – кричит она. - Но, Цунаде-сама! – умоляет Шизуне. /Из поколения в поколение - вечность./ Боль сосредотачивается в одной единственной точке – Сакуре, которая находится далеко отсюда. Шизуне колеблется, а потом вытягивается рядом с Цунаде. /А потом, а затем…/ Он пытается контролировать меня. - Хватит, - громко и по слогам. Перед глазами все синее и зеленое, в животе снова крутит. Однажды у меня уже получилось. /Твои дети будут моими./ - Слушай меня! – кричит Цунаде, но ее голос не перебивает паразита. «Нет! Ты – больной ублюдок». /Скоро все будут под моим контролем./ - Цунаде-сама, посмотрите, - говорит Шизуне. «Я не под твоим контролем». Меня хватают за руку, но вырываюсь. - Котецу, Изумо, уходите. /Дети и дети детей…/ «Хватит». Голова раскалывается. Вцепляюсь ногтями в кожу головы. Открываю глаза и смотрю на Цунаде. - Останови. - Что остановить? – женщина отходит к столу, и Шизуне идет следом. - Его, - с хрипотой выдыхаю. /И дети детей его детей. Завод идеальных шаринганов навсегда. Скопировать каждую технику. Узнать обо всех секретных дзюцу в мире./ - Здесь, - говорит Шизуне. «Заткнись». - Остановите это! - Ты должен сказать мне, что «это», - в голосе Цунаде чувствуется фальшивое спокойствие. - Остановите его. /Их будет так много. Таких доступных. И каждый с радостью предоставит свое тело./ - Заткнись. - Хокаге-сама, он… - Я знаю. Под веками мелькают тени, кругом звуки и голоса. Затыкаю уши, но это не помогает. /Скоро ты будешь не нужен. У меня будет твое потомство./ Перестань. /Младенцы так беспомощны./ «Заткни свой рот». /Завладеть их разумом, пока они так доверчивы, а потом уничтожить его. Пусть их не заботит уход из жизни./ «Заткнись». /Они никогда не узнают об этом. Так легко./ - Саске, успокойся, - призывает Цунаде. /Какая ирония./ - Нет. /Они дадут все, что нужно./ - Заткни. Свой. Рот. - Хокаге-сама. - Я знаю. /Все так просто. И как только они перестанут быть полезными, то этими руками сломаю ненужную шейку./ Желтые и красные спирали крутятся в темноте век. /Переписать историю Конохи…/ Несколько рук обхватывает со спины, вокруг талии. Ударяю, лишь бы освободиться. - Держите его. - Вырубите его! – взволнованно кричит Шизуне. - Не лучшая идея. Сначала надо убедиться, что… /Переломаю шею Лису, как ветку. Да, пожалуй, это сделаю в первую очередь./ - Заткнись! – кричу и чувствую, как оно разносится эхом в голове. – Заткнись, заткнись, заткнись! Дверь распахивается, ударяется о стену и качается на петлях. Боль пульсирует, врезаются в кожу шипы, а плоть разрывает на куски. /Все дети Конохи будут моими./ Горло саднит от дыхания - не могу говорить. Тут и Какаши с Сакурой. Два человека, а столько шума от них: крики, споры. Почему бы им всем не заткнуться! Падаю на пол: больше не могу сосредоточиться на точке внутри себя. Смутно осознаю, что держат меня человек пять, лишь бы не вырвался, не убежал. - Хокаге-сама, он… - Какаши, ты не говорил мне, что все настолько серьезно! - Этого не было! - Что происходит? - Саске, успокойся! - То есть, я не знал. Это лишь… - Эта мощь… /Ку-ку-ку-ку./ - Котецу! - Что происходит? - Хокаге-сама, взгляните! /Ку-ку-ку-ку./ - Почему проклятая печать активируется? - Просто держи его, Котецу! Вопросы позже! Котецу, дай руку! Голова дергается, сухожилия напрягаются до предела. По шее растекается что-то похожее на раскаленное масло. Красный, желтый, синий, зеленый… все смешивается, образуя угольно-черный. Мягкая всеобъемлющая темнота забирает меня в свои объятья.